Сергей Давыдов. Засекреченный город

      Она унеслась вдаль, сверкнув на солнце окнами. Железная дорога окунулась в вечернюю тишину. Странные звуки больше не повторялись.

– И причудится же такое! – хмыкнул я, чтоб подбодрить себя.

      Я уже хотел спрыгнуть под балкон пятиэтажки, как услышал гудок приближавшегося поезда. И лишь сейчас, на заброшенном полустанке я почувствовал что-то неладное, нехорошее. Ведь гудок этого поездая я уже знал. Зычный, густой. Я часто слышал его по ночам…

      Он всё это время доносился со стороны заброшенной станции…

      "Вечером, когда железная дорога изредка затихает, на ней случается много странного и пугающего, – всплыла в памяти байка. – На заброшенной станции видят призраков… А не мы ли сами их выпустили из зоны?"

      Дуновение ветра пробрало меня сквозь одежду неприятным холодком. Ветер дул со стороны мёртвой станции "Гмохово" и в сгущавшихся сумерках она всё ещё белела там, вдалеке на фоне зелени трав и темноты сайвы.

      На полустанке за пятиэтажкой, там, где я хотел спуститься на бетонку, у забора что-то загремело, загудело и раздался отдающий эхом стук.

      "Тихим вечером он колесит по железной дороге, – вспомнил я, – в поисках новых пассажиров! Он невидим сначала, до тех пор, пока не остановится на станции, чтобы забрать души и увести их в никуда…"

      Я испуганно вздрогнул. Я знал, что это за звуки. Это был поезд-призрак!

                                    3

      Ледяным ветром дунуло с пустынных путей. Вдали снова завыл длинный, тоскливый, зловещий гудок. Глухо стучали колёса. В воздухе раздался звук, будто лопнула струна и послышался гул и вой. Что-то шло к полустанку…

      А неведомый поезд снова подал гудок. Провода стукались и звенели. Из воздуха появилась ржавая зелёная электричка. Она скрипела и стонала ржавым железом, медленно останавливаясь у полустанка…

– Нет, не может бы-ы-ыть! – выдохнул я, разглядывая призрака.

      Да, это был он, тот самый пропавший много лет назад поезд. Этот поезд не раз видели здесь, возле станции, с тех пор, как он пропал тем вечером…

      Два раза холодным дуновением ветра, он проносился по рельсам, пропадая где-то вдали. И вот он вышел из тьмы…

      В воздухе витали отголоски воющего гула. Поезд казался совсем настоящим, но что-то в нём было призрачное…

– А-а-а! – ахнул я, распахивая глаза, видя, как поезд останавливается у полустанка в свете ещё не угасшего дня.

      Вот он качнулся и встал ржавой зелёной громадиной. Туча, заслонявшая солнце ушла и теперь оно просвечивало сквозь выбитые окна поезда. В вагонах не было ни пассажиров, ни кондуктора. В кабине не было машиниста.

      "А где же пассажиры, которые исчезли вместне с поездом? – пронеслось у меня в голове. – Что с ними случилось?!"

      А от поезда-призрака несло гарью…

      Он потемнел от старости, краска облупилась, всюду жавчина. А большая красная звезда под окнами кабины казалась теперь розовой. Фонарь разбит, и тем не менее горел странным тусклым жёлтым светом, озаряющим рельсы.

      Меня ещё сильнее пробрало холодом. Ведь это был поезд, который заблудился во времени и пространстве и где-то бродил, по неведомым путям, возвращаясь иногда назад, в наше измерение. Когда поезд пропал, он был зелёным, а сейчас он был мёртв, и заржавел. Дожди, ветры и время не пощалили поезд и он превратился в ржавую развалюху. Но какая-то неведомая сила заставила мёртвое железо вновь колесить по рельсам…

      Дуновение холодного ветра вылетело из открывшихся с лязгом и ржавым скрежетом дверей. Я зажмурился, чтобы не смотреть. Но слепящего света, как в байках не было. В тамбурах царила чернота.

      В окнах с разбитыми стёклами колыхались словно на таинственном ветру, выцветшие, рваные, бледно-зелёные занавески. Оранжевый свет заката на мгновение пронизал вагоны через окна. Мерцание отразилось в окнах домов.

