Сергей Давыдов. Засекреченный город

– Вьюжанин! – в дверях меня остановил вожатый Илья Громов. В руке у него была красная повязка. – Иди сюда, дело есть!

– Чего? – насторожился я.

– Слушай, – сказал Илька, – сходи в патруль, а? А то я что-то ни одного сознательного мальчишки найти не могу.

– Это я, сознательный чтоль? – скривился я. – Сами же меня на сборах и линейках постоянно ругаете…

– Ну будь другом, а?

– Ладно, повязывай.

      Илья завязал мне повязку, потом расправил галстук, с неодобрением посмотрел на висящий на одной нитке аксельбант, хотел сделать замечание, но махнул рукой, и, нахлобучив мне берет на уши отпустил.

      Я слонялся по двору, стараясь честно исполнить долг пионера.

– Серёня, ты куда сейчас? – спросил, выбегая из подъезда Даня.

– Я к школе пойду, – сообщил я, влезая на ржавую трубу.

– Зафиг? – это уже подбежал к нам Тима.

– Лизка же мне поручала за малышами смотреть.

– А почему она нам ничего не сказала?

– Ну не знаю, спроси у неё. А вообще, пойдём вместе. Втроём веселее.

– А завтра нам ещё рано вставать… – неожиданно вспомнил Даня.

– Сони! – хмыкнул я. – Ну чё?

– Мы с тобой!

      Мы заглянули в школу на летние кружки, облазали все дворы. Два пацанёнка помладше нас играли в ножички.

– Спрячьте ножи, – предостерегающе сказал я ребятам.

– Это ещё почему? – вскинулся пацанёнок с вымазанным зелёнкой локтём.

– Дурак, – сдержано ответил я, – если Лиза увидет, то точно отберёт.

– Какая ещё Лиза?

– Девчонка? – презрительно осведомился другой мальчишка.

– Она пионервожатая, – внушительно сказал я. – Ещё даст вам по шее.

      Мальчишки посмотрели на мою повязку, вздрогнули и нехотя сунули ножики в карманы ноябрятских шортиков.

– Да не в карман надо, – подсказал я малькам. – Так у вас их кто хочешь найдёт. Вот, в рукав его лучше сунь, как у меня.

      Я вынул из рукава форменной рубашки свой ножик.

– Видали? Так никто у вас не найдёт.

– Ага-а-а…

      Мальки сунули ножики в рукава и убежали беситься на лазалки.

                                    3

      На следующий день у нас никаких занятий не было и я убежал гулять.

      Ребята ушли к бойлерной резаться в сотки, а я, попив из автомата газировки выбрался на пустырь, и то и дело глядел вниз. В траве пряталось много интересных вещей из того, мира, уничтоженного ядерной войной.

      На стене дома было мозаичное панно с мальчишкой-знаменосцем…

      Мне нравилось сюда ходить, и смотреть на него. Он мне почему-то напоминал того, другого мальчишку, который упал с крыши и которого так и не нашли. А ещё мне всегда казалось, что мальчик что-то здесь стережёт.

      Алька…

      Так звали того мальчика. Когда я узнал, что он разбился, упав с крыши, я чуть не заревел, и долго ходил, как пришибленный, настолько мне было жаль мальчишку. Но иногда мне казалось, что он совсем не погиб, что он как-то избежал смерти, потому и исчез.

      На ржавой железяке висела гайка…

      Где-то загудело и раздался прерывистый сигнал. Я взглянул на часы политеха. Пора было возвращаться. Меня ждали ребята.

– Алька… – ласково произнёс я, глядя на мальчика со стены дома. – Ты не грусти. Я завтра опять к тебе приду. Ты жди, ладно?

      Невдалеке, где-то за крапивным бурьяном шумели ребята. Я огляделся по сторонам и увидел их. Это были ребята из нашей школы, только из другого отряда. Они собирали металлолом. Таскали трубы, батареи и прочий хлам.

      Через час мы с ребятами снова встретились на полустанке.

– Я вас звал, звал, – с укором сказал нам с Тимой и Даней Владик, – а вы не отзывались, сони!

– Нас мама в ванную запихнула, – насупленно ответил Тим.

– Она нас застукала, когда мы варенье лопали, – хмуро ответил я. – Мы его на себя пролили, она нас и затолкала под душ.

