Адом

Слова Ивана звучали как помилующий приговор для Леона, и он, неожиданно быстро остыл и пригласил его сыграть в партийку другую в шахматы, желая поскорей отвлечься от навязчивой совести.

Девушки вели свою войну: делёжка комнат началась заблаговременно, а несчастный автомат горячих напитков никак не мог передохнуть – всё требовалось с него удовлетворить чью-то минутную потребность. Миниатюрные роботы, – как раз для человека под размер, – катались там и сям, хлопоча беспрерывно приходящими обязанностями. Просторные комнатки на двоих чередовались кругом, где в центре соединял их обширный холл с проходами дальше, увешанных яркими подписями. В личных апартаментах витала невероятная обстановка: в каждом имелась своя огромная уборная в бежевых оттенках, размером с саму комнату, последняя которая имела наполовину остеклённую стену, переходящую в потолок и пол. Было всё предусмотрено и устроенно до мелочей, даже многократно встречались инструкции о том, как пользоваться неизвестными приборами.

Галлон с Адрианом заняли самую крайнюю комнату, не успев на «аукцион» – им досталась последняя. Галлона снова тянуло с титанической силой в сон, но сначала душ – это было обязательной привычкой. Адриан отозвался на подобное заявлением тем, что он хотел для начала проверить свои резаки на остроту и зайти к специалисту по яредным реакциям: его волновали симптомы, возникшие недавно, а именно, что ему приходилось непроизвольно наблюдать круговорот частицы, вперемешку с цветастыми нитями. Устроившись в комнате, Адриан напоследок предложил взять лезвие Галлона. Получив согласие, он вышел, обвешанный четырьмя резаками. Три из них, его собственные, тянули килограмм на тридцать пять – Адриан не доверял легкому оружию, а последний свой комплект заказывал клинки на свой вкус.

Галлон по привычке раскидал вещи и зашёл в ванную комнату, где обнаружил широкий джакузи, встретив резкую находку с безразличием принялся за дарованные «подношение». Рядом него теснились водонепроницаемые инструкции, он осмотрел их и подумал: «Для желторотых. Кто не знает, как пользоваться шампунями?», а потом кинул туда откуда взял, но одна выпала, и ему пришлось её поднять. Эта выделяющаяся и непохожая на других: бумажная пластинка привлекла его внимание больше других. Прижав её своим взглядом, начал читать: «…ТП-07 – примесь, вводимая вместе с веществом любому обладателю какой-либо яредной реакции. Её свойство заключается в наличии микроскопических механически сознанных клетках, имитирующих местную среду. Эти клетки находятся в замороженном состоянии, пока их не работу не активируют дистанционно, или пока одна из этих клеток не уловит превышающую норму концентрацию любого из ярда, в случае последнего происходит автоматическая ликвидация агрессора…манипулирование сознание, привычками…во благо…»

Не придав прочитанному особого смысла, он кинул бумажку к остальным. Следом набрал воды и настроил подходящую температуру – намесил вкусно пахнущих разноцветных гелей для душа и других приблуд: бомбочек скрабов и всего прочему, что смог найти.

Через полчаса, когда вернулся Адриан, Галлон всё ещё был там.

«Уснул что ли?» – подумал тот, но он не спал, а был охвачен разбором своих мыслей по полочками, найдя обстановку компетентной для такой важной задачи.

– Галлон! – позвал его Адриан, собравшись продолжить последующим предложением.

– Я иду, – ответил он ему наперёд.

– Ты уже знаешь? – слегка удивился Адриан на встречное заявление и продолжил: – Наши собираются на ночь посиделки устроить перед первым заданием, промести «посвящение»; сказали, что парни уже разобрались как открыть потолок, чтобы посмотреть на космос.

Галлон не очень хотел как-то затрачивать энергию, – которая непременно уйдёт в минус с завтрашней бодростью, если он сейчас не проспит, – но что-то подсказывало ему, что смысл где-то там, всё-таки, присутствует.

– Да, сейчас буду, – отвели он через дверь и вылез из ванны.

Убрав за собой на скорую руку и поправив свою физиономию в более-менее приличный, для гостьи ночи. Адриан пытался разобраться как работают шторки на окне. Он не осилил испытания и был побеждён технологиями. А Галлон, выйдя в прохладу луны, наполнил комнату благоухающим паром. Лёгким движением руки он помог Адриану настроить настенную панель, и прозрачность сменилась на тёмную, непроницаемою для света, матовую структуру.

