Сергей Давыдов. Засекреченный город

Но и поезд, и пассажиры таинственно исчезли. И тут словно вспыхнула тревожная лампа, и я сразу осознал неестественность случившегося.

"Но их и не могло быть на станции! – размышлял я, оглядывая заросший радиоактивным мхом и замусоренный перрон. – Она давно заброшена…"

Мусорный ветер швырнул мне в лицо рваный позеленевший пакет…

– На этой станции водятся привидения, – тревожно протянул я. – Она же заброшена, а на заброшенных станциях всегда водятся привидения…

– Нету здесь никого… – растерянно покачал головой Даня.

– От этого ещё страшнее… – заметил Тим, с тревогой озираясь по сторонам.

– Зря мы сюда сунулись… – понизил голос я, выходя к перрону. – Если Лиза узнает, что мы тут гуляли… Она хуже любого привидения!

Мои шаги отзывались гулким эхом, нарушая мёртвую тишину станции.

– И поездов не видать…

– Ага-а-а…

Гулкая тишина повисла над откосом. Ещё пять минут назад по рельсам стучали колёсами поезда. И ещё две минуты назад здесь остановилась электричка и сюда, на платформу выходили пассажиры! Но их мы не увидели. Они разом исчезли, исчез и поезд. Над рельсами висела недобрая тишина.

– Испарились они что ли? – всё ещё не верил Тим.

– А может их и не было? – старался нащупать реальность я. – Может нам это причудилось из-за выброса газа?

– Я ничего не чувствую… – растерянно заметил Тим.

Я сразу вспомнил те странные пугающие звуки, которые мы слышали здесь, когда что-то невидимое пронеслось, простучало мимо и обдало ветром. И вот сейчас кто-то неведомый был на станции…

– А вдруг это был поезд-невидимка? – задумался Даня. – Помните, когда мы гуляли, он мимо нас промчался и исчез?

– Угу! – согласно кивнул я. – Но вель на станции точно кто-то был! Ведь даже если здесь никого нет, станция не пустует…

– А вдруг они ещё здесь? – занервничал Тим. – Только стали невидимыми.

Меня от этих слов пробрало неприятным холодком и я огляделся по сторонам.

– Может они даже смотрят на нас… – промолвил я, и от моих же слов мне стало неуютно. Я будто даже почувствовал, что на станции мы не одни.

Не знаю, виновато ли было здесь моё слишком живое воображение, но я чувствовал, как невидимки смотрели на нас отовсюду. Недовольно, неприветливо, потому что мы только что им помешали.

– А если это был мёртвый поезд? – задумался я, и недоверчиво прищурясь, стал смотреть не покажется ли на пероне таинственные пассажиры.

Я залез на забор. Сейчас мы ничего странного не замечали.

– Лезем, а то уже темно, нам влетит! – махнул нам Данька, первым вылезая на пустынный перрон давно заброшенной станции.

Под нашими ногами хрустел мусор.

Звучный, басовитый гудок раздался совсем рядом. Мимо нас по рельсам пронеслось что-то полупрозрачное и исчезло. Вот тут нам стало совсем жутко…

– Идём отсюда, пока нас не затянуло! – боязливо сказал я.

И мы снова двинулись по замусоренному откосу. Под ногами что-то металлически скрипело, но мы не обращали на это внимания.

А на пути стал клочьями опускаться невесомый лёгкий вечерний туман. Но туман не пах вечерней свежестью. От него несло гарью и старой резиной.

– А куда ушёл поезд-призрак? – негромко спросил Тим.

– В зону…

– Разве из зоны можно вернуться?

– А кто его знает, – устало вздохнул я. – Но мы точно выпустили из зоны что-то очень плохое, и теперь оно проникло к нам вместе с привидениями…

Странным и пугающим местом были откос и заброшенная станция. На ней жили привидения, а по путям проносятся поезда-фантомы. Здесь было порубежье, за которым начиналась зона…

На столбе сидел, скрючившись, гмох и хрустел какой-то железякой.

А в сумерках нет, да и почудятся чьи-то жёлтые светящиеся глаза…

Глава VIII

Кому-то радость а кому-то слёзы

1

На улице темнело и косые солнечные лучи падали на дома с балконами и нашу трёхэтажную белую школу. Плитка и мозаика горели на солнце приятным золотистым огнём, блестели окна, где-то сонно бормотало радио. Бетонка, по которой мы шли, была уже не серая, а оранжевая. В озере отражались небо и выходившая к самому берегу трехэтажка, облицованная плиткой. Ребят на улице было мало, ведь сейчас шли вечерние мультики.