– Это она нарочно, – сердито буркнул Даня, потирая коленку. – Она нас давно хотела в воду засунуть!

      Мы шли вдоль утопавшей в зелени сетки забора и поглядывали на проносившиеся мимо нас, сверкающие на солнце окнами поезда, отсветы от которых падали на траву и деревья. Пролезли в дыру и опять спустились в канаву, шагая по бетонным плитам и держась за забор. А в канаве из затянутой кое-где зелёной болотной ряской воды торчало мёртвое ржавое железо, которое нам предстояло собирать на следующей неделе.

– Здесь столько этих железин, – произнёс я, глянув на дно ручья, в сверкающую на солнце, тихо журчащую воду. – Собирай и собирай.

– И здесь где-то она и прячется, – загадочно сказал Серёня Зуев.

– Ага, здесь только мусор один! – иронично сощурился Костя.

– В мусоре-то она и спрятана, – со значением сказал Серёня, перепрыгивая ручей. – Здесь, говорят есть стрелка. Повернёшь её, и совсем в другом месте окажешься. На тайных путях.

– Ничего о них не слышал…

– О них не все знают. И почти никто не видел, но они есть!

      На другой стороне путей мы нашли ржавый остов кабины машиниста. В чудом сохранившихся стёклах отражался солнечный свет.

– Это её стёкла сверкали, – догадался Тим. – Я с крыши видел…

– А давно она тут лежит? – враздумьях сунув пятерню в волосы, спросил Серёня.

– Наверное с самой ядерной войны, – пожал плечами Тим. – Тогда много поездов погибло.

      Осторожно спрыгнув на кабину, чтобы не соваться в жгучие заросли радиоактивной крапивы, из которых торчал знак, мы обошли их и снова двинулись вдоль забора в сторону заброшенной станции.

– Интересно, куда уходят погибшие поезда? – вдруг спросил у нас Тимка.

– Погибшие поезда? – переспросил я, вспомнив, что неделю назад сам об этом думал, сидя на крыше пятиэтажки. – В зону наверное… Там, говорят всё пропадает, затягивает их туда, а после выброса их уже не найдёшь…

      Мальчишки незаметно притихли. Над путями и кюветами повисла тишина, исчез ветер и неожиданно запахло болотом.

      Железная дорога, столбы и провода, буйствующая зелень, забор и бетонные плиты на площадке видели немало поездов. Но они не могли ответить, куда исчез тот поезд из легенды.

– Ты про тот поезд, который исчез? – оживился Данька.

– Угу, – медленно кивнул я. – Он куда-то ведь ушёл, когда исчез. И другие поезда, которые исчезли или разбились…

– Да, – согласился Даня, – он исчез, а через много лет вернулся.

– Может они до сих пор ходят где-то, а мы их не видим, – задумчиво поглядел вдаль я. – И слышим только, как они стучат по рельсам и гудят, и потоки ветра от них, как их голоса…

– Голоса зоны… – непонятно вставил Серёня Зуев.

– Наверное они ушли в другое измерение… – пожал плечами я, вспомнив, какой поезд мы вчера видели. – Может кто-то из наших там уже бывал…

      На нас навалилась тишина. Вязкая, неестественная тишина посреди зелёного бреда-эха ядерного лета… Тишина, знающая главную тайну мёртвой станции, поезда-призрака и самой зоны…

      Мимо нас в сторону заброшенной станции пронеслась зелёная электричка. Забор задражал, затренькал, а травы колыхались на ветру. Поезд убежал вдаль, а мы провожали взглядом его последний вагон, оранжевый от лучей заката. Дойдя до пятиэтажек на краю пустыря, я посмотрел на откос и заброшенную станцию и заморгал глазами. В лучах заката шёл поезд. Сквозь окна кабины и вагонов просвечивало солнце.

      Я зажмурился, а когда открыл глаза, таинственный поезд исчез…

                                    4

      Куда уходят поезда, когда им настаёт пора дать последний гудок на прощание, и растаять в лучах багряного заката? Призрачный стрелочник, страж междумирья, тянет за рычаг, таинственным светом вспыхивает симафор и они уходят на неведомые нам пути в порубежье и пропалая в зелёном бреду…

      Стуча по несуществующим рельсам давно забытых железных дорог, они колесят между мирами, скрежеща ржавыми железками и перестукивая колёсами. За их мерцающими окнами проносятся фантастические картины, пока они не возвращаются обратно, в наш атомный мир.