В холле сидели почти все: только чувственные предводители душевных страстей отдали предпочтение царствию одиночества. Полумесяцем раскинулись диваны и пуфы с глубокими углублениями. Темнота главенствовала над силой света, только редкие тусклые огоньки местами проглядывали у проходов.

– Все? – наскоро окликнул присутствующих голос какой-то девушки.

Над головами собравшихся бутоном раскрылось звёздное черное поле – стало посветлей: косо солнце ударило в них слабым лучом и отразилось от стекла высящегося сверху купола. Цепочкой пошли перешёптывания.

Леон резко спохватился и, то ли радуясь, то ли разочаровываясь крикнул в пол голоса:

– У нас всего час! Франческа сказала.

– Ну сами разберёмся, когда спать, – придирчивый голос расторгал важность заявления Леона.

– Нет, ровно час, – Лено повторил.

– Время только теряем, быстрее, —радостно завопила парочка женских голосов.

Пока велись кроткие переговоры Галлон, протискиваясь в частичном мраке за Адрианом, чуть не задавил миниатюрную девушку, совсем незаметно сидевшую на диванчике. Вид сверху ошеломлял своими масштабами – это была одна из тех красот, которые своим величием притягивали всё внимание, хотелось смотреть бы вечно, и Галлон смотрел туда весь вечер. Или космические виды, или воодушевлённое всеобщее настроение, которым невозможно было не заразиться, сподвигли организаторов этого сборища выбрать в темы:

– Смысл жизнь, расскажите о вашем представлении смысла жизни! – огласила свою идею Мари.

– Ничего попроще нельзя было? – Леону понравилась идея, но он подумал, что он лучше проникнулся и поймал общее настроение.

Мари замешкала, но девушка рядом с ней нашептала ей улучшенный такой же идеей, но только с замаскированной.

«Скажи ты», – послышались слова шёпотом от Марии.

– Так-с ну…это я-я, – начала неуверенно Коала, – ахг…словами ясными рассказываем друг другу в виде монолога момент из жизни, который вас потряс, как в плохом, так и хорошем смысле; только недолго. И всё.

Леону это тоже не понравилось: возразить он не успел, да и не посмел после последующего массового одобрения. Галлон сидел, расслабленно раскинув руки и ноги, а вот Адриан скрючился, впился в колени, было похоже, что подыскивал соответственный случай: отнёсся к предложению девушек слишком серьёзно.

– Начну, наверно, я; потом подтягивайтесь, – возглавил вечер Иван.

Не любивший быть в центре внимания, и больше желавший послушать других, он рассказал свою историю просто и безэмоционально. Она, конечно, провалилась: он совсем не учел с каким задором все здесь сидели. Галлон снова почти чуть не уснул, хотя очень старался делать вид, что весь во внимании, но он не виноват – глаза сами слипались и были так тепло, что он сдался и задремал под конец.

– Не начал, а завершил, – послышался свистящий шёпот и смешорк.

– Расскажу теперь, пожалуй, я, – подхватила слабую волну Мари, которая и хотела начать, но не чувствовала решимости, а сейчас, заметя растущий градус огорчения поняла, что пора ей вся взять в свои руки. – Со мной случалось такое лишь однажды, когда тоска связала меня, а душу выдернула когтистой лапой. Ничего конкретного и объективного не произошло, только пострадала моя душа, и то, может показаться, слишком чувственной частью моей натуры и слишком субъективным со стороны, ну да ладно. Просидела я как-то на одном скучнейшем занятии, а после чувствую себя низкосортным…о нет! Очень плохо мен тогда было, – она на секунду запнулась, думая, не слишком ли горячиться с подбором выражений, но увидев загорающиеся огни, уже не останавливалась. – Сегодня мы сдавали наши работы и выступали друг перед другом; все ужасно плохо подготовились – все! Было невыносимо скучно слушать, интереса у никого не было. Я считаю так: делают безвольные, что сказано, выполняют что велено, а потом, а как жить, а что…м-м любить; ненастоящая это жизнь! И они не настоящие, ну не, кто прожигает своё время впустую. Время ту не на навсегда!.. и Сидела я там с желанием от всех убежать; как на каторге там была, вот так я себя чувствовала, среди них. Выслушивала бессвязную, нудную лишённую жизни речь. Материал, который был представлен, не имел структуры, их мыслей, они только копировали и вставляли, ни одного живого слова: безумные… Ах! Никто не задумывался, что они делают в своей жизни что-то не так, и я думаю за них всех, в этом смысле; и выводы я сделала для них неутешительное, для большинства. Это всё неправильно, надо делать…с любовью…

