Адом

– Да, да, да, – поставила точку в его монологе Франческа, – но самое главное так это то, что эта бактерия развила свои множественные формы и захватила огромные участки почвы, вытеснив другие виды жизни, вплоть до захвата целых областей в длину на километры и в глубь на сотни метров, распространяя свой вид в своём полном доминировании. А отличительное чертой является…

– Симбиоз её подвидов, – хором высказали неожиданно пара звонких голосов, – использование выброшенных отходов в создании сущности.

Франческа продолжала, заметив копошение в центре и наметилась закончить мысль поэффектней:

– И в совокупности есть Двенадцатикрылые; название, говорящее за счёт формы бактерии «Валви» и её отросточков по шесть с параллельных сторон, сим-мет-рич-но. Как видите воля бактерии распространяется и на форму строения: два маленьких, ещё двое немного больше, четыре средних, и четыре главных самых выделяющихся крыла. Именно крылья – их слабое место, имейте в виду: их поражение нарушает баланс, пол дела над устранением угрозы.

Франческа не успела договорить, как мимо совершенно заметно проходил Вас, и скопление юных душ уже оживилось, вернее женская часть, потому что мужская и так была весьма энергична. У Васа не было в планах присоединяться к учению, и он думал, что двигался незаметно, пока его не обнаружили; между прочим, он не хотел, чтоб его замечали, – паршивое настроение, после встречи с Иоганном, да и одним из лидеров с Совета отражалось у него на лице, – но Франческа уже что-то задумала и любезно обратила на него внимание.

– Товарищ, можете продемонстрировать нам один из быстрейших приёмов обезвреживания Двенадцатикрылых, – обратилась Франческа, идеально отыгрывая непринуждённо отведённую ей роль, к приготовившемуся уже скрыться с их глаз Васу, – вот на этом манекене. Пожалуйста.

– Бахвальство – не моя черта поведения, – сыграл на опережение Вас. – Боюсь, что от манекенов ничего не останется.

– Сначала один метод покажу я, более сложный, потом ваш командир, – не собиралась уступать Франческа, облегчив ему задачу.

Манекены были неподвижны и не очень-то правдоподобными, но смысл был в другом. Франческа расчехлила лезвие, формой похожий на длинный клинок, жёлтая оболочка источала свет, а сердцевина в могуществе своём затаила в себе белое свечение. Многие видели лезвия впервые, а в действии – никто и никогда. Она размяла запястье, набрала разгон и проскользив в прыжке махом отсекла половину крыльев. Толпа немного уставилась, зависла от секундного зрелища.

– Разойдитесь! – прикрикнул заметно один из помощников группе, прибирая мешавший мусор, замечая, как крупная фигура Васа готовиться разнесёт тут всё.

Франческа поводила пальчиков и дала ему сигнал. Вас, подхватил пневмно-ядерную винтовку, встал боком и сначала задал траекторию полёта луча за долю секунды, а потом и выстрелил, потратив ничтожное время на всё и задействовал пару точных движений. Он сделал всё слишком быстро и также спешно ушёл восвояси. Мало кто чего успел заметить, поэтому Франческе потом пришлось заново показывать принцип работы этого вида утилизатора.

– Как видите эта структура луча реагирует исключительно на бактерию, её продукты жизнедеятельности и поражённую ею материю с Земли, – демонстрировала Франческа последние моменты.

Кто верил в свои силы – потренировались, получалось, конечно, неумело, растратив всю энергию предоставленных оружий мероприятие подошло к концу. И никто и вопросом не задался: «А почему это сверхтехнологичное человечество до сих пор не избавилось от такой проблемной зоны?» Ответ был и не один, но ни Франческа, ни кто-любо другой ими не владел.

Небо розовело, сменяясь в потоке секунд на тёмный фиолетовый, а следом залилось стойким чёрным массивом, под звуки шумных ребя.

Когда инструктаж подошёл к концу, пара человек из группы, отправились на процедуру введения вещества, соответствующей тесту яредной реакции. Галлон заметно позже обнаружил, как в их числе проскочил и Адриан. Он ничего ему, почему-то не сказал – забыл.

