Сергей Давыдов. Засекреченный город

– Да брось ты их, давай босиком! – весело возразил Тим.

      Коли продолжились уже на крышах гаражей. Они гремели и скрипели под нами. Я бегал босиком, ощущая голыми ступнями нагретое за день ржавое железо. Мои кроссовки валялись на земле возле столба.

– Вот вы у меня дождётесь, паразиты! – высунулась из окна балкона та самая тётка, которую мы напугали, грохнув кинескоп. – Марш отсюда негодники бесстыжие, а то милицию вызову!

      Мы неохотно слезли с гаражей и пошли куда глаза глядят.

– А пошли по бассейну полазаем? – предложил Кирилл Смирнов.

– Побежали! – откликнулись все ребята.

      В бассейне, где на дне была большая зелёная лужа мы устроили коли босиком и закончилось это тем, что мы испачкали себе ноги, а я порезался.

– Мы скоро придём, – обещал Тим, взяв меня за руку.

      Данька взял другую мою руку и мы пошли медпункт. Медпункт был в наших дворах. Белое, облицованное плиткой одноэтажное здание стояло среди ёлок и зарослей крапивы в тени трёхэтажки.

      Асфальт мокро блестел после полива.

      На каждом шаге я морщился от боли. Рана оказалась серьёзная, кровью был залит весь кроссовок.

– Меньше лазать надо, – ворчала медсестра Ольга Матвеевна, держа мою ногу за пятку и смазывая рану какой-то едкой гадостью.

– Ай, больно! – зашипел я и дрыгнул ногой.

– Я тебе полягаюсь! – пригрозила Ольга Матвеевна и крепче взяв меня за ногу, мазнула по ранке чем-то жгучим.

      Я поморщился от боли и часто задышал. Медсестра мазнула по ране, и я чуть не заплакал, а потом она наклеила пластырь.

– Сегодня сиди дома, сорванец, – строго сказала она, хлопнув меня по ноге. – Нечего с больной ногой скакать по крышам, или где вы там беситесь.

      Мы рассмеялись. Мы с мальчишками бесились, где только можно.

– Пацаны, айда мяч погоняем! – забежал в медпункт Владик.

– Не, мы домой, – ответил Тим. – Серёнька ногу порезал.

      Влад переступил с ноги на ногу, но никуда не ушёл.

– На, надень мои, – заботливо сказал Данька, дав свои кроссовки. – У тебя кроссовка порвалась, а босиком тебе сейчас нельзя.

– А как же ты, Дань?

– Да я босиком дойду.

      Данька поглядел на свои загорелые сильные ноги и пошевелил пальцами. Я надел его кроссовки, ступил раненой ногой и поморщился от боли.

– Нет, это никуда не годится! – замотал головой Даня. – Лезь на меня, донесу.

– Угу, – с облегчением сказал я и влез на Даньку. Я обхватил брата за шею, он поддерживал меня под коленками и мы неспеша двинулись домой.

– Что случилось, мальчики? – подбежала к нам вездесущая Лизавета.

– Серёнька ногу поранил, – заявил Владька.

– Опять! – всплестнула руками Лиза. – Я так и знала.

      Лиза пошла с нами, не переставая воспитывать.

– Тоже мне доктор Пилюлькина! – огрызнулся я. – Вредина!

– А ты вообще молчи! – накинулась на меня Лиза. – Меня ваша мама попросила вас найти и домой привести, заниматься.

– Ну-у-у! – застонали мы с Тимой и Данькой.

– Владик, – обратилась сестра к Владьке, – живо домой! Вот мама узнает, в какие игры вы играете. Небось сам заводилой был!

      И всей гурьбой мы отправились назад, по домам, где нас ждал нагоняй.

      Но боль довольно быстро прошла и от косогора до дома я добрался сам.

                                    4

      Дома мы немного посидели на балконе, но во дворе играли ребята и, хоть мне нельзя было гулять до завтра, мы побежали на улицу. Я бежал, прихрамывая на пораненную ногу, но старался не отставать от братьев. Дома сидеть в такое время было просто невыносимо!

      И не успели мы начать новую игру, как случилась беда. Мы подошли к бойлерной и тут же услышали, что на той строне кто-то плачет.

– Слышите? – насторожился Тим.

– Я сейчас, – сказал я и обошёл бойлерную.

      У стены, закрыв руками лицо плакал маленький мальчик.

– Сима! – воскликнул я, узнав мальчишку. Это был Симка Орехов из соседнего дома. Мы иногда с ним играли. Симка учился в нашей школе, в первом классе, и был ноябрёнком. – Симка, ты чего?

      Сима вздрогнул и повернулся. У него под глазам был синяк.

– Кто тебя, Симочка? – ласково спросил я, подойдя к мальчику и сев на корточки, взяв его за плечи, посмотрел ему в лицо.

– Это Тёмыч, – всхлипнул Симка и сердито дёрнулся. – Из двенадцатого дома… Он мой пестик в крапиву кинул и смеётся! Я ему по ноге двинул, а он мне в глаз как даст! Да ещё обзывается!

      Сима снова захныкал. Я обнял мальчишку.

– Ну ты чего! А ну не реви! – стал успокаивать я его, хлопая по спине.

      Симка прижался своей мокрой от слёз щекой к моей и шмыгал носом.

– Серёнь, ну что здесь? – прибежали встревоженные Тима и Даня. – Ой…

      Симка вытер слёзы.

– Ну, вот, уже лучше! Не надо реветь, – улыбнувшись, сказал я другу. – Всё лицо мокрое. Дай вытру!

      И стал вытирать мальчику лицо подолом своей чёрной форменной рубашки, а во мне уже начала закипать злость. Я уже думал, больше не будет ничего такого, и вот опять. Опять хулиганы, опять с ними воевать!

      "А этот гад малышей лупит! – со злостью подумал я. – Орясина из восьмого класса! Справился! Ладно, он у меня получит по шее!"

      Как бы самому не получить! Он вон какой здоровый, этот Тёмыч! Я чувствовал неприятный холодок. Боязно было идти драться. Тёмыч уже в восьмом классе учится, а нам с Тимой и Даней только десять лет и мы перешли в четвёртый. Я тут же мысленно обозвал себя последним трусом и девчонкой. Надо идти, как же иначе? Что, оставить вот так и пусть он дальше над малышами издевается? И ребята водиться с нами не станут, если струсим…

– Неужели никто не заступился? – болезненно спросил я Симу.

– Никого же не было там во дворе…

– Ну а другие? Ведь видели наверняка, что ты плачешь?

– Никто и не заметил… – беспомощно всхлипнул Симка.

      Сима хныкнул и снова заревел, его слёзки закапали на мою рубашку.

– И никто из взрослых к тебе не подошёл?! – начал закипать я.

– Никто… – безрадостно мотнул головой Симка. – Думали, может, я просто расстроен…

– И из-за этого не захотели прийти напомощь?! – разозлился уже Даня.

– Они думали, что расстроен! – с ожесточением хмыкнул Тим. – Заразы…

      Я вообразил, какого было Симке по пути сюда. Идёт мальчишка, глотая слёзы, а взрослые сидят во дворах или на балконах, на скамейках и занимаются своими важными делами, настолько важными, что им не заметить несчастного пацанёнка. Никому из них нет дела до ребячьего горя!

      И мне стало тошно и противно на душе от того, что я вообразил, а ещё стыдно за взрослых. Тимка и Даня хмуро молчали, их весёлые зелёные глаза нехорошо сверкнули, видно их обуревали те же чувства, что и меня.

      "А если бы там были ребята? – задумался я. – Они бы заступились!"

      Но во дворах сейчас почти никого, все либо на детском сеансе, либо на кружках и секциях, либо купаются на озере. Ну, а может играют где-то на окраине, либо на школьном стадионе гоняют мяч.

– У кого-то горе, а им наплевать? – ещё сильнее вскипел я.

      Симка всё плакал, намочив слезами мне рубашку.

      "Им вообще ничего не важно! – тут же пришло мне на ум. – Им только воспитывать нас нравится, орать на нас, командовать нами…"

      Малыш прижался ко мне, сел на колени и я чувствовал как он вздрагивает всем своим тельцем нисколько от боли, сколько от обиды за то, что его бросили, что никто за него не заступился.

– Симочка, ты не реви, – ласково сказали Тима и Даня, взяв малыша за плечи. – Мы сейчас к нему пойдём и вделаем…

– Идём к двенадцатому дому, – решительно поднялся я с корточек. – Сима, ты иди домой, мы к тебе зайдём.

– Ага… – шмыгнул носом Сима.

      Проводив малыша домой, мы решительно и быстро двинулись по дороге в сторону гаражей, к двенадцатому дому.