Кипящие страсти ненадолго заинтересовали молодые умы, и этого даже хватило, чтобы прервать сон уже заснувшего Галлона.

– Ну раз уже вторая тема затрагивает бедность оригинального и доминантность поверхностное, то мне тоже есть что сказать, – довольно вкинул Леон и после небольшой паузы начал. – Как-то встретил одну женщину преклонных лет в своём училище на Земле. Ей около шестидесяти было: старая, работать прекратить уже должна, куда ей молодёжью заправлять, неправильно это. На Земле это произошло (я говорил?) в скверном пыльном городишке. Так она ничего не знала кроме своей ненавистной работы, растворилась в рутинных делал. А сталкиваясь с бедами других предпочитала отвечать своим малодушием, из-за чего сама стала воплощением агрессивной абсурдности. И…и прикрываясь старческим авторитетом, пытается подавить волю к справедливости, ещё имеющуюся у окружающих. А особенно её был ненавистен ей молодняк. Поэтому нас она, почти с грязью мешала… А меня она просто ненавидела за то каким я был: не собиравшемся пресмыкаться перед ней и её маразмом, – уверенно и эмоционально рассказывал Леон, постепенно вставая с места и принимаю оборонительную позицию. – Ну а я считаю так: потушив своё пламя, не поддержав напор в моменты гнёта – оно потухнет навсегда, и чем выше вы взбираетесь в гору жизни, тем и сложней удержать свой огонь, ведь там то ветры очень сильные.

Коллектив оживал с каждым словом, бившиеся в уши и повторяющиеся на слуху.

«Это было хорошо», – подумал про себя Галлон, не подавая вида, что слушает, и снова заснул.

– Хорошо сказано, – кто-то справа озвучил мысль за него.

Далее последовало несколько аналогичных историй: шаблон был дан, но смысл всё больше менялся и переходил не повествование происходящего, а на внутреннюю рефлексию и чувствительный мир каждого. Всё больше высказывал своё мнение о вещях, тесно связанных с жизнью, и всё меньше в этих высказываниях преподносили объективное за действительное.

Адриан всё никак не решался на свой монолог, но Галлон, поглядывая на него, в редкие минуты от пробуждения, цепляясь за долетевшие до сознания фразы, обнаружил, что они каким-то образом касались его, но Галлон предпочёл не вникать.

Время шло к концу, и Леон помнил об обещании, данном Франческе накануне, – обеспечить всем крепкий сон: «До часа уснут, как младенцы после обеда.

– У-у меня есть, что сказать, – озвучил желание второпях Артур, замечая, как Леон поглядывал на часы. – Это обычные мысли, ничего особенного… Мне нравится рассматривать жизнь как возможность сосуществовать временно, побыть в этом мире, как возможность проявиться; все это явление временное. Поэтому не нужно смотреть на конец жизни как на что-то ужасающее. Всего этого, представь, могло и не быть: меня, этого разговора, невероятного космоса, а все из-за того, что не было бы и тебя, то есть без тебя нет ничего и нет, – для тебя, – и всего остального, а значить вообще ничего нет. Может быть, мы приходим в этот мир, чтобы в нём только ради нас и происходило. Смерть необходима, у всего есть начало и конец, а если конца быть не может, то этот образ имеет цикличную форму, думаю, в пример подойдёт вселенная. А может быть жизнь – это ещё и испытание, которое мы должны выстоять! Мне так рассказывал как-то отец: «Да, жизнь – это просто очень сложный тест, – говорил он, – где есть множество результатов, так правильных и неправильных. И в случае «неправильного» результата, приходится снова проживать, но уже по-другому». Но мне не верится в его слова или не хочется вертится.