Потом каждому заблаговременно был выдан комплект личного инвентаря: лезвия, винтовки и остальное снаряжение – комплект индивидуально подготовленного защитного оснащения на основе гипертчастиц с имитацией структуры тела со встроенной системой медикаментозной поддержки, автоматической первой помощи в случае непредвиденных обстоятельств. Также выдали по ампуле универсальной жидкости, на учении объясняли механизм действия, что при любом виде введения внутрь тела она принимает тот вид вещества, в котором тело в данным момент больше всего нуждается.

Спустя пару часов все собрались в холле, с собой только выданное, а больше и не требовалось. Адриан стоял в компании из пятерых человек и что-то воодушевлённо обсуждал; остальные из группы разошлись кто куда, обстановка была унылая – усталость преобладала над вниманием. Не желая вторгаться в эмоциональное пространство друга, Галлон занял место у окна, под чарующим небом, неподалёку от общего скопления. Он был знаком почти с каждым, знал в лицо, но не по привычкам – от новых знакомств чаще горчило, чем в те редкие моменты удовольствия и сладостного послевкусием; не очень-то его интересовала поверхностная новизна. Чем цветастей блеск оболочки, тем меньше питательного, богатого содержания таит в себе сердцевина, что весьма закономерно: такой вывод он чаще делал в заключении после неудачных попыток найти в человеке что-то целостное, не опошленное, и до последнего стараясь растолковать секрет личности. Но сейчас Галлон об этом не вспоминал.

Небо на приветливый взгляд Галлона открылось в волшебном образе, казалось, оно смотрело на него в ответ. И в этот судьбоносный час небосвод Аполлона блистал, наплывшим обилием сверкающих звёзд, бесконечно чередующихся в своём хороводе, точечно собранных и размазанных по простору вселенской протяжённости, нынче никем не виданных; с вечно немым молчанием сверкающих тел, но иногда всё-таки они говорили, но по-своему и не очень часто, и совсем не с каждым. А говорили они с ним, но он ничего не понимал. Галлон никогда не видел подобной глубины чёрного цвета, ему казалось тогда, что даже на Гекате (один из городов) такого не видал, – а там, надо признаться, самые лучшие виды на космос, – и всё же, картина, красующаяся в тот момент перед ним, нигде ещё не была описана, только в его глазах появлялись очерки настоящего искусства вечности.

Любое чувство, любую мысль никогда и ни у кого не получится выразить идеально, точно. Повезёт, если человек скажет «понял» и это всё равно не значит, что он понял, например, объяснение формулы не потребует разъяснения, почти, ведь это не наша мысль, а данное внешним. Вот и так чрезвычайно трудно описать, что происходило с Галлоном, можно только приблизиться к объяснению и всё равно, никогда и никому его не понять, как не понять этот взгляд.

Собравшиеся засуетились в такт: снова, Леон, проверив присутствующих и подогнав отстающих, огласил, что сейчас выступит их «работодатель», или его помощник, требуется уделить внимание его особе должное внимание. Он не договорил, а слова на последок зажевал от чего никто толком и не понял кто это был.

Галлон привстал, вернулся в реальность и продвинулся ближе к центру массовки. В воздухе мимикрировал под равнодушие запах воодушевлённости.

Худощавый мужчина вышел «свет» в и забасил:

– Вечер добры, коллеги, – легко и непринуждённо слова доносилось до аудитории, еле виднеющегося, мелькающего за головами оратора, – с завтрашнего дня у вас начинается стажировка, совмещённая с практикой, в процессе которой вы приобретёте базовые навыки и опыт, и через полгода вы сможете выбрать подходящую конкретно для каждого индивидуально профессию. Среди поступивших, были те, кому повезло чуть больше – в положительной реакции на ярды, и пару часов назад, несомненно, по желанию они прошли процедуру введения соответствующего вещества; и даже били те, кому удалось заполучить редкостные реакции, по своему опыту, скажу, что столь большое количество положительных реакций, как распространённых так и нет среди одной группы мне приходилось наблюдать только единожды. Единожды! Данным счастливчикам будут предложены эксклюзивные места в зависимости от ярдов и их соотношений, – голос преднамеренно остановился, поднялся еле слышимый гул перешёптывания. – Среди вас есть также и поступившие с Земли, – продолжил голос с прежней силой и мастерством, – можете гордиться и благословить своё происхождение, такие люди как вы нам очень нужны. Помимо первого задания на Земле параллельно, так сказать, с ним в ваших обязанностях и обязанностей капитанов будет сопровождение живого робота с кодовым названием: Омнис; в целях её максимальной, живой и естественной адаптации. Робот необычный, имеет много механик, основная из которых боевой режим, что лишний раз обеспечивает безопасность окружающим; любой случай её некомпетентности будет отловлен и в дальнейшем исправлен на научных базах Аполлона, а признаки «девиации» сбоя немедленно взяты под контроль дистанционно.

