Сергей Давыдов. Засекреченный город

– Она идёт! – услыхал я Гурькин шёпот.

      Я выбежал из-за угла, схватил девчоночий пакет и рванул через детскую площадку.

– Эй ты, отдай сумку!! – заорал Гурька и бросился меня догонять.

      Гурька ухватил пакет, потянул на себя раздался треск и мы принялись кататься по пыльным плитам, а на нас посыпался мусор.

– Мальчики, помойка в той стороне, – насмешливо хмыкнула девочка по-имени Лена.

      Я пошёл показаться маме и снова выбежал на улицу.

      Затылком я почувствовал чей-то холодный злой взгляд. Я оглянулся и сразу понял, кому он пренадлежит.

      В траве белела статуя. Она следила за каждым моим шагом.

      "Они превращаются в статуи, – раздался в моей голове тревожный голос, – чтобы никто не распознал их истинную природу и наблюдают за нами, выжидая, когда они будут сильны настолько, чтобы не бояться…"

– Вам меня не напугать! – выкрикнул я и кинул в неё гайку.

      У статуи с ржавым скрежетом отвалилась голова, а за тем она осела в траву ржавой трухой. Но я увидел это имельком, со всех ног мчась домой.

– Мама! – встав под окном, позвал я.

      Из открытого окна слышалось радио.

– Мама! – опять отчаянно позвал я.

– Чего, Серёнечка? – выглянула из окна мама.

– Я показаться, – облизав сухие губы, ответил я, но страх уже пропал. – Я сейчас в пионерском патруле.

– А скоро вы домой вернётесь?

– Скоро. Как стемнеет!

– Беретку поправь, – посоветовала мама, – она у тебя совсем на ухо съехала.

      Я засмеялся, поправил берет. Мама ушла в дом. Я побрёл к пруду. На берегу почти загораживая его росли три молодые ели. Я прокатился на скрипучей качеле, спрыгнул в траву, обошёл ёлки и направился к пруду.

– Ну, как идёт жизнь у нас во дворе? – услышал я сзади папин голос.

– Папа! – обрадовался я, подбежал, прыгнул на него, обхватив руками и ногами, и прижавшись щекой к груди.

– Ух какой ты тяжеленный! – смеясь, сказал отец, когда я с него слез.

– Как жизнь молодая? – спросил папин друг и Владькин отец дядя Женя.

– Ничего, – улыбнулся я.

– Ничего! – передразнил меня отец и взъерошил мне чёлку.

– Владик, а он подрос, – заметил дядя Женя, – или мне чудится?

– Подрос, – довольно сказал отец, ероша мне на затылке волосы. – За лето ещё вытянется. Жаль им только такой мир ужасный достался…

      И он поглядел на мох, который рос на домах, радиоактивную крапиву, покосившиеся столбы, ржавые высоковольтки и уродливые статуи из которых кое-где торчала арматура. И тут я понял: их здесь и не было!

      "Они неживые, – вспыхнуло у меня в голове, а мир вокруг начал меняться и превращаться в зону, – и делают всё живое мёртвым!"

– Пап, а ты надолго? – спросил я отца, прижимаясь к нему.

– На весь вечер.

      Зона ушла, оставив лишь радиоактивные пятна, а статуи исчезли…

– А мне в патруль надо, – зашаркал ногой я. Папа приходил обычно очень поздно, а то и вовсе ночевал у своего реактора.

– Ну так иди, – серьёзно сказал отец, и стал поправлять мне пионерский галстук.

– Не хочу…

– Надо, Серёня… Я сам ведь когда-то ходил.

– Ладно, пошли к тебе, – весело усмехаясь, сказал дядя Женя. – Не будем мешать парню. А нам завтра уходить рано.

      И, разговаривая о нас, детях, они скрылись в подъезде. А я пошёл по улице, а потом свернул на пустырь и устремился к заброшенной станции.