– Глиста длинная! – злился Тим, когда я рассказал про хулигана. – Ничего, допрыгается он у нас!

– Ага, пусть только выйдет, – мрачно сказал я. – Кривая акула!

      Мы миноли гаражи, на которых сейчас никого не было, а впереди показался двенадцатый дом, где жил самый бессовестный хулиган наших улиц.

                                    5

      Мы вышли на лужайку под балкон. Справа у забора росла крапива. Я подошёл к ней и сунул в неё руки. Симкин пистолетик нашёлся. Нашёлся в самой глубине зарослей. Он был чёрный, железный. Я сунул его в карман и глянул на балкон. Из форточки слышалась музыка.

– Слышь ты, герой, выходи во двор! – крикнул я в открыитое окно. – Мы твою монтану в унитаз спустим!

– Выходи, нам поговорить надо! – крикнул Тим. – А чё за монтана?

– Не знаешь? – хмыкнул я. – У него часы монтана. Все стиляги их носят.

– У которой пятнадцать мелодий?

– Ну да… Короче давай его во двор выманим, там и увидишь.

      Тим кивнул и крикнул в окно:

– Слышь ты, олень, выходи!

– Ну ты, щека порваная! Чё, струсил чтоль? – дразнил хулигана я. – Чё на своём дурацком велике ноги сломал, чтоль?

– Эй, выходи, трусишка! – ещё громче дразнился Даня.

– Выходи, индеец невоспитанный! – кричал я.

– Людоед! – кричал Тим.

– Вы чего разорались?! – показалась на балконе женщина.

– Тёмыча позовите! – попросил я. – Нам с ним поговорить надо.

– С председателем поговорите! – грубо сказала мать Тёмыча. – Я же вижу, что вы драться пришли. Уходите, пока я к председателю вас не отвела.

– Это вашего Тёмыча нужно к председателю! – разозлился я. – Зачем он мальчишку обидел? Нашёл с кем справиться…

      Но договорить я не успел, потому что на нас сверху полилась вода. На миг мы оторопели, и пришли в себя, когда на балконе хлопнуло окно.

– Дура, – бросил Тима, отплёвываясь. – Зачем сразу водой?

– Угу, – обиделся я, снимая мокрый берет. – Знает, что он хулиган, а защищает! На этого Тёмыча жалуется вся улица! Даже больше, чем на нас…

      Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Я глянул на ненавистный балкон, и тут у меня в ноге защипало и я поморщился от боли.

– Пошли, – сказал Тим мне и Даньке. – Сегодня он точно не выйдет.

– Да, – согласился я, – мы его ещё подловим. Будет знать, глиста ползучая!

      И громко крикнув в форточку, что мы с ним сделаем, когда он выйдет во двор, мы, мокрые и всёлые вышли сушиться на солнце, чтобы дома не влетело…

                                    6

      Солнце висело над лесом и почти не грело. Во дворе летали комары. По небу поплыли жёлтые и розовые облака. Бетонка от косых красноватых солнечных лучей была оранжевой, а плитка домов горела золотом. Мы влезли на разогретую знойным летним солнцем крышу гаража, прошли по ней, спрыгнули в лопухи и уселись на бетонном заборе и стали сушиться. Дул прятный тёплый ветерок, из леса тянуло запахами хвои.

– Дождётся он, бармалей! – проворчал я, убирая мокрые волосы со лба.

– Ничего, подождём, когда гулять выбежит! – мрачно улыбнулся Тим.

– Надо подловить его где-нибудь, и дать хорошенько по шее! – сказал я, оглядываясь на балкон. – Сразу перестанет малышей обижать!

– Ребята, вы где бегали? – к нам шёл навстречу Владик.

– Гуляли, – бесхитростно отозвался я. – Видал, как нас искупали?

      Мы слезли с забора в лопухи.

      Владик шёл в сторону дальних дворов, он уже миновал гаражи, а мы побежали по бетонке к нему, в сторону нашей низины.

– А-а-а! – обрадовался Влад, залезая в лужу. – Мне ребята сказали что вы на ту сторону ходили. По бассейну лазали, да?

– Не, – фыркнул Даня, когда мы шли вместе к нашей бойлерной. – Тёмыча звали гулять, чтоб по шее ему надавать… Да ты его знаешь. Дылда такая из восьмого класса, вредный, драться любит.

– Ну? – прищурился Влад.

– А, фигушки он вышел!

