Королева меняет цвет

– Нет, конечно. Я не протяну там долго и хочу вернуться, Тим. Очень хочу, но пока не знаю как.

Жду, что он скажет что-нибудь, но Тимур молчит. Точно так же, как вчера мочал Князев. Они ведь лютые враги, противоположности, а иногда похожие до смешного. Жду, что Шестаков предложит какое-нибудь решение или помощь, но он не предлагает. Произносит вместо этого:

– На то, чтобы вернуться, у тебя месяц, Ниса.

– А потом? – я удивлённо поднимаю брови, потому что его ответ – совсем не то, что мне бы хотелось услышать.

Он отступает от стены и делает шаг ближе. Наклоняется. Говорит непривычно тихо и резко:

– Потом я стану считать тебя одной из них и лучше уже не возвращайся. Твой уход и без того сильно подорвал мой авторитет.

Его слова такие холодные и злые, что я застываю, словно внезапно покрылась корочкой льда. Но Шестаков не ждёт реакции на своё заявление. В этот раз он не собирается меня провожать и интересоваться тем, какие проблемы этот перевод повлёк для меня само́й. Тим просто уходит, оставив меня на крыльце одну.

– Номер мой разблокируй! – выкрикиваю вслед, но не знаю, услышал он или нет. А потом повторяю задумчивым шёпотом: – Месяц. Потом лучше уже не возвращайся. Блин-малин. Друг называется.

Домой плетусь в одиночестве, на всю громкость врубив в наушниках песни Эванесенс. Ещё никогда я так не врала тренеру, как сегодня, сказав, что «всё норм». Всё не норм. Совсем не норм.

Опавшие листья хрустят под ногами и разлетаются в разные стороны. Темнеет. В окнах зажигаются первые разноцветные огоньки. Я живу здесь с детства, и сотни раз брела по этому тротуару, но, именно сейчас осознаю, насколько спокойной, привычной и размеренной была моя жизнь до вчерашнего дня. Теперь же, от ощущения неопределённости, нестабильности и неправильности происходящего, внутри всё дрожит и трепещет, словно я сама – осенний лист, который ветер бросает то в одну сторону, то в другую.

К счастью, мама снова задерживаемся на работе, поэтому дома я наскоро делаю бутерброды и устраиваюсь за компьютером, возглавив рейд по подземельям Нордскола5. Так, под звуки эпических битв и крики других игроков в наушниках, мне гораздо проще привести мысли в порядок.

Посчитав себя изгоем, я оказалась права. А поверив Князеву – нет. Даже если я захочу стать одной из ашек, мне это не по силам. Как ни странно, Тима я как раз могу понять: мой перевод поставил под сомнение его власть. Тем не менее он вернёт её так же просто: объявив меня врагом. Он ведь уже практически оборвал со мной общение и ничего не теряет, кроме нашей дружбы.

Увлёкшись, замечаю, что Арт втихаря утащил с бутерброда кусок буженины и сыра лишь тогда, когда осознаю, что хлеб съела без ничего. Кот уже сгрыз половину добычи и с довольным урчанием уплетает остатки.

– Дуралей мохнатый. – Ловлю его за шкирку и тяну к себе, несмотря на протест.

Запускаю пальцы в пушистую белую шерсть, касаюсь своим носом розового, пахнущего недоеденной бужениной, носа-треугольника. От этого становится легче, хоть и ненамного.

В ушах шумит от чужой ругани – кажется, мы продули рейд, но я устало снимаю наушники и бросаю на стол. В понедельник школьный дурдом начнётся по новой, а мама, несмотря ни на что, остаётся непреклонной.

– Мя-я-яу, – выражает своё авторитетное мнение Арт, но его совет, в чём бы он ни заключался, никак не помогает.

Негромко ворчу в ответ:

– Тебе хорошо – не нужно в понедельник идти к ботаникам. – Заглядываю в жёлто-зелёные глаза с вертикальными зрачками. – А мне снова придётся терпеть неудобства. И ради чего? Чтобы маму не вызвали к директору? Или чтобы угодить Лису? А как тогда, угождая всем подряд, я вернусь к своим?

– Мяу, – коротко заявляет кот, словно знает ответ.

Киваю, соглашаясь с ним:

– И правда, глупо как-то. Если молча терпеть – ничего не изменится. Так я точно никуда не вернусь. Придётся чем-то жертвовать. Вопрос только: маминым спокойствием, обещанием Лису или возвращением в класс, в котором я учусь с начальной школы?

