
Полная версия
Сергей Давыдов. Засекреченный город
2
Заросшей сорняками канавой мы вышли к полустанку. Залезли на скрипучий поваленный столб с оборванными проводами и спрыгнули на разогретую солнцем, поросшую радиоактивным мхом и замусоренную платформу заброшенного полустанка. Провода гудели и звенели, но поездов не было и мы кидали гайки и болты в ржавый знак радиационого заражения.
Солнце зашло за тучу. Потемнело, и на железную дорогу, и канавы с торчавшими из зелени ржавыми железяками заструился оранжевый свет.
Пахло чернобыльником и чем-то сырым.
Заросший откос погрузился в тень и станция стала какой-то зловещей. А мимо нас, стуча колёсами и скрежеща железяками прогудела странного и устрашающего вида электричка с ржавыми вагонами.
– Словно приехала из самой зоны… – поёжившись, пробормотал я.
– Это её вы здесь видели? – удивлённо переглянулись Влад и Костя.
– Не знаю… – развёл руками я. – Может их целая дюжина бродит по зоне…
Странная электричка исчезла вдали. Этот поезд мы видели не один раз, но не знали, откуда он вообще взялся. Повеяло холодом, заколыхались травы, крапива и болиголов. Провода стукнулись друг о друга и всё затихло.
Над рельсами повисла звенящая тишина. Скрипели, уходившие вдаль покосившиеся бетонные столбы. А за тёмным лесом неожиданно ясно возникли белые высотки. Солнце вышло из-за тучи и пугающий свет исчез. И железная дорога уже не казалась такой таинственной и зловещей…
Немного отойдя от испуга, мы вновь спустились в канаву.
– Идём на станцию? – нерешительно взял меня за руку Данька. Мы сидели на заборе и на трубах, не решаясь следовать дальше.
– Угу, – сказал я, чтобы не показывать своего страха. Идти на станцию, в ту сторону, где исчело это нечто было как-то боязно.
– А вдруг оно там?
– Где?
– На мёртвой станции.
– У-у, – замотала головой Светка Крапива. – На станции газ… Там никакие поезда не останавливаюися. Все это знают…
Все ребята это знали… На станции ни разу не останавливался ни один поезд, сколько там не лазай. Ни один мальчишка не видел, чтобы к станции подошла хоть одна живая электричка. Все поезда шли мимо неё с максимальной скоростью, словно машинисты чего-то боялись.
Но один поезд там всё же видели. Сташный, пришедший из зоны…
И не зря наверное там старались не лазать. На заброшенной станции пропадали люди. И кто-то не раз видел, как они заходили в тёмный тамбур ржавых зелёных вагонов какой-то неизвестной электрички…
А вагоны пусты, ни одного пассажира, в выбитые окна задувает ветер. В кабине нет машиниста. А ещё от поезда отчётливо тянет гарью.
И сразу становится как-то холодно и неуютно, будто он высосал всё тепло и был окружён атмосферой давящего страха.
Ведь она появляется изниоткуда и так же бесследно уходит вникуда…
3
Дневной зной унесло прохладным вечерним ветерком, мы возвращались с заброшенной станции. Слышался прерывистый звон. Впереди, за поворотом раздались звуки приближающегося поезда. Раздавались глухие, отзывающиеся эхом пугающий перестук колёс и гул. Что-то шло на нас по рельсам, опережая очередной поезд. Качались и скрипели столбы, звенели провода…
Заброшенная станция осталась позади, мы дошли до полустанка и тихих мёртвых домов с пустыми глазницами выбитых окон. Среди зелени желтели бетонные плиты. Они на самом деле были серыми, только сейчас на ниих падали солнечные лучи. Полустанок и дома затихли, словно кого-то поджидая…
А во дворе мы играли в сотки и спорили о том, что творится на станции.
– На станции и не такое бывает, – вздрогнув, заявил Серёня Зуев. – Вот я слышал от ребят, кто хабар искали на свалке у станции…
– Сталкеров? – нетерпеливо спросил Влад.
– Ага, – отрывисто сказал Серёня, – и они видели поезд, который сгинул много лет назад, как он подъезжает к станции. Двери открываются… Кто-то говорит, что тамбуры тёмные, а кто-то уверяет, что оттуда льётся слепящий свет! Только в тамбуры смотреть нельзя, иначе сгинешь! – Серёня кинул биток в стопку соток. – Люди ведь не зря исчезают…
– И больше их никто и никогда не видел?