Артур думал, что закончил своё выступление и сел. Он только сейчас заметил, как над ним красив космический простор, что навис над ним со сверкающими звёздами и подмигивающими метеорами.

Сжав руки в кулак, Артур добавил:

– Тут ещё надо брать во внимание, что жизнь никогда не стоит растрачивать в пустую, всё улетит бесследно, безвозвратно. Это когда годами долгими и длинными именно в вас самих ничего не происходит, и вы просто существуете. Неважно, что происходит в мире, если нет реакции, то считай неживой вовсе. Ну ладно… Вообще надо жить не «как», а «для чего». Люди, что на Земле, мне нравится брать в пример врачей, работаю на изнуряющих и часто на несправедливых условиях, а дело в том, что их причина «для чего» определена – лечить, помогать, спасать, держаться; сначала они потом мы. Учителя земные тоже вкладывают не мало в обучение своих сил, растрачивают буквально себя, отдают. Как же хорошо, что сейчас больше возможностей есть, и благодетельных людей больше, гораздо больше. Есть необходимые условия. – Он совсем иссушил свой словарный запас и замолчал.

– Ага, по ДНК проходятся пешей прогулкой, – дополнил Пикс, —предназначение выявляется всю родословную можно посмотреть. А если человек считает, что не нравится ему всё это, то его отправляют в «сон» и он сам почти с собой разговаривает, ищет изъян…Хм…Что Душу топчет. И потом ещё с экспертом всё это утверждается.

– Получается это легко «быть собой», куда проще, – радостно подхватила Элис рядом, сидевшая рядом с Артуром.

– То что мир или жизнь вся один большой океан, – начал высказывать новорождённую мысль Леон, – а мы в нем на лодочке, которой сами управляем, и у нас есть цель, но мы не знаем точного пути (парадокс, если знали, то все было бы бессмысленно) и постоянно пробуем плыть в направлении то в одном, то в другом, пробуя, ощущая. А в море само не спокойное: в нем обитают попутные и нет потоки ветра и течения, дожди и человеку в лодке они могут как наставлять на верный путь, так и мешать. Но, как и в жизни время для достижения цели ограниченно, хотя, а ведь вообще достижима? Я думаю да, хотя бы отчасти.

Массовая мысль потеряла обороты, и кто ещё был на месте стали расползаться по комнатам, расплываясь в пожеланиях о хорошем сне. Адриан так и не выговорился. Может не хотел вовсе? Уже было поздно: он заметил, что Галлон «потерял сознание» окончательно, убаюкивающая философия действовала на него как снотворное: он не выносил такой нудятины, а глупость выводов и тошнотворная слащавость переживаний выводила его из себя.

* * *

Долго искать Васа Франческе не пришлось: она застала его Васа за разминкой в зале специально предназначенного для носителей яредных реакций; были ещё и другие тренировочные зоны, но Васу не требовалось всяких изощрений. Он тренировал долгий выпад и точность попадания в цель, концентрацию. Понаблюдав немного за ним Франческе, показалось, что он только и стремиться посильней ударить, и сломать манекены с первой попытки, чтобы поскорей приступить к следующей.

«Зачем такая сила?» – подумала Франческа и прониклась к Васу состраданием: она чувствовал его боль.

Вас удивился, когда обнаружил её: ему казалось, что никто сегодня больше не потревожит его метающуюся душу. Её слова о том, что она сегодня увидела Омнис в невероятном здравии – не удивили его, а вот то, что она ещё до кучи осмысленно говорила с ней, даже расстроили.

«А со мной она не говорила», – просчитала на его лице Франческа.

Когда она спросила, что он думает, то Вас сказал, что не видел логики в действиях Омнис, но в действительности он боялся верить в то, что она не захотела говорить с ним первым. Франческа не сомневалась, что донесла до Васа смысл, уловив в его настроении сдвиг. Напоследок она сообщила ему, что на Земле всё готово, что скоро они приземлятся. Бороздить округу осталось последние двенадцать часов,

– Хочу утонуть в одеяле, – кинула напоследок Франческа.

После её ухода Вас уже не смог тренироваться как раньше: теперь он занял медитационную стойку, тренируясь над безупречной реализацией четвёртого ядра, что требовало много энергии из-за чего он последующие часа четыре не высыхал от пота.