Мы играли с мальчишками в догонялки, выдули бутылку херши-колы, потом сжевали по жвачке, причём я свою нечаянно проглотил, когда играли на гаражах, а вот чупа была одна и её сосали все ребята. Наконец ребят позвали родичи, а мы с Тимой и Даней остались играть в сотки…

– Мальчики, колитесь, вы спалили помойку? – подошла к нам Таня.

Мы уставились на свои испачканные коленки.

– А чё, мы же не знали, что она туда улетит? – со вздохом пробормотал я своим коленкам. – Усвистела за крыши, мы за ней! А она в помойке догорает…

– Кто улетит? – взяла меня за плечи Таня. – Вы, мальчики, о чём?

– Ну кто-кто! – всплестнул руками я. – Ракета!

– Вот мне ещё беспокойство! – с чувством сказала Таня. – А если бы она кому-нибудь в форточку залеnела? Такой пожар бы наделали…

За тем она увидела, как мы измазали руки и коленки.

– Что вы со своими коленками натворили? – всплестнула руками Таня. – И руки все измазаны! Вы посмотрите на свои руки!

– Играли! – хихикнул Тим.

– За такие игры… – пробормотала Таня, рассматривая Тимкину руку.

Таня потащила нас к гидроколонке и стала отмывать. Мы визжали и лягались, но воспитательница так отдраила нам коленки, что они горели.

– Идите домой мальчики, – велела нам Таня. – Катя, накорми их, а то они весь день не ели наверное.

– Мы газировку пили, – возразил Тим.

– И жвачку, – вторил брату я.

– И чупу, – заявил Даня, – одну н троих…

– Ох уж это мне поколение пепси! – с чувством вздохнула Таня.

Катя попробовала нас изловить, но тут в песочнице подрались малыши и она кинулась их разнимать. Мы сыграли в четыре угла. Я так пнул мяч, что тот чуть не выбил окно, и когда мы собрались под окном на нас полилась вода.

Мы завизжали и бросились бежать.

– Мальчики, где вас носило? – догнала нас Лизавета.

– Ещё одна! – с иронией фыркнул я.

Лиза пошла по улице с нами и принялась, как всегда нас воспитывать.

– Серёня, что у тебя с ногой? – поинтересовалась у меня Лизавета.

– Ничего, – проворчал я.

– Опять поранился! – вздохнула Лиза. – Что за ребёнок!

– Сама ты дитё! – обиделся я.

Мы взялись за руки и пошли к домой. Лизавета уже ждала нас, но увидев, какие мы пыльные и исцарапанные, потащила умываться.

– Вьюжанины, опять босиком! – охнула укоризненно Лизавета. – Сколько можно вам говорить, чтоб вы не бегали здесь с голыми ногами!

– Да мы на одну минуточку! – успокоил я Лизу.

– Безобразие, – буркнула Лизавета. – Неудивительно, что из-за вас по гигиене наш отряд на последнем месте в школе!

– Ну мы же не знали, что так извозимся, – махнул рукой Данька.

– Можно попить? – спросил я.

– Херши-кола закончилась, – вздохнула Лиза. – Зато есть фанта…

А потом мы умчались купаться на плотину.

Мама загнала нас домой уже в темноте, устав бегать за нами по улице…

2

Ночью с заброшенной станции долетали гул и эхо от глухих ударов. Я просыпался и мне мерещились в темноте жёлтые глаза, запах старой резины и гари. Утром я при маме умылся и даже вымыл уши, почистил зубы жгучим зубным порошком и вытерся полотенцем, которое раньше считал колючим. А за тем показал маме оцарапанные, зато отмытые коленки и руки.

– Ну, радость моя, – спросила мама, – не трудно ведь это делать по утрам?

– Нет, – согласился я. – Оказывается это не так уж и страшно…

– Вот ваш братишка не боится, – повернулась мама к Тиму и Дане. – А вы чего застыли?

– И совсем мы не боимся… – ответили Тим и Данька. Они нерешительно топтались на пороге ванной.

– Кто смелый? – спросила мама.

Тим, отчаянно вздохнув, пошёл умываться…

Я выглянул в окно. Роботы-дворники гудели и перемигивались лампочками, поливая пыльную бетонку и асфальтовые дорожки водой.