      И я вдруг ясно осознал, что отсюда уже никогда не уйду. Что этот жуткий поезд заберёт меня и я навсегда исчезну в зелёном бреду зоны…

                                    4

      Солнце спряталось за хмурую косматую тучу и свет померк. Неожиданно раздались невнятные голоса призрачных пассажиров, но в окнах мёртвой электрички никого не было видно! Как ни старался я разглядеть, кто или что пряталось в поезде, мне ничего не удалось увидеть.

      Поезд стоял у полустнка, скрежетал и вонял гарью. Но страх куда-то незаметно пропал и я двинулся вдоль вагонов к кабине машиниста.

      Тёмные тамбуры и отъехавшие в сторону ржавые двери словно ждали, что я зайду и стану новым пассажиром. Они с лязгом закроются, а поезд подаст гудок и увезёт меня в странный пугающий мир вечного зелёного безмолвия…

      На поезд, пути, бетонные плиты и, на безжизненные дома лилось оражевое мерцание заката. Оно осветило рельсы и поезд-призрак залило оранжевым светом. А тамбуры словно звали меня войти в вагон…

      Электричка подала гудок. Из динамика раздался скрежет, за тем послышлась музыка, а потом я услышал чей-то голос. Голос поезда-призрака!

– Залезай в вагон, – скрежетал чей-то искажённый голос, – и ты увидишь мир, где тихо, не страшно, где бывают не все и не пахнут растения…

      Это был несомненно голос призрачного машиниста!

– Нет! – замотал головой я и словно очнулся от сонного оцепенения.

      Звякнула на плитах какая-то железяка.

– Нет? – проскрежетал динамик. – Не хочешь? Ну что ж, тогда мне пора уходить, ведь я не могу долго находиться здесь, в мире живых. Моё время уже на исходе, я чувствую, как ржавею всё сильнее…

      Но в кабине машиниста никого не было! Это я видел. И всё же кто-то разговаривал со мной через динамик. Это мог быть только мёртвый машинист.

– Знаешь, почему станция "Гмохово" и этот полустанок заброшены? – снова услышал я. – Почему электрички идут мимо них без остановки? У той станции останавливаются лишь мёртвые поезда. Здесь собираются те, кто погиб на железной дороге, а на станции "Гмохово" сходят пустоты, проникая в ваше измерение. Из-за них, этот мир застыл и заржавел!

      Я не на шутку испугался. Мне почудилось, что на меня отовсюду жёлтыми глазами смотрят невидимые обитатели этого страшного места.

– Я вас не боюсь! – выкрикнул я, стараясь перебороть страх, поднял руку, в которой держал увесистый болт, который я уже неделю носил с собой и со всей силы швырнул её в поезд-призрак.

      И тут я почувствовал, что теряю равновесие.

– А-а-а! – испуганно закричал я.

      Болт со свистом полетел в окно и разбила секло. В разбитом окне я увидел печальное лицо погибшего путевого обходчика. Он погрозил мне пальцем и исчез в темноте вагона.

      В воздухе повис прерывистый звон. И только сейчас я сообразил, что падаю спиной вниз, с платформы в глубокую канаву. Я плюхнулся в воду, больно ударился о кочку спиной и застонал. Из моих глаз брызнули слёзы.

      А поезд-призрак взвыл зловещим тягучим гудком, заскрежетал ржавыми железяками и глухо перестукивая колёсами, высекая на рельсах огонь, двинулся в сторону заброшенной станции.

      Внезапно в вагонах что-то засветилось и из разбитых окон вырвалось пламя и чёрный едкий дым. Я вскрикнул и как завороженный стал смотреть на горящий поезд. Огонь потух так же внезапно, как и появился. Из окон тянуло гарью. И тут же поезд-призрак скрылся в свете угасающего дня.

– Ну ничего себе! – выдохнул я, и поглядел на железную дорогу.

      Вдали прозвучал глухой перестук колёс и зычный гудок.

      Мимо меня по рельсам пронеслась зелёная электричка со светящимися жёлтым светом окнами вагонов. Живая, не ржавая…

      Отзвуки поезда-призрака затихали вдали, а электричка скрылась за деревьями подступавшей к самым путям сайвы.

      Морщась от боли, я выбрался из канавы.

      И дойдя до ручья, там, где бетонка уходила через лес на пустырь, я остановился. Я был весь мокрый. В таком виде в отряд идти было нельзя. А если сбор пропустить, потом вожатые замучают нравоучениями.