* * *

Охваченное мраком помещение, кварцевое стекло беспомощно отражает блики прямо в глаза, а за ним, – сколь возможно, охвачена Земля, окружённая контуром черного необъятного космоса

– Что она делает?

– Сказала хочет отдохнуть: приняла стойку…запиши.

– Такую мелочь?

– Господин обрадуется любому донесению.

Завораживающее и привлекающее зрелище похитило у невольных зрителей какие-то минуты.

Ⅴ

Самым распространённым транспортом на Земле были электропоезда, это старое название умудрилось сохраниться за тысячу лет, после первого экземпляра. Правильнее звучало бы биопоезда, потому что в целях сохранения здоровья планеты использовались максимально безвредные, и даже наоборот, благотворительно влияющие виды топлива: энергия ветра, солнца, воды, энергия, выделяемая в процессе переработки отходов, какие остаются в бесчисленных количествах на Земле до сих пор. Энергия добывалась из многочисленных ветряков, спутников в Орбите, но нововведением являлись тарелки с волокнисто-кварцевой нитью, которые огромными количествами собирали и накапливали энергию; она хранилась в четыреста метровых шарообразных хранилищах, поочерёдно расставленных по всей Земле. Поезда проектировали и разрабатывали инженеры с Орбиты, а обеспечивали работоспособность рабочие с города, из-за чего функционал у них был богатый. Они моги бороздить моря и океаны: пути были проложены в городах, в виде отведённых станций на фермах, также имели возможность благодаря своей скорости и манёвренности и коричневые зона; и благодаря удобству, маршруты поездов распространились по всем городам, обеспечив максимальную мобильность во, всё ещё, старом индустриальном обществе.

Были ещё и машины, выделяющие вредоносные вещества – продукты распада, уничтожили ещё несколько сотен лет назад, короновав званием убийцами чистого воздуха, а их родственники – на электрических зарядках и иных видах топлива не выдержали проверку временем и не смогли завоевать достаточного одобрения в человеческой сфере. Только единицы во всей вселенной с немалым процентом из всемирных денег баловали себя наличием раритетов, но об этом никто не знавал. На замену машинам, среди немногочисленных пользователей пришли «воздушные леталки» на основе двигателя, который разгоняет окружающий воздух и «леталка» набирает скорость, невысоко левитируя и продвигаясь вперёд. Часто пользуется спросом среди детей, что выпрашивают у родителей о покупке безделушки.

Экономические вопросы были решены на Земле навсегда, а сто лет назад можно даже сказать, что наступила, в какой-то степень, настоящая утопия: все, кто поддерживал интересы Орбиты – награждались, что достигалось немалым трудом, ну а те же, что всё ещё не принимали их правила, оставались без места под солнцем, и такие люди находились каждый на свой век, но постепенно всё же борющихся энтузиастов становилось всё меньше. Мировой совет Орбиты мало интересовали единичные всплески «человечности», однако, этим вопросом не переставали озабоченно интересоваться, выделяя немного времени и ресурсов. Таких выделяло трусовство – распространённое явление среди озабоченных своей властью и подпекающих себя же «скопленными» богатствами. Наверное, они скучали и подсознательно желали, о каком-нибудь случившимся бунте, для того показать свою мощь и свергнуть, аплодируя самим себе же, жалких негодяев, утвердив этим своё превосходство, которые в последнем очень нуждались.

Был один случай, когда люди с Земли с дуру поймали шестияредника в совокупности ещё и с первым и вторым группировке реакций. Связали, усадили его на безопасное в случае «детонации» и начали шантажировать «верхушки» с Орбиты, мол «давайте нам лекарство, знаем, что у вас есть, – иначе целым вашему работнику не вернуться». А подобные случаи были предусмотрены, и те, кто оказался в угрожающей для жизни ситуации должны были любыми способами, желательно самостоятельно исправить своё положение; даже предусматривались жертвы, были прописаны числами людские жизни, но тонкой строчкой, все эти правила нарушались: разрешалось перебить хоть тысячу людей, в целях самообороны и сохранения данных. Лекарство, которое они просили для лечения смертельных болезней, использовать им запрещалось и всё до кочу хранилось в тайне. Действия Орбиты обуславливались историей: «ваш выбор – сохранение первородности, следовательно это отказ от технологий, изобретённых вне Земли».

