Адом

Стремительно отчалив и покинув надоевший кабинет, Галлон зашёл, как ему сказали, в «оружейку» пункт для смены, сдачи, винтовок, энерго-лезвий; последние чаще называли резаки, трезубцы, шпажки, но чаще кратко и просто – лезвие. Специализированное оружие работало только против тех, кого они было создано – для Двенадцатикрылых, поэтому являлось полностью безлопастным для людей. Но ему ничего не выдали, «Без удостоверения нет и лезвия» – сказали. Он уже было собирался уходить как какой-то парень протянул своё и сказал, чтобы их вместе пробили по базе этого месяца поступивших и выдали что полагается.

Этот молодой человек, который любезно облегчил жизнь Галлона на ближайший час выглядел так, будто несколько часов тренировался, бегал, валялся на земле или дрался с кем-то.

– Я Адриан, рад знакомству…– игриво начал тот и протянул руку.

– Галлон… Знаешь меня? Мы виделись раньше? – он в ответ протянул ему руку, ответное пожатие силилось показать свой интерес мощностью хвата. – Неужто из бойких? – невольно вырвалось у Галлона под сопровождением ухмылки.

Адриан выглядел бодрым, следящий, но в то же время, отвлечённый взгляд с полуопущенными опущенными веками выдавал его задорный настрой. Глаза розового коралла, волосы такого же цвета – более сероватого, с выбритым накоротко затылком и висками, с затемненными корнями, прикрытыми светлыми уложенными прядями, ещё не высохшими от пота. Из мочки уха торчала золотая серьга в виде феникса. Нос прямой, остренький, красивый; брови светло-коричневые, тонкие. Он казался злым, но Галлон потом понял, что это у него такое выражение лица. Улыбался он ему широко, хотя опущенные уголки рта больше привыкли сдерживать эмоции.

– Видел тебя в приёмной…капитан наш на уши тебе присел тогда; вот запомнил, – ухмылка Адриана съехала на один бок.

Этот голос источал неистраченную энергию, которой хотелось наполниться и насладиться – в нём читалась непредсказуемая и непокорная натура неубеждённого.

Галлона ещё какое-то время не хотели обслуживать, но часто здесь бывало, что посетителей хорошо знали все в лицо: всё обошлось. Получив свой серый резак, Галлон уже почти держался на ногах; день летел, время безжалостно сохраняло свой неизменный темп. Адриан вызвался его проводить, чтобы узнать своего одногруппника получше.

Улица проживала свою ночью: открылся вид на звёзды. Проникнувшиеся атмосферой романтики, молодые люди прохаживали по опустевшим улочками парами. Любовь и космос две одинаково разные и невероятно сочетающиеся силы. Сопровождая своего, почти что, друга до его пристанища, Адриан то и делал, что косо поглядывал на парочки, облепившие уединённые участки под космическим небом.

«Сегодня будет метеоритный дождь, настоящий, не как в тот раз» – сладостно шепталась одна из таких, плавно маневрировали среди тьмы. Они, расстроившись друг в друге, так и могли налететь на таких же заблудших, сплетённых воедино душ.

Странное ощущение никак не покидало Галлона: он будто во сне и сейчас вот-вот должен проснуться, а потом начнётся всё сначала, что-то обязательно начнётся, но не «просыпался».

– Брат, здесь? – Адриан указал на высокое, уютное здание с многочисленными этажами, застеклёнными под самый верх. Мрачный настрой Галлона давал о себе знать: Адриан вёл себя тише и снисходительней.

– Да, целый жилой комплекс… А ты куда?

Галлон не думал ни о чём, кроме постели и ванны. Ему хотелось отмыться и уснуть, чтобы противное ощущение, последовавшее после го пробуждение ото сна поскорей исчезло.

Адриан следовал за ним в растворившиеся двери.

– Я же тебе говорил, – расслабленно сказал Адриан, хотя должна была последовать раздражительность, – нас с тобой в одном месяце приняли: в одну группу набрали, а сюда заселяли всех вместе, чтоб не разбежались – это правило, между прочим. Не буду томить: ты похоже только со «сновидений», отдохни. Леон всем уже уши прожужжал, что «нужно поторопиться». Пойду, не могу терять ни секунды: мне нужно тренироваться, прийти в форму, а то совсем с этими исследованиями моё тело позабыло с чего начинало свой путь.

Ему было многое противно в городе: другие люди, запахи, нрав, непонятные проблемы, беды; он, конечно, многое обесценивал от непонимания и это ему прощалось, так как он был молод энергичен.

Когда Адриан попрощался с ним, то Галлон уехал вверх, на сорок шестой этаж, чуть не забыв попрощаться с ним в ответ и поблагодарить за то, что почти дотащил его до дома. Они хоть и успели обменяться только парой случайных фраз, но уже успели сдружиться; имея разные мотивы и происхождение, их объединяли переплетающиеся вместе взгляды на многие вещи, что и сроднило – простора и искренность мотивов.

Доковыляв до своего номера, Галлон интуитивно открыл дверь, прислонив магнитную карту к замку, – он так же мог использовать свои отпечатки пальцев и не мучаться, искав карту по всем своим карманам, но он как-то об этом забывал, – закрылся на все замки и прошёл медленно вглубь.