      Я побрёл по пустынной улице в сторону белевшей вдали школы.

      А поезд-призрак возникший из воздуха на пустынных рельсах, у заброшенного полустанка, пропал, словно его и не было.

      Мне даже не верилось, что он взаправду был здесь, в этом тихом месте…

                                    5

      Я шлёпал босыми ногами по остывшим бетонным плитам, неся кросовки в руке, а с меня текло в три ручья. Окна в школе и во дворах уже горели. Надо было идти переодеваться домой, но я и так уже опаздывал и дойдя дворами до клуба, надел кроссовки, и вошёл в отряд, оставляя за собой мокрые следы. Свет в клубе не горел, зато в окна падали лучи заходящего солнца.

      Ребята уже собрались, и, увидав меня, покатились со смеху.

– Дети, тише! – прикрикнула на ребят Таня. – Вьюжанин, где тебя опять носит? Что с тобой стряслось на этот раз?

– Это он в шторм попал! – ехидно выкрикнул Сашка Жариков.

      Ребята снова засмеялись.

– Тише ребята! – снова попросила их Таня. – Вьюжанин, где ты был?

– Гулял, – обиженно буркнул я.

– А почему форма в таком виде? – нехорошо прищурился вожатый Илья, выходя мне навстречу. – Ни дня не проходит, чтоб ты куда-нибудь не втяпался!

– Я на откосе гулял, – вздохнул я, махнув мокрым беретом. – Я вспомнил, что у нас совет дружины только, когда лазал по полустанку…

      В отряде встреча с поездом-призраком мне казалось сном, но уж никак не явью. Ведь я увидел такое, что могло только присниться!

      Я немного успокоился и поглядев на себя в зеркало даже улыбнулся. Я был весь мокрый, одежда висела на мне мешком. Руки и ноги были розовыми от холода, зато я больше ничего не боялся.

– А зачем на откос бегал? – нахмурился Илья. – Опять поезда гайками обстреливал? Нашёл игру!

– А вот и нет! – дерзко ответил я. – Я не играл, а исследовал зону!

– Идём в пионерскую комнату, сталкер, – велел мне Илья, машинально посмотрел на часы электроника на запястье. – Сейчас сбор начнётся, а ты вон какой мокрый. У нас там запасная форма есть, переоденешься.

– Спасибо, – с благодарностью ответил я.

– Илюш, ты осторожней, он брыкается! – предупредила друга Лизавета.

      Мы вышли из физкультурного зала.

– Смотри у меня! – погрозола мне вслел Танька. – Ещё раз втяпаешься…

      Я не обиделся на командора. Танька всегла рычала, если являешся в отряд растрёпанный и грязный. За это могли заставить убираться или дежурить дополнительную смену. Даже летом, на каникулах!

      У нашего отряда летом в самом разгаре были походы, парусные практики на водохранилищах, и бои вместо обычных тренировок.

– Светка, помоги мне, – позвал девочку Илька. – Видишь, как он вымок…

      Мы вошли в пионерскую комнату. С меня стащили мокрую одежду и стали вытирать. Светка стала осматривать мои царапины. Я дрыгнул ногой.

– Не брыкайся, водолаз! – насмешниво сказал Илька.

– Сам ты водолаз! – обиделся я.

– Ребята, чаем горячим его напоите! – крикнула заботливая Лизавета.

      Светка рассматривала мои поцарапанные руки.

– Промок, как маленький, – ворчал Илья. – А ещё вожатый у ноябрят…

      "Вот тебе и вожатый! – с досадой размышлял я, начиная дрожать на сквозняке, который гулял по комнате. – Промок, как какой-то малявка…"

– Выбрали вожатым, – нравоучительно сказал Илька, – считали, ты будешь серьёзным, а ты балуешься, как дошколёнок…

      Илья вздохнул и отвернулся. Всегда он так вздыхает! Я не только где-то бегал, так ешё и опаздал на совет дружины, явился с мокрой формой и с мокрыми ногами! Будто нет мальчишки с поведением, хуже моего.

– А я и не просил, чтобы меня делали вожатым! – огрызнулся я.

– Это не я, а ребята, – небрежно сказал Илья. – И раз уж ты вожатый, ты должен быть серьзным и знать, что такой растрёпой на совет дружины не ходят.