В итоге закончилась все так: на вид несерьёзная перепалка километровым взрывом с гибелью двух сто пятидесяти человек включая больных, стариков, детей и глубоким поражением земли; после мощнейших детонаций земной покров приобретает эффект «выжженной земли». Случай из ряда вон – провелось расследование и выявилось, что к урегулированию была приложена не только воля пленённого, но и технология ТП-07 с её активатором Горецкого – потомок значимых обладателей власти в этом мире. Его самодеятельность расценивалась как грубое нарушение правил, которая повлекла за собой кровавый несчастный случай. Конфликт, в свойственной для манеры элиты, уладили накрыв «черным куполом» с немыми свидетелями, и вся ответственность выпала на долю «инсценировавшего» взрыв шестияредника, который не вынес «справедливого» приговора, как и не вынес свой кровопролитный ужас, и, осознав сполна, груз нависших над ним унесённых душ, в следствии чего «потерял» голову. К сожалению, природа никогда не защищала слабых.

Впредь меры предосторожности были выше, а многочисленному населению с Земли очень настойчиво разъяснили почему так делать не стоит.

После состыковки корабля с Земной станцией группе было дано семь часов на сборы перед вылазкой, и целый час от этого времени нашу команду информировали о правилах прибытия и напоминали, как стоит себя вести в тех или иных конфликтных ситуациях, не стесняясь припоминать тот жестокий инцидент, естественно изощрённых подробностей. Это было весьма необычно, ведь опасность, и то мнимая, представлялась только в коричневых зонах, и, может быть, ещё на границе.

Остальные свободные часы от части заняла доставка группы на базу и личное освоение каждого. Франческа с Майей и Пиксом купили билеты на водно-воздушный поезд: день был солнечный и тёплый, а поездка предвещала пройти пути у гнездования грозовых туч. Вас, в свою очередь, очень хотел посмотреть на обильные ливни и обычные дожди и вместе с собой старался прихватить и Омнис, поэтому пропадал где-то на базе какое-то время, окружая её белых смотрителей, уговаривая их о выгодной сделке; и, получив пару отказов, – отправился в запланированное место один. Галлон не успел отдохнуть, поэтому заперся на время в своих покоях по прилёте на базу, предаваясь отнятому сну. Адриан сначала тоже думал остаться, но потом решил посмотреть здешние места, ведь эта пара свободных часов настоящий подарок такому ценителю дикой природы.

Когда к Галлону вернулись силы – он проснулся. Тело с непривычки испытывало лёгкую хандру, и он вспомнил, как по началу своих подростковых годов с близкими летал на Землю полюбоваться всеми хвалёные багровые долины. Это единственное, что он вспомнил. Пристрастившись великолепным чувством образов прошлого, он вздумал немного прогуляться.

Галлон наскоро собрался, узнал расположение ближайшей долины и выехал, предварительно узнав маршруты поездов.

Заходя в вагоны, он удивлялся их одиночеству, а потом он снова вспомнил, что сейчас народ празднует провидит подготовления к летним праздникам, и завтра эти же вагоны буду переполнены.

Смена обстановки бодрила Галлона: находясь ещё в вагоне, к нему подступило неясное отчего спокойствие, и по мере его продвижения только нарастало, но прибыв на назначенное место оно же и залегло, а на смену этому чувству пришла «загадка» неразборчивых чувств. Галлон был внимателен к скрытно меняющейся обстановке и понимал – он здесь не просто так, но размышления о таких неточных вещах утомляли его, и он, откинув липучий занавес неизвестности, преспокойно бороздил просторы, поражающей воображение багровой долины.

Чистое светло-голубое небо, приютившее у себя длинные, застилающие друг друга тучи, нависало над Землёй. Нежные тропы, застеленные мелкой травкой, ветвились далеко в невиданный простор. Кустарники разных высот и деревья изумительных форм то сбивали с толку своей многочисленностью, то избегали друг друга, стараясь соблюдать дистанцию. Все оттенки красного сплетались бардовыми и редко отдавали розовым или оранжевым. Это неприкосновенное багровое царство стояло на контроле и очень ценилось среди как жителей Орбиты, элит высшего света, но недолюбливалось среди Земных, коим приходилось дополнительно заниматься облагораживанием чужеродных заповедников.