      Давно исчезли поезд и машинист, и о них забыли. Никто уже не искал его и пассажиров. А потом была ядерная война, за ней морозная ядерная зима и жаркое ядерное лето, и рельсы покрылись ржавчиной.

      Они были тенями прошлого, эхом сгоревшего в атомном огне мира…

      Но таинственный поезд-призрак продолжал появляться на откосе, ходить по путям, которых давно нет, быть может сейчас увозя в страшный мир зоны тех, кто неосторожно ступил в тёмный тамбур его вагона. И будто некая необъяснимая сила вернула его назад и отправила в наше измерение неизвестно с какой целью увозя в зону людей и призраки погибших на железной дороге…

      Я раскрыл глаза и зевнул. В квартире стояла тишина.

      Меня опять сморило от этого душного липкого зноя.

      Во дворе гудела бойлерная, стучала водокачка. Слышались ребячьи голоса.

– Тим! – позвал я братишек. – Данька!

      Но мальчишек в комнате не было. В квартире я находился один. Я спусти ноги с дивана, потянулся и вышел на балкон и выглянул в окно. Во дворе играли ребята. Лиза отчитывала каких-то мальчишек.

      Я сыграл с мальчишками в панки, потом в пробки, а когда раздался прерывистый сигнал из динамика, я направился к своему подъезду.

– Серёнь, ты куда? – окликнули меня мальчишки.

– Я через час вернусь, – ответил я. – Мне заниматься надо.

      Войдя в пустую квартиру, я открыл все форточки, надел каратистскую форму и вышел на застеклённый балкон. Здесь было свежо и совсем не жарко.

      Я включил приёмник и стал делать упражнения. Катька велела нам с ребятами заниматься каждый день.

– Серёнь! – через час из соседнего балкона показалась вихрастая Владькина голова.

– М-м-м?

– Чё, всё занимаешься? – прищурился Владик.

– Катька просила, – простодушно ответил я. – Я же ещё новичков учу…

      Я пошире открыл окно и подставил ветру взмокшее лицо.

– А чего ты на улице не занимаешься? – удивился Влад.

– Да… я стесняюсь… – признался я, зная, что Владьке можно сказать всё, и, что он всё поймёт. – Меня и так уже достают, чтоб я показал приёмчик. А взрослые наябедничают маме, что я опять хулиганю…

      Владька нырнул в окно, а я стал упражняться дальше. Я расставил повсюду банки из-под пепси-колы, которые нашёл на помойке и принялся сбивать их ударами ног. Они летелю в разные стороны. Одна вылетела в окно.

– Кто это там хулиганит? – раздался сердитый голос тёти Наташи.

– Я не хулиганю, а занимаюсь! – крикнул я в окно.

– Занимайся, но те так, чтоб мусорить!

– Я не нарочно.

      В комнате раздались шаги. Владька влетел ко мне на балкон так стремительно, что я чуть не заехал по нему ногой.

– Ух! – испуганно выдохнул Влад. – Ты осторожней. Чуть губу не разбил…

– Извини.

– Да ладно. Ничего.

      Я закончил заниматься и уселся у раскрытого окна. Владик взял полотенце и помог вытереть мою взмокшую голову.

      Со двора раздались ребячьи крики:

– Пацаны! Мы купаться идём. Вы с нами?

– Ага! – выдохнул я, убирая со лба мокрые волосы. – Мы сейчас спустимся, ждите внизу!

      Мы искупались, вылезли из воды и одели свою отрядную форму. Она стала липнуть к мокрому телу. Я надел на мокрые волосы берет и он свалился мне на уши. Берет мне был велик, до меня его носил кто-то из старшеклашек.

      Через час я снова шёл вдоль путей. На этот раз один. Навстречу страху…

                                    5

      Протяжный гудок, перестук колёс и гул пронёсшейся мимо меня электрички развеял странное, пугающее и гнетущее ощущение, которое охватило меня на откосе. Вечерний туман спустился на пустырь и я побрёл к бетонной площадке полустанка. На плиты, поросшие мхом падали лучи заката.

      Сверкнул на солнце на дне канавы фонарь, горели янтарём стёкла чудом уцелевшей кабины электрички. Обломки погибших поездов среди мусора…

      А старый разбитый фонарь заискрил, вспыхнул и потух.

