Последний Оазис

Этель поежилась и осмотрелась: ночь, сухой холодный воздух, песок. И огромный серп месяца над головами: в сезон Солнца он всегда появлялся осторожно, одним мазком, в то время как в сезон Луны стояло чарующее полнолуние. В сезоны же Ветра и Облаков небо украшали полулуны (иные называли полумесяцы), повернутые в разные стороны.

Но сейчас Этель залюбовалась. Было что-то чарующее в этой тишине, темноте и… ночной бездне. Может быть, потому, что это состояние так походило на то, что творилось у нее на душе?

– Оргвин! Буди Ильсо! Живо! – крик орка вывел ее из раздумий, и она вздрогнула. Когон вылетел с уступа, его топоры были окрашены в болотный цвет, лоб покрывали крупные капли. Он будто удирал от… монстра. Снова?

От этого осознания Этель вскочила. А потом неосознанно попятилась.

На орка надвигалось Нечто. Высотой с три человеческих роста, с клешнями размером с лодку вместо ног и двумя головами, как язык змея.

Оно ударило хвостом о землю, столб песка взмыл в воздух и потушил слабенький костер. Из палатки выскочил Ильсо, Оргвин отходил к флангу, Когон уже неистово рычал, рассекая воздух возле одной из чешуйчатых морд. Хвост чудовища дернулся, и мутная стена песка закрыла Этель от спутников.

Этель слышала лишь ругательства орка впереди, стук молота Оргвина о плотную чешую с краю и свист стрел Ильсо откуда-то сверху, с каменного уступа.

Ладони снова словно обдало кипятком, и она невольно вскрикнула. Жар проскользил по венам, проник под ногти, подобрался к кончикам пальцев. Этель задержала дыхание. Столб пыли перед ней расходился, стрелы эльфа отлетали назад. Молот гнома едва пробивал броню на кончике хвоста монстра, орк пытался изловчиться, чтобы подобраться к уязвимым местам за клешнями. Две головы извивались и издавали оглушающие вопли далеко не в унисон.

– О, нет…

Как будто по сигналу, Этель вдохнула силу. Эта ярость, как неисчерпаемый источник, крик чудовища и отчаянные атаки спутников. У каждого их них свое прошлое, свой дом и даже своя правда, но сейчас они связаны одной странной судьбой: бывшие пленники Империи, странники без цели, и как бы ни противился Когон, она – одна из них.

Не до конца понимая, что делает, Этель взмахнула рукой и… подняла себя в воздух. Потоки ветра обвили ее талию, остатки волос взмыли вверх. Перед ее глазами выросли две пары черных, как бездна, глаз, с красными, словно налитыми кровью, зрачками.

Две головы чудовища в истошном вое устремились к ней, но она ударила первой. Из раскаленных ладоней посыпались искры, из груди вдруг вырвался ответный крик. Будто эта ярость, боль и сомнения копились глубоко в ней долгие годы, а сегодня вырвались наружу. И она впервые позволяла это.

Искры превратились в пламя, головы монстра обуглились и осели на неподвижное тело. Запахло гарью. Когон вонзил топоры в обмякшую плоть. Оргвин победно отрубил кончик хвоста тыльной – заостренной – стороной молота. Ильсо опустил лук.

Из рук Этель по-прежнему лился огненный поток, из груди рвалась наружу обида. Она копилась долгие годы, чтобы что? Чтобы стать, наконец, ее силой? Этель вдохнула и закрыла глаза. Ковер из плотного воздуха подхватил ее подол и аккуратно, как мать ребенка, опустил на землю.

Три удивленных взгляда безо всякого смущения уставились на нее. Жар в теле спал. Магический поток внутри сменился дрожью.

– Так вот кто ты такая, Этель… – Ильсо беззастенчиво улыбнулся, хитро сощурившись. Но Этель видела перед собой лишь кровавые руки Когона.

