Плацебо (#2)

– Блэквуд? – яростно шепчу в темноту.

Знаю, так себе идея, но лучше пока что я не нашла. Поэтому продолжаю бродить по темным проходам, пока наконец в отклик на свой зов не слышу шум. Точнее, шорох. Едва уловимый, призрачный шепот чьего-то дыхания. Чувствую, как волосы встают дыбом. Не нравится мне этот звук, как, впрочем, и само восточное крыло. Неужели во всем поместье не нашлось места поуютнее? Найду Блэквуда и убью. Если найду, конечно. Снова этот шелест. Кажется, он доносится оттуда. Дохожу до конца коридора и сворачиваю за угол в надежде встретить там виновника моих страхов, но вместо него вдруг натыкаюсь на худощавую женщину.

– Мадмуазель Блум! Что вы здесь делаете? – вскрикивает блондинка в белой медицинской форме. – Эта часть лечебницы закрыта для посещения.

От неожиданности я роняю фонарик, а пока поднимаю, лихорадочно подбираю слова. Тут нужно оправдание посерьезнее. Сказать, что я случайно сюда зашла? Нет, вряд ли она в это поверит. Выполняла приказ Старейшины? Осматривала окрестности? Бродила во сне? Нет, это все не то. А что, если сказать ей правду? Хотя Блэквуд вряд ли назначал бы встречу в месте, где не бывает ни души, если бы хотел, чтобы нас видели. Ну же, Блум, думай!

– Я просто… – мямлю заплетающимся языком, – искала перевязочную. Доктор Морган хотел еще раз меня осмотреть, но, кажется, я где-то свернула не туда. Я первый раз в лазарете.

Да ладно? Случайно забрела? Сотни вариантов в голове, а ты выбрала самый неправдоподобный! Неудивительно, что Изи всегда чувствует твою ложь за версту. Не удивляйся, если медсестра тебя сейчас в шею выгонит.

– Ах, осмотр. Да, это не помешает. Особенно… в вашем… положении. Но сейчас так поздно.

– Доктор Морган все равно собирался задержаться допоздна, к тому же ночью другие пациенты нас не потревожат.

Не могу в это поверить, но, кажется, она купилась. Даже в такт моим словам закивала, словно соглашаясь.

– Ясно. Что ж, – бросает она взгляд на часы на запястье, – вы зашли слишком далеко. Это восточное крыло, а вам нужно в западное. Идите вон по этому коридору. Поверните налево, пройдите прямо, затем выйдите в последнюю дверь справа и окажитесь в лекарской. Запомните?

– Лево, прямо, последняя дверь справа. Вы меня просто спасли.

– И смотрите не сворачивайте. В этом крыле легко потеряться.

– Я буду внимательна.

Женщина кивает и поспешно скрывается в другой стороне прохода, явно куда-то спеша, а я могу наконец вздохнуть с облегчением. Что ж, видимо, в дальнейшем мне придется отточить навыки вранья, если я и дальше собираюсь жить в полном тайн поместье Ле Блана. Мне показалось или я только что слышала крик? Не может быть. Это же все-таки часть особняка, а не…Точно! Это действительно был вопль. Такой звонкий, пронзительный. Словно кого-то пытают. Что творится в этих жутких стенах?! От напряжения фонарик в руках задребезжал, выхватывая из темноты и без того пугающие силуэты. А это еще что?

В конце прохода помещение, а в нем – стул. Вернее, мне так кажется. Но чем ближе я приближаюсь, тем больше различаю деталей, от которых кровь в жилах стынет: ремни для запястий, ног, шеи, затяжки по всему корпусу кресла. Господи! Для кого оно предназначалось и что здесь творилось, в конце концов?

– Ты слишком рано.

Сказать, что я испугалась, – ничего не сказать. Ком, застрявший у меня в горле, вдруг провалился куда-то в живот, а оттуда – прямиком на пол. Мне даже показалось, будто я услышала, как в напольной плите образовалась трещина от падения чего-то тяжелого. Но Блэквуда это, конечно же, не смущает.

– Боже! – пытаюсь восстановить сбившееся дыхание. – Получше места для тайных ночных встреч не нашлось?!

– «Тайный» подразумевает «скрытый от стороннего вмешательства». Восточное крыло идеально подходит для этой цели.

– Но зачем нам прятаться? Я думала, здесь безопасно.

– Было, до не которых пор.

Его тон меня настораживает.

– Что ты имеешь в виду?

Вместо ответа – кивок в сторону. Честно говоря, после увиденного желание идти с Блэквудом куда бы то ни было уменьшилось до размеров тусклого пятна света от моего фонарика, но раз уж я пришла, выбора не остается. К тому же, Блэквуд меня в обиду не даст. В этом я точно уверена. А вот напугать может запросто, что, впрочем, он и делает, отводя меня в комнату, больше напоминающую средневековую пыточную, чем помещение для сдачи анализов. Книжные шкафы, сосуды, перегонные устройства, колбы и множество других медицинских аппаратов, о назначении которых я могу только догадываться. Вроде вот этого странного прибора с вытянутым носиком со спиральной проволокой внутри. Судя по всему, эта штука работает за счет электричества. Что ж, по крайней мере, оно здесь есть.

– Это что, твое рабочее место?

– Предпочитаю называть это мастерской.

Комната в башне, кабинет в заброшенном крыле лазарета. Этот парень явно не любит простые решения.

– А почему в восточном крыле? – просматриваю содержимое бутылки с плавающим внутри куском… чего-то. – Не любишь тесного соседства?

– Ценю возможность работать наедине.

Значит, здесь и вправду никого не бывает. Ну, кроме медсестер, сокращающих дорогу с ночной смены в свои покои. Наедине… И почему только это слово звучит так сладко?

– А я выступаю в роли подопытного кролика?

– Скорее, вольного испытуемого.

– Для запрещенных оккультных экспериментов?

Разворачиваюсь и вдруг оказываюсь с ним лицом к лицу. Сердце молотом бьется о ребра. Когда он успел подойти так близко? Или он уже здесь стоял?

– Всего лишь для анализа крови.

Он наклоняется вперед, и я забываю, что человеку для жизни нужен воздух. Но когда его пальцы тянут за ручку выдвижного ящика за моей спиной, понимаю, что веду себя глупо. Он всего лишь потянулся к тумбе за стеклянным сосудом, а у тебя уже колени дрожат. Спокойно, Блум. Держи себя в руках.

– Что случилось с Даниилом? – напряженно осматриваюсь я. – Ты его убил?

– Да, но на этом война не закончится. Поведение моровов в последние месяцы доказывает, что у них есть другой предводитель.

И тут до меня доходит: я ведь так и не успела поделиться с Блэквудом самым важным!

– Ну конечно! Как я могла забыть…

– О чем?

– Вейн, – выпаливаю я, поворачиваясь. – Это все он. Даниил говорил о нем! И дядя Ник тоже.

С усилием отгоняю воспоминания о деталях смерти последнего и продолжаю:

– Тогда в машине, когда дядя хотел увезти меня, он сказал, что Вейн придет за мной. Что он уже здесь, но я об этом не знаю. И когда это произойдет, Стена падет.

– Хм…

И это все? Я тут выдаю ему последние сокровенные слова дяди, которого, к слову, он же и убил, а он только… хмыкает? Видит бог, мои нервы не настолько крепки.

– Необходимо собрать сведения о нем, но одно становится очевидным: у него есть сообщник в поместье. Очевидно, кто-то систематически снабжает его сведениями.

Черт возьми, а ведь он прав: в обитель сиринити проник шпион, который сливает моровам информацию и поставляет сувениры. Иначе как Даниил мог заполучить лекарство, которое хранилось под надзором стражей? И, кажется, я знаю, кто отлично подходит для этой роли.

– Несложно догадаться, кто это может быть.

– Полагаешь, – натягивает стерильные перчатки он, – это Скретч?

И да, и нет. И вообще, как он догадался, о чем я думаю? Неужели я настолько предсказуема?

– Это бы объяснило, почему он подставил меня на Демонстрации.

– Он просто стремится пробиться в круги Верховного Совета.

– По головам других? – скрещиваю руки на груди. – Хороши методы.

Хотя, думаю, Блэквуда его подход не смущает. Вполне возможно, он сам не раз прокладывал себе дорогу подобным путем.

– Кстати говоря, он извинился. И даже предложил закурить трубку мира, вот только я ему не верю.

– Вряд ли табак способствует примирению. Скорее, развитию легочной недостаточности.

– Ну, не буквально же, – недоуменно моргаю я. – Это лишь фигура речи.

Он бросает на меня взгляд искоса и надевает иголку на пластиковую пробирку, вроде той, которую используют в клинической лаборатории. Мне кажется, или сегодня он ведет себя еще более странно, чем обычно?

– Что еще говорил твой дядя?

Воздух вдруг встает поперек горла, но я нахожу в себе силы продолжить.

– Только это и то, что я ключ.

– Ключ к чему?

– Если бы я знала.

Блэквуд неожиданно подступает ко мне. Его непосредственная близость и прямой взгляд заставляют меня занервничать еще больше. Стараюсь сгладить неловкость, переведя тему в иное русло.

– Медсестра сказала, что здесь находиться рискованно.

– Скорее, неприятно.

– Почему? – перебираю лежащие на столе рисунки. Большая их часть посвящена анатомии: органы, части человека, схемы костей и нервов. Весьма искусно, кстати.

– Восточное крыло расположено рядом с лепрозорием – местом, где держат моровов.

– Вы держите в поместье моровов?! Но зачем?

– Для испытаний. Важно разобраться в особенностях работы их организма, чтобы предвидеть воздействие лекарства, – Блэквуд открывает дверцу шкафа и достает флакончик со спиртом.

– По этой причине здесь нередко слышны посторонние звуки.

Крик. Значит, он был реальным. И принадлежал он не простому человеку, а морову, запертому в камере за решеткой. И как, ради всего святого, этот парень может здесь работать?!

– Значит, – присаживаюсь на край стола я, – тебя эти звуки не тревожат?

Он поднимает мою руку и неспешно закатывает рукав. По телу пробегает приятная дрожь. И снова это поверхностное, практические неощутимое прикосновение. Касание без касания. Его пальцы совершают необходимые движения, но при этом к моей коже даже на миг не притрагиваются. Нужно признать: чтобы овладеть таким уровнем мастерства избегания, требуются многие годы.

– Они напоминают мне о том, кто я есть.

– И кто же ты?

– Убийца.

Секунда боли, и алая струйка из моей вены наполняет пробирку. Вид крови вызывает у меня воспоминания о Другой стороне. Эти ужасающие дни еще надолго останутся в моей памяти.

– Но ведь это не вся правда.

Брови Блэквуда сходятся на переносице.

– Ты убиваешь сотни монстров, чтобы спасти тысячи людей. Можно сказать, что ты делаешь это ради спасения.

По телу медленно разливается тепло. Его дыхание едва уловимо касается моих щек, но я всеми силами стараюсь это игнорировать. Я не знаю, как теперь к нему относиться. С одной стороны, он спас мне жизнь. Снова. Второй раз за последнюю пару недель, и бог знает который за месяц. Но с другой – он убил моего дядю, единственного близкого родственника после сестры. Но даже это не меняет того, что я к нему чувствую. И от этого мне становится только хуже.

– Убийство во благо, – хмыкает он, – спорная концепция.

Мне показалось или он только что хмыкнул? Не припомню, чтобы раньше Блэквуд делал нечто подобное. Неужели это еще одно новое проявление эмоций?

– Зато реальная.

Он поднимает глаза, а я отвожу свои. Задерживаю дыхание, теряю самообладание, а то, что остается, собрать воедино не могу. И так каждый раз, когда он оказывается рядом. Какая-то неведомая сила притягивает меня к нему, лишая воли, здравомыслия, логики. Всего, что, так или иначе, должно удерживать меня на плаву. Неожиданно замечаю, как его взгляд задерживается на моей шее, на которой висит металлический локет со спрятанным внутри фото. Его медальон. Как-то нехорошо, что я его отняла, ведь это, возможно, его единственное напоминание о Вирджинии.

– Хочешь вернуть его? Он ведь принадлежит тебе.

Но на мое удивление Блэквуд лишь качает головой и со словами «Оставь себе» убирает наполненный сосуд в сторону, когда внезапно замечает что-то на моем локте.

– Откуда это? – кивает он на красную вмятину на коже.

– Не знаю. Наверное, ушиблась, когда упала со стола.

Он бросает на меня быстрый взгляд и отворачивается. По всей видимости, от понимания того, о каком именно столе идет речь. Бледная ладонь ныряет внутрь комода, доставая аптечку, а из нее – бинт. Смочив ткань в спиртовом растворе, он прикладывает ее к ссадине, и я тут же стискиваю зубы, чтобы не вскрикнуть. Ты как-никак страж, Блум. Терпи.

– Можешь отрицать, – продолжаю тему я, – но это не меняет сути вещей: тобой двигают благие помыслы.

– И что подтолкнуло тебя к такому умозаключению?

– Внутренний голос, шестое чувство, интуиция. Называй как хочешь, но я знаю, что права: ты не тот человек, которого стоит бояться.

Мои слова заставляют черты его лица заостриться. Он склоняет голову и придвигается ко мне, застыв всего в нескольких сантиметрах.

– То, что тебе нечего опасаться, не означает, что и другим тоже.

– Звучит… очень… зловеще, – судорожно втягиваю воздух я, но не от его слов, а от неожиданной боли в груди, сжавшей легкие.

– Что такое?

– Ничего. Просто… сложно дышать. Наверное, нервы сказываются.

Блэквуд осматривает мою шею и тут же направляется к лабораторному шкафу. Так резко, будто обнаружил прямую угрозу моей жизни.

– Расстегни рубашку.

Я оторопело замираю. Неплохой скачок от «не совсем милых разговоров» до «снимай с себя одежду».

– Что, прости?

– Яремная вена вздулась. Это может указывать на сердечную недостаточность или аритмию, – он вытягивает из деревянного футляра стетоскоп и поворачивается ко мне. – Нужно проверить частоту сердцебиения.

Все, вроде бы, обоснованно, но неловкость от этого не уменьшается. Лишь растет с каждым его шагом по направлению ко мне.

– Что… полностью? – едва проговариваю я, имея в виду блузку.

– Трех верхних пуговиц будет достаточно.

Медленно тянусь к воротнику. Обнажаю область ключицы, чувствуя, как кожи касается диск медицинского инструмента. По велению Блэквуда стараюсь вдыхать как можно глубже и не думать о том, насколько близко его рука сейчас находится к моей груди. Не знаю, что он сейчас хочет там услышать, когда мое сердце мечется внутри, подобно перепуганной птице в клетке. Еще, чего доброго, подумает, что у меня инфаркт.

– Когда ждать результатов? – решаю переключить внимание на разговор я.

– Через половину суток, если все пойдет по плану.

Половину суток? Почему просто не сказать «через день»?

– А если нет?

– В случае непредвиденных трудностей или если потребуются дополнительные пробы, анализ может затянуться до недели, а в редких случаях – и дольше.

Я рассеянно киваю, уступив место тишине. Давящей, неловкой, угнетающей… Кажется, эта пауза тянется целую вечность. Если кто-то из нас сейчас не произнесет хоть слово, я просто взорвусь.

– Не знала, что ты работаешь доктором, – наконец, не выдерживаю я.

– Работал, раньше.

– Но ты это бросил. Как так? Это ведь такое благородное дело.

Блэквуд опускает стетоскоп на пару сантиметров ниже, прислушиваясь к мелодии моего внутреннего механизма.

– Врачи служат одной цели – спасать людей. Я утратил желание это делать.

– Почему?

– Потому что большинство людей не заслуживает спасения.

Я удивленно отшатываюсь.

– Ты ведь в это не веришь? Иначе не стал бы помогать сиринити.

– Едва ли можно это назвать «помощью», – металлическая головка скользит к области солнечного сплетения. – Я лишь выполняю долг перед коммуной, возложенный на меня Старейшиной. Личных побуждений в этом нет.

Он велит мне задержать дыхание, но оно остановилось и без его команды. Не думаю, что он действительно считает весь человеческий род жалким сбродом, заслуживающим гибели, но доля правды в сказанном определенно есть. По крайней мере, Блэквуд в это верит. Он вынимает оливы12 из ушей и продолжает ровным бесстрастным голосом.

– Сердечный ритм в норме. Шумов и мерцания нет. Должно быть, это и вправду последствия перенапряжен…

– А как же я? – возвращаю разговор в былое русло. – Я тоже не заслуживаю спасения?

Он откладывает диагностический прибор в сторону и неспешно снимает перчатки. Оценивающий взгляд скользит по моим щекам, скулам, плечам, пока не фокусируется на моих ладонях, нервно сжимающих край рубашки.

– Если бы я действительно верил, что твоя жизнь не стоит усилий, то не рисковал бы ради нее своей.

– То есть, – улыбаюсь, – я исключение из правил?

– По всей видимости.

Опускаю свою ладонь на его, сжав ее в знак благодарности, но он отдергивается от нее, как от пылающего огня. Отодвигается, замирает. Смотрит на меня так, будто это не мимолетное проявление близости, а вторжение в самую уязвимую часть его души, к которой я пока не имею доступа. Я буквально ощущаю исходящие от него флюиды растерянности, но, несмотря на это, он не прогоняет меня и не уходит сам, а лишь неуверенно тянется к моей руке. Словно хочет убедиться, что она не опасна. Что этот неловкий жест не причинит ему вреда. И в тот момент, когда он коснулся моей кожи, из коридора донесся сквозняк, перебросив прядь волос с его виска на лоб. Несмотря на закрытые окна, воздух наполнился холодом – намекая на приближение чего-то недопустимого. Но Блэквуда это не тревожит. Он мягко скользит по моей ладони, не отводя от меня взгляда, будто прислушивается к собственным ощущениям. А я, в свою очередь, не отрываясь гляжу на него. Глаза в глаза. Кожа к коже. Неловкость и любопытство – робкая идиллия, которую ничто не может нарушить… Кроме незапланированного звонка.

Ритмичная мелодия врывается в пространство между нами, заставив Блэквуда отдернуться в сторону: саундтрек из «Огги и кукарачи»,13 доносящийся прямо из кармана моих джинсов. Черт бы его побрал. В этот момент я готова разбить мобильный о стену, лишь бы вернуть все как было. Увы, слишком поздно.

– Ответь, – отступает к стеллажам он. – Это раздражает.

Испортить такой момент… Клянусь господом, если это Изи, это будет ее последний звонок. Смотрю на экран телефона и тяжело вздыхаю, подтверждая свою догадку. И как только один человек может привносить столько хаоса в мою и без того трещащую по швам жизнь?

– Да, Изи?

– И тебе приветик, пропажа! Это так ты отвечаешь старым друзьям, которые себе места от волнения не находят? Я к тебе уже второй день не могу дозвониться! У вас что там, в коттедже, со связью беда?

– Нет, – отворачиваюсь я к стене. Все же неудобно вот так болтать по душам, когда Блэквуд топчется в стороне, – у меня просто не было возможности перезвонить.

– Ах, да что ты! Это ведь так сложно нажать на кнопку быстрого вызова на смартфоне, чтобы бедняжка Изи тут себе волосы не выдергивала от бушующих нервов! Прямо сил на это не хватит, да?

Прикрываю глаза, ощутив укол совести. И правда, нужно было хотя бы послать СМС. Не то чтобы я об этом не думала. Просто за всем этим возвращением к жизни я вовсе забыла о тех, кто наделяет ее смыслом.

– Ты… права. Прости. Я просто замоталась, вот и все. Последние дни были сущим адом, из которого я до сих пор пытаюсь выбраться.

– Что ж, я тоже! – недовольно фыркает она, после чего невольно успокаивается. – В академии до сих пор творится какая-то дичь. Директриса на нервах. Многие ученики лежат в больнице, но, слава богу, хоть никто не умер. Полиция докапывается до всех подряд, пытаясь понять, что произошло, но после рассказов про каких-то кровожадных монстров, они, похоже, решили, что это просто чья-то жестокая шуточка. А как ты там вообще? В порядке, или уже пора собирать спасательный отряд и выезжать с сиренами?

– Я… не знаю, если честно.

Бросаю взгляд на Блэквуда, который перелистывает старинный журнал, то ли действительно интересуясь его содержимым, то ли просто делая вид. Решаю не медлить и поскорее закончить беседу, которую, в принципе, можно перенести на любое другое время, когда мы с ним не будем находится в одном помещении.

– Пока все странно, но, думаю, со временем наладится. В конце концов, я уже давно должна была привыкнуть к странностям.

– Это уж точно! С учетом того, что ты сама – одна из них, – выпаливает она и тут же осекается. – Ой… извини. Я не хотела, оно само как-то вырвалось…

– Ничего. Ты права – я сплошная загадка в квадрате, и с этим ничего не поделать.

Внезапно ее слова заставляют меня напрячь память.

– Постой, ты сказала, что на Дне памяти никто не пострадал? А как насчет Стейси, с ней все в порядке?

– К сожалению, – фыркает в трубку Изи. – Она попала в госпиталь с ушибом головы, но ничего серьезного. Эту стерву ничего не берет.

Значит, Блэквуд лишь оглушил ее, чтобы та не путалась под ногами? А ведь я была уверена, что она… Что он ее… Как я вообще могла такое подумать? Несмотря на то, что наши отношения с Барби не назовешь радужными, я все же рада, что она задержится в этом мире.

– Как там Майкл?

– Ха, – в трубке слышится нервное цоканье языком, – этот стендапер14 из меня всю душу вытянет. Постоянно отмачивает дурацкие шуточки насчет моих парней, как будто нарывается на неприятности. Знаешь, может, это не заметно, но мои нервы не из стали. Еще немного, и я включу режим атаки, так что, если услышишь, что неподалеку от Уинтер Парка нашли еще один труп, знай, что это Майкл!

Закатываю глаза, едва подавив смешок. Эти двое похожи на смесь серной кислоты и перекиси водорода, которые никак не могут ужиться друг с другом. Только кажется, что реакция пошла на спад, как стоит готовиться к очередному кипению или даже к взрыву.

– Рада, что у вас все хорошо. Надеюсь, так и дальше будет. Ты уж там позаботься о нем, ладно? И… – бросаю взгляд через плечо, когда замечаю лишь пустую комнату позади. Черт! Нужно было поменьше болтать и побольше действовать. – Слушай, извини, но мне пора бежать. Я тебе завтра позвоню.

– Очень на это надеюсь. Правда, зная тебя, это волшебное «завтра» хоть бы наступило до конца года. Ладно, на связи. Чмок!

Опускаю смартфон и огорченно выдыхаю. Блэквуд исчез так же, как и появился: неожиданно, бесшумно и без предупреждения (должно быть, когда речь зашла о Стейси). Он – сама загадка во плоти. Всегда действует скрытно, предусмотрительно, вечно на шаг впереди, будто ведет видимую лишь ему одному игру, прямо как… Неожиданно в моей голове проскальзывает мысль, от которой по спине пробегают мурашки: а что если Блэквуд… и есть Вейн? На первый взгляд это кажется бредом, но все же не лишено смысла с учетом всех его странностей. Ведь обычно предателями оказываются люди, которым больше всего доверяешь. От кого меньше всего ожидаешь и… Нет, Блум, спустись на землю и встряхни свой мозг, в котором произошел явный сбой. Блэквуд не может быть предводителем моровов. Он ведь сиринити, а еще Верховный жрец и правая рука самого Старейшины. Даже он со всем его мастерством не смог бы так долго прятаться у Верхориата под носом. Ты просто головой ударилась, когда упала со стола морга. Слишком сильно или недостаточно, но этого определенно хватило, чтобы начать сомневаться в реальности.

Поправляю блузку и направляюсь к двери. Пора бы и мне вернуться к привычной роскоши поместья, пока я случайно не наткнулась на кого-то пострашнее молодой ассистентки доктора Моргана.

Глава 4. Между светом и тьмой: картина в полутоне

Звенящий сюрикэн врезается в стену позади, пролетев в сантиметре от моей головы.

– Эй, осторожнее! Я же только проснулась!

– Жаль, что моровы не учтут твоих замечаний при встрече, – отвечает Личи, пожимая плечами.

Потираю вспотевший лоб и киваю. Тренировка длится четверть часа, а я уже едва не лишилась уха. Вот тебе и «гостеприимство» сиринити, а ведь сейчас только полдевятого. Понимаю, Личи хочет как лучше, но мне нужно время, чтобы выпитый на завтрак кофеин успел всосаться в кровь, дав моему телу необходимый заряд бодрости. Потому как пока что ее отметка близится к нулю.

– Ладно, – тренер выдергивает метательную звездочку из стены и прячет ее в карман тактического костюма. – Начнем с простого: сорок минут на беговой дорожке, тридцать отжиманий и четыре подъема на канате. Надеюсь, это поможет тебе проснуться.

И это он называет «простым»? Да это вся моя программа тренировки в старших классах. А ведь впереди еще восхождение на скалодроме,15 прыжки в длину и борьба. По крайней мере, именно этому Личи учит меня несколько недель, надеясь сотворить первоклассного воина. Сказать по правде, у меня действительно неплохо получается. Даже Скретч, при всей своей придирчивости к обучающимся, отметил мои успехи в искусстве стража. Этому я, по всей видимости, обязана своей крови, наделяющей мой организм завидной выдержкой и скоростью обучения. Я не знаю, как по-другому объяснить то, что без базовой подготовки мне удается осваивать навыки боя в несколько раз быстрее среднестатистического сиринити. Иногда во время тренировки у меня словно открывается второе дыхание: все чувства заостряются, тело движется само, будто ведомое какими-то врожденными инстинктами. В некотором роде мне это даже нравится. Однако… далеко не все грани обучения Личи приносят такое удовольствие.