      Я и без него это помнил, но решил промолчать. Будет время об этом поговорить на самохарактеристиках, когда собирётся весь отряд. Они будут на следующей неделе, а за это время я могу ещё что-нибудь натворить…

                                    6

      Илья порылся в шкафу и достал форменные чёрные шортики, рубашку с блестящими пуговицами, серым аксельбантом и нашивкой на рукаве ввиде голубого глобуса, и чёрный берет со звёздочкой. Я переоделся, повязал красный галстук, а мокрую одежду повесил сушиться на батарею.

      Дверь открылась и вошли ребята. Таня зашла последней.

– Вьюжанин, где ноги окарябал? – спросила меня Таня.

– Упал, – вздохнул я.

– Владик, неси йод, – велела моему лучшему другу Таня. – Сбор переносится на десять минут.

      Я вздохнул и уселся на подоконник.

– Сейчас опять визжать будет! – тихо хихикнул Кирилл Смирнов.

– Ага! – хмыкнул его друг и командир знаменосцев Ваня Спицын.

      Ребята захихикали, озорно поглядывая на меня. Я бросил на них сердитый взгляд и подумал, что лучше бы мазали не при ребятах.

      Влад вернулся, неся пузырьки с йодом и зелёнкой.

– Лазаешь везде, – сварливо приговаривала Таня, мазнув йодом мои ободранные коленки и руки, – носишься, как ненормальный…

      Я не морщился и не визжал от боли, даже не дёргался. При ребятах вожатому было как-то стыдно визжать.

– Не ёрзай, ты уже не ноябрёнок, – одёрнула меня Таня.

      Владик держал мою ногу и беспощадно промакал ранки ваткой с йодом.

– А ещё по крышам лазаешь! – между тем отрабатывала на мне своё искуство воспитания Владькина старшая сестра Лизавета. – Забыл, как весной чуть не упал вниз?! Хорошо Илья рядом был.

      Я попытался её лягнуть, но к сожалению не достал.

      На сборе отряда первые тридцать минут обсуждали моё поведение, мою беспечность, из-за которой я то промокаю с головы до ног, то ранюсь, потом мою несдержаность, ведь по их словам я всё время распускаю руки…

– Ребята, – начала выступление Лиза, – вы все помните, как Вьюжанин в начале лета подрался с Андрюшкой из восьмого дома…

      "Хорошо они не знают, как я отлупил тех двоих на озере! – успел с тревогой подумать я. – Лиза бы меня без хлеба съела…"

      И все ребята решили что меня надо в конце-концов перевоспитать.

      Лиза вызвалась сделать из меня человека. Я застонал и снова лягнул её ногой, но не достал. Таня схватила меня за подмышки и усадила на шкаф.

– Сиди тут, радость моя! – сказала она. – Займёмся тобой завтра…

      Я задрыгал ногами и озорно рассмеялся. Пусть сначала меня догонят!

                                    7

      Наконец меня оставили в покое и на сборе ребята перечисляли итоги нашей пионерской деятельности. Таня была довольна тем, как мы очистили от ржавого железа пустыри, убрали мусор и дала задание очистить бассейн, чтоб там могли купаться ребята. Потом разговор зашёл про шефство над малышнёй, что с ними нужно больше заниматься, играть и следить, чтобы они не убились.

– Вьюжанин, это тебя касается, – повернулась ко мне Таня. – Вместо занятий с ноябрятами, ты где-то носишься. Никто тебя найти не может.

– А чего сразу я? – возмутился я, соскакивая со шкафа. – Если с малышнёй возиться, так сразу мне? Они и так ко мне прилипли…

– Зато купаться, – осадила меня Таня, – бегать на всякие полустанки, драться с мальчишками и лазать по крышам ты всегда успеваешь.

– Не лазаю я по крышам… – пробормотал я, но сразу умолк, вспомнив, что как раз сегодня я лазал и даже уснул на крыше.

      Ребята в ответ засмеялись, я поник и стал рассматривать свои коленки.

– Ты же ногу поранил! – нравоучительно напомнила мне Лиза. – Тебе с пораненной ногой вообще бегать и купаться дня три нельзя.

      Сбор закончился, мы сыграли в сотки и вышли на улицу. На улице уже сгущались вечерние сумерки. Но было ещё достаточно светло, чтобы гулять. Я переоделся в свою намокшую форму, которая немного просохла и, выйдя на улицу, поёжился от холода. Налетели вездесущие комары.