– Я могу убрать волдыри, – вдруг сказала. И ни страха, ни сомнения не возникло у нее в мыслях: она сможет. Теперь она точно знала это.

– Не подходи, – прорычал орк и отошел к палатке. Над его бровью выступила вена. – Ты монстр!

Он скрылся, Ильсо похлопал ее по плечу и нырнул следом за другом. Оргвин убрал с лица Этель слипшиеся волосы:

– Ты молодчина, Этель. Он благодарен.

Глава 12

Какой бы ни была, она не будет “своей”. Так решила Этель после слов Когона и полностью замкнулась. Оргвин старался ее растормошить, но она теперь не поддавалась: нужно было переосмыслить всю жизнь. Ее не принимали слабой, ее не принимали сильной, она сама не знала, какая на самом деле. И не знала, где уместнее слабость или сила. Ей предстояло научиться чувствовать эту грань.

Она не слышала ни перешептываний Когона и Ильсо, ни вздохов Оргвина: шла сама по себе и старалась не отставать. Выбравшись из-под грота, они вышли на песчаную равнину – даже барханы и те сливались в одно огромное песчаное море, что казалось, нет ни конца ни края их пути к Хрустальной Цитадели.

Об этом время от времени переговаривались воины, но Этель старалась не слушать. Она хотела научиться чувствовать. Мир, солнце, песок – свободу.

Вдруг стало неважно, во что она одета, какая у нее прическа и что она поест перед сном и на завтрак: если из-под земли покажется новый монстр, а воины уйдут далеко вперед, ее защитить будет некому.

Но теперь она и не хотела просить о помощи: знала, что может сама. Как, почему и откуда черпалась магия, она не знала, но отныне была уверена: это ее сила, и задача сводилась к тому, чтобы с ней совладать.

Своего верблюда Этель назвала Изюм. Он гордо вышагивал, иногда фыркая, но в целом соблюдая вереницу следом за Ильсо и Когоном. С Изюмом и правда стало передвигаться проще, несмотря на то, что он иногда показывал характер, не желая идти. Уставал от жары, думала Этель, и всему отряду приходилось устраивать остановку. Хорошо, что не только по прихоти Изюма: чаще других упрямился верблюд Когона, отчего орк не скупясь ругался.

С кем он столкнулся в пыльной зоне, Этель не спрашивала, но, глядя на его красные предплечья и глубокий шрам на носу, чувствовала укол вины. Впрочем, слова орка относительно ее роли возвращали в ней стержень, и она прогоняла любые сентименты.

Вместо лишних дум и восторгов пустыней теперь Этель старалась почувствовать силу – магию, наполнявшую этот чуждый мир. Казалось, что магия – это песок, а Этель – сосуд, вобравший в себя крупицы тайного знания, но без необходимости теперь она могла ее удержать.

По сути, все сводилось к ее желаниям: приходил враг – она ударяла, прятался – пульсации стихали.

Все шло изнутри – это поняла Этель, раз за разом оттачивая свои навыки в бою с новыми “клешнями”, как прозвали скорпионоподобных великанов с чешуйчатыми головами Ильсо с Когоном. Есть желание – есть и импульс, и сила; нет – и не надо, целее будет. А песчаные гадюки и скорпионы и вовсе обходили их стороной. Этель только видела шевелящийся песок и неровный след, который оставили после себя незваные гости.

У мелких оазисов они всегда останавливались. Даже не гнушались пройти лишний крюк, чтобы искупаться и вдоволь напиться. В таких местах им попадались молчаливые странники и пустынные сатиры, но никто их не трогал. Этель любовалась красотой пустыни и смотрела на блестящие от пота крепкие торсы орка и эльфа. Они первыми ныряли в синие озера и, с шумом тревожа гладь, плескались, как дети.

Сверху свисали пальмы, источая ароматы фруктов и зелени. Этель же рассматривала высокое небо: вот она, свобода! Она бы хотела улыбнуться, но в эти моменты что-то тяжелое сжимало тисками ее сердце, и она закрывалась, будто радость теперь была под запретом.