                                    6

      В оранжевом свете заката, который залил это странное место вдруг появилась тёмная ржавая электричка. Она неспеша шла куда-то, гремя колёсами по рельсам, поскрипывая и лязгая ржавыми вагонами. Электричка скрылась за мёртвыми домами и всё затихло. В этом месте стояла пугающая тишина, только вдали раздавались какие-то глухие удары. Но не успел я спуститься под балконами пятиэтажки, как мимо пронёсся полупрозрачный поезд и не доезжая до полустанка, растаял в воздухе, обернувшись ветром. За первым поездом появился другой, за ними третий. И снова, как и первый, они исчезали в воздухе. Заскрежетал и медленно завалился на землю столб. И словно порвалась реальность нашего мира. Я оказался в другом месте, на замусоренной прогалине среди каких-то бетонных плит, столбов, замшелых блоков, под жёлтым небом.

      Вдруг позади меня раздался зычный гудок. Я обернулся и увидел, что на меня, прямо по этой странной прогалине, словно по каким-то невидимым, несуществующим рельсам движится ржавая, горелая электричка. Помутневшие окна кабины слепо смотрели на меня.

      Я сошёл с прогалины. Поезд пронёсся мимо, стуча по невидимым рельсам и растворился в знойном мареве.

      Минут через десять, я шёл по бетонке, заброшенной, заросшей мхом и усыпанной мусором, чтобы дойти до заброшенной станции.

      В тени на бетонке меня донимали комары.

      Один за другим проносились мимо призрачные поезда…

      Небо было жёлтым, становилось душно.

      Спустившись к путям, я двинулся вдоль забора мимо поросшей мхом канавы. Залез на перрон. На станции гулял ветер. Бетонные плиты уже поросли мхом. Мох рос между плиткой зданий. Окна подслеповато смотрели на меня.

      На ржавом знаке было написано:

      "Омутище"

      Я остолбенело смотрел на знак и на станцию.

      Неожиданно раздались странные звуки, словно кто-то невидимый стучал железками, а за ними на бетонной площадки прозвучали чьи-то гулкие шаги.

      Забор задребезжал и осыпался ржавчиной…

      И неожиданно зона отступила, жёлтое небо исчезло и я вновь очутился на нашей заброшенной станции. А звуки подобрались к станции и исчезли. Я стоял, ни жив, ни мёртв от испуга и смотрел в то место, где они исчезли.

      Это мог быть только путевой обходчик.

      "Монтер, что попал под поезд… – вспомнил я и испугался. – Говорят, бродит по железным дорогам, стучит ржавой железякой. А по вечерам часто выходит на забытые полустанки…"

      Никто не знал, зачем он бродит по путям, но, говорят он много знает о железной дороге и поездах.

      "Говорят, его можно даже спросить, – задумался я. – И он ответит… А если он знает о поезде-призраке?!"

      Я огляделся по сторонам. Никого…

– Серёнь, ты чего тут делаешь? – окликнул меня голос Кости Раскатова.

– Гуляю, – машинально сказал я и обернулся. Ребята вылезали из канавы.

      Мальчишки выбрались на перрон.

– Мы тебя везде искали! – с укором сказал Тимка.

– Ушёл куда-то и нет тебя! – вторил брату Даня. – На станцию полез…

– А нас не позвал! – обидился Влад. – Айда на ту сторону!

– Пошли, – согласился Тим и взял меня за руку.

      Два часа спустя мы шли по лесной прогалине, по колено в траве вдоль которой шли покосившиеся в разные стороны бетонные столбы с оборванными проводами. Я рассказал ребятам и о поездах-призраках, и о мёртвом путевом обходчике, который до сих пор бродит по сбойкам, и о статуях с жёлтыми глазами, и как одна рассыпалась ржавой трухой, когда я кинул в неё гайкой.

      А мусорный ветер донёс с путей гулкое эхо от ударов, того, кто многие годы бродил по заброшенным сбойкам и стучал по мёртвому железу…

                              Глава VII

                   За спиною тишина

                                    1

      Если посмотреть налево от высоковольток и домов с безжизненными чёрными глазницами окон, то покажется заброшенная станция, вся заросшая радиоактивной крапивой и чернобыльником. Там начиналась граница между мирами. Оттуда не раз выходил призрачный поезд. А за забором тянулась заброшенная сбойка, и мне нужно было пересечь её, чтобы найти стрелку и перевести поезд-призрак на другие пути. Болт оттягивал карман.

      Забор чуть слышно дребезжал на ветру. Звенела оборванными проводами на покосившихся столбах непонятная таинственная музыка. Вон стрелка, там внизу на станции. Я поплевал себе на ладони и принялся карабкаться вверх по ржавым скобам лестницы, которые были вделаны в замшлую бетонную стену.

      Бетонные плиты заливало солнце.

      Неожиданно железяка скрипнув, подалась на меня и я упал в воняющую канализацией воду бассейна-отстойника.

      Я вскочил на ноги и принялся карабкаться снова.

      Мне очень нужно было попасть на станцию и перевести стрелку, чтобы не прошли в наше измерение на поезде эти с жёлтыми глазами…

      "Они запустили Матерь богов! – вдруг услыхал я таинственный голос. – И вихри зоны будут то затягивать вас сюда, то выбрасывать обратно. До станции не добраться… Надо ждать выброса!"

      "Кто это говорит?" – спросил я, а таинственная музыка всё не умолкала, звеня в знойном воздухе.

      Налетел ветер и я очутился в отстойнике. Я удивился и снова уставился на заколдованную стену, в которую било солнце. Она мешала мне добраться до теряющейся среди заросшего мхом мусора станции. Я карабкался по стене, но вместо станции я оказывался то на бесконечном пространстве из бетонных плит, то у зловещей белой громады больницы, в мёртвом городе.

      "У! – в сердцах ударил я ногой по трубе. – Зараза!"

      Какая-то сила не пускал меня к станции!

      "Иногда они возвращаются!" – услышал я всё тот же голос.

      Я побежал по трубам и снова вышел к железной дороге.

      Подул зябкий ветер, взметнув горелый мусор, а по путям, медленно, бесшумно прошёл и исчез поезд-призрак…

      "Иногда погибшие поезда снова возвращаются в наш мир, – шептал мне, колышащий полевую траву ветер. Он ласково обдувал мне руки и ноги. – С каждым выбросом зона возвращает то, что забрала. И возвращаются те, кто давно сгинул. А с ними приходят они…"

      Я вдруг узнал этот голос и ахнул.

      Со мной говорил высокий человек в шинели и фуражке. Вид у него был страшноватый. Лицо было землисто-зелёное, с худыми щеками, а глаза у него были чёрные с жёлтыми искорками.

      Страх быстро прошёл, потому, что я понял, что снова попал в сумеречную зону, а дядька в шинели был Командором, обитателем этого странного мира, страшным, но несомненно добрым.

      Он был другом и защитником детей.

      "Но почему, он всё бродит по откосу? – озадаченно спросил я его. – Что ему нужно, если его уже давно нет?"

      "Поезд обречён вечно колесить по рельсам, – говорил Командор, медленно растворяясь в воздухе. – Он не живой и потому не останавливается ни на одной из станций помимо той, мёртвой, откуда приходят пустоты…"

      Я бросил испуганный взгляд на видневшиеся за высокими разлапистыми елями ржавые рельсы давно заброшенной железной дороги и старую станцию.

      "Значит никакого газа и нет? – ещё больше растерялся я, стараясь понять нечто очень важное для меня. – И там лаз в другое измерение?"

      Я неуверенно шагнул на мох и очутился у заросшей сорняками канавы. Тишину нарушил призрачный перестук.

      "Поезд обречён бродить между мирами, – отозвался Командор, хоть я его уже и не видел. – Он в плену у времени и пространства и он стал частью зоны…"

      Я завороженно смотрел на поезд, медленно идущий в сайву. Призрак мрачной лентой полз по рельсам. Вот он остановился у перрона заброшенной станции. Двери с лязгом открылись, а на перрон вышли они…

      "Они запустили Матерь богов!" – вертелось у меня в голове, не давая покоя.

      Я шарахнулся назад и снова упал. На меня смотрели жёлтые глаза тех чудищ, которые прятались где-то в тёмных закоулках и чего-то ждали.

      Они вышли из вагонов и растворились в воздухе. А ржавая электричка тронулась и поползла дальше. Она медленно ползла, перестукивая колёсами.

      Заиграла зловещая музыка гармони машиниста. Вагоны с пустыми глазницами выбитых окон и колыхающимися на ветру выцветшими зелёными занавесками смотрели на меня как глаза огромного чудовища. Из потемневших от времени вагонов, с чёрной, и ржавой от влаги крышей, несло гарью.