– Ну, может и видел, хотя-я-я… Нет, оттуда ещё никто не возвращался.
– А что с происходит с теми, кто смотрит на этот свет?
– Их затягивает в поезд, – невесело ответил Серёня. – Говорят сначала люди словно цепенеют, а потом будто во сне идут в тамбур вагона. Кто-то зовёт их оттуда. И манит их слепящий свет… И короче они исчезают.
– Ещё кто-то видел на станции белых призраков, – заметил Лодька, который тоже лазал по станции. – Но это точно байки…
– А мы видели! – значительно сказал я. – Они сходили с той электрички!
– Я знаю ещё одну жуть, – заметил Серёня. – Там видели попавшего под поезд путевого обходчика и как по рельсам вечером куда-то идут призраки погибших на железной дороге людей. Вечером их можно увидеть… А оттуда и возвращаются назад погибшие поезда и снова куда-то пропадают. Сам не знаю, куда. Где-то станция есть… Появляется, и вместе с тобой исчезает…
Серёня замолчал, потому что его прервал гудок электрички.
– Станция-фантом?
– Ага.
– Я слышал, она как две капли воды похожа на нашу.
– Да, похожа, только название другое.
Мне стало не по себе.
– А я слышал про эту тайную станцию, – вспомнил я. – Будто на закате на ней за лесом собираются призраки тех, кто погиб на железной дороге и будто их увозит в другое измерение поезд мёртвых.
– Ну да, есть такая станция, – согласился Серёня. – Только найти её никто не может, и вот там тоже видели поезд-призрак.
Я знал, что это был за поезд. Несколько раз я видел его наяву и во сне. Он исчезал в тот миг, когда я его хотел получше рассмотреть.
Ржавая электричка с выбитыми окнами, от которой несло гарью, пустая и от того ещё более жуткая. Ни машиниста, ни его помощника, ни вагоновожатого, ни пассажиров. Тёмные тамбуры и вдруг слепящий свет…
– А если наша станция это она и есть? – проницательно предположил я.
– Может и станции никакой нет, – неуверенно сказал Владик, – и она всем только чудится… из-за газа.
– А вдруг тайная станция тоже существует? – вторил мне Тим.
– Всякое может быть, – туманно откликнулся Серёня.
О тайной станции ходило много баек. И о том, как она затягивала людей, и о том, как фантомы погибших поездов вечером бродят по ржавым рельсам…
– Её никто не видел, – увлечённо кивнул Тим. – Может только мёртвые и могут её видеть. Те, кто погиб на железной дороге…
Откос между той старой площадкой из бетонных плит и тепловой электростанцией был вообще местом странным. Добраться до него с пустыря можно лишь преодолев заросли крапивы. А если со стороны путей, то обязательно по трубам или по поваленному столбу. Или по склону откоса, который был укреплён бетонными решётками. Про него давно говорили, будто бы на закате здесь проносились фантомы погибших в авариях поездов…
– Иногда поезд мёртвых увозил живых, – наставительно заметил Серёня, разбивая битком стопку соток. – Затянет их в вагоны и пропадёт в зоне…
Лодька позвал нас на Высоковольтную улицу с большими серыми девятиэтажными домами. Здесь было таинственно и жутко. Но жители зоны не появились, только почему-то скрипели высоковольтки.
А потом начались вечерние мультики и мы забыли о призраках зоны…
4
Когда закончились мультики, мы собрались во дворе играть в пробки. А пробок у нас были полные карманы. До занятий в отряде ещё два часа. Но пробки скоро надоели. Мы рассовали их по карманам и устроили войнушку. Я стрельнул из пистолета-дискомёта, который я переделал дома, вставил мощную пружину, и сплющенная пробка просвистела через весь двор. Диски от этого пестика потерялись ещё прошлым летом и я давно уже пулялся из него пробками или старыми метрожетонами.
– Ты чего пуляешься?! – раздался сердитый возглас. – Щас я тебе так звездану в глаз, узнаешь!
Мальчишка, в которого я попал, стрельнул в меня пробкой из ружья. Я запустил в гего ещё одним диском. И началась перестрелка по всему двору.