Арт не любитель долгих бесед и, устав терпеть, начинает выворачиваться из рук, делая вид, что он с этой минуты не кот, а пушистая жидкость, удержать которую становится проблематично.

– У меня есть цель, – сообщаю я Арту, пока он пытается укусить меня за палец ради собственного освобождения. – А для достижения цели, как говорил Макиавелли, все средства хороши. Ведь если маму вызовут к директору, она сразу станет более сговорчивой, а когда меня переведут обратно в «В» класс, то и на Князева мне сразу станет плевать. Арт, ты гений!

После этого я целую недоумевающего кота в покрытый шерстью лоб и выпускаю из рук, а в награду, и чтобы не обижался, выдаю ещё один кусочек буженины.

Задумчиво рисую на обрывке тетрадного листка фигурку шахматной королевы и заштриховываю маркером. Вэшки – это чёрные. Чёрные всегда выигрывают. Удивляют соперника стратегией и тактикой. Превращают защиту в атаку. Всегда добиваются своего.

В эту ночь даже уснуть не могу, продумывая, каким способом наиболее эффектно добиться желаемого. Но у меня выходные впереди, и я точно успею придумать такой план, от которого мама сама будет уговаривать меня вернуться к вэшкам.

5.Война

30 сентября, понедельник

Devil – Fight The Fade

Говорят, начинать что-то в понедельник – плохая примета, но я не боюсь примет, поэтому в понедельник начинаю войну. Я в этом профи. Сражение должно быть коротким, ярким и эффектным. Блицкриг, не дающий противнику шансов отыграться. Королевам не пристало участвовать в битвах пешек, но мой статус сейчас слишком противоречив.

Тем не менее, выглядеть нужно так, как будто я всё ещё ферзь на поле d86. Не припомню, когда собиралась в школу с такой тщательностью: на мне лучшая из коллекции чёрных кожаных юбок – с широким клёпаным ремнём, лонгслив с воротником, который при желании можно развернуть до самого лба, ворох цепочек и неизменная куртка-косуха. Довершают образ грубые ботинки и розовые гетры. И жвачка. Тоже розовая, куда же я без неё.

Вместо «идущие на смерть приветствуют тебя»7, желаю маме привычного доброго утра, чтобы не вызывать лишних подозрений. Тем не менее она поглядывает с опаской, словно мой бунтарский настрой просочился из мыслей и стал слишком заметен:

– Ниса, ты ведь ничего не замышляешь, правда? – любопытствует она, участливо пододвигая ближе ко мне тарелку с не успевшей остыть яичницей.

Мамы интуитивно чувствуют, когда их дети планируют какую-нибудь шалость. Ну или, как в моём случае практически вооружённый мятеж.

Отзываюсь с самым невинным видом:

– Конечно, нет, мам.

Арт забирается на столешницу за моей спиной и, шевеля усами, высматривает на столе что-нибудь вкусненькое. Вчера он сумел несколько раз лизнуть сметану на сырниках, но сегодняшний завтрак видится коту неинтересным, поэтому у него такой вид, словно официант ресторана принёс то, что он не заказывал.

Мама тоже смотрит с деловитым прищуром, но я стараюсь выглядеть ещё простодушней, и она делает вид, что поверила:

– У меня впереди крупный проект с частыми командировками. – Родительница вздыхает и качает головой, глядя на меня. – Боюсь, как бы ты совсем не отбилась от рук.

– Было бы от чего отбиваться, мам, – отзываюсь я с полным ртом, а прожевав, добавляю: – Занимайся лучше работой. А то, когда ты пытаешься заняться мной, мне не нравится.

Внутренне ликую: новый проект означает, что маме будет совершенно не до меня и не до вызовов к директору. Да после первого же звонка от недовольной Валерьянки, она переведёт меня обратно в «В» класс без долгих уговоров! Это же просто праздник какой-то!

Поэтому в школу шагаю с довольной улыбкой. Напеваю детскую песенку «в траве сидел кузнечик» из нот распевки «ми-ре-ми-ре-ми-ре-ми», оставшейся в сознании ещё со времён занятий вокалом. Носком ботинка пинаю зелёное бутылочное стёклышко. И даже не сразу замечаю, когда на пути вырастает Шестаков.

– Ты принёс то, что я просила? – интересуюсь я без долгих приветствий.