– Серёня, айда в отряд! – вошёл в комнату Даня.

– Да выметайтесь, – раздался мамин голос, – от вас больно много шума.

Я свесился вниз и чуть не упал. Ветер растрепал мои длинные волосы. На меня дохнуло утренней свежестью, запахами трав и канализацией. Но сквозь эти запахи несло едва различимо гарью.

– Вьюжа! – помахал мне с улицы Влад. – Выходи!

– Угу! – обрадовался я и помахал лучшему другу.

Мы ушли в отряд и весь день у нас не было свободной минутки. Надо было помогать малышам и новичкам, показывать приёмчики, и учить морскому делу. В отряде всегда была куча занятий!

А вечером мы взяли шпаги и пошли на задний двор к водонапорной станции рубить крапиву, дудники и другие сорняки. Их поливали травобоем, но они только больше разростались. А под ними столько интересного!

На заборе висела разбитая фара…

Повоевав с сорняками, мы устроили беготню под окнами дома, которые выходили на водонапорнкую станцию, и возню на траве.

– Как вы мне все надоели, хулиганьё! – раздался гневный крик из окна станции. Я напрягся, потому, что это был Трубный Бормотун. Зловредный тип, он часто срывал нам игры и жаловался на нас всяким тёткам.

Он часто гонял нас с ребятами отсюда, ругался и жаловался, что мы играем у него на нервах и лазаем по крышам. Мы его терпеть не могли. Он гонял нас отсюда, а мы всё равно здесь играли.

У водонапоной станции играть было интереснее всего. Здесь озеро, здесь трактор, по которому мы лазали, трубы и железяки. А он нам не давал.

– Дяденька, как вы спали? – озорно крикнул я ему в окно. – Как вас мухи обосра-а-а…

– У-у-у! – показали ему язык Тим и Данька.

И мы пустились наутёк, хохоча на всю улицу и напевая дразнилку.

– Чего он всё время лезет? – возмушался Тим, когда мы добежали до танцплощадки и зашагали задними дворами.

– Не он один лезет, – угрюмо вздохнул я. – Ещё тётка та, вредная со своими растениями! Вопила на весь двор. Помните?

Мы выбрались из тени на солнце.

– Что мы ей сделали? – недоумевал я. – Почему она такая вредная?

– Жаба! – презрительно фыркнул Тима.

– Ага, – подхватил я, залезая босыми ногами в лужу, – взрослые говорят, что мы играем у них на нервах.

– Все хотят от нас избавиться! – возмущался Тим. – Будто мы им мешаем!

– Айда по гаражам побегаем! – пихнул меня и Тиму Данька. – Жабе назло!

– Влетит нам… – в нерешительности закусил губу Тим.

– Ну давай тогда искупаемся, – предложил я. И мы пошли к озеру, шлёпая босыми ногами по тёплым пыльным плитам.

А через два часа мы с ребятами снова гуляли по откосу. Осторожно спустились вниз. Ржавые трубы в канавах задребезжали и заскрипели.

На станции "Гмохово" что-то зловеще загудело и среди зелени появились белые полупрозрачные тени. Воздух заколебался, раздались глухие удары с отзвуками эха и мимо нас медленно проехал полупрозрачный поезд…

– Смотрите! – ахнул я.

Но едва гул смолк как тени и поезд исчезли.

– Ой… – вырвалось у меня.

– Серёнь, ты чего? – удивился Тим.

– А вдруг они ещё здесь? – вздрогнул я и оглядел станцию.

И тут раздался звук лопнувшей струны, заскрипели столбы, завенели провода и раздался чей-то скрежещущий, как ржавое железо хохот. Не успели мы испугаться, как всё стихло, а в воздухе висел запах горелой резины…

3

Солнце висело ещё высоко, когда мы ушли с откоса и принялись носиться по крышам гаражей. Можно было не бояться, что нас загонят домой, хотя надо было как всегда показаться маме, чтоб не беспокоилась.

Мы спрыгнули с гаражей и побежали домой.

Дома никого не было. Тим и Даня тут же убежали на улицу. Я же ползал по ковру, чтобы найти кроссовки. Вдруг зазвонил телефон.

Я вскочил, бросился к нему и взял трубку.

– Мам! – прокричал я в трубку.

Но это была совсем не мама.