– Ну ничего себе! – ахнул я, уперев руки в коленки и разглядывая фонарь.

      Сырым, промозглым ветерком повеяло с путей. Справа по рельсам простучала электричка. Зелёные вагоны в вечернем свете окрасились в оранжевый, а окна засверкали золотом. А я зашагал дальше, к белевшей среди разросшейся крапивы и лопухов заброшенной станции.

– Ой! – воскликнул я и остановился как громом поражённый.

      С путей до меня долетел тоскливый, протяжный гудок, перестук колёс и знакомый зловещий гудящий вой.

– Серёнька-а-а-а! – закричали мне откуда-то ребята.

      Я обернулся на голоса. Они двигались по дну канавы в мою сторону.

      "Как они здесь очутились? – удивился я. – Неужели шли за мной?"

      До моих ушей долетели наростающий гул, медленный перестук колёс, от которого эхо разносилось по откосу, и протяжные гудки электрички.

      И тут я словно окунулся в холодную воду. Я понял, что совсем скоро призрак появится на откосе. Я уже пожалел, что снова сунулся сюда. И это после того, как нас чуть не зашибло железяками, упавшей рядом высоковольтки! А ребята шли навстречу поезду мёртвых!

– Стойте и не двигайтесь! – предостерегающе крикнул я ребятам, чувствуя, как по моему телу расползается холод и страх.

      Ребята услышали меня и замерли. А звуки всё приближались.

      Это был поезд, который вернулся оттуда, из другого измерения. Но зачем он вернулся? Зачем они возвращаются, если их давно уже нет в этом мире?

      Я завертелся по сторонам, но место было совсем незнакомым. Небо над нами налилось фиолетовой хмарью. Мы стояли посреди заросшей сорняками радиоактивной свалки, а вокруг темнели мёртвые дома…

– А где мы очутились? – встревожилась Светка Крапива.

– Наверное мы в другом измерении, – определил Владик, испуганно уставясь на меня. – И здесь не пахнут растения…

– Это зона, здесь другие законы физики, – с жаром сказал Серёня, рассматривая чёрные окна-дыры в мёртвых домах. – Мне ребята рассказывали… ну, те, которые лазали по зоне. И здесь всё время что-то меняется…

– Может он явился за нами? – с тревогой прошептала Саша Панкина. – Из этого измерения. И увезёт неизвестно куда…

– В мёртвый город, где не живут, даже комары… – сглотнув, медленно ответил я, во все глаза глядя на небо. – А там, в заброшенной больнице они…

– Кто? – встревоженно прошептала Светка.

– Ну, те, которых мы впустили в наш мир вместе с поездом… – отвеетил я, и сделал шаг к мёртвыым домам с чёрными окнами.

      Вновь раздался гудок и из зелёного бреда выползла, гудя и стуча колёсами мрачная ржавая лента поезда. В воздухе сразу запахло горелым, а во рту появился вкус мокрой ржавчины. Ржавые колёса высекали искры.

– Ну он и жуткий! – в испуге протянула Светка, как завороженная глядя на ползущий по рельсам поезд. Девочка испуганно отпрянула назад.

      Электричка шла по заброшенным путям среди поросшего мхом и сорняками мусора.

      Мне стало неуютно, ведь эту сбойку я нигде раньше не видел. Шпалы поросли радиоактивным мхом, рельсы поржавели. Здесь всё было не наше!

– А огни не горят… – удивилась Сашка Панкина, навалившись на какую-то ржавую железяку, торчавшую из сорной травы. – А мальчишки во дворе уверяли, что фонари и окна так и горят жутким слепящим светом…

      Ржавые, потемневшие от сырости вагоны с жутким скрежетом тащились следом за вагоном-локомотивом. Облупившаяся краска, выбитые стёкла, истлевшие, рваные занавески, колыхавшиеся в окнах…

      Выглядел поезд жутко!

– А в вагонах никого! – возбуждённо сказала Сашка Панкина, оторвавшись от этой ржавой летны. – Видали?

      В вентиляционных отдушинах на крыше и в разбитых окнах свистел и завывал ветер, неся на нас едкой гарью и запахом резины. Казалось, кто-то огромный притаился в вагоне и прерывисто дышал.

– Слышите как ветер свистит? – вздрагивая, заметил Тимка.