Тим всё же разблокировал мой номер, и не зря. На выходных я написала ему сообщение с просьбой раздобыть для меня кое-что. Знаю, что он может достать практически что угодно, и хоть отношения у нас теперь спорные, он всегда поддерживает эффектные авантюры. Шестаков протягивает небольшую коробочку, которую я, повертев в руках, убираю в сумку, а он с хитрым прищуром интересуется:

– А тебе она зачем?

– У меня есть план, – не в силах скрыть воодушевления признаю́сь я Тимуру. – Оглянуться не успеешь, как я вернусь в наш класс. Надеюсь, моё место за третьей партой ещё никто не занял?

Тим усмехается:

– Твоих планов опасаюсь даже я, Романова. Надеюсь, школа хотя бы устоит, или предупредить МЧС? – В его глазах озорные искорки, словно между нами всё как раньше. И всё действительно почти как раньше, до тех пор, пока он не решает добавить: – Твоё место свободно. Пока что.

Это омрачает мой боевой пыл, но не настолько, чтобы передумать. Отвечаю Тиму самоуверенной ухмылочкой и первой поднимаюсь на школьное крыльцо. Заношу в раздевалку куртку и направляюсь к классу.

– Романова! – радостно восклицает Рупор так, словно ждала меня как минимум неделю. – Сходи тряпку намочи! И воду для цветов принеси!

Остальные ученики ждут в коридоре: перед самостоятельной в класс входить нельзя. Но ботаники довольны отведённой мне ролью математичкиной слуги – с разных сторон раздаётся несколько удовлетворённых усмешек. Я не люблю быть на побегушках, и не фанатка сказки про Золушку, и всё же брезгливо тащу испачканную в меловых разводах тряпку в раковину. А пока набираю воду в пластиковую бутылку, в моей голове зреет новая гениальная идея.

С её реализацией не возникает проблем: пока Раиса Степановна самозабвенно пишет на доске какие-то формулы для самостоятельной, я без зазрения совести выливаю половину бутылки с водой на стул. Тканевая поверхность сиденья впитывает жидкость, словно губка, совершенно не меняя при этом цвет. Едва сдержавшись от зловещего хихиканья и потирания рук, выхожу в коридор к остальным одноклассникам.

– Эй, Романова, ты сегодня выглядишь ещё паршивее, чем в пятницу, – оживляется при моём появлении Кирилл – тот самый, с которым мне не посчастливилось делить парту. – У тебя снова траур?

В ожидании, пока математичка разрешит входить в класс, прислоняюсь к стене, так же как и остальные. Даже общество ботаников не способно испортить мне настроение. Лениво усмехаюсь:

– Это траур по твоему чувству юмора и отсутствующему интеллекту, Крапивин.

– Насчёт интеллекта я бы поспорил, – ухмыляется он. – Так и не запомнила причины начала Первой мировой?

Вместо ответа я легко макаю его в неудачи с информатикой:

– А ты так и не научился разработке программ для управления библиотекой и хранения данных в файлах?

Продолжить перепалку не даёт Рупор, приглашающая учеников в класс, но едва мы входим, а она сама усаживается за учительский стол, начинается предопределённый мной апокалипсис. Вода со стула мгновенно пропитывает светлую юбку математички, и она, покраснев, словно закипающий чайник, подскакивает с яростным воплем.

Выглядит это комично, но прекрасно понимая, что смех чреват последствиями, я старательно держу лицо. Актёрский талант дан не всем, а ботаники тоже оказываются людьми: кто-то смеётся, кто-то как минимум улыбается.

– Романова! – рычит математичка, но я изображаю максимально оскорблённый вид.

Пусть ещё докажет, что это я. Мы как раз на днях по праву презумпцию невиновности проходили, так что, не пойман – не вор.

– Что?

Математичка щурится и обводит недовольным взглядом украдкой хихикающий класс. Очевидно, она подумала о том же, о чём и я, и сомневается в моей причастности к внезапному повышению влажности учительских стульев.

– Достаём двойные листочки! – выплёвывает она и, отодвинув собственный мокрый стул меняет его на сухой, ученический. – И приступаем к самостоятельной!

В классе тут же воцаряется тишина. Я принимаюсь писать вместе с остальными, радуясь удачной реализации собственной идеи. Веселить ашек в мои планы не входило, но то, что Рупор на собственной шкуре ощутила то же, что в пятницу чувствовала я – приятно. Но радость длится недолго, потому что не успеваю я справиться с первым заданием, раздаётся злорадное:

– Сдаём работы!

То, что не успела я – ожидаемо, но ботаники тоже ничего не успели.

– Раиса Степановна, времени слишком мало, – возмущённо произносит за моей спиной Лис. – Такая работа рассчитана на весь урок, а прошло десять минут!

– Правда, что ли, Князев? – издевательски переспрашивает математичка, принимая такой же невинный вид, как я сама десять минут назад. – К счастью, преподаю здесь я, а не вы, поэтому именно я решаю, что и на сколько рассчитано! Сдаём листочки, одиннадцатый «А»! Кто не сдал – сразу ставлю два!

Расчёт учительницы прозрачнее стёкол антикварного серванта в отцовском кабинете: не став искать виноватых сама, она переложила эту неприятную обязанность на плечи моих новых одноклассников. А в том, что долго искать им не придётся, у меня нет никаких сомнений. Князев уже, не утруждаясь расследованием, сверлит мою спину таким красноречивым взглядом, что по позвоночнику пробегает холодок. Осознавать это не слишком приятно, но я всё равно не собираюсь задерживаться в этом классе надолго.

Ашки сдают листочки. Понимают, что им теперь суждено получить двойки-тройки, возможно, даже впервые, но противостоять этой несправедливости они не в силах. Полуянова шепчет Лису что-то явно ябедническое. Крапивин, недовольно сопя, больно пихает меня локтем в бок, а я с силой бью его ногой по голени, потому что не люблю оставаться в долгу.

Урок продолжается своим чередом, а едва звенит звонок, я покидаю класс первой, чтобы расстроенные и растерянные одноклассники, не успели окружить меня и выражать собственное недовольство.

Вопреки ожиданиям, этого не происходит. Следующий за алгеброй английский тоже проходит спокойно. Настолько спокойно, что даже подозрительно становится. Вижу, что одноклассники обсуждают что-то в классном чате. Очевидно, предмет обсуждения – я, но меня это не волнует. Пусть злятся, пусть негодуют, пусть планируют месть. Так даже лучше. Это ведь мой последний день в «А» классе, нужно, чтобы он запомнился.

Предвкушаю восхитительно эпичную драку. Жду, что ашки снова окружат меня, как в прошлый раз. Но, вопреки ожиданиям, после английского мне заступает дорогу Лис:

– Что ты творишь, Романова?

– А на что похоже? – в тон ему дерзко отзываюсь я.

После случившегося на алгебре, он и не ждал от меня сговорчивости. И всё же, в его зелёных глазах слишком явно читается нежелание со мной разбираться. Кажется, он предпочёл бы всё что угодно, кроме этого. Отвечает с усталым выдохом:

– Честно? На попытку суицида. Мы же с тобой договорились…

– Мы? Это ты договорился, Князев, а у меня нет никакого желания терпеть ашек, и я возвращаюсь обратно, понял?

Собеседник скептически изгибает правую бровь:

– Это ты так возвращаешься, значит? – Он прищуривается, словно моё заявление заставляет его пересмотреть какие-то личные решения и планы. Наконец, Лис кивает: – Хорошо. Возвращайся. Не стану мешать.

Он отходит с моего пути, а потом действительно не мешает. Когда ашки всё же окружают меня на большой перемене, выбрав для этого практически безлюдный коридор третьего этажа, Князев отсутствует – не будет говорить своё веское «хватит», предоставив им право разбираться со мной самим.

Но на этот раз я не нуждаюсь в его вмешательстве. В груди кипит адреналин, словно там смешали уксус с содой, как в пробирке на химии.

– Ты не нравишься нам, Романова, – напрямую заявляет леопард-Никита. – И раз уж ты собралась свалить, то делай это быстрее. А пока – ты в нашей власти.

Блин-малин. Какой же идиот конь у Князева! Неужели не мог никого получше выбрать? Поумнее? Посаркастичнее? Вот у вэшек один из коней – Серёга Канин. Он находит для драк такие виртуозно несущественные поводы, что даже мне далеко до его таланта. А этот – прямолинеен до зевоты. Тьфу.

Полуянова стоит рядом с Никитой, с самодовольным видом скрестив руки на груди. В отсутствие Лиса, она здесь хозяйка. Подозреваю, что инициатор этого сборища тоже она. Когда я вернусь в свой «В» класс, ашки лишатся возможности открыто нападать на чужую королеву, и они трусливо используют возможность поквитаться, пока она ещё есть.