      Поезд-призрак появился неспроста. Он перевозит этих существ в наше измерение и пропадает в дыре пространства…

      Окна вагонов засияли зеленовато-жёлтым слепящим светом. Поезд-призрак подал протяжный и тоскливый гудок, скрываясь за поворотом, исчезая в буйствующей зелени. Багровое солнце снова выплыло из-за чёрных лесных верхушек и лучи его коснулись моего лица…

      "Найди станцию-призрак Омутище, – раздался в тишине голос Альки, – и ты ещё сможешь вернуть их назад и закрыть лаз в другое измерение!"

      В кармане у меня лежал болт. Он нужен был, чтобы починить стрелку.

      Я спрыгнул с перона, но тут угодил в заросли крапивы. Крапива жглась и опутывала меня своими стеблями. Я стал отчаянно вырываться и брыкаться ногами, а высокая крапива заслонила небо и я очутился в зелёном плену…

      Солнце стучалось в окно. В воздухе носились пылинки.

– Серёнька, просыпайся! – услышал я озорной голос Тима.

      Меня схватили за ногу и потащили с кровати. Я подтянул под себя ногу и лягнулся. Сел на постели, потянулся.

– Они запустили Матерь богов! – ешё не отойдя от сна, промолвил я. – Теперь их уже ничто не остановит…

– Кто включил? – удивился Тим. – Какую ещё матерь богов?

– Эти, с жёлтыми глазами…

– Ты их видел?

– Да. Теперь в другое измерение просто так не уйти…

– Почему?

– Из-за этой Матери богов. Надо ждать выброса…

– Какой ещё выброс?

– Не знаю…

      Данька подошёл к окну и распахнул его. В комнату влетел ветерок, пахнущий хвоей и водой.

      Я встал с дивана, оделся и полез наверх, к люку оранжереи.

– Серёнь, ты куда? – схватил меня за лодыжку Данька.

– Я сейчас! – ответил я и открыл люк.

– Нас подожди! – следом за мной вылезли на крышу Тима и Данька. Мы быстро сделали утреннюю зарядку на крыше и полезли вниз, на балкон.

      Данька побежал умываться. Тим сидел на подоконнике и болтал босыми ногами, то и дело поглядывая в окно.

      Солнце только поднималось над лесом. Встали мы сегодня рано.

– Блин, скоро линейка… – лениво зевнул Тим и встав рядом, обнял меня, и, зевнув, приткнулся ко мне. Тим был ещё сонным.

– Да, – ответил я, щёлкнув Тиму по носу. – Идём умываться, а то Лизавета опять скажет, что мы ходячие микробы!

– Угу, – кивнул Тима, и высунулся через моё плечо в окно.

      Даня вбежал в комнату и влез на подоконник, греясь в солнечных лучах.

– Даня, – подошёл к брату Тима, когда мы умылись, и потянул его с подоконника, – идём вниз, нам на занятия…

– М-м-м, – сонно простонал Данька и зевнул.

– Мальчики, вы уже проснулись? – в комнату вошла мама.

– Ага!

– Идите на кухню, мальчишки. Завтрак готов.

      Проглотив котлеты и выпив чай, мы босиком выбежали на заросшую сорняками улицу, чтоб успеть до занятий порезаться в чику или погонять мяч.

                                    2

      Мальчишки ждали нас во дворе. Я слышал их весёлые звонкие голоса из окна, когда мы завтракали. Я отодвинул мокрые от росы колючие еловые лапы, вышел во двор, потрогал покрытую капельками росы белую плитку стены дома, провёл ладонью по торчавшей из травы железяке и побежал к бойлерной.

– Мальчишки, идите к нам! – обрадованно помахала нам Светка.

– Серёнька! – налетел на меня Владик и мы побежали за ребятами.

– Костя, выходи! – закричали в окно Костиной квартиры ребята.

      Двор купался в солнечных лучах. Я встал на мысочки и стукнул в окно.

– Я мультики смотрю! – высунулся в окно Костя Раскатов.

– Пацаны, идём во двор, – позвал ребят Саша Жариков.

      Я уселся на ступеньки пожарной лестницы. Влад приткнулся ко мне.

      А потом мы побежали на косогор, погоняли у гаражей мяч и отбив его с пыра, я угодил им в окно. Раздался звон стекла, но мы уже бросили игру и кинулись удирать. Из окна высунулся водоканальщик и начал орать, что оторвёт нам руки и ноги, что нет мальчишек хуже нас, что мы постоянно играем на нервах у всей улице, и что мы хулиганы и беспризорники.