– Махнём на гаражи! – предложил Сашка Жариков.

– Ага, захотел ещё один душ? – иронично фыркнул Влад.

– Да, эта тётка нас опять прогонит… – огорчился Сашка.

      Мы шли по улице и рассуждали, что делать с вредной тёткой, которая портит наши игры. Сначала все согласились бабахнуть петарду у неё под окном. Я предложил разбить ей лампочку в тамбуре. Влад загорелся идеей вымазать какой-нибудь гадостью ручку двери её квартиры.

      Серёня Зуев огорчил нас:

– Уже пробовали, а она только злее стала!

– А если что-нибудь кинуть ей на балкон? – не сдавался я.

– Кидали уже… – махнул рукой Сашка Жариков.

– Слушай, пацаны! – вдруг воскликнул Костик Раскатов. – Я знаю, что надо сделать! Такое начнётся!

– Ну, давай колись! – усмехнулся Владик.

– Она же до смерти крыс боится!

– Где ты крысу живую сейчас найдёшь?

– А живую и не надо, – ответил Костя и улыбнулся. – Мы её сами сделаем. Напугается так, что визгу на все дворы будет!

– А потом взрослые нас ка-а-ак взгреют крапивой… – заметил Сашка Жариков, но ребята загорелись идеей.

– Слушайте, пацаны, – с жаром сказал Костя Раскатов, – вот что мы сделаем…

      Костик пожертвовал для этого свой старый серый носок. Его было не жалко, потому, что другой он потерял ещё весной. Набили будущую крысу сухой травой из матраса, перевязали в трёх местах и получилась крыса. К голове крысы привязали тонкую верёвочку от воздушного змея.

– Она в это время всегда к подруге ходит, – вспомнил Серёня. – Я видел.

– А что за подруга?

– А, такая же, как и она, – досадливо поморщился Серёня. – Дура. На ребят всё время жалуется.

– Но крыс боятся? – с надеждой спросил я.

– Ха! Ещё как боятся!

      Крысу мы спрятали в траве за бетонкой. Серёня, который уже проделывал такие шутки с девчонками, спрятался под ёлками по другую сторону двора. Я и Владька спрятались под ёлками, а ребята чуть дальше.

      Во дворах темнело. Над чёрными верхушками леса догорал закат. Дома на его фоне казались совсем тёмными.

– Сейчас, сейчас, – напряжённо говорил Серёня. – Она должна выйти.

      Несколько раз из подъезда выходили другие люди. Тётки не было. Мы ждали в засаде. А как нас подмывало кого-нибудь напугать! Из подъезда вышли две большие девочки, потом женщина и мальчик. А тётка словно провалилась.

      Темнело, и мы уже хотели отложить месть назавтра, но тут дверь подъезда в очередной раз открылась и вышла та самая тётка.

– Она идёт! – послышался возбуждённый Костин шёпот.

– Серёня, вон она, видишь?! – возбуждённо зашептал я.

      Вредная тётка подходила всё ближе…

      Серёня дёрнул за верёвочку и крыса, как живая, резво перескочила бетонку у её ног. Тётка завизжала и села от страха в лужу.

      Месть свершилась! Серёнька подхватил крысу и мы, давясь от смеха, опрометью бросились на соседнюю улицу. Только оставив вопящую тётку позади на целый квартал, мы, покатились со смеху, переживая те несколько весёлых мгновений. И нам снова захотелось кого-нибудь так напугать.

– Крысу я пока спрячу, – деловито сказал Серёня, сунув её в карман. – Может завтра ещё кого напугаем!

      Плитка домов на другой стороне двора ещё тускло горела, отражая багряное зарево, полышавшее над чёрными острыми верхушками леса. Мы посидели на холмике рядом с бойлерной, и разошлись по домам уже в темноте.

      Уличный фонарь озарял двор и ёлочки.

– Мама, папа, я вернулся! – крикнул я, еле переставляя ноги от усталости.

– Вьюженька, где тебя носило? – выбежала во двор мама. Весь её вид выражал тревогу, усталость и раздражение, как всегда, когда мы с братишками возвращались домой, чуть ли не ночью. – Ты забыл про режим.

– Да я в отряде засиделся, – небрежно отмахнулся я. – Не бойся, я ничего не натворил…

      Я обнял маму и мы вместе пошли домой.

– Серёнька, где ты бегал? – с порога спросил Данька.