– А из-за чего он сгорел? – растерянно спросил Костя Раскатов, тоже вздрогнув, и рассматривая разбитые и обгоревшие окна. И в окнах свистел и завывал ветер. – Его же тогда никто не нашёл. Он затерялся, и…

      Светка кинула ржавой гайкой в вагон электрички. Гайка не пролетела сквозь поезд, а с железным стуком отскочила от вагона и упала в траву.

– Это не призрак, он настоящий! – изумлённо воскликнула она.

– Это поезд из зоны! – выдохнул я.

      Данька кинул гайку и она, угодив в окно, загрохотала внутри.

– Если мы в другом измерении, – выдохнул Костя, глядя на почерневшие, в водяных подтёках крыши вагонов и повернулся ко мне, – то куда он уходит?

– Ну куда-куда, в наше измерение! – взволнованно сказал я, ёжась от летевшего на нас с путей холодного ветра. – Собирать души наверное…

– Серёня, – потянул меня за руку Тим, всё больше тревожась, – как мы здесь очутились? Мы сумеем вернуться в наше измерение?

      Поезд исчез, а на нас словно нахлынуло волной странное ощущение, будто мы поплыли. Раздался гул и звон, и мы вдруг оказались на перроне заброшенной станции. Ничего не понимая, мы огляделись по сторонам.

– Ну ничего себе! – поражённо выдохнул Даня. – Ладно, пошли к школе…

      И мы слезли вниз и побежали по дну ручья, расплёскивая воду, боясь больше не нагоняя дома, а того, что поезд-призрак всё ещё был где-то рядом…

                                    6

      Уже в сумерках, я шёл из школы по плотине, назад, во дворы. Знакомых ребят я не нашёл. Во дворе было полно малышни. В одном из подъездов сидели парни в зелёных целинках и пели песни под гитару. Свернув за угол, я увидел пацанов, коготрые гоняли болт по плитам заброшенного бассейна. Ребята были незнакомые, а наши куда-то пропали! На задних дворх было темно. За заборами темнел лес. Я обошёл всю улицу, и спустился к пруду. Пятиэтажка отражалась в зелёной воде заросшего пруда с бетонной набережной. Сюда мы приходили жечь костры. На задних дворах было жуть как интересно. После дезактивации нашего города на задних дворах чего только не найдёшь! Мы с мальчишками находили куски шифера, транзисторы и кидали их в костёр, закидывали на провода и спускали с крыш размотку, кидали ешки от раздолбаных во времена послевоенной разрухи трансформаторов. В бутылки наливали воды, совали в неё карбидку и получался бабах на всю улицу, от которого взрослые подпрыгивали и хватались за сердце, найденную плёнку поджегали и получалась капалка. А стёклышками мы делали операцию стеблям одуванчиков.

      Я огляделся по сторонам, но ребят не было и здесь. Я свернул направо, обошёл пятиэтажный дом. Здесь была заросшая крапивой низина. Я спустился вниз по нагретым бетонным ступеням лестницы и выбрался к другому пруду. Из ржавой железной трубы текла вода, поверху тянулась бетонка, вокруг стояли тёмные дома. Их окна слепо блестели на солнце.

      С каждым шагом во мне наростала непонятная тревога. Я бросился на другую улицу. На пустырь уходила дорога, а справа от неё плескалась зелёная жижа совсем заболотившегося пруда.

      И только сейчас я заметил, что улица совсем опустела. Я стоял один под балконами белой девятиэтажки. Сверху смотрело на меня фиолетовое небо.

      Мне стало почему-то жутко, я побежал назад, и выбрался к гаражам. Здесь тоже было пустынно, но не так страшно.

      Вдруг, мне показалось, что я увидел чей-то силуэт за гаражом.

– Эй! – обрадовался я и побежал туда, забыв ствой страх. – Выходите, нечего прятаться! Я вас вижу!

– Нет! Ты пока ещё не можешь нас видеть! – раздался странный, непохожий на человеческий, скрежещущий ржавым железом голос.

      Я остановился и увидел за забором высокую тёмную фигуру. Сквозь охвативший меня страх, я успел подумать, что его я уже видел.

      На меня смотрели большие светящиеся жёлтым глаза на сером безжизненном лице, словно это было лицо статуи.

– Мы давно тебя здесь ждали! – скрипучим, как ржавая железяка голосом говорила статуя.