Но когда, мокрые и счастливые, из воды выходили мужчины и занимали места под пальмами, чтобы обсохнуть, Этель робко спускалась к озеру, дотрагивалась до воды кончиками пальцев и не могла противиться ее ласковым объятиям. После изнурительной жары и жажды такие моменты становились на вес золота.

Так они останавливались трижды. Еще трижды разбивали лагерь под каменными склонами загрубевшей породы. С учетом упрямства верблюдов, по расчетам Ильсо, они должны были достичь Хрустальной Цитадели еще через пять дней, но на седьмой день пути все пошло не так.

С самого утра Изюм не слушался ни ласковых уговоров, ни строгих приказов Этель. Глядя на товарища, заупрямились и другие. Пришлось ждать.

В итоге они вышли в путь позже обычного. Песок под ногами стал твердым, местами и вовсе шел трещинами от чрезмерной засухи, а редкие колючки, как язвы, уродовали ровное песчаное полотно: будто настроение самой пустыни изменилось, и в воздухе повисла тревога.

По обеим сторонам от себя Этель стала замечать руины – древние камни и занесенные песком фундаменты. Реже – более высокие постройки, еще реже – сохранившиеся своды.

Невольно Этель перестала подгонять Изюма, замедляясь и подробнее рассматривая детали новой местности. Впереди идущие Когон с Ильсо, судя по тому, что расстояние между ними ничуть не увеличилось, также сбавили темп. Этель нагнал Оргвин:

– Начались мертвые земли, – проговорил он заговорщицки, под лопатками пробежал холодок.

– Что это значит? – спросила она робко, на всякий случай осматриваясь и пытаясь обнаружить хоть малейшие намеки на оазисы. Последние две ночи они спали у подножия окаменелых дюн, и теперь, получается, и вовсе на воду и чистое тело рассчитывать не приходилось.

– Остался Иррахон, последний оазис. Из известных – не тот, что ищет Император, – понизив голос, сказал Оргвин. – До него два дня хода, а после… неизвестность. Никто не заходил дальше. Да и здесь, – он вздохнул, – мало кто бывает.

– Не хочешь покопаться в руинах? Вдруг ценные вещички найдешь? Продашь за дорого! – отозвался впереди идущий Когон. Расстояние между Изюмом и Хвостиком – такую кличку дала верблюду Когона Этель – совсем сократилось. – Здесь твоих поставщиков не видно: боятся за шкурку-то?

– На обратном пути, пожалуй, – уклончиво ответил Оргвин, а Этель посмотрела на орка. Видно было, что и ему не по себе от изменившейся местности, и теперь он прятал страх за усмешкой.

Он заметил ее взгляд и ответил тем же. После ее обморока и его злобного выпада они избегали друг друга, почти не говорили и уж тем более старались никак не соприкасаться при переходах. Теперь же он смотрел изучающе, с любопытством и легкой ухмылкой, а Этель пыталась понять, что же изменилось. Рана на носу почти затянулась, руки он закрыл полностью, голову повязал клетчатой куфией, а из взгляда убрал дерзость.

Будто осознав, что заминка затянулась, Когон подогнал Хвостика, но тот наотрез отказался идти. Считав, что путь назад безопасней (и, очевидно, быстрее приведет к воде), он прытью понесся назад. Когон с силой дернул поводья, но верблюд с громким бурлящим рыком ринулся прочь, оставляя за собой пыльные столбы. Когон злобно выругался, уже всем телом налегая на упрямца, но это лишь замедлило гордо уходящего Хвостика. Оргвин ринулся догонять, Ильсо, шедший впереди, сравнялся с Этель. Но спустя мгновение повторил за гномом.