– А его мамаша нас водой окатила. Видел, какие мы мокрые?

– Слушайте, я сейчас сбегаю, отдам пестик, – хлопнув себя по лбу, сказал я, вспомнив о Симке. – Ждите меня у бойлерной.

      И я побежал в четвёртый дом. Пораненная нога болела и я то и дело морщился, но всё-таки дошёл до нужной двери и нажал кнопку звонка.

– Серёнька, ты? – открыла дверь Настя, старшая Симкина сестра и Лизкина подруга, с которой она нас воспитывала в школе и на улице.

– Настька, – взволнованно произнёс я. – Позови Симку, я его пугач нашёл.

– Сейчас… – нерешительно сказала Настя. – Симка, подойди на минутку.

– Чего тебе? – раздался сердитый голос Симки.

– Симка к тебе Серёня Вьюжанин пришёл играть, – ответила сестра и с озабоченностью и тревогой спросила меня. – Не знаешь, кто его обидел? Ты его привёл, а он ревёт и ревёт. И под глазом синяк… Мне ничего не сказал, как всегда! Может его хулиганы обидели?

– Тёмыч, – выплюнул я это имя. – Это он его стукнул.

      Симка подбежал к двери, увидел меня и улыбнулся.

– На, держи, я его нашёл, – протянул я другу пугач.

– Ой спасибо! – просиял Сима.

– Больше не теряй, – подмигнул я Симке и попрощавшись с ним и Настей побежал во двор.

      Дойдя до бойлерной, я остановился и уселся с ребятами на трубах. Крыша бойлерной ещё золотилась на солнце. На ней играли двое мальчишек.

– Ну? – нетерпеливо сощурился Тим.

– Отдал, – сказал я и снова поморщился. Пораненную ногу после беготни то и дело дёргало от боли.

– Мальчишки! – высунулась из окна балкона наша мама. – Домой, живо!

– Владя, домой! – вторила нашей маме Владькина сестра Лиза.

– Не хочу! – отозвался Владик.

– Завтра утром идём к бойлерной! – условились мы с Владькой и побежали через двор к нашему дому. – Тёмыча в крапиву кинем!

      Улицу окутывали вечерние сумерки, гулять было поздно, да и порезанной ноге нужно отдохнуть. А мама наверняка узнает, что я, вместо того, чтобы сидеть дома до завтра, чтобы зажила рана, бегал до самой темноты.

      Я открыл дверь подъезда и вдруг замер. Со стороны заброшенной станции до нас долетел длинный тягучий гудок и чей-то скрежещущий вой…

                              Глава IX

                   Иногда они возвращаются

                                    1

      Если выйти на заброшенную станцию вечером, когда над лесом багряным заревом сияет закат, заливая янтарным светом пустынные пути, облицованные плиткой здания и перрон и немного подождать, то появится призрачная электричка, с которой сходят белые призраки…

      Звенит тишина, издали несётся, наростая гул. Кажется, это идёт поезд.

      Ни один не останавливался на этой станции. Там, где на зданиях осыпалась мозаика, на рамах окон и в стыках плит перрона ростёт мох. Ведь станция давно заброшена из-за выбросов газа…

      Но один поезд остановится у станции. Только у этой, тихой и мёртвой, затерявшейся среди сорных трав. Потому, что это не обычный поезд.

      Поезд приходит ни рано, ни поздно. Он идёт вне рассписания…

      Вдруг поднимается ветер, а с рельсов отчётливо тянет горелым.

      И поезд, который сгинул в зоне много лет назад останавливается у перрона. Двери со скрежетом и лязгом откроются, ожидая, когда ты войдёшь и с тем же скрежетом и лязгом поймают тебя в ловушку…

      Из динамика раздастся хриплый, перекрываемый помехами голос вагоновожатого. Тёмные тамбуры смотрят на тебя и дышат гарью. Тебя охватывает страх, и ты хочешь уйти со станции. Но поздно бежать, уже подул мусорный ветер и запределье уже открывает лаз, оно зовёт всё громче, всё требовательнее. И ты сам идёшь в темноту тамбура…

      Поезд увезёт тебя в странный мир вечного лета, и сам не поймёшь, как очутился ты в пугающем месте, где всюду бушует яркая зелень и стоит мёртвая тишина. Двери распахнутся и ты окажешься среди безмолвия, где по жёлтому небу плывут зелёные облака и солнце висит над белыми высотками, и тебе станет страшно, ведь этот мир живёт по своим, неведомым законам. А поезд-призрак уйдёт вникуда, откуда и вылез, подав на прощание длинный тягучий гудок, как в тот вечер, когда сам исчез в этом безмолвии.

      Останутся лишь ржавые рельсы и буйствующая зелень…

      Но что за тайна скрыта там, в порубежье, где кончается рельсы нашего измерения и начинаются ржавые извилистые пути неизвестного нам мира?

      "Найди меня! – раздался отчаянный Алькин голос. – Я в плену у зоны и мусорного ветра!"

      "Я же не знаю, где я сам очутился! – испуганно ответил я. – Где ты? На той заброшенной станции?"

      "Я в городе, которого нет! – ответил Алька и загадочно сказал. – Скоро выброс, и мусорный ветер выведет тебя в зону!"

      Я проснулся, и, всё ещё вздрагивая от страшного сна, сбросил одеяло, полез на балкон и открыл окно. За лесом подал гудок поезд.

– Серёня, закрой, дует! – подал голос сонный Тим. – И комары…

– Комариков испугался! – насмешливо фыркнул Даня. – Вставай на зарядку!

      Тимка нехотя спустил с дивана загорелые исцарапанные ноги и мы как были в трусиках и майках, сделали зарядку, одели форму и побежали на улицу.

      Какие-то девочки играли у подъезда с куклами.

– А девчонки прыг в помойку! – начали дразниться мы, прыгая вокруг девчонок. – А в помойке кры-ы-ыса!..

      Девочки отбежали в сторону.

– Девочки, а чё это за мальчишки? – настороженно спросила самая маленькая, белобрысая, босоногая девчонка в платье в горошек.

– Это Вьюжанины из третьего подъезда, – сказала Алёна. – Ты не играй с ними, они знаешь, какие хулиганы! Девочкам от них житья нет!

      Но нам было не до девчонок.

– Махнём в бассейн, – позвал нас Тим. – У нас сейчас плавание.

      Утром у нас было плавание в школьном бассейне. Наши соревновались в прыжках в воду с вышки. Мне с пораненной ногой запретили сегодня плавать и я с тоской наблюдал, как прыгают в воду наши ребята.

      В окна падали косые солнечные лучи, на дне бассейна сверкал кафель.

      Я ёрзал на скамейке. Рану под пластырем ещё щипало.

– Дети, выходим из воды! – скомандовала Катя.

      Катя осталась довольна. Потом прибежали малыши и я ещё час следил за тем, чтоб они не перетонули. Когда занятия закончились, я выбежал из школы, прошёлся вдоль набережной озера и умчался во дворы.

      Мне навстречу шли трое ребят.

– Вьюжанин! – ко мне подбежал Лодька Гордеев, высокий веснушчатый мальчишка с насмешливым лицом и вздёрнутым носом. Лодька носил синие шортики и клетчатую рубашку, побывавшие не в одной переделке.

– Чего тебе? – настороженно спросил я. Лодька был чуть выше меня, он перешёл в пятый класс. Лодькины руки и ноги были обклеены переводными картинками с черепами, монстриками и пиратами.

– Когда мне пробки отдашь? – насупленно спросил меня Лодька.

– Отдам я тебе твои несчастные пробки! – уклончиво буркнул я.

– Когда? – настойчиво спросил Лодька, прищурив хитрые карии глаза.

– Сегодня играть будем, отдам, – обещал я. – Сейчас у меня нет.

– Смотри у меня! – пригрозил Лодька. – Не отдашь-так тресну по шее…

      "Боюсь я тебя! – с презрением сказал про себял я. – Забыл, как я тебя на прошлой неделе разделал, когда ты мне машинку сломал!"

      И хотел было сказать вслух, но приостерёгся. Начинать день с драки как-то не хотелось. Лодька потом даже разговаривать со мной не станет. Мы с ним и так еле помирились после того случая с машинкой.

– Чё тебя вчера в медпункт заташили? – с интересом спросил Лодька, скинув сандалетки и зашёл босиком в лужу. – Зуб чтоль выдирали?

– Не, я ногу поранил! – гордо признался я. – Смотри!

      Я стянул с больной ноги кроссовок и показал заклеенную пластырем рану.

– Это что! – снисходительно фыркнул Лодька, вылезая из лужи. – Я прошлым летом так порезался…

      Через час мы с мальчишками играли в пробки на площадке под окнами моего дома. Я сумел отбуцкать после нескольких конов дюжину пробок и сейчас вёл игру одной безбойкой. Ребята галдели на весь двор.

      Лодька мне проиграл три безбойки, и двоих космонавтов, и сейчас старался выбить хоть одну мою. Мне было скучно, хотелось куда-нибудь пойти. Я подумал про бетонку с высоковольтками. Там был пруд, но вдруг вспомнил об одной железяке, которая притаилась в траве у лесного забора, рядом с водонапорной станцией. Играть там было лучше, потому, что не будет приставать мама, чтоб мы шли домой поесть…

– Можно с вами? – прибежал Павлик, чавкая жвачкой.

– А жову дашь? – ревниво спросил Лодька.

– Я её третий день жую.

– Это что, – снисходительно заметил Владик, – у нас вообще пацаны одну жову, неделю жевали.

– А что за жова? – ревниво спросил Павлик.

– Да турба новая, – со зачением ответил Владик. – Сначаля я короче жевал, за тем Серёнька, – и Влад хлопнул меня по оцарапанной и измазанной коленке, – потом другие ребята…

– Тоже мне! – фыркнула Светка Загремухина. – Я вообще битум жевала!

– Кто же его не жевал! – снисходительно хмыкнул я.

      Пробки наскучили и мы разошлись смотреть мультики. Я вышел гулять через час, и меня чуть было не затащили в игру в доктора девчонки, но я от них сбежал и принялся играть с мальчишками в галю на гаражах.

– Серёня, айда купаться! – позвали меня Влад, Костя и Сашка Жариков.

– Я сейчас! – откликнулся я.

– Вьюжанин, у тебя же нога поранена! – урезонила меня Светка, пробегая мимо, по разрисованым классиками плитам.

– Отвяжись! – небрежно бросил я.

– Вот я всё Лизе про тебя расскажу! – обещала ехидная Светка. – Как ты купаешься с порезанной ногой!

– Ябеда! – с презрением крикнул я.

      Я прихлопнул на коленке комара, слез с нагревшейся за день крыши гаража и побежал к ребятам. Сейчас начало летних каникул. Дни стояли знойные и мы с ребятами подолгу пропадали на озере и уже успели забыть про откос и заброшенную станцию.

      Когда я шагал босиком по нагретой бетонке, мимо меня пробежала стайка наших мальчишек. Двое несли большую надувную камеру.

– Серёнька, бежим с нами! – крикнули набегу Тим и Данька.

      Я припустил за ребятами. Мы помчались на плотину, где вдоль берега тянулись к водокачке ржавые трубы.

      Влезли на трубы, которые выходили из озера в бетонные плиты и с них стали прыгать в воду. Сохли мы на разогретой солнцем крыше местной электроподстанции от которой шли высоковольтки.

      Мы сыграли один кон в пробки…

– Серёнь! – издали окликнул меня Влад и махнул рукой. Длинные русые волосы закрыли ему уши. – Иди к нам! Мы на заброшенную станцию идём.

– Сейчас! – обрадовано откликнулся я.

      Два дня мы не ходили на станцию. Хватало дел в отряде и во дворе, и лишь вечерами слышали тоскливый гудок и странные звуки, долетавшие до нас со станции. И вот мы снова шли в это таинственное и пугающее место…

      Я подошёл к забору, за которым шумел лес. Между корпусами домов стояла, чуть покосившись, статуя пловца. Откуда она здесь взялась?

      "Та самая? – меня бросило в холод. – Она, или не она?!"

      И атомы сознания сразу ответили, что это её я тогда видел, когда дорога вывела меня в порубежье, к взорванному мосту…

      У статуи был страшный вид. Такие находили на старых пустырях и в отравленных радацией городах-призраках. Она была изъедена кислотными дождями. Но не это испугало меня. Не её жуткий вид. Её взгляд. Она застыла и будто смотрела на меня и ребят. Холодно так, недобро…

– Серёня, ты чего? – растерянно спросил меня Влад.

– Эта статуя жуткая, – медленно проговорил я. – Я её уже где-то видел.

– Эту развалину? Где?

– В порубежье… И статуя та самая…

      Мы с тревогой уставились на страшную статую. А та вдруг ржаво заскрипела и накренилась вперёд. Мы отпрянули назад и бросились бежать из этого страшного места, чувствуя, что статуя всё ещё наблюдает а нами…