– А ты нас поймай, живодристик! – дразнились мы.

      Мы добежали до нашего пионерского клуба и с тревогой гадали, наябедничает он на нас или нет, и что будет с нашим мячом?

      А на улицу выбежали ребята и мы пошли играть с ними.

– Давай в чику? – предложил Лёнчик.

– Не, давайте в ножички! – подал идею Тим.

– Не, давай скинемся!

– Фиг тебе, давай так, – предложил Влад. – Чики-брики-пальчик-выкинь!

      Мы чуть не подрались, споря, во что играть.

– Уже семь утра, скоро линейка, – прошла мимо Сашка Панкина.

      Утреннее солнце отражалось на плитке домов, било в глаза, и, казалось, что трава не зелёная, а оранжевая.

– Пешеходы, луноходы! – прыгала Ксюха, играя с девчонками в резиночку, которой служила старая скакалка. – Призелились, похмелились! Бантик влево-королева, бантик вправо-рыжий кот!

      Ксюха прыгала умело, не разу не оступившись и не задев ногой резинку.

– В конвертике приветики, большие пистолетики! – тараторила Ксюха. – Ягода-конфета, ракета-сигарета, а в конфете таракан, Светку любит хулиган!

      И прыгнув через резинку девочка лукаво посмотрела на меня.

      А у пионерского клуба тоже крутились мальчишки.

– Любите вы втяпываться в истории! – сказала Тиму, Дане и мне Катя, когда мы подошли к балкону. – Тёмыча вы отлупили?

– А что надо смотреть, когда других обижают? – возмущённо сощурился я, влезая на трубу. – И это не мы, он первый лезет!

– Зная тебя, я ни чему не удивляюсь, – примирительно ответила Катя. – А этот мальчишка кого-то обидел?

– Ещё как обидел! – мрачно кивнул я, думая, говорить или не говорить.

– Кого?

– Симку. Тёмыч его до слёз довёл… И Славку тоже. Вот мы и отколотили его, чтобы малышей не обижал…

– Но вы могли с ним просто поговорить…

– Как? Мы пытались, во двор его звали… А он не выходил.

– Мама этого мальчика в комсомол нажаловаться хочет, – сказала Катя, после долгого молчания. – Чтоб вас из пионеров выгнали…

– И что, нас выгонят? – испугался я.

– Нет конечно. Я ей стала объяснять, так она скандал закатила.

      Я вздохнул и посмотрел на крышу дома.

– Разве таким объяснишь? – невесело хихикнул я.

      Катя озабоченно закусила губу, потом оглядела ребят и сказав, что мы её до инфаркта доведём своим диким видом, велела сандружине заняться нами.

      Меня повели к зубному, где мне выдрали шатающийся молочный зуб, а потом заставили оттереть испачканные коленки.

      Наконец началась линейка.

– Илью видели? – спросила Катя. – Где его носит?

– Не выходил ещё, – замотал головой Владик.

– Он вчера с велика загремел, – вспомнил я. – Значит мы сегодня одни…

      Я встал на мысочки и заглянул в окно первого этажа, где у нас был физкультурный зал. В зале убирались ребята. Все в чёрной отрядной форме, в чёрных беретах и с красными галстуками.

– И у меня как назло занятия в бассейне… – озабоченно произнесла Катя.

– А Танька?

– Таня на педсовете. Лизавета тоже не может, у неё поход…

– Мы сами можем заниматься, – лучисто улыбнулся Тим.

– Ага, и ненароком спалите дом, – иронично сказала Катя. – О! Я сейчас позвоню Даше, она за вами присмотрит. Если она уже проснулась…

– Нет! – дружно воскликнули мы. – Если она спит, не надо её будить!

– Что вы мальчики? Она хорошая вожатая.

– Дура она, а не вожатая, – сердито проворчал я. – А за нас не бойся, не подвзорвём мы отряд. Мы будем вести себя хорошо, честное пионерское!

– Чесно? – недоверчиво прищурила глаза Катя.

– Честно-честно, и даже лучше! – поддержали меня Тим и Данька, повиснув на мне. – За нас не бойся, мы не поранимся и не подерёмся.