Галлон уже вовсю дремал, а звучание баса продолжало отзываться в ушах эхом.

– Желаю вам успехов и замечательных сновидений, – закончил сообщение тот под восставшие аплодисменты и добродушные восхваления.

«Неужто закончил», – подумал он, как возле него снова замаячил странный образ, трепетно желающий от него внимания.

Робкая, низенькая и миловидная девушка. Она вздрогнула, когда Галлон заглянул ей прямо глаза, но поборов себя в самый неожиданный момент, победоносно вынесла ему приговор:

– Т-ты… Вы…тебя. Карлс М…э-э-э просит лично подойти…туда, – она еле выдавила из рта эти полуразвалившиеся на устах слова, указала глазами сторону и, не в силах больше выносить этот пялящий на ней взгляд скрылась из вида.

Оправившись от переданного, от неё же, замешательства, Галлон сделал пару шагов в положенном для него направлении. Там его улыбчиво встретил тот самый выступающий мужчина.

– Уважаемый, на пару слов, – предложил мужчина, резко обрадовавшийся его появлением, – наша команда, изучив, полученный ране результаты тестов обнаружила, что ваши возможности на яредную реакцию очень…необыкновенны, и так как первоначальный результат предполагал с очень высокой вероятностью, что вы «способны», то вам, следовательно, был назначен ещё один повторный тест. Но это произойдёт уже после задания следующего задания с Земли, так как наши приготовления займут кое-какое время.

И пока он выслушивал монолог Карлса, за ними наблюдал Леон со своими товарищами, поражаясь его беспристрастным отношением ко всему происходящему. Больше он ни слова ни вымолвил, только загадочно старался скрыть свою улыбку, видимо его постоянно одолевал какой-то внутренний восторг. Галлон совсем не был заинтересован в повторных тестах на ярды, ему казалось, что всё обретёт смысл только когда он посетит Землю, а это снова упущенные возможности. Мужчина напоследок пожал ему руку, совершенно непонятно зачем, при этом, схватив её ещё второй сразу.

«Допустим, – подумал величественно Галлон, – сколько в мире нет случайностей и ошибок. Чтобы именно я имел все одиннадцать реакций? Никогда не поверю. А для таких как он это всё игра. Окажись это правдой, меня однозначно запихнули бы пробирку и стали бы изучать до смерти».

Любезные прощания подходили к концу, и группа компактно уместилась в аэро-бусе. Послышались удивлённые замечания в адрес обнаруженного звёздного неба. Дорога была недолгой.

Вскоре после того, как выступавший мужчина, с широкой и нисколько не сдержанной улыбкой, покинул Галлона, тот нашел Адриана, занявшему ему место. До этого момента у Галлона и Адриана не было возможности поговорить лично; они знали друг друга лишь по разговорам. Поэтому, пока они добирались до места назначения и во время перелета, у них было время многое обсудить, оставаясь почти всё время рядом. Галлон впервые узнал, что Адриан с Земли и довольно из бедной семьи, – так рассудил Галлон самостоятельно, хотя на Земле фермерство было очень распространено и приносило множество благ, считалось престижным ремеслом, – как его не хотели отпускать родные, как мать жаловалась, что не будет опоры в виде старшего сына.

Рассказывал Адриан выглядывая из окна:

– «Мне скоро семнадцать лет, а такой шанс, – говорил он, – его нельзя упускать нельзя, я и тоже вслед за Адрианом полечу, когда в школе приедут эти с тестами». И отец чуть ему тогда подзатыльника не дал, чтоб мать не «нервировал» уже руку замахнул, да тут робот-доставщик прилетел, отвлёк, побежал принимать… Я его не понимаю. Знаешь, Галлон, что люди там в большинстве своём другие, совсем не как здесь… Многие не любят Орбиту, особенно мы – фермеры, в городе обратное мнение у всех.