Окружение имело свой собственный стиль, отделка практически ничем не отличалась от остальных помещений, но притягивала взгляд: затемнённая спальня в теплых темно-синих тонах с ноткой печали и меланхолической тоской, она была совмещённо с гостиной, всем видом намекая на непринятие гостей; в конце панорамное окно четыре метра в длину, от потолка и до стен с видом на засыпавший город и космос. Светлая уборная с ванной в холодных оттенках хранила у себя волох разных полезных вещей: аптечки, бритвы, гели, средства гигиены и всякие романтические штуки, например, свечи (три вида свечей: ранняя облепиха, глубоководный цитрус, выцветшая малина). Небольшая кухня с миленьким холодильником, любезно таившим в себе для случайного изголодавшего готовые пайки, но чаще желеобразные растворы для скорого удовлетворения потребностей. Каждый уголок апартаментов норовил угодить, обольстить. Возле входа висел пустой стенд с крепление для лезвий и ещё для какой-то приблуды большого размера.

Галлон так изморился: тело требовало очередной зарядки. Он принял в дары подношения холодильника. А сбросив ненужную одежду с тела, наконец-то познакомился с нежностью душа, наконец-то обласкав мягким паром физическую оболочку. Вода было насыщена минералами и солями, в процессе многоэтапной переработки и фильтрации – устройства которых располагались под городом, где сточные воды принимают свой первозданный вид.

Пока Галлон изучал прелести ванной комнаты, кто-то слишком настойчиво постучал дверь, потом ещё раз и ещё. До ушей доносились раздражающие звуки, но он был слишком утомлён для продолжения этого затянувшегося дня. В дверь постучались сильнее.

– Ну кто там?! – В пол голоса вырвалось у Галлона.

Наскоро закончив с душем и накинув полотенце, подойдя уже к двери он услышал:

– Галлон, мне нужно донести до вас важную информацию, – утверждал, резкий и точный женский голосок, содрогнувшийся раздражительностью и навязанной усталостью.

– Слушаю, – сказал Галлон из-за двери. Он даже успел подумать, а что если его не было бы дома, то как связывались с ним: средств для этого он не имел.

– Мы будем общаться через дверь? – перешла в атаку женская раздражительность.

Галлон ни на секунду не сомневался в своем намерении о сегодняшнем уединении, и даже двухминутное отвлечение его не устраивало.

– Кто вы? Для начала. Время к тому же, двенадцатый час скоро стукнет. У вас много чего, что не потерпит до завтра? Если это так, то я буду склонен перенести разговор…

– С вами говорит, – начал голос с задержкой, – ах-х, эксперт пятого отделения по ядерным свойствам и по совместительству нач… Я должна уведомить вас, что вы не забрали ещё одно оружие, и так как вы в группе склонных к яредной реакции, то завтра, к двенадцати часам дня вам следует явиться в Центр «Яредной созависимости», – доклад закончился, и потомив ещё пару слов на языке голос продолжил: – Нужно удостоверение, пропуск для этого, откройте дверь я вам передам.

Галлон смирился с обстоятельствами, приоткрыл дверь и, высунувшись на половину, обнаружил по ту сторону высокую темноволосую девушку, смотревшую на него большими чёрными глазами; каблуки почти выровняли её с ним. Заметив его голое плечо, она всё поняла. Тот же заподозривал в её насупившемся взгляде, что она ищет путь для того, чтобы вторгнуться к нему и заговорить его до смерти – такие мысли могла допустить только усталость.

– Пропуск, – напомнил он, боясь, что она сейчас снова начнёт говорить и ему придётся ещё стоять вот так в неудобной позе или закрыть дверь, что вызовет неловкость и разобьёт все остатки вечернего спокойствия.

Девушка положила ему в руку пятиугольную карту с его инициалами, не отрывая от той взгляд и спешно ушла в даль по коридорам со странной деревянной походкой, забыв даже представиться. Он хотел ей напомнить минутную грубость, но подкравшийся сон слишком сильно манил и туманил сознание. Он ощущал на себе чей-то взгляд, но счёл его на своё воображение – мысли ходили галопом по сегодняшним воспоминаниям. Галлон осмотрел карт; на углу была написана цитата: «Сверху виды лучше» и нарисована фигура летящего конусообразного космического корабля. Шаг за шагом, как невесомость, свет куда-то делся, будто избегая его. Блаженная постель и желание вечного сна, ну хотя бы на пару часов.

* * *

– Ты видишь это? – нервно трепетал голос.

– Не верю, – другой утверждал напряжённо в ответ.

– …провела в разгерметизированном, непригодном для жизни состоянии месяц…месяц! Там!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Либо мы упустили важные детали в расследовании, либо…мы имеет дело…ну я не знаю чем? Она же член экипажа, она же способная и с одиннадцатью!

– Вот именно, летела с экипажем…проверьте списки и год! Сверьте биометрию, прямо сейчас! Может это и не она, – прокричал кому-то голос с восторженной и пугливой опаской.

* * *

До сборов оставалось пятнадцать часов.

Город проектировали добротно: все научные и исследовательские здания размещались относительной близости друг с другом. Пара минут, и Галлон уже мог проходить очередное внеурочное обследование.

Спустившись на нижний этаж и выйдя наулицу, он заметил блуждающих, – словно потерянные, – своих одногруппников, собравшихся в кучки. Вели они себя довольно шумно: громко смеялись, толкались, орали, рассказывали о своих впечатлениях.

«Наверно все до одного с Земли», – думал он.

Никто не обращал на него внимание, и ему не особо этого хотелось. Галлон чувствовал, как воздух перенасыщается радостью из-за излишне позитивно настроенных молодых людей; он даже слