Плацебо (#2)

– Ордум до сих пор существует? Ведь варварские времена прошли.

– Они никогда не завершатся, пока живы моровы. Вот только об их жизнях никто не беспокоится. Все, что нам нужно – это их истребить.

На лицо Уилла ложится грустная улыбка, от которой на душе становится тяжело. То, как близко он все принимает к сердцу, вызывает у меня одновременно сочувствие и симпатию. Все же таких ранимых людей в поместье можно по пальцам сосчитать. Представляю, как трудно ему бывает на дозоре, когда вместо того, чтобы спасти морова, приходится его беспощадно убить. И я отлично его понимаю. Уничтожать их благоразумно с точки зрения самозащиты, но бесчеловечно. Особенно когда у нас есть лекарство. Остается лишь выяснить, как извлечь его из моей крови, и тогда оно сможет исцелить не только сиринити, но и их заклятых врагов. Правда, не знаю, что на эту затею скажет Кристиан. Станет ли помогать одичалым собратьям? Захочет ли разделить с ними возможность избавиться от сангморы или предпочтет приберечь эту честь для собственной касты?

– А что насчет их предводителя?

– По этому поводу не могу ничего сказать, так как для непосвященных это истинная загадка.

– То есть?

– Никто никогда не видел Дожа «Ордум ап Реднум», – потирает переносицу Уильям. – Поговаривают, что даже члены братства не знают, как он на самом деле выглядит. Он может быть стариком, ребенком, молодой женщиной или юношей.

Или одним примечательным человеком с брошью в виде когтистой лапы.

– Лично у меня есть кое-кто на примете, но, думаю, тебе это не понравится.

Я вмиг улавливаю, к чему он клонит.

– Ты же не думаешь, что это Блэквуд?

– По-моему, лучшего кандидата на эту роль не найти.

– Это вряд ли. Он не настолько плох, как ты думаешь.

– Неужели?

Поднимаю голову и встречаюсь с его заинтересованным взглядом. Только сейчас понимаю, как близко мы находимся друг от друга. Один шаг, один вдох, расстояние вытянутой ладони. Кажется, между нами даже воздуху тесно. В такой непосредственной близости его голубые глаза кажутся бездонными, словно поверхность бескрайнего озера. Озера, в котором я рискую утонуть, но по какой-то причине вовсе не хочу спасаться. Но стоит ему несколько раз моргнуть, как я улавливаю в них странный отблеск, которого я раньше не замечала.

– Пообещай мне одну вещь, – говорит он неожиданно серьезным тоном. – Дай слово, что не будешь в это лезть.

– Я и не лезу. Просто читаю интересные книги. Так что формально…

– Сильвер, я серьезно! – повышает голос он и тут же стихает до шепота. – Орден очень могущественен. В отличие от Старейшины, он может делать все, что угодно, а я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Это признание вводит меня в недоумение.

– Правда?

– Конечно. С кем же тогда я буду прятаться в библиотеке?

Когда он замечает мою улыбку, уголки его губ приподнимаются, а на левой щеке образуется милая ямочка, в которую проваливаются все мои переживания.

– И все же ты не прекратишь поиски, не так ли?

– Да ладно тебе. Меня ведь даже из поместья не выпускают. Кроме своей комнаты, обеденной и сада я больше ничего не вижу. Неужели мне нельзя заняться хоть чем-то интересным?

– А как насчет того, чтобы поразвлечься за пределами этих мрачных стен?

Я удивленно моргаю. От его предложения веет легкой опасностью и обещанием грядущих приключений. Ну как здесь устоять?

– Я вся внимание.

Глава 3. В объятиях несовершенства

Пока мы с Уиллом выскальзываем из поместья, моя совесть еще борется с жаждой приключений, но как только он заводит спрятанный на окраине розария мотоцикл, все сомнения летят в тартарары вместе с моим чувством моральной ответственности. Ветер приятно холодит кожу. Морозные порывы развевают волосы во все стороны, когда мы покидаем владения Ле Блана, мчась навстречу неизвестности. Во мне бурлит странная смесь страха, предвкушения и радости. Правда, непонятно от чего: от упоительного вкуса свободы или от непосредственной близости Уилла. Как ни странно, но он один из немногих, кто всегда меня поддерживает. Когда другие лишь кивают из уважения, он не только меня понимает, но и разделяет мои чувства. Мои переживания по поводу моровов, желание вернуть падших, опасения из-за состояния Эми. Иногда складывается ощущение, что он и вовсе знает меня лучше, чем я сама. И это чертовски приятное чувство.

Оказывается, обитель сиринити не так далеко от цивилизации, как я считала. Всего в десяти километрах находится небольшой живописный городок на берегу реки Делавэр. С высоты арочного моста видно, как она растянулась на сотни метров, извиваясь меж холмами подобно серебряной ленте. Перед глазами мелькают старинные особняки, новостройки, магазины и кофейни. Из-за угла показывается силуэт красно-оранжевой ратуши с белоснежной белфри.10 Этот город отличается от привычных мне горных пейзажей, но также сохраняет типичный для маленьких поселений колорит.

Рев мотора стихает. Металлический скрежет свидетельствует о том, что мы прибыли на место назначения, но я не вижу ничего, что Уилл мог бы включить в наши грандиозные планы. Кроме крафтовой кофейни через дорогу.

– Старый добрый Нью-Касл. Как же я люблю это место, – снимает шлем он, слезая с мотоцикла.

– Постой, разве твоя фамилия не Касл? Вот так совпадение.

– В жизни не бывает совпадений. Лишь явные, но хорошо завуалированные знаки.

– И о чем же говорит этот?

– О том, – направляется он к витрине, – что этот город полон сюрпризов, которые нам с тобой предстоит раскрыть. После вас.

Уильям галантно открывает передо мной дверь кофейни, склоняясь в полупоклоне, а я не могу скрыть ухмылки. Все-таки не каждый день можно встретить такие манеры. В последнее время мне приходится общаться только со стражами и Блэквудом, который уж точно на любезности не разменивается. Как и в целом на знаки внимания. Честно говоря, я не видела его с той поры, как вернулась к жизни, и у меня постепенно зарождается ощущение, что он специально меня избегает. Вот только причина подобного поведения остается загадкой.

Обстановка внутри заведения радует глаз. Столы из цельного куска древесины, кожаные сидения, кирпичные стены с трубами и декором в виде заводских ящиков: все для поддержания новомодного стиля лофт, который мне лично по душе. Не считая ржавых парапетов у стойки и старых ботинок, висящих на центральной люстре. Пока Уилл заказывает нам кофе со взбитыми сливками, я разглядываю диковинный настенный ковер, сшитый из холщовых мешков. Уже собираюсь сесть за столик с видом на набережную, когда Уилл тычет мне в плечо бумажным стаканом, кивая в сторону выхода. По всей видимости, он задумал что-то поинтереснее.

– Мы что же, здесь не останемся?

– Для этого дня у меня припасен козырь получше. Надеюсь, тебе нравится вкус адреналина?

– Только если он сочетается со сливочным латте.

Чем дальше мы идем по улице, тем сильнее до ушей доносятся возбужденные голоса, сливающиеся с шумом работающих механизмов. В вечернем воздухе возникает аромат жженого сахара и шоколада. Понимаю, что не ошиблась в догадках, когда за поворотом вырисовывается громадное колесо обозрения. Возле него в неистовом вихре закручивается чертова карусель, а рядом вздымается в небо аттракцион-катапульта. Судя по крикам посетителей, они уже жалеют, что решились на подобную авантюру. Парк аттракционов – так вот что он задумал! И как я сразу не догадалась по его наводящему вопросу!

Не успеваю и глазом моргнуть, как в руке Уилла оказывается билет на горки, вагончики которых уже открыли свои двери, подзывая новых любителей экстрима. Не нужно уговоров. Два слова, и я уже усаживаюсь в кресло, залпом допив остывший кофе. Уильям специально занял места впереди, чтобы до конца прочувствовать вкус мнимой смерти. И я безгранично ему за этой благодарна. Не за то, что переворачивает мою жизнь на сто восемьдесят градусов, подобно вагонетке в этой дьявольской петле. А за то, что пытается вдохнуть в нее хоть немного привычного.

После катания на маятнике и трех заездов на машинках, в которых Уилл не без труда одержал победу, мы отправляемся пощекотать нервы в комнату страха. Однако после всех приключений на Другой стороне местные манекены не вызывают у меня ничего, кроме хохота. Серьезно, фигура графа Дракулы в блестящем сатиновом плаще? Да вы бы попробовали бежать от диких сквозь вечную мглу мертвых земель. Вот где живет настоящий страх. А вот зал смеха с множеством кривых зеркал, наоборот, навевает мне не самые приятные чувства. Изуродованные формы, согнутые спины, перекошенные лица моих зеркальных близнецов… Такого не пожелаешь увидеть даже в самых страшных кошмарах. И кто решил, что это может быть смешным?

Заметив, как Уилл корчит рожицы своему двойнику, невольно ловлю себя на мысли о несуразности происходящего. С давних времен люди верили, что вампиры лишены души и, следовательно, не отражаются в зеркалах. Что они кровопийцы, нежить, живые мертвецы, покидающие свои могилы с наступлением темноты. Но они далеки от литературных канонов. Они не превращаются в летучих мышей, не вводят свою жертву в транс, не спят в каменных гробах и, как я прекрасно вижу, все же имеют собственное отражение. Они милые, смелые, добродушные. Готовые сражаться за свою коммуну, несмотря на тяготы болезни. Как бы ни была сложна эта борьба. Какой бы риск перед ними ни стоял. Подумать не могла, что когда-нибудь такое скажу, но некоторые «вампиры» лучше многих людей, с которыми я общалась. Интересно, что еще из древних предрассудков оказалось ложью?

– Что? – хмурится Уилл, заметив, что я не свожу с него глаз.

– Я думала, вампиры не ладят с зеркалами.

– Если бы у меня не было отражения, как бы появилась эта чудная прическа?

Улыбаюсь и направляюсь к выходу. Уильям следует за мной.

– Значит, это лишь выдумка, – продолжаю размышлять я. – Что насчет крестов?

– Ну, вообще-то раньше я был католиком, так что…

– Серебро?

Он мягко обхватывает висящий на моей шее медальон (помнится, на Другой стороне Блэквуд рассказывал мне, что он изготовлен из сплава серебра и ртути) и поглаживает лепестки геральдической лилии.

– Хм, вроде бы ожога нет.

– Полагаю, – аккуратно опускаю его ладонь я, – как и от дневного света.

Кивок в знак подтверждения.

– Тогда почему люди верили, что кровопийцы сгорают на солнце?

– О, это… довольно печальная история, – выдыхает он, выводя меня в зеленеющий сквер. – Об одной мужественной девушке по имени Мариэнн Стиль де Лир. В конце шестнадцатого века она была схвачена Святой инквизицией по обвинению в богохульстве и вампиризме. Они пытали ее несколько недель, намереваясь выяснить, где прячутся остальные сиринити, но она не предала свою общину. И тогда они решили устроить ловушку.

Перед глазами тут же возникает образ мраморной фигуры у въезда в поместье – девочка со спичкой в руке. Я так и знала, что с ней связано что-то важное.

– На рассвете, – продолжает Уилл, – они признали девушку невиновной и отпустили, зная, что она все равно выведет их на след остальных еретиков. Однако Мариэнн заметила слежку и тотчас поняла: Инквизиция не оставит ей шанса на спасение. Как только она приведет их к убежищу сиринити, погибнет не только она сама, но и вся коммуна. Избитая, голодная и совершенно обессиленная, она знала, что должна сделать выбор, от которого зависели жизни ее братьев и сестер. И она его сделала, решив сотрудничать с врагами.

– Что? Как так?

– Мариэнн знала, что Инквизиция не остановится, даже если она исчезнет. Поэтому, притворившись, будто ведет их к другим, она завела преследователей в старый погреб под домом отца. Там, среди деревянных перекрытий и бочек с легковоспламеняющимся льняным маслом, она подожгла единственную спичку, которая у нее осталась после холодных ночей.

Я затаила дыхание, чувствуя, как по телу пробегает дрожь.

– К сожалению, это не осталось незамеченным: яркий свет и крики привлекли жителей деревни. Был ранний рассвет, и солнечные лучи уже начинали пробиваться над горизонтом. Мариэнн чудом выбралась, не заметив тлеющий рукав. Когда она добежала до площади, ветер раздул возникшие искры, перекинув их на пропитанное маслом платье. В лучах поднимающегося солнца девушка сгорела заживо на глазах у потрясенного поселения, – Уилл останавливается напротив памятника неизвестному солдату, который склонил голову на колени. – Инквизиция поняла, что не сможет скрыть пожар, – но зато смогла использовать его. Они сочинили легенду о том, что так на темную силу влияет солнце. Что Бог поразил еретичку своим святым светом и выжег из ее грязного тела все грехи.

Чувствую, как в горле образуется ком. В воображении яркими пятнами расплывается картина: молодая девушка с пылающими волосами и в чернеющем фартуке, который постепенно пожирает пламя. Это история не просто о жертве, а о том, что даже в самых отчаянных обстоятельствах человек способен выбрать путь чести.

– Ее история передавалась из поколения в поколение. Каждая новая община сиринити клялась помнить подвиг Мариэнн и защищать своих до последнего. Вот почему ее статуя со спичкой стоит у каждого из убежищ. Она напоминает: одна жизнь может спасти сотни. И что огонь – не всегда разрушение. Иногда это – свобода, – в его голосе слышится странный металлический оттенок, словно он сам не до конца верит в свои слова, всего лишь повторяет строчки, написанные в летописях сиринити. Как будто за этой историей скрывается нечто более личное.

– Извини, – выдыхаю я, заметив потухший взгляд Уилла, – не хотела тебя расстраивать. Это правда неподходящая тема для развлекательного вечера.

– Все нормально. Таковы правила жизни. Каждый разрушает себя как может. Просто, в отличие от остальных, Мариэнн избрала более самоотверженный путь.

Чтобы развеять ореол угнетения, Уилл ведет меня в бар, и я понимаю, что зря отнекивалась, когда Изи пыталась вытащить меня в свет. Мраморная барная стойка, три ряда деревянных столов, зеленая ковровая дорожка, выцветший бильярдный стол с двумя рядами киев: что ж, здесь не так плохо, как я представляла. По крайней мере пока что. Так мы и проводим остаток вечера, забивая шары в лузы и бросая дротики в и без того исколотую иголками мишень. Удивительно, но я даже не устала. Уильям подкидывает шуточки насчет прически Личи и поведения Пейшенс, пародирует Ноиза, вечно разговаривающего с набитым ртом, а я все это время не перестаю смеяться. Не помню, когда я в последний раз так веселилась. И дело вовсе не в алкоголе (я даже первый бокал дайкири не допила).

И все было прекрасно, пока в один момент ко мне не подошел байкер, от которого резко несло спиртным.

– Смотри, как бьет! Видимо, и шары гонять умеет? – кивает он в мою сторону, словно меня здесь нет. Улыбка Уилла гаснет, как пламя потушенной наспех свечи.

– Умеет.

Мужчина почесывает ржаво-рыжий затылок, поглядывая на меня одним глазом, словно второй ему уже кто-то выбил (неудивительно, почему).

– Небось и верхом скачет неплохо. Хотел бы я такую прокатить.

Скулы Уильяма резко заостряются.

– Может, найдешь кого-то себе под стать?

– Да ладно! Ты чего? Не жадничай. Здесь все свои, – разводит он руки в стороны, где с разных углов стягиваются такие же замызганные разгильдяи. Один сжимает толстую цепь, второй —поглаживает бейсбольную биту, которой явно не место в цивилизованном заведении. Чувствую, как сердце в груди замирает, словно кто-то резко сжал его рукой. Да их здесь больше двух десятков, это точно. Лучше с ними не шутить. Уилл, конечно, страж, но он все же смертный. Бросаю обеспокоенный взгляд на бармена в надежде, что тот поймет, что в зале запахло паленым, но он даже не смотрит в нашу сторону.

– Мы всегда всем делимся, да, ребята?

Уильям выступает вперед, закрыв меня плечом.

– Что ж, в этот раз придется вам довольствоваться собственной компанией.

– Ну-ну, – цокает языком байкер, – как невоспитанно. Разве можно так обращаться со взрослыми?

– Катись отсюда, сопляк! – прыскает здоровила в красной бандане.

– Рот еще смеет открывать!

Чувствую, как рука Уилла тянется к ножнам, и спешу предостеречь его от верного самоубийства.

– Стой, все нормально. Давай просто уйдем отсюда.

Но Уильям, похоже, не имеет привычки пасовать перед трудностями, даже если они могут стоить ему жизни. Он отодвигает меня в сторону и достает оружие.

– Ого! – прыскает со смеху рыжеволосый здоровяк. – Вот это смельчак. Один на целую шайку! Да мы тебя по стенке размажем!

– Я готов рискнуть.

Не успеваю и моргнуть, как Уилл хватает со стола бутылку и со всей силы бьет рыжеволосого по голове. Тот валится на землю без единого писка, но его верные соратники уже рвутся в бой. Стальная цепь налетает на лезвие клинка. Кончик деревянной биты рассекает воздух, пролетая в нескольких сантиметрах от плеча Уилла, но он тут же выбивает ее из рук головореза и врезает ему по челюсти. Трое здоровяков бросаются вперед, но Уильям запускает в них барным стулом. Одного бьет по горлу. Второму – оставляет глубокий порез на предплечье. Верзиле, который подкрадывается к нему сзади, он врезает ногой по почкам и укладывает на лопатки, когда еще один подступает к нему сбоку.

– Справа!

Он успевает отразить удар нападающего, но это был лишь отвлекающий маневр, чтобы второй мог его обезоружить. Уильям высвобождается из захвата как раз в тот момент, когда бритоголовый качок разбивает о его спину табурет.

– Уилл!

Четверо здоровил набрасываются на него одновременно, как гиены, окружая со всех сторон. Хук в лицо, пинок в грудь, бок, ребра. Уильям падает на землю, извиваясь от ударов шести пар ног, пока я лихорадочно пытаюсь придумать, что делать. Удар, хруст, скрип. Протыкают мое сердце, словно невидимыми шпильками. Мне кажется, что это мое тело сейчас дрожит от боли. Что это мои кости трещат, а легкие наполняются кровью. Чувствую, как меня захлестывает волна ярости. Я хватаю со стола пивную кружку и бью по голове одного из нападающих, который тут же падает на землю.

– Хватит! Отвали от него! – поднимаю клинок Уилла с пола и всаживаю его в ногу второму, затем – в предплечье третьему. Один из них бросается на меня, но я врезаю ему ногой в пах, заставив согнуться пополам. Размахивая лезвием, я отгоняю еще двоих верзил, когда кто-то резко хватает меня и поднимает в воздух.

– Эй, крошка, полегче! – рычит в ухо здоровяк с густой щетиной. Я бьюсь, пинаюсь, извиваюсь, но это словно бороться с бетонной стеной. Он сжимает меня крепче, лишая возможности двигаться, когда звуки избиения прерывает грохот. Такой резкий, оглушительный, словно молния ударила в крышу бара, стремясь остановить творящееся в нем безумство.

– Пошли прочь от них, варвары, не то я вызову шерифа! – направляет на них ружье бармен. – Первый был предупредительный, второй раз я не промахнусь.

Байкеры отступили в сторону и переглянулись, взвешивая, смогут ли их цепи тягаться с огнестрельным оружием, и, очевидно, решив, что ответ отрицательный, медленно пошли к выходу. Недолго думая, я тут же бросаюсь к Уиллу и едва не вскрикиваю от ужаса: висок разбит, глаз залит кровью, на щеке темнеет свежая вмятина. Господи… Что же они с тобой сделали?!

– Ты как? Ничего не сломано?

– Нет… не считая надломленной гордости.

Презрительно фыркаю и помогаю ему подняться, подхватив под руку. Из-за своей гордыни ты чуть не лишился жизни. Тоже мне повод нашел. Бармен подзывает нас к себе, затем вручает набор первой помощи и ключ.

– На втором этаже есть комната отдыха. Приведи его в порядок, а я сейчас вызову скорую.

Киваю и тут же веду раненого к лестнице. Только на ступеньках понимаю, что забыла его даже поблагодарить, потому что все, о чем я сейчас могу думать – это Уилл и его израненное лицо. В помещении наверху едва хватает места для односпальной кровати, пустого шкафа и стула, на котором кто-то забыл свой твидовый пиджак. Завожу Уильяма внутрь и осторожно усаживаю на постель, придерживая спину. Замечаю его содранные костяшки, из которых сочится кровь, и тут же отворачиваюсь, пытаясь совладать с собой. Хотя дается мне это не легче, чем сражаться с дикими на Другой стороне. Достаю из аптечки антисептик, стараясь подавить дрожь в руках. Сейчас она нам обоим ни к чему.

– Ты идиот, – выпаливаю я, присаживаясь рядом с рулоном стерильной ткани. – Один против двух дюжин. О чем ты только думал?

– Что «Чикаго Беарз»11 – худшие нападающие в истории американского футбола?

Чувствую, как на смену жалости приходит злость, и едва сдерживаюсь, чтоб не дать ему оплеуху. Пожалуй, на сегодня с него и так достаточно.

– У тебя, должно быть, сотрясение, не говоря уже о переломе ребер. Они могли тебя убить.

– Но… как видишь, я жив.

– С этим можно поспорить, – фыркаю я, обрабатывая рану на его виске. Уилл болезненно морщится, но положительного настроя, судя по всему, не теряет. Говорят, оптимизм – первый симптом идиотизма. Интересно, где я это слышала?

– Тебе нужно в больницу.

– Я и сам там работаю, забыла? Так что я и так туда вернусь.

Поднимаю на него тяжелый взгляд и выдыхаю, решив не поощрять его стремление к самоубийству.

– Зачем ты это сделал? – выдыхаю спустя несколько минут, стараясь не смотреть на стекающие по его щеке капли крови. – Подумаешь, какие-то тупые байкеры начали метить территорию. Это не стоит твоего времени и уж тем более жизни. А если бы у одного из этих тупоголовых оказался пистолет? Тебя могли серьезно покалечить или еще хуж…

Поднимаю голову и тотчас смолкаю, но не от недовольства или злости, а из-за поцелуя, в котором утопают все мои тревоги. Мягком, как шелковое покрывало. Нежном, как касание перышка. Трепетном, подобно первому лучу весеннего солнца, пробуждающему землю от зимней спячки. Он оказывается таким неожиданным, что я не сразу понимаю, что происходит, а осознав, тотчас отодвигаюсь в сторону.

– Что ты делаешь?

– Я… – неловко сглатывает он, – просто ты была так заботлива весь вечер. Я подумал… Прости. Должно быть, меня хорошенько огрели по голове.

– Уилл, ты… – судорожно ищу, что сказать, но он тут же прерывает меня взмахом руки.

– Нет-нет, ничего не говори. Я сам виноват. Очевидно, меня травмировали серьезнее, чем я полежал. То есть… полагал. Видишь? Даже слова не могу правильно сочетать. Это явно сотрясение.

Откладываю в сторону бинт и поднимаюсь.

– Я вызову такси.

Мне стоит немалых усилий покинуть комнату. Чувствую себя при этом последней сволочью. А как иначе, когда втаптываешь в грязь чувства хорошего человека? Подобного я никак не ожидала. Хотя на что, собственно, я рассчитывала, гуляя с ним по городу и распивая коктейли в баре? Ведь очевидно же, что он проникся ко мне симпатией, и я к нему, к слову, тоже, но не в этом смысле. Уилл милый, добрый и забавный парень, но он нравится мне только потому, что он такой. Я отношусь к нему, скорее, как к старшему брату, которого у меня никогда не было. Блэквуд же нравится мне безо всякой причины и логики. Это глубокое, темное, непреодолимое влечение, которое я никак не могу обуздать. Что бы с собой ни делала, как бы ни старалась. Словно сама судьба подталкивает меня к нему, связывая наши руки незримой лентой. Но ранить сердце Уилла я вовсе не хочу. И что же мне теперь делать?

***

На часах одиннадцать тридцать – самое время для встречи с Блэквудом в заброшенной части лазарета. О том, что это место является заброшенным, я узнала от Уилла. Оказывается, лечебница сиринити включает в себя два крыла: западное, в котором располагаются кабинеты врачей, морг и общая палата пациентов, и восточное, которое пришло в упадок много лет назад после ужасного пожара. Сиринити так и не удосужились отстроить его заново. Кто знает почему. И в этом «прекрасном» месте Блэквуд назначил нам встречу. После полуночи. Не знаю, чего он этим пытается добиться, помимо моего сердечного приступа, но, надеюсь, что это того стоит.

Перешагнув порог обветшалого коридора, понимаю, что могу с уверенностью добавить восточное крыло в список самых жутких мест, в которых я когда-либо бывала. Когда находишься в больничном отделении, сложно вообразить, что где-то неподалеку, через три лестничных пролета, четыре зала и несколько коридоров притаилось настолько темное место, что даже намек на свет здесь был бы блаженством. Хотя нет. Вряд ли бы я хотела разглядеть все, что здесь находится. Моего барахлящего через каждые два шага фонарика и без того много. Стены настолько отсырели, что кажется, будто здание пустеет не одно столетие. Плесень пожирает камушек за камушком, щедро покрывая все черной росписью. Мох каскадами свисает с потолка. По полу разбросаны какие-то вещи, двери выпали, в перегородках зияют дыры, а с люстр капает непонятная темная жижа. И это только то, что я смогла разглядеть.

Когда я смотрю на эту едва сохранившуюся часть лазарета, мысль о тайной встрече с Верховным жрецом приходит в голову в последнюю очередь. Может, он просто решил поиздеваться? Или у него юмор такой. Темный, сырой, расползающийся холодными мурашками по коже. Юмор. Надеюсь, он все же придет. А может, он уже здесь?