– Конечно, – дополнил Галлон, – понимаю: не знать, что будет с твоим ребёнком, жить без обратной связи и тешить себя мыслью, что всё с ним в порядке – тяжело, – говорил он уверенно, замечая, что кто-то с соседних рядов начинал его слушать, – Но я ещё дополню: хорошие родители это те, кто поддерживают ребёнка в начинаниях и не накладывают на него ответственность своих переживаний.

– Ну, разные родители бывают, – весело сказал Адриан, потягиваясь вытянув руки, – может быть если бы у меня были другие родители, или у тебя, то мы бы с тобой не стали самими собой. М? Просторечие от меня одно.

– Имеет место быть, но я склонен считать, – Галлон оглянулся, ему опять прожигал затылок чей-то взгляд, – что в противном случае это всё перестало бы иметь смысл. Есть мы или нет – итог один и, поэтому, если и судить «что было бы если» надо с тем усмотрением, что, на конце верёвки всё равно находился всё тот же узел, который до этого уже там был, – Галлон сказал не то, что хотел, но останавливаться не решился, – и он там будет, будет всегда, ничего с этим не поделать.

– Какая-то философия, – всё также говорил Адриан растягивая слова в полуулыбке, – а вот и приехали, походу.

Суетливый поток молодёжи вытолкались на свежий холодноватый воздух, пропитанный примесью разных чистых запахов. Открытый космический простор виднелся из прозрачного купола – вылетали ночью – и только редкие прожекторы освещали случайные точки. Повсюду стояли космические летательные аппараты разных классов, форм видов, предназначений. Их же, был самый массивный, занимал большую часть открытой площади: спереди имел заострённый конец из двух половин для дополнительного броневого потенциала и для того, чтобы можно было безопасно сокращать путь через пояс Койпера. Корабль был подготовлен, а с его днища смещены лестницы, загружали попутно какие-то грузы роботам, ездящими в две полосы на встроенных магнитных рельсах.

По их прибытии подоспела женщина в форме. Она уже собиралась приступить к объяснению правил и окончательно смутить опешившую группу, но тут появилась Франческа, словно возникшая из ниоткуда, и переключила её внимание на себя. Судя по всему, Франческа ждала именно её.

– Да, да, мы всё знаем, – опередила её Франческа, встав прям перед её строгим взором. – А вы готовы?

– Готовы, только сейчас закончили, – начала женщина, пытаясь разглядеть группу. – Кхм! Где объект?

– Не объект, а «Омнис», – поправила Франческа, закатывая глаза, уловив пренебрежительный тон уставшей души, – мой напарник её сопровождает с «Блиц» они уже здесь… Я их завожу.

– «Омнис» – это название дают только некомпетентные люди, – зареклась та с непонятно откуда наплывшим высокомерием, – почему-то отдающие предпочтение своим сугубо личным, субъективным представлениям и не соблюдающие правила. Господин Буфо строго-настрого приказал не называть её по имени. Он был очень озабочен именно этим условием, а вы…докладывать я, конечно, на тебя Франческа не буду, ты ведь её… Уходишь?! И даже не поздороваешься?!

Франческа уводила за собой группу; практически убегая от неё, но всё ещё слушая.

– Привет и пока, Ксюша!.. – крикнула она ей напоследок, не поддаваясь заражающей скупости характера своей знакомой, и одарила её лучезарной улыбкой.

Вас тоже был там и все видел; перед отлётом с ним переговаривал сотрудник сообщества «Блиц» из научного отдела. Прибыли они недавно, в одно время с группой.

– Ты точно можешь? – обращался к Васу низкорослый мужчина чёрном костюме, – а то я назначу тебе в пару или вместо тебя Карен. Мне Карен нравится больше тебя.

Вас размял руки и ничего ему не ответил. Он внимательно следил за каждым, кто заходил на борт корабля.

Мужчина прочитал в нём неуважительное отношение и взбесился. Хотел выговорить ему всё, что о нём думает, и не смущала его даже сомнительная репутация среди своих коллег, недоброжелательно отзывающихся про Васа.

– Да что ты…о себе возомнил, – выпалил белый воротничок, словно внезапно решившись высказать всё, что накопилось в голове. Напряжение его достигло пика. – Да ты…

– Конечно, давай. Заканчивай, Том, уже со мной, – спокойно оборвал Вас, игнорируя его порывы бестактности. – Вытаскивай её, это же твоя часть, а не моя. На твоём месте я бы уже давно отсюда смылся.

Вас точно в цель попал: его собеседник прочувствовал как тот покрыл его своим холодным равнодушием. Том не унимался, тщательно подбирая слова, чтобы выразить свою агрессию, вызванную скрытой и неумелой завистью к Васу. Он пытался задеть его всеми возможными способами, но Вас оставался непробиваем. Собственные слова стали для Тома ловушкой, выставившей его в нелепом свете перед Васом, который с презрительной усмешкой наблюдал, как тот теряет над собой контроль.

В конце своей гневной тирады Том всё-таки вывел из летающего транспорта девушку, ростом на пол головы выше Франчески. Серые короткие волосы бились об щеки, серо-голубые глаза уставились в пол, немного румяна на щёчках, на теле облегающие черные матовые брюки и облегающая чёрная рубашка по фигуре: городской типичный образ.

– Зачем ей каблуки? – Резко спросил Вас. – Острые такие ещё. Кому она глаз выкалывать ими будет? И что это за образ? Кто ей одежду выбирал?

– Она сама захотела, – почти кривляясь ответил Том.

– Конечно верю, верю тебе. Тебе-то верю…

Она подняла глаза, метнула взгляд в Тома, и тот, счастливый и смущенный, отступил в сторону.

– Передаю…по протоколу, – что-то бормотал Том, жадно вдыхая заканчивающийся воздух.

– Знаешь сам куда этот протокол себе засунешь, – очень серьёзным голосом отрезал Вас, подхватив на себя потерянные глаза девушки.

Том, задетый за живое в своём возвышенном состоянии внезапной эйфории, чуть было не вскрикнул от переполнявших его эмоций, но оставил былое при себе, побоявшись, того, о чём его предупреждали.

Но самоконтроль он потеряет потом, когда все маски слетят с него, когда он окажется дома, где он будет грызть ногти, мучаясь от нервного напряжения и сожалея о том, что не поддался порыву подстегнуть Васа за его скрытую сентиментальность по отношению к той девушке. Он хотел уничтожить его с такой же жестокостью и колкостью, с которой с которой тот надавил ему на слабое место, обнажившееся под её взглядом. Ему же были известны детали дела Васа и его прошлое (никакой конфиденциальности!). И этот «идиот» Том, – как он сам себя называл, – возомнил, что достаточно возвысился над положением Васом и что владеет достаточными знаниями о нём и его прошлом, чтобы подпортить ему жизнь. Тем не менее, это не мешало Васу измываться над ним применяя своё хладнокровное равнодушие, – он даже притворялся дурачком иногда, но чаще предпочитал избегать подобных люде, – когда Том помыкал им, а это было постоянно.

«Совсем не осталось места для мудрых людей», – подумал Вас и посмотрел на Омнис; всё его внимание было приковано к ней.

– Омнис, – нежно сказал Вас идя с ней вдоль полосы волнующегося света, – Омнис, ты помнишь меня?.. – В какой раз он уже это спрашивал.

– А-а, может быть нет или…немножко и помню, – говорила она, не обращаясь к нему напрямую, а слова фильтровались далеко в сознании и доходили наружу не в целостности.

Он больше ничего не сказал ей за сегодня и Вас тоже: у него сжималось сердце и становилось невыносимо одиноко, но он справится.

У входа на борт корабля их встретила пара, – женщина и мужчина, – в белоснежной униформе. Приняв девушку, они направились вглубь корабля, попутно расспрашивая её о всякой ерунде: почему она надела каблуки или какой парфюм ей нравится. Вас же счёл это забавным, посмеялся про себя и медленно поплёлся за ними в след.