– Ждали? – осипшим голосом переспросил я.

– С того момента, как вы перевели стрелку и впустили нас.

– Мы?!

– Вы открыли нам лаз из запределья.

– Что вам от меня нужно?! – пискнул от страха я.

– Я давно хотел с тобой поговорить, – проскрежелала фигура. – Например о станции, на которой вы сегодня побывали!

      Существо говорило со мной, но лицо его не двигалось!

– Слышь ты, пылесос говорящий… – неуверенно произнёс я.

      Ноги перестали меня держать, я упал, и, что-то задел ступнёй. Не успел я понять, что случилось, как на то место, где стояло это существо, а может быть робот, сверху упала большая гайка и что-то вспыхнуло.

      Существо отпрянуло назад и исчезло в темноте.

– Оно исчезло! – обрадованно осознал я. – Оно чего-то испугалось!

      Я встал, и на нетвёрдых ногах подобрался к тому месту. Воняло горелой резиной. Я знал этот запах. Так пахло у гаражей, где стояла та жуткая статуя…

      Волна страха, схлынула, как вода из шлюза. Но тут же навалилась снова.

      Я понял, что мы натворили.

      "Это всё из-за нас! – горько качал я головой, чуть не плача. – Из-за того, что мы перевели ту проклятую стрелку! Это мы их сюда впустили!"

      Я огляделся по сторонам и навождение сгинуло. Улица была полна ребят. С работы возвращались взрослые. Бубнило радио, смеялись и визжали дети. Всюжду кипела жизнь. Но они не знали, какая над всеми нами нависла опасность! И самое страшное, что неизвестно, что это за опасность.

      Но она была!

      "Но как? – всё гадал я. – Как они проникают к нам? Кто они вообще?!"

      Враг был неизвестен. Но я уже не сомневался, что это был именно враг.

      Друзья себя так не ведут!

      "А ведь я видел их раньше, – думал я, вспоминая все эти дни. – Они всегда прятались где-то в тёмных закоулках. Смотрели, слушали что мы делаем, о чём-то думали, и тихо, тайно шептались о нас…"

      Иногда даже нет, да и виделись их глаза. Но раньше я этого не замечал!

      "Ничего, я узнаю, откуда вы выползли! – дал я себе клятву. – Надо и ребятам рассказать про этих! Может они их тоже видели…"

      Я шёл с дальних дворов на нашу улицу, к ребятам, глядя на розовую луну над высоковольтками и думая о том, что увидел там, где начиналась зона…

                              Глава III

                         Ничего не бойся

                                    1

      Утром нас с мальчишками разбудили гремящий холодильник. Мы устроили возню на ковре, сделали пару упражнений на балконе, за тем мама нас потащила умываться, заставила чистить зубы едким зубным порошком.

      Тиму она несколько минут тёрла коленки. Даню заставила отмыть испачканные руки, а меня и вовсе заставила отмокать в ванной, потому, что вчера я возился в помойке, чтобы найти банки и сигаретные пачки, которыми можно было играть во дворе с мальчишками.

      Мама вскоре ушла, а мы побежали смотреть утренние мультики. А после мультиков мы убежали гулять. Я вылетел из подъезда и помчался по улице, показать ребятам сигаретные пачки, которые вчера нашёл.

– Вьюжанин, айда с нами! – нагнали меня ребята и потащили на плотину.

      Покидав свою одежду на бетонных плитах, мы залезли в воду и устроили водные салочки. Купались до тех пор, пока в икрах не закололо.

      Загорали мы на крыше трёхэтажки, потом заглянули в отряд. В такие знойные часы здесь было прохладно, а с улицы пахло травами. Мы позанимались в отряде и пошли по улице, побегали по крышам гаражей, покидали лизун в стену дома и умчались на дальние дворы.

– Может погоняем в триста? – предложил Саша Жариков.

– Отсоси у каратиста! – насмешливо фыркнул Павлик.

– Ну ты! – вспыхнул Сашка.

      Гаражи скрылись из виду, а мы с ребятами, затеяли игру, кто дальше кинет ногой свой кроссовок или сандалию. Но просто кидать кроссовки надоело. Игра переросла в сифу. Нужно было осалить, кинув кроссовок. Мы играли по всему двору. Несколько раз кроссовки летели через забор в лес, и мы лезли туда их доставать. А после сифы началась другая игра.