– Что ж, вы мне тоже не особенно нравитесь, – отвечаю я скучающим тоном, поудобнее закрепляя на плече ремень сумки – она слишком важна, нельзя упустить её в драке. – Но в твоей власти лишь слова. Я предпочитаю действия.

В шахматах белые ходят первыми. Но наш бой неравный. Их четырнадцать (да, я посчитала), а я одна. Поэтому давать противникам фору в мои планы не входит. Все знают, что, когда драки не избежать, её нужно возглавить.

Поэтому первый удар Никита получает, а не делает – боковой локтем в подбородок. Рукопашника в любом случае пришлось бы обезвреживать первым, иначе мне не удастся освободить себе путь к туалетам в конце коридора. Следующий удар приходится по не успевшему опомниться Кириллу – сосед по парте отхватывает кулаком в лицо и тут же со стоном хватается за нос. Стоя́щую рядом с ним Полуянову просто отталкиваю к стене и бегу.

До конца коридора всего метров десять, и я преодолеваю их достаточно быстро. Следом устремляется шумная погоня, но я несусь вперёд быстрее ветра, мысленно благодаря сэмпая за частые беговые тренировки.

Вваливаюсь в уборную, захлопываю за собой дверь и мчусь к одной из кабинок. На реализацию плана у меня пара секунд – щеколда на двери слишком хлипкая. Тяну замок сумки и достаю раздобытую Тимом коробку, безжалостно рву пальцами тонкий картон. Церемониться некогда, как и читать инструкцию, но я и без того примерно представляю что делать.

Первым делом расправляю ворот лонгслива, натягивая его до самых глаз. Дверь уже распахнута, и в женский туалет ворвались не только девочки, но и вообще все преследователи. Отлично. Люблю, когда люди не разочаровывают собственной предсказуемостью.

Открываю извлечённый из коробки полукруглый металлический контейнер и дёргаю тонкую жестяную крышечку.

– Попалась, Ниса-крыса! – нараспев выкрикивает кто-то из «ашек», но я слишком занята, чтобы по голосу определять, кто именно.

Они ещё не знают, что попалась на самом деле не я. Достаю из кармана зажигалку и торопливо чиркаю кремниевым колёсиком, прислонив его к коротенькому фитилю. На то, чтобы сожрать верёвочку огню требуется короткое мгновение. Я заворожённо наблюдаю за пламенем и задерживаю дыхание.

Резко распахиваю дверь и швыряю начинающую дымить коробку в ошарашенную толпу ашек, а сама, зажмурившись, выбегаю за дверь.

6.Козырь

1 октября, вторник

Watch Me Burn – Michele Morrone

В кабинете директора с утра оживлённо, даже чересчур:

– …Она умудрилась поджечь в маленьком замкнутом помещении инсектицидную дымовую шашку! Вздумала отравить наших детей!

– … Я требую перевести эту социопатку в другой класс! Или вообще в другую школу!

– … Мы будем жаловаться в Управление образования!

Подпирая спиной стену у дверей кабинета, я даже не пытаюсь стереть с лица довольное выражение. Мысленно насвистываю «в траве сидел кузнечик». Шашка оказалась просто находкой – теперь перевести меня просит не мама, а родители всех остальных ашек. Просто какая-то магия вне Хогвартса!

С мамой я, правда, так и не объяснилась. Вчера, когда уходила спать, она всё еще негромко и серьёзно разговаривала с кем-то по телефону, а сегодня с утра умчалась на работу до моего пробуждения. В любом случае новости о моих подвигах успели достигнуть её ушей, и я уверена, что как только мама будет посвободнее, тут же прибежит к директору писать заявление о переводе.

– Ты ненормальная, Романова, – лениво комментирует Лис.

Он, и ещё три человека, подпирают стены рядом со мной. Если Князев остался цел благодаря своей политике невмешательства, то остальные – те, кто искренне не горел желанием со мной поквитаться: ладья с цветными прядями в косах, парень-пешка с нашивками футбольных команд на рюкзаке и девочка-фанатка корейского кей-попа, судя по картинке на белом худи.

Остальные сегодня в школе отсутствуют, но вчера я успела узнать, что ботаники тоже умеют материться в три этажа, пока лицезрела их ошалелые от дыма физиономии. У них слезились глаза, покраснела кожа, а кого-то даже вырвало. Все живы-здоровы, но сегодня остались дома. Зато вместо учеников в школу примчались их родители, объединившие усилия под эгидой единой цели: перевести Романову обратно в «В» класс. А я что? Я разве против? Я очень даже за.