Хвостик, устав от сопротивления, поджал под себя ноги и просто улегся на песок. Когон, не скупясь на ругательства, слез с махави и уже вдохнул, чтобы обрушить слова негодования подоспевшему Оргвину, как кто-то схватил его за лодыжку. Не удержавшись на ногах, орк упал, а из песка вынырнуло огромное щупальце.

Этель не успела среагировать, Ильсо мгновенно вскочил на верблюда и послал три метких стрелы в извивающийся хвост. Две из них пролетели мимо. Оргвин поспешил с ударом, Когон выхватил топоры и ударил своего захватчика, но его ноги, все глубже уходившие в песок, опоясали еще два таких же.

Этель спешилась. Изюм, ощутив свободу, ринулся прочь из опасного места. Она вскинула руки, но в тот же миг ощутила у себя на талии такое же змеиное прикосновение. Не контролируя движения, она ухватилась за эти щупальца, и они отпрянули, ошпаренные. Чешуя задымилась. Ладони Этель стали раскаленными.

– Прочь! – выкрикнула она с чувством, и в извивающиеся хвосты вылетел залп огненных искр. Ильсо и Оргвин обернулись на ее голос, но гном тут же вернулся к врагу, а эльф взял прицел куда-то над головой девушки. По разрастающейся тени перед собой Этель поняла, что щупальце вернулось предпринять вторую попытку ее задеть.

Она замахнулась, также раздавая искры вокруг себя, но Ильсо крикнул:

– В сторону!

Этель увернулась, а на ее место рухнул чешуйчатый хвост с тремя стрелами в плоти. Он еще извивался, но страх Этель ушел: при одной ее мысли он вспыхнул ярким пламенем.

– Ильсо! Помогай! – прохрипел Оргвин, уже тоже опоясанный плотным щупальцем. Когон прекратил сопротивляться и лежал без сознания. Щупальца-змеи уже смыкались на его шее. Хвостик, по-прежнему “отдыхавший” после долгого пути, в мгновение ока ушел под землю: змеиные тиски достали и его.

– Я к Когону! – крикнула Этель и метнулась в сторону орка. Ильсо наградил залпом стрел щупальце возле гнома. Верблюд под ногами эльфа бросился прочь, и ему пришлось спрыгнуть. Но нужно было найти возвышенность, чтобы иметь хороший обзор для выстрелов и обезопасить себя от участи Хвостика. Такая нашлась среди руин чуть в стороне от тропы, и эльф, сделав кувырок в воздухе, в мгновение ока оказался там.

Когон не подавал признаков жизни. Топоры выпали из ослабевших рук, его грудь сдавливали чешуйчатые путы, ноги по колено ушли в песок. Без чувства страха Этель коснулась раскаленными ладонями этих пут, но те лишь дернулись, плотнее засыпая орка песком.

Недолго думая, Этель схватила один из топориков орка и что есть силы ударила по щупальцу на его груди. На рукояти остался ожог, но на миг монстр отпустил орка.

– Очнись, Когон, – прошептала Этель и раскаленными руками коснулась его шеи. Тот не подал признаков жизни. Тиски под землей тянули его вглубь песчаного моря, и кто-то также схватил ее за лодыжку.

– Ильсо-о! – завизжала она, в секунду теряя равновесие, но меткая стрела эльфа освободила ее тотчас, и больше Этель не скупилась на ярость.

Обугленное щупальце снова тянулось к орку, Оргвин при поддержке стрел Ильсо сражался, как лев, но упрямые щупальца из-под земли держали его в оковах. И самое главное – следы умчавшегося в панике Изюма прерывались метрах в тридцати огромной кровавой кляксой, а рядом с ней…

Этель не успела среагировать: холодный пот прошиб быстрее, но тут же раздался громогласный крик эльфа:

– Наза-ад! Отходим!

Оргвин отозвался тихо:

– Не могу! Я прикован к песку! – и ударил рубящим себе под ноги. Этель прошептала:

– Когон… уходит под землю.