Играли до первого выбитого окна и долго прятались за гаражами, пока вслед нам орал какой-то жилец. А когда крики и угрозы позвонить в милицию и выдрать нас крапивой утихли, мы вышли во двор, занесли домой свои зелёные пульковые автоматы зашагали по улице.
Вскоре ребята убежали ужинать, а я ушёл гулять один.
– Смерть девчонкам! – вылетели из подъезда два мальчика. Один был коренастый, как я, белобрысый и длинный, другой тёмненький и низенький.
Девочки, которые играли у подъезда в дочки-матери с визгом побросали свои куклы и побежали вдоль дома.
– Смерть девчонкам! – воскликнул я и погнался следом.
– Окружай их! – крикнул мне тёмненький пацанёнок.
Я бросился в другую сторону. Девчонки вылетели из-за угла, завизжали, я прыгнул в лужу и обрызгал их. Девочки бросились наутёк.
– Вьюжанин, бандит! – обиженно крикнула Лодькина младшая сестра Ксюха.
Мы гонялись за девчонками вокруг дома, по двору, по дороге. Ноги мне то и дело что-то больно кололо, а незажившая рана щипалась. Наконец загнали девчонок на шведскую стенку, где они сидели и визжали.
– Слезайте, трусихи! – задрав голову, прокричал белобрысый мальчишка.
– У-у! – отчаянно замотали косичками девочки. – Не слезем, пока Вьюжанин не уйдёт! Он нас опять в лужу окунёт, песка в уши насыпет, или за косички будет дёргать!
– Не-не-не! – передразнил я девчонок.
– Ну и сидите наверху! – ехидно крикнул тёмненький мальчик.
– А я ваши трусики вижу! – насмешливо крикнул белобрысый.
– Дураки! – откликнулись девчонки и захныкали.
– Рёвы! – хихикнул я.
– Егор, давай их куклы на провода закинем, – предложил тёмненький мальчишка. – Пусть потом снимут!
– Не, лучше мы их на дымовухи пустим!
– Ага, пошли, а они пусть сидят!
– Дёма, не смей! – услышали их девчонки. – Мы вашей маме скажем!
– Ябеды! – сердито бросил я. – Так вам и надо!
Девчонки сидели наверху и уже начали реветь. Шведская стенка стала для них западнёй, да и не только для них. Я сам на неё лазал, когда старшеклашки отняли у меня пульковый пестик и приделали его наверху. На шведской стенке иногда висели чьи-то кепки, кеды, а то и малыши.
– Вы что делаете, разбойники? – возникла рядом Катя. – Герои, взяли и загнали наверх девочек! И не стыдно?
– А чё, мы же понарошку… – пробурчал себе в коленки я.
– Девочки, слезайте, не бойтесь, – позвала наших пленниц Катя. – Совесть-то у вас, мальчишек есть?
Мы потоптались, ожидая, пока девочки слезут.
Они слезли и дружно начали ябедничать.
– Вьюжанин самый вредный! – с обидой сказали девчонки. – Он брызгаеца-а-а-а!
Катя покачала головой и ушла, а девки показали нам язык и удрали. Мы выбежали на нагретые плиты и засмеялись, хлопая себя по пыльным коленкам.
– Ничего, допрыгаетесь вы у меня! – сказал я вслед девчонкам и побежал гулять, придумывая, как проучить ябед. – Дурочки с маком!
Девочки показали мне язык, а я полез на разогретую солнцем крышу…
5
На крыше пятиэтажки, которая стояла на холме было ветренно, и от того зной здесь почти не ощущался. Город с его облицованными плиткой и мозаикой домами был как на ладони. Зеленели ядовитой зеленью радиоактивные пятна. С крыши видно было пустырь, лес, озеро с набережными из бетонных плит, вдали виднелись бойлерная, крыши каких-то белых домов за лесом, заброшенная станция, наша школа и детский садик, где играли малыши.
"Куда уходят погибшие поезда? – задумался я. – Может быть в зону, и бродят где-то по заброшенным сбойкам…"
И они куда-то уходили. Не могут же они гнить где-то на заброшенных путях, где шпалы поросли мхом, а рельсы заржавели. И поезд, который пропал много лет назад конечно не мог ржаветь в зоне. Он вернулся и бродит по железной дороге. И где-то разносится над путями его гудок. А на перрон заброшенной станции "Гмохово" сходят призраки…
"И эти странные звуки на железной дороге… – размышлял я. – Может поправде с нами говорила сама зона?"