– Я не за вас боюсь, – сннисходительно ответила Катя, – а за улицу. Она и так из-за вас не знает, куда деться…

– Ну Катя-а-а! – хором попросили мы с мальчишками.

      Катя недоверчиво посмотрела на нас, зная наверное, что бывает, если кучу мальчишек и девчонок оставить одних, и какой тарарам от нас бывает. А уж как мы досаждаем взрослым! Ни дня не проходит, чтоб всякие бабки не жаловались на отряд, заявляя, что от нас у них болит голова…

– Отряд же детский, – жизнерадостно напомнил воспитательнице Влад, – мы и сами справимся, без взрослых. И вожатых.

– Ладно, – скрепя сердце согласилась Катя, – только не разгромите отряд и улицу хотя бы до вечера.

      Мы вышли на балкон. Окна соседних домов слепо глядели на нас. В них отражались солнце, голубое небо и жёлтые утренние облака.

      Мы разговорились про поезда-призраки и зону.

– Слушайте, со мной такое было! – начал я и рассказал ребятам, как встретился за гаражами с тем существом с горящими глазами.

      Ребята слушали молча, и я удивился этому. Но ещё больше удивило то, что у ребят на лицах появиась тревога. Костик и вовсе с испугом посмотрел на задний двор, где лежала тень и было зябко.

– Я уж думал, оно мне чудится! – нервно сказал друг, когда я кончил рассказ. – Я иду мусор выбрасывать, а у помойки такая жуть…

– Я их тоже видел, – серьёзно заявил Ваня Спицын. – Одни раз, когда мама вечером меня за молоком послала и я их увидел у высоковольток.

– И я их видел, – подхватил Кирька Смирнов. – Мне казалось, что фонариками кто-то светит из темноты.

– Брось, какие фонарики? – в страшном волнении вскочил Влад. – Знаете, где я его видел?

– Где?

– Возле стрелки, которую мы перевели!

– А гайку там кто повесил? – настороженно спросил я.

– Не знаю, – неопределённо пожал плечами Владик. – Только за эту гайку они почему-то не заходят, будто боятся чего-то…

      Я сразу вспомнил гайку, которая висела на покосившемся столбе. Там, в тени тоже сверкали эти страшные глаза. А потом я видел человека за забором и гаражами. Он стоял как раз у гайки и тоже словно боялся под ней пройти.

      Но кто вешает все эти гайки? Вдруг он знает про этих, с жёлтыми глазами, а гайка защищает место, где они могут появится?

      Чего же эти статуи так боятся? Неужели простой ржавой гайки?

                                    3

      Ветер гулял по крышам и дворам, качались под окнами домов и у забора сорные травы, шумел лес. С крыши были видны все наши дворы, все пустыри и гаражи, на которых мы с ребятами играли в коли и в выше ноги от земли.

      Издали ветер приносил гудки поездов. Два дня мы не ходили к станции, из-за дел в отряде. А сегодня меня снова туда что-то манило, затягивало…

– Пацаны, вы вот где! – раздался снизу обрадованный Костин голос.

      Костя катался на велосипеде. Он затормозил на велике возле бойлерной.

– Мы сейчас, не уезжай! – крикнули ему мы с Тимой и Владом.

      Вниз мы не спустились, а почти слетели. Спрыгнув на трубы, мы загремели по ним к бетонке и подбежали к другу.

– Слушай, – обратился я к Косте, – мы снова на станцию. Надо там всё хорошенько облазать…

– Пойдёшь с нами? – выжидательно посмотрел на друга Влад. – Если повезёт, мы снова попадём в искривление и окажемся в зоне.

– Ага, – согласился Костя, – я велик только завезу…

      Костя убежал в подъезд, а когда вернулся, мы ему всё рассказали и пошли на откос уже вчетвером.

– Вчетвером не так страшно будет лазать, – согласился Костя. – Если трое надышатся, четвёртый всех вытянет…

– Нет, там точно не газ! – убеждённо сказал Влад.

– А кто его знает, – задумался я.

      Мало кто знал, почему на самом деле забросили станцию. Говорили вроде о каких-то вредных выбросах и странностях. Там начали пропадать люди, станция проглатывала их, будто ненасытное чудовище и её и закрыли. Она стала станцией-призраком. Запретной зоной…