Она потянула его за руки, но оставила только ожоги на перчатках. А впереди, образуя под собой песчаную воронку от движения на ровной земле, на них надвигался огромный скорпион с щупальцами вместо клешней. Он плевался ядом, и песок в местах его плевков начинал дымиться. Этель попятилась. В ладонях стали комковаться огненные шары. Медленно выдыхая, она старалась прогнать эмоции и сосредоточить силу в пальцах. Знала – она не подведет. Лишь бы не поддаться панике, лишь бы не дать ей добраться до Когона.

Будто почувствовав опасность, монстр остановился. Все четыре щупальца взмыли вверх и плавно, будто тщательно прицеливаясь, искали себе жертву. Панцирь зверя скрывал и тело, и голову, но огромные глаза, размером с кулак орка смотрели не моргая.

– Держу цель! – отрапортовал Ильсо, Этель отозвалась:

– Я готова…

– Постараюсь прикрыть Когона, – ответил Оргвин.

– Бей по щупальцам, – сказал Ильсо, – по моей команде…

Его слова слились с рыком пустынного монстра, в мгновение ока настигшего Этель, и только сейчас она увидела мощные задние лапы, как у льва. Поняла: это шанс!

Вытянув руки и сформировав огненный шар, она стала осторожно отходить, чтобы зайти в тыл противника – в уязвимое место, не покрытое чешуей, но тот, считав намерение, ударил щупальцем ей под ноги. Этель не задело: перед ней вырос огненный щит, и щупальце отринуло, но Этель воспользовалась моментом, чтобы пойти в атаку.

Щит снова преобразовался в шар, и Этель больше не медлила: направила его под открытые лапы “скорпиона”, и тот затанцевал, вызывая под собой пыльную бурю. Этель не дрогнула. В ее руках горел огонь мести и поглощал живую плоть монстра. Внутри была пустота: не осталось ни боли, ни обиды, ни воспоминаний, только цель – убить монстра и спасти друзей.

Чешуя стала плавиться, щупальца опустились, тело в панцире пыталось перевернуться, чтобы уйти от огня, но поздно: Этель полностью взяла его под контроль, и огненный поток, льющийся из ее ладоней, завершил дело.

Ядовитые железы, скрытые под панцирем, оплавились. Яд вытек под обугленную, но местами еще живую плоть. С диким криком “скорпион” ушел под землю. Снаружи остались четыре обугленные щупальца.

Этель сжала кулаки, и огонь прекратился. Пришел откат. Она покачнулась, борясь с головокружением и слабостью, но устояла. Перед глазами по-прежнему плясали огненные языки. Пахло гарью, от щупалец валил густой черный дым. Стало прохладнее: палящее солнце не в счет.

– Целы? – Перед ней возник Ильсо и, убедившись, что она не ранена, бросился к гному.

– В порядке, – отмахнулся он и кивнул под ноги: – Когон не очнулся.

– Утащим его к руинам, в тень, – скомандовал эльф и взгромоздил на спину бездыханное тело орка. Гном придержал ноги, и они направились к разрушенной древней постройке.

Этель позволила себе слабость. Она осела на землю и закрыла глаза. Голова стала тяжелая, ладони ломило, будто она вручную раскалывала панцири скорпионов, руки-плети тянули вниз, ноги дрожали. Этот отчаянный рывок забрал все ее силы, теперь ей предстояло восстанавливаться, а путь за сегодня еще не был пройден.

– Уйди с солнца, – сказал Оргвин мягко и дотронулся до ее предплечья. – Тут опасность и в песках, и в небе… такая пустыня. – Он развел руками, а потом, заглянув в глаза, прошептал: – Ты спасла нас, девочка, и теперь мы все обязаны тебе жизнями.

– Что… с Когоном? – спросила она тихо. В горле пересохло, реальность не спешила возвращаться в ее взор. Она видела разноцветные пятна. Хотя, возможно, они появились от солнца.