Ⅳ

Скрывшийся в густой темноте корабль пошёл на взлёт: двойная мембрана купола раскрылась, впустив его в промежуточное пространство; следом закрылась первая и, обратно последней, раздвинула створки наружная, почти прозрачная оболочка верхней части. Поражающий воображение космический простор принял в себя, – относительно его самого, – малюсенький кораблик. Маршрут был прост и быстр: требовалось всего два часа, чтобы добраться до места – приблизительно на евразийский континент ближе к полюсу и морю. Но команде было суждено задержаться. Начальство по стажировке с Аполлона отдало запрос о подготовке к принятию обучающихся на Землю позднее, чем ожидалось. В течении десяти минут его рассмотрели и уведомили, что выдача разрешения на посадку займёт время; причина была не совсем ясна. Верха узнали, что те, – что в городе – улаживали конфликты, связанные с раздачей ресурсов, и о них не очень-то желали отчитываться в открытую перед Орбитой. Как бы получилось, что их застали в врасплох, но Орбиту подобные новости не волновали, и они предупредили, чтобы те принимали поскорей меры, давали добро на приземление. Дорого растянулась и корабль завис на одной из остановок, ожидая разрешения на посадку.

Франческа блуждала по застеклённым, тускло освещённым и уединённым проходам, после того как провела краткий экскурс о том, как себя должен каждый вести, куда идти для того и того, что есть, где пить, куда спать и почему остановились между Орбитой и Землёй. Она медленно прошагивала и втаптывала интересное комканное напольное покрытие, разбегающееся от её ног, и наблюдала за такими любимыми ею звездными путями, выглядывающих с Магистрали. Там же она ещё и усмотрела парочку рабочих на Магистрали: они растягивали, разбавляли, вылавливали сверкающую крошку, укладывая и укрепляя пути на своё усмотрение.

Из туннелеобразного коридора слабым эхом раздался голос:

–Я видела…м-мм звёзды! Да их на пальцах не счесть и которые на ногах… Эти звёзды – мы, но другие… Понимаете?..

Омнис шла и выстукивала каблуками, а по бокам от неё держались двое в белоснежных одеждах. Они придерживали её за плечи, бормоча что-то невнятное, странно подбирали слова и поддакивали. Встретив взгляд Франчески, Омнис недвусмысленно вырвалась из легкой хватки сопровождающих и, обхватив её за поясницу, крепко прижалась в объятиях.

–Ах? Омнис? Привет! – протягивала Франческа сквозь мягкие волосы, уткнувшиеся в неё.

Пара смотрителей нисколько не удивились и приняли ожидающий вид, сложив руки по бокам.

Омнис горячо дышала на ухо Франческе, и ей поначалу казалось, что это очередной чудной её импульсивный поступок, но та опешила её странным заявлением:

– Всё будет в порядке (в этот раз всё будет по-другому) не переживай за меня…и…за Васа, – убаюкивающе шептала Омнис, – мне нужно два Земных дня…ещё немного и потом…

Франческа плохо разбирала слова, но смогла уловить такой характерный для Омнис тон, который она знала ранее; и не успела та что-либо ответить, как блаженно сдавливающие объятия покинули её, а Омнис равнодушно возвратилась с своим забавно разодетым «надзирателям». Когда Омнис ушла и к Франческе вернулась способность мыслить, её как громом осенило: с ней только что говорила настоящая обладательница того тела. Она сразу задала себе вопрос: «Как давно она вернулась в былое сознание и намерено-ли? Когда встретилась с ней. Было запланировано или нет?» Рассуждала дальше: «Если бы Омнис хотела предупредить о чём-то важном, то наверняка бы устроила для этого встречу, она бы смогла, и, в таком случае, предостерегала меня в более формальным образом – значит ей было необходимо просто дать мне знать, что она здесь. Вот только с какой целью?» Франческа не нашла ответ и намеревалась предупредить о случившейся странности Васа.

* * *

—Да-а что с вами не та-а-ак?! – вскричал возбужденно Леон на шумевшую и ликующую группу, по его мнению, они вели себя несносно, и ему нужно было срочно всех приструнить. – Дисциплины! Я требую!..

Такие же возбуждённые от серьёзности предстоящего задания молодые люди, словно впав в ребяческую ярость, разнесли в хлам, спокойно стоящие в межкомнатном зале тренировочные манекены каких-то существ. Леон тоже был на их общей волне воодушевления, но посчитал, что предоставленная ему власть в виде некого предводителя, не давала ему права вести себя как-то иначе, о он продолжал буянить, пока не устал кричать и смеяться.

– Так-с они ж тут и стояли, ждали нас пока мы не сломаем их, – обратился Иван к Леону, похлопывая его по плечу, последний который даже чутка вздрогнул, – да и не вижу я здесь каких-либо видимых ограничений.