Может зона и начиналась там, на станции. Ведь только в зоне могут творится такие странности. Мы все слышали, как в нашу сторону неслось что-то невидимое, что-то пугающее, явно не из нашего измерения. Как гудели и стукались провода. Словно это шёл невидимый поезд…
"А может мы взаправду газа надышались? – мелькнула мысль. – Или это отголоски того поезда, который пропал…"
Издали ветер донёс до меня гудок, перестук и гул приближавшейся электрички. Я закрыл глаза и сразу представил, что вокруг ничего, только бетонные плиты, а между ними рос мох. Ещё здесь были трубы и бассейны с отравленной водой. И ничего в этом мире нет, кроме них и бесконечных плит.
Открыв глаза, я понял, что меня сморило. Я встал и потянулся.
"В отряд бы не опаздать, а то будет мне!" – пришла мне в голову тревожная мысль, спускаясь по лестнице в залитый солнцем двор.
Плитка так и сверкала золотом.
Выбравшись на улицу, я остановился у забора и свернув направо, к тёмным ёлкам, зашагал на замусоренный пустырь.
Я спустился вниз и вышел к лесу, чтобы срезать путь к откосу.
Медленно опускался туман, пронизываемый лучами вечернего солнца…
6
Я шагал по набережной озера и жевал битум. В восемь вечера у нас срочный совет дружины и я торопился в отряд. Я свернул на пустырь. Всюду разросся бурьян. Ноги путались в сплетении радиоактивных сорняков.
– Мальчик! – робко позвал меня кто-то.
Я огляделся и увидел мальчишку-дошколёнка. Худенький, белобрысый, голубоглазый, в белой рубашечке и серых шортиках, на ногах стоптанные сандалики. У меня засосало под ложечкой. Я узнал его. Это ему я хотел приколоть ноябрятскую звёздочку.
– Мальчик, помоги мне змея снять? – отчаянно попросил он.
– Не можешь достать? – участливо спросил я. Воздушный змей висел на старом бетонном столбе. Высоко, стянуть за шнур с земли нельзя. Надо лезть…
– У меня вот… – мальчик показал ногу. Ноги у него были оцарапаны.
Значит уже лазал, сам пробовал его достать. И не вышло…
– Я змей у брата взял, бесспросу, – признался мальчишка и расстроенно шмыгнл носом. – Если потеряю, он меня отлупит!
– Ладно, не реви, достану я тебе змей, – сжалился я, поплевал на руки и полез на столб.
Лезть было страшно. Столб скрипел. Вот-вот рухнет! Я ставил носки кроссовок в дыры и лез. Несколько раз я чуть не срывался, окарябав коленки и руки, наконец я залез на такую высоту, что у меня перехватило дух.
"Сейчас свалюсь, – со страхом подумал я, – не залезу!"
Я протянул руку к змею. Столб заскрипел сильнее. Зажмурясь, я отцепил змей, и, с гулко стучащим сердцем, слез вниз.
– Спасибо! – обрадованно воскликнул мальчишка, оглянулся, вздрогнул и втянул голову в плечи. – Ой…
– Ты чего? – удивился я. Мне было это знакомо и я оглянулся туда, куда смотрел мальчишка. К нам шли двое больших ребят.
Я потёр поцарапанную коленку и подошёл к мальчику.
– Глотик со своим приятелем, – боязливо сказал мальчик. – Они всех здесь лупят.
– Не бойся, – сказал я, но уже не так смело.
Внутри пробежал холодок. Они были из старших классов. Но тут же я обозвал себя девчонкой и заслонил испуганного мальчишку.
– Хотите пососать мою красную конфетку?! – нагло сказал один, вразвалочку подходя к нам. Он был в кепке козырьком назад и в джинсах-клёшах, которые подметали пыль.
– Сам соси свою конфетку! – огрызнулся я, заслоняя собой пацанёнка
– Ух ты, змей, – с притворным удивлением сказал другой верзила в ветровке и с чупой во рту. – Сами делали? Дадите позыркать?