– С ним Ильсо. Пойдем. – Он потянул ее руку на себя, и Этель поднялась. Картина после противостояния была живописная: кроме обугленных щупалец на песке остались брошенные топоры, следы сапог, не достигшие цели стрелы.

– Мы теперь без верблюдов, – скорбно заметила Этель и отвернулась от красного пятна, оставшегося после Изюма. Не то, чтобы она успела привязаться к гордецу, но расчетные пять дней пути теперь могли превратиться в пятнадцать. Или двадцать. А если им на пути будут попадаться вот такие монстры, они имели все риски не дойти.

– Так будет безопасней, – пояснил Оргвин. – Мы с Ильсо считаем, что из-за их твердой поступи пробудились подземные монстры. Если мы пойдем сами, то риски сократятся. По крайне мере, до Иррахона.

Этель кивнула, мысленно соглашаясь. Ей не терпелось ступить на твердую землю, чтобы перевести дыхание и без опаски позволить себе отдохнуть. И правда, возле обвалившихся стен стелился каменный пол, изрядно покрытый песком, но ступать можно было без опаски: когда-то здесь располагалась крепость. Этель поняла это по толстым стенам, пусть и разрушенным, но хранившим следы от ядер и стрел: она явно подвергалась штурму в свое время.

Но осмотреться получше ей не удалось. Все внимание Этель привлек хриплый кашель Когона и приговаривания Ильсо. Эльф давил на грудь орка и чем-то его поил. Когон не реагировал. Его тело тряслось, как от озноба.

– Этот монстр даже после смерти забирает его жизнь! – выпалил Ильсо, стоило им с Оргвином зайти за разрушенную стену. В его голосе слышалось отчаяние. – Ну же, Когон! Давай, сопротивляйся!

Он снова надавил и зарычал, пытаясь влить в приоткрытый рот какую-то жидкость. Этель замерла у входа, Оргвин нерешительно прошел в “лазарет” и покачал головой. Даже отсюда Этель видела, что орк смертельно бледен. Будто огромное щупальце сдавило ему грудь до той степени, что сломало кости. Хотя тянуло его за ноги.

– Давай! – прорычал Ильсо и захлестал по лицу орка. Этель глубоко вдохнула: к горлу подступала тревога. Она не сможет увидеть еще одну смерть. – Ты пережил встречу с Истинными, неужели зачахнешь от какого-то недо-скорпиона?!

От слов эльфа Этель вздрогнула: она считала, что никто из ныне живущих не видел Истинных, и что-то подсказывало, что вряд ли в такую суровую минуту Ильсо врал. Но если так, то…

Она судорожно сглотнула, перебрала пальцы и сжала кулаки: терять нечего. Она может попробовать. Как тогда, в доме Джэйвин.

Бледное, неживое лицо женщины возникло перед глазами. Этель могла спасти ее, но после того, как дотронулась ее руки и боль спала, Джэйвин уснула навечно. Исцеление было ложным. Да и о каком исцелении речь, если ее сила – предавать все живое огню?!

Когон закряхтел, на его лбу выступила испарина, грудь изогнулась дугой. Он заметался на тонком тюфяке, как раненый зверь. Ильсо и Оргвин его держали. Этель подошла. Таким беспомощным она Когона еще не видела: хрипит, дергается, порывается открыть глаза и… не может. То ли злая магия вселилась в него с ядом скорпиона, то ли солнце помутило его рассудок и забрало силы – Этель не нужно было разбираться. Она сама не знала, на что влияет причина недуга, но чувствовала: ее искреннее желание сможет дать ей что угодно.

И она хотела. Искренне. Несмотря на свою отстраненность в последние дни и на подколы Когона все время, она знала, что это не играет никакой роли, когда на кону жизнь ее… друга? Она бы хотела назвать его так, но по-прежнему не знала, что значит дружба. Хотя то, что случилось с ней в этом путешествии, казалось, очень ее напоминает.