– Мы на озеро за тобой бегали, – обиженно сказал Тима, – а тебя нет.

– С ребятами гулял, – пожал плечами я, не выдержал и рассмеялся.

– Ты чего? – настороженно прищурился Тим.

– Мы ту вредную тётку крысой пугали! – весело ответил я.

      И добравшись до послели, я плюхнулся на неё, не снимая одежды. Ноги гудели, а намазанные йодом ранки противно щипало. Издали дующий в окно ветер донёс тягучий тоскливый гудок ночной электрички…

                              Глава XI

                   Статуя с горящими глазами

                                    1

      Электричка остановилась, заскрежетала ржавая дверь и я вышел из воняющего гарью вагона на станцию. Но это была не наша станция. Она была другой, незнакомой, затерянной где-то среди радиоактивного бурьяна. Из крапивы торчали ржавые железяки, по трубам гудела вода. Уже который раз я сходил с поезда на этой станции, которая белела среди зелени. И я смотрел не на зелень, не на железяки. Я видел стрелку в бурьяне…

      Заброшенные, заросшие радиоактивным мхом пути огласили страшный скрежет и гул. В окнах призрачной электрички погас свет, потухли и разбитые фонари. Поезд подал в последний раз гудок, и больше его никто не видел…

      Но что же случилось с этим поездом на самом деле?

      Из окна поезда высунулся Алька и кинул мне болт, которым я вчера запустил в поезд-призрак. Он стукнулся о замшелый и замусоренный кафель, на котором я лежал, свернувшись калачиком, слушая журчание воды…

– Отдай, он мой! – услышал я сквозь сон Тимкин крик.

– Фиг тебе, кривая акула! – кричал в ответ Данька.

      Я проснулся и увидел, что братья пытаются отнять друг у друга чёрный берет от пионерской формы. Они были уже одеты, даже пионерские галстуки повязаны. Они сидели на подоконнике и спорили.

– Даня, так не честно! – возмущённо заныл Тим, пихая брата. – Отдай мой берет, а то ногой щас как дам!

– Это я тебе двину, инфузория! – выпалил бойкий Даня.

      Они слезли с подоконника и начали бороться.

– Щас по шее получишь, жабохнык!

– А я тебе по носу врежу, кикимора болотная!

– А я тебе по лбу!

      Тима спихнул с себя Даньку и стал брыкаться ногами. Они вечно дрались. Я тоже с ними дрался, то из-за игрушек, то из-за фломастеров. А этой весной мы втроём не поделили игрушечную яхту…

– Отпусти! – кричал Тим. – Щас как врежу, таракан летучий!

– А нечего было мой вчера в пруд кидать! – едко возразил Даня, слезая с дивана и пихая Тиму ногой в бок. – Пусти, а то сам вделаю!

      Данька поднял свою ногу. Он уже готов был драться с братом. Я тихо наблюдал за ними. Данька держал в руке берет.

– А ну отдай, зараза! – негодующе вскрикнул Тима.

– Фиг тебе! Не получишь, монстрохрюк! – дерзко крикнул Данька, и изловчившись, упёрся брату голыми ногами в грудь и спихнул с подоконника.

      Солнце стучалось в окно.

– Ай-й-й! Зараза! – обиженно воскликнул Тима и братья сцепились. – Ты чего ногами сразу? Я тебе сам щас как вделаю по уху!

      Я рассмеялся, слез с кровати и кинулся в бой.

– Я сам вам вделаю! – воинственно крикнул я. – Спать не даёте!

– Серёнька, докажи, мой берет? – ревниво крикнул Тим.

– Нет мой! – гнул своё Данька, не желая сдаваться.

      Мы возились на зелёном диване, пихаясь руками и ногами.

– Мальчишки, опять вы дерётесь? – неожиданно послышался возмущённый мамин голос. – Да, это я вам говорю мальчики!

      Мама стремительно вошла в комнату.

– Дерёмся! – обиженно фыркнул Тима, усаживаясь на диван, и приглаживая растрепавшиеся волосы. – Серёнька, скажи, что мы не дерёмся?

– Давайте, собирайтесь, раз не спится, – сухо сказала мама, подходя к двери. – Вам скоро в отряд идти. Тане на нервы действовать…

– Знаю! – недовольно засопел я, потирая ушибленный нос, по которому Тим двинул ногой во время возни.