– Это Глотик… – прошептал дошколёнок.
– Не бойся, – ответил я, взяв малыша за руку.
Они нас окружили с двух сторон. Мальчишка, которому я сдёрнул змей со столба прижался ко мне острыми лопатками.
– Да не боись, не заберём! – издевательски рассмеялся Глотик.
Малыш нервно сжал мою руку…
– Давай сыграем в игру, – нагло сказал Глотик. – Вот ты, – он указал на меня, – ударишь меня первым, а потом я ударю тебя. Ну, кто сильнее. Если проиграешь, отдадите нам змей. Идёт?
– Идёт, – холодно сказал я. Страх исчез, на смену ему пришла злость. Так всегда со мной бывало, если я сталкивался с такими наглыми мальчишками, и потому сильными от своей наглости.
Но больше всего меня разозлила не их наглость, а эта подлая игра. Я уже знал её. Во втором классе ко мне пристал один пятиклассник. Когда он меня ударил, я чуть не упал. В ярости я вделал ему кулаком в глаз. Ещё чуть-чуть и мы бы подрались, но нас растащили старшеклассники.
А этот пацан долго ходил с фонарём под глазом…
Мальчик со змеем отошёл в сторону и встал у столба.
Не дожидаясь, когда враги изготовятся, я, дал ногой тому, который стоял за спиной каблуком по коленке, и носком кроссовки другому между ног.
– Уй-й-й! – замычал от нестерпимой боли Глотик.
А его приятель осел, хватаясь за коленку.
– Ах ты зараза такая-я-а-а! – в ярости зашипел он.
Это была уже не игра…
Очень быстро они очухались, и бросились меня лупить.
Я подпрыгнул и, что есть сил вделал коленкой одному в грудь, сбив с ног, и, развернувшись на пятке, со всей силы двинул другому ногой в щёку и тот упал с удивлённым криком в воду.
– Идём, я тебя домой провожу, – отдышавшись, сказал я дошколёнку, взъерошил ему волосы и, надел себе на голову слетевший в драке берет.
Глотик, которого я сбросил в воду вылез, затормошил своего приятеля, и оба с отчаянными слезами бросились на меня. Я лупил их руками и ногами, тесня к зарослям крапивы. Наконец они дрогнули, и удрали во дворы.
– Ну ты даёшь! – подошёл ко мне мальчик со змеем. – Здорово ты им вделал! Ты каратист да?
– И ты им вделай, если снова пристанут, – наставительно сказал я мальку.
– Я наверно так не смогу…
– Ну сразу так конечно не сможешь…
Я вытряхнул из кроссовок мусор и осторожно потрогал ссадину на щеке.
– А как тебя зовут? – спросил малыш.
– Серёня, – улыбнулся я.
– А меня Сенька.
– Я тебя помню. Так тебя приняли в ноябрята?
– У-у… – понуро опустил голову Сенька.
У меня заскребли на душе кошки. Если б я не променял тогда свой ноябрятский значок! Я же не знал, что эта крыса Дашка такая подлая!
– Идём, я тебя провожу… – нарушил неловкое молчание я.
– Я вон в том доме живу на пятом этаже, – показал мне Сенька.
Сеньку я проводил домой. По дороге разговорились. Он тоже ходил на плавание, только в малышовую группу.
Мальчишка выглянул в окно и помахал мне. Я улыбнулся и помахал ему в ответ, уходя на откос, в сторону притихшей мёртвой станции…
Глава X
На мёртвой станции
1
Над лесом висело солнце в окружении оранжевых облаков и гулять становилось куда интереснее, чем днём. В низине, из которой веяло прохладой, уже висел вечерний туман. Вдали купалась в оранжевом свете телебашня. В сумерках мерцали огни симафоров. В воздухе что-то гудело. Откос уже был близко, за безжизненными белыми домами и ржавыми гаражами. А по краю откоса тянулась ржавая сетка забора с бетонным низом.
Наконец я вышел к полустанку. Вот и пятиэтажки, плитка которых горела на солнце. Вдруг заскрипел бетонный столб в канаве. Я вздрогнул, повернулся, и увидел, что на нём сидит гмох в старой форме химвойск и обрывках костюма химзащиты, в противогазе на лбу, под шлемом. Он порос мхом, а из тела выпирали разные ржавые железяки. Сидел он на корточках, руки вытянул в сторону и, повернув ко мне своё землисто-зелёное лицо и приоткрыв рот, в котором виднелись зубы-болты, что-то жевал. На меня смотрели жёлтые глаза-лампочки, жутко светящиеся в сумерках.
"Гмоха увидел-жди беды, – встревожился я, поглядывая на существо, явившееся к нам из зоны. – Сейчас что-то будет…"
Гмох вытащил откуда-то ржавую трубу от батареи и со скрежетом стал её пожирать, то и дело поглядывая на меня. В воздухе что-то звучно и быстро пощёлкивало. Как дозиметр в зоне радиационного заражения…
– Эй! – окликнул я гмоха. – Ты откуда здесь взялся?
Гмох ничего не ответил, и, вдруг спрыгнув со столба, зашуршал зарослями в сторону заброшенной станции. Я улыбнулся и подошёл к ржавому забору. Поплевав на руки, я ухватился за сетку и полез вверх. Я залез на забор, взмахнул руками и спрыгнул в заросли болиголова. Ноги путались в травяных зарослях. Я стукнулся ногой о какую-то ржавую железку.
– Ой! – вырвалось у меня от неожиданности. – Чёртов гмох!
На железке висел знак радиационнго заражения. В канаве качались заросли крапивы. Я огляделся и стал пробираться через крапиву к полустанку.
Спустившись на дно канавы и пройдя кое-как стоящие на пути жгучие заросли, я выбрался на бетонные плиты заброшенного полустанка и передо мною встали горящие в лучах заката пути, платформа, дома, какие-то железяки и покосившиеся столбы. Сзади высилась горящая плиткой пятиэтажка.
Поезда почему-то не ходили, откос на время затих. Полустанок и дома окунулись в вязкую тишину. На бетонных плитах плясали тени и световые пятна. Ржавая платформа и другие железяки казались оранжевыми.
Я посмотрел вниз. Надо было перебираться на ту сторону.
Заглядевшись на дома, я споткнулся, задев какую-то железяку и растянулся на шершавой бетонной плите.
– Ай! – вскрикнул я от боли, с минуту полежал и сел, осматривая свои коленки и руки, на которые я приземлился.
Левая коленка была ободрана до крови, а с правой слетела болячка. Руки, ниже локтей были поцарапаны. Я огляделся в поисках подорожника, но не нашёл и перебежал на ту сторону, где стояла ржавая платформа от вагона.
Зеленели яркие радиоактивные пятна. Плиты платформы пожирал ядовито-зелёный радиоактивный мох…
В глаза бил полыхавший над лесом закат. Солнце, в окружении розовых облаков бросало отсветы на плиты и потерявшейся среди зелени заброшенной станции, отражаясь в слепых окнах мёртвых домов на фоне жёлтого неба…
2
Полустанок всюду окружал бурьян. Из травы торчали железяки. По краю откоса шли плиты, между которыми рос мох. По ним бродили монтеры, когда переставали ходить поезда. Солнце бросало на них оранжевые отсветы. И тут на этих плитах раздались чьи-то гулкие шаги, будто кто-то шёл к станции.
В воздухе раздался неизвестно кем издаваемый глухой, отзывающийся эхом стук, словно кто-то стукал железным прутом по рельсам.
А пугающие звуки всё приближались. Что-то невидимое двигалось к полустанку, к платформе, на которой я стоял.
"Чёрный путевой обходчик! – испуганно вздрогнул я. – Это он стучит вечером на пустынной железной дороге перед тем, как появится поезд, который собьёт того, кто в этот час переходит пути…"
Мне сделалось неуютно. Я отошёл от края платформы. Меня пробрало неприятным холодком, и я поёжился при мысли, что надо идти мимо этого страшного места, где, как в зоне водится разная жуть…
"Чёрный обходчик и попал здесь под поезд… – с дрожью подумал я, глядя, как со скрипом качаются столбы. – И в то время, когда он погиб, призрак обходит пути, стуча в тишине, подстерегая тех, кто гуляет по откосу…"
Невдалеке раздался гудок поезда и пугающие звуки стихли. Мимо пронеслась зелёная электричка. Загудели и зазвенели провода.