Бросив поклажу, она опустилась рядом с орком на колени и взяла его ладонь. Ильсо и Оргвин удерживали дрожащие плечи. Этель закрыла глаза. Теплое свечение возникло перед ее взором, и она крепче обхватила его руку. Легко сопротивление ответило на касание, но, словно ощутив тепло, Когон замер и теперь прислушивался.

Но она не говорила. Она мысленно пускала горячие импульсы, проводила их сквозь кожу, через ладонь по венам, к самому сердцу, будто знала, что именно там стоит та злая защита, которая не дает ему свободно дышать.

Она увидела и поняла: правда. И по другую сторону защиты то самое лицо из реки – женское, с острыми скулами и угольными глазами: его звала жена.

– Выбирай, Когон, – словно говорила она с усмешкой. – Кого ты выберешь: дом или странную девицу, которая даже спасти тебя не в силах? Которая вечно все портит и подвергает опасности миссию самого Императора, от которой зависят многие жизни.

Этель знала, что выбор очевиден, и незачем было бороться – он еще тогда, у реки, сделал выбор, и вот она снова пытается его вытащить. Но… нужно ли?

– Тебе нечего выбирать, Когон, – ответила Этель голосу. – Ты уже выбрал однажды, так… живи. А я помогу тебе вернуться к друзьям. Они ждут тебя.

Рука Когона зашевелилась, невидимая цепь, сковывающая его сердце, пошла трещиной, Этель глубоко вдохнула: лишь бы завершить, лишь бы вытащить его наружу, в мир живых, ведь он… поддался! Джэйвин хотела увидеть семью, и Этель ничего не смогла с этим сделать, а Когон знал, что прошлое уже не вернуть. Хотя внешне всячески этому сопротивлялся.

Она сделала глубокий вдох и переняла его внутренние оковы. Кто-то тут же схватил ее за руку и неистово затряс, губы Этель растянулись в улыбке. Перед ее глазами возникла древняя монументальная чаша, и из нее медленно и размеренно выплескивался магический поток. Он тянулся к ней сам, ей даже не нужно было просить или ловить его руками: он пропитывал ее тело, проходил по каждой клеточке, восстанавливал поврежденную от солнца кожу, убирал обугленные лохмы. Это была ее сила, Этель буквально почувствовала это – неисчерпаемый источник. И она с готовностью ее впитывала, игнорируя крики и настойчивые оклики извне.

Глава 13

Этель впустила в себя магический поток. Теперь она точно это знала. Магия в ее крови, она ее носитель, и теперь она понимает, как с ней управляться. Достаточно импульса изнутри – желания, но настолько сильного, чтобы оно стало реальностью. Из ресурсов у нее было и созидание, и разрушение: успокаивающее тепло и негаснущий огонь – две сущности одной стихии. И как они в ней уживались?

И когда появились? Раньше такого не было.

Отпустив магические образы из сознания, Этель позволила коснуться себя сну – крепкому, беззаботному, какие приходят только к младенцам, но ее истощенный организм требовал восполнения сил любым способом. Сон был самым безопасным.

Образ чаши пропал, и наступила темнота. Она не видела ни силуэтов, ни лиц, ни предметов: только туман, переплетающийся с черными нитями магии. Так ей казалось. И Этель поверила своим ощущениям – она заслужила и силу, и этот сон.

А когда проснулась, стояла глубокая ночь. Огромный лепесток месяца висел на высоком темном небе, и россыпь звезд казалась волшебным полотном, лишь случайный взгляд на который исцелял любые недуги. Так хотелось в него нырнуть! А за ним – бескрайнее небо и уводящие вдаль барханы, и каменные столбы – нерукотворные или созданные человеком далекие столетия назад. Или… змеелюдом?

Раньше змеелюды были рассредоточены по пустыне и вели кочевой образ жизни, пустыня считалась их домом, и наверняка истоки их культуры хранились здесь. Хоть даже вот в этой разрушенной крепости…