– Здесь тихо, не страшно… – ответил кто-то на том конце. – Мы дети тишины и мусорного ветра…

У меня внутри всё похолодело.

– Вы кто? – в испуге выкрикнул я.

– Нас затянуло в заброшенную больницу… – тянул на одной интонации всё тот же голос. – Нам так одиноко, так страшно, так больно…

Он повторял странные слова, а я не заметил, как ослабели у меня коленки и я сползаю на ковёр. На телефонном экране светилось:

"Зеленогорск"

Мёртвый город. Это я знал точно!

Голос был мальчишечий. Говорил мальчик, которого давно не было на этом свете, который упал с крыши… И всё же это был не мальчик. Будто кто-то неумело имитировал детский голос, ведь интонация не менялась. Оно тянуло на одной ноте. Не помня себя от страха, я бросил трубку и вылетел на улицу.

– Серёня, побежали купаться! – схватили меня за руки Тим и Даня.

Мы побежали, а в голове у меня всё ещё звучал тот голос…

– Пацаны, я с вами! – догнал нас Серёня Зуев. – Где были?

– На откосе.

– На станцию лазали?

– У-у…

– Видели что-нибудь?

– И видели, и слышали! – со значением сказал я.

– Мы там видели ржавую электричку, – сообщил Тим и рассказал о том, что мы наблюдали на откосе. – Она была без машиниста! Мы шли на станцию, а она проехала мимо нас и исчезла! А ещё были какие-то жуткие звуки, будто ещё один невидимый поезд прошёл. И провода звенели…

– А ещё там, на станции были белые призраки… – вставил Данька, приткнувшись к Серёне. – Они сошли с поезда-призрака…

– Это она, – заявил Серёня. – А звуки там не просто, чтоб пугать. Так с людьми разговаривает зона. И призраки там, на заброшенной станции есть. Это образы, которые показывает нам зона, когда хочет нам что-то сказать…

– Значит с нами разговаривала зона?

– Ага… Там много призраков. На станции… Ещё кто-то видел попавшего под поезд путевого обходчика, и как по рельсам вечером куда-то идут призраки погибших на железной дороге людей…

– Вчера на станции кроме нас кто-то был, – вспомнил Тим, – только мы его не видели, но там точно был кто-то страшный!

– Они исчезли, когда мы вышли на станцию, – объяснил Данька.

– На станции вообще много странного происходит, – заметил Серёня, срывая стебель крапивы. – Иногда тихим вечером, когда поезда почти не ходят, некоторые слышат стук колёс, звучит гул, перерастающий в вой, а за тем раздаётся длинный тоскливый гудок! Кто-то слышит жуткую музыку, словно скрежещет старая гармонь, и в лучах заката появляется поезд-призрак…

Дальше мы шагали молча, думая, что мы видели и слышали на станции и выбрались к гаражам. Здесь играли в коли ребята.

– Пацаны, можно с вами? – спросил их Даня.

– Можно, – сказал рыжий мальчишка в синей футболке.

– Новенькие чур воды! – ревниво крикнул белобрысый мальчик в джинсовом комбинезончике.

– Вы скиньтесь, кому первому водить, – предложили нам ребята.

– Чи-чи-ко! – начал Даня и затряс рукой.

– Кто трясёт-тот сосёт! – успел насмешливо крикнуть Павлик.

Я машинально взмахнул рукой и все ребята покатились со смеху.

– Ща как вделаю! – погрозил им кулаком я. – Чи-чи-ко!

– Чи-чи-ко!

– Чи-чи-ко!

Наконец мы скинулись и водить выпало мне. Ребята разбежались, а я гонялся за ними по двору, по гаражам, громыхая железом.

– Всё, ты галя! – крикнул я, обхватив Даньку.

Данька завизжал и стал вырываться. Я поставил ему подножку и мы со смехом покатились по земле, дрыгая ногами, а ребята кинулись к нам и мы устроили кучу малу среди травы и лопухов.

Возня продолжалась довольно долго и мы позабыли про галю.

– Слезь с меня! – смеялся я, пытаясь спихнуть с себя Даньку, который встал измазанными в траве коленками мне на сгибы локтей.

Данька слез и пополз по траве, в поисках своего берета.

А с моей ноги слетел ещё и кроссовок. Я нашёл его в лопухах у забора, где мы особенно сильно возились. У него оторвалась застёжка.

– Пацаны, я сбегаю за новыми, ладно? – спросил я мальчишек.