– Не ненормальная, а справедливая, – отзываюсь с усмешкой. – Не люблю нечестные драки. Вот если бы Полуянова явилась выяснять отношения со мной один на один, как Пушкин с Дантесом на дуэли, всё было бы иначе. А так – каждый получил что хотел: я – возможность вернуться туда, откуда пришла, а твои одноклассники – хороший жизненный урок и подарок от меня на прощание.

Елисей отворачивается. В произошедшем он винит себя: сделал неправильный выбор, не проконтролировал ситуацию, недооценил противника. Моя эффектная выходка бросила тень на его репутацию лидера, но мне-то до этого что?

Пока Лис молчит, в разговор вступает Катя – та самая ладья с цветными прядями:

– И тебе их не жалко?

– А им меня? Что-то я сомневаюсь, что, окажись я после вчерашнего в больнице с синяками и переломами, хоть кто-то примчался бы туда меня жалеть.

Катя пожимает плечами, подтверждая, что из них точно никто бы не примчался, но я это и так знала.

– Не было бы ни синяков, ни переломов, – с мрачной досадой признаётся Лис, подтверждая если не своё одобрение вчерашнего, то как минимум молчаливое согласие.

Ашки просто хотели меня запугать, сломать, отомстить, а Князев предоставил им такую возможность, не подумав о том, что страх и отчаяние – слишком мощные мотиваторы. Они стирают границы дозволенного, открывают ворота жестокости, которую в приличном обществе принято держать под замком.

Тем временем атмосфера в директорском кабинете накаляется: Пётр Сергеевич, имеющий за куцый хвостик на голове прозвище Чиполлино, с трудом отражает атаки разъярённых родителей. Каждая его реплика тише и короче предыдущей.

Судя по визгливому голосу, больше всех старается мать Полуяновой. Это и немудрено: именно в Ксенькины руки я вчера швырнула шашку, она ведь ближе всех к двери стояла – молотила по ней кулаками, считая, что загнала меня в ловушку. Но именно в ловушке рождается стратегия. Там где кажется, что выхода нет, открываются новые пути к победе. Мне давно об этом известно.

Теперь Ксенькина мать считает, что загнала в ловушку несчастного Чиполлино. Что же, у осинки не родятся апельсинки. И отчего-то мне кажется, что у директора тоже имеется козырь в рукаве. Не дымовая шашка, конечно, но тоже нечто серьёзное. Вопрос только, в чью этот козырь пользу?

– …Ей вообще место в тюрьме, а не за школьной партой! Мы напишем петицию! Поднимем такой общественный резонанс, что всей школе не поздоровится!

После подобного фантазия уже рисует мне триумфальное возвращение в родной «В» класс. Я вернусь как победительница, как настоящая героиня, побывавшая среди врагов и поставившая их на место. Нужно потренироваться скрывать счастливую улыбку, чтобы выглядело так, будто в моей победе нет совсем ничего выдающегося. Выглядеть невозмутимо, пока одноклассники будут аплодировать мне, как кинозвезде, получающей Оскар.

Что-то мама долго не появляется, а следовало бы. Иначе вопли Полуяновской мамаши приведут меня не в «В» класс, а в отдел полиции. Хмурюсь, понимая, что родительнице в очередной раз не до меня, а козырь в рукаве Петра Степановича может не понравиться не только моим врагам, но и мне само́й.

Иногда интуиция работает слишком хорошо, но сейчас меня это не радует. Козырь Петра Степановича я узнаю́ по звуку чётких и уверенных шагов, когда он поднимается по лестнице. Свет из высокого окна падает на идущего со спины, а мне слепит глаза, но недовольное лицо мужчины я могу представить себе и так.

Как ни странно, он выглядит спокойным. На нём чёрный деловой костюм и рубашка с галстуком. Идущий к нам человек почти такой же монохромный, как и я. Да и помимо монохрома мы похожи настолько, что я кажусь его уменьшенной копией в женском варианте. Когда-то я страшно гордилась нашей схожестью, но со времён развода это обстоятельство стало страшно раздражать.

У кабинета отец коротко кивает мне и замершим в недоумении одноклассникам. Дёрнув на себя дверную ручку, входит в директорское логово без стука.