– Да брось ты их, давай босиком! – весело возразил Тим.

Коли продолжились уже на крышах гаражей. Они гремели и скрипели под нами. Я бегал босиком, ощущая голыми ступнями нагретое за день ржавое железо. Мои кроссовки валялись на земле возле столба.

– Вот вы у меня дождётесь, паразиты! – высунулась из окна балкона та самая тётка, которую мы напугали, грохнув кинескоп. – Марш отсюда негодники бесстыжие, а то милицию вызову!

Мы неохотно слезли с гаражей и пошли куда глаза глядят.

– А пошли по бассейну полазаем? – предложил Кирилл Смирнов.

– Побежали! – откликнулись все ребята.

В бассейне, где на дне была большая зелёная лужа мы устроили коли босиком и закончилось это тем, что мы испачкали себе ноги, а я порезался.

– Мы скоро придём, – обещал Тим, взяв меня за руку.

Данька взял другую мою руку и мы пошли медпункт. Медпункт был в наших дворах. Белое, облицованное плиткой одноэтажное здание стояло среди ёлок и зарослей крапивы в тени трёхэтажки.

Асфальт мокро блестел после полива.

На каждом шаге я морщился от боли. Рана оказалась серьёзная, кровью был залит весь кроссовок.

– Меньше лазать надо, – ворчала медсестра Ольга Матвеевна, держа мою ногу за пятку и смазывая рану какой-то едкой гадостью.

– Ай, больно! – зашипел я и дрыгнул ногой.

– Я тебе полягаюсь! – пригрозила Ольга Матвеевна и крепче взяв меня за ногу, мазнула по ранке чем-то жгучим.

Я поморщился от боли и часто задышал. Медсестра мазнула по ране, и я чуть не заплакал, а потом она наклеила пластырь.

– Сегодня сиди дома, сорванец, – строго сказала она, хлопнув меня по ноге. – Нечего с больной ногой скакать по крышам, или где вы там беситесь.

Мы рассмеялись. Мы с мальчишками бесились, где только можно.

– Пацаны, айда мяч погоняем! – забежал в медпункт Владик.

– Не, мы домой, – ответил Тим. – Серёнька ногу порезал.

Влад переступил с ноги на ногу, но никуда не ушёл.

– На, надень мои, – заботливо сказал Данька, дав свои кроссовки. – У тебя кроссовка порвалась, а босиком тебе сейчас нельзя.

– А как же ты, Дань?

– Да я босиком дойду.

Данька поглядел на свои загорелые сильные ноги и пошевелил пальцами. Я надел его кроссовки, ступил раненой ногой и поморщился от боли.

– Нет, это никуда не годится! – замотал головой Даня. – Лезь на меня, донесу.

– Угу, – с облегчением сказал я и влез на Даньку. Я обхватил брата за шею, он поддерживал меня под коленками и мы неспеша двинулись домой.

– Что случилось, мальчики? – подбежала к нам вездесущая Лизавета.

– Серёнька ногу поранил, – заявил Владька.

– Опять! – всплестнула руками Лиза. – Я так и знала.

Лиза пошла с нами, не переставая воспитывать.

– Тоже мне доктор Пилюлькина! – огрызнулся я. – Вредина!

– А ты вообще молчи! – накинулась на меня Лиза. – Меня ваша мама попросила вас найти и домой привести, заниматься.

– Ну-у-у! – застонали мы с Тимой и Данькой.

– Владик, – обратилась сестра к Владьке, – живо домой! Вот мама узнает, в какие игры вы играете. Небось сам заводилой был!

И всей гурьбой мы отправились назад, по домам, где нас ждал нагоняй.

Но боль довольно быстро прошла и от косогора до дома я добрался сам.

4

Дома мы немного посидели на балконе, но во дворе играли ребята и, хоть мне нельзя было гулять до завтра, мы побежали на улицу. Я бежал, прихрамывая на пораненную ногу, но старался не отставать от братьев. Дома сидеть в такое время было просто невыносимо!

И не успели мы начать новую игру, как случилась беда. Мы подошли к бойлерной и тут же услышали, что на той строне кто-то плачет.

– Слышите? – насторожился Тим.

– Я сейчас, – сказал я и обошёл бойлерную.

У стены, закрыв руками лицо плакал маленький мальчик.

– Сима! – воскликнул я, узнав мальчишку. Это был Симка Орехов из соседнего дома. Мы иногда с ним играли. Симка учился в нашей школе, в первом классе, и был ноябрёнком. – Симка, ты чего?

Сима вздрогнул и повернулся. У него под глазам был синяк.

– Кто тебя, Симочка? – ласково спросил я, подойдя к мальчику и сев на корточки, взяв его за плечи, посмотрел ему в лицо.

– Это Тёмыч, – всхлипнул Симка и сердито дёрнулся. – Из двенадцатого дома… Он мой пестик в крапиву кинул и смеётся! Я ему по ноге двинул, а он мне в глаз как даст! Да ещё обзывается!

Сима снова захныкал. Я обнял мальчишку.

– Ну ты чего! А ну не реви! – стал успокаивать я его, хлопая по спине.

Симка прижался своей мокрой от слёз щекой к моей и шмыгал носом.

– Серёнь, ну что здесь? – прибежали встревоженные Тима и Даня. – Ой…

Симка вытер слёзы.

– Ну, вот, уже лучше! Не надо реветь, – улыбнувшись, сказал я другу. – Всё лицо мокрое. Дай вытру!

И стал вытирать мальчику лицо подолом своей чёрной форменной рубашки, а во мне уже начала закипать злость. Я уже думал, больше не будет ничего такого, и вот опять. Опять хулиганы, опять с ними воевать!

"А этот гад малышей лупит! – со злостью подумал я. – Орясина из восьмого класса! Справился! Ладно, он у меня получит по шее!"

Как бы самому не получить! Он вон какой здоровый, этот Тёмыч! Я чувствовал неприятный холодок. Боязно было идти драться. Тёмыч уже в восьмом классе учится, а нам с Тимой и Даней только десять лет и мы перешли в четвёртый. Я тут же мысленно обозвал себя последним трусом и девчонкой. Надо идти, как же иначе? Что, оставить вот так и пусть он дальше над малышами издевается? И ребята водиться с нами не станут, если струсим…

– Неужели никто не заступился? – болезненно спросил я Симу.

– Никого же не было там во дворе…

– Ну а другие? Ведь видели наверняка, что ты плачешь?

– Никто и не заметил… – беспомощно всхлипнул Симка.

Сима хныкнул и снова заревел, его слёзки закапали на мою рубашку.

– И никто из взрослых к тебе не подошёл?! – начал закипать я.

– Никто… – безрадостно мотнул головой Симка. – Думали, может, я просто расстроен…

– И из-за этого не захотели прийти напомощь?! – разозлился уже Даня.

– Они думали, что расстроен! – с ожесточением хмыкнул Тим. – Заразы…

Я вообразил, какого было Симке по пути сюда. Идёт мальчишка, глотая слёзы, а взрослые сидят во дворах или на балконах, на скамейках и занимаются своими важными делами, настолько важными, что им не заметить несчастного пацанёнка. Никому из них нет дела до ребячьего горя!

И мне стало тошно и противно на душе от того, что я вообразил, а ещё стыдно за взрослых. Тимка и Даня хмуро молчали, их весёлые зелёные глаза нехорошо сверкнули, видно их обуревали те же чувства, что и меня.

"А если бы там были ребята? – задумался я. – Они бы заступились!"

Но во дворах сейчас почти никого, все либо на детском сеансе, либо на кружках и секциях, либо купаются на озере. Ну, а может играют где-то на окраине, либо на школьном стадионе гоняют мяч.

– У кого-то горе, а им наплевать? – ещё сильнее вскипел я.

Симка всё плакал, намочив слезами мне рубашку.

"Им вообще ничего не важно! – тут же пришло мне на ум. – Им только воспитывать нас нравится, орать на нас, командовать нами…"

Малыш прижался ко мне, сел на колени и я чувствовал как он вздрагивает всем своим тельцем нисколько от боли, сколько от обиды за то, что его бросили, что никто за него не заступился.

– Симочка, ты не реви, – ласково сказали Тима и Даня, взяв малыша за плечи. – Мы сейчас к нему пойдём и вделаем…

– Идём к двенадцатому дому, – решительно поднялся я с корточек. – Сима, ты иди домой, мы к тебе зайдём.

– Ага… – шмыгнул носом Сима.

Проводив малыша домой, мы решительно и быстро двинулись по дороге в сторону гаражей, к двенадцатому дому.

– Глиста длинная! – злился Тим, когда я рассказал про хулигана. – Ничего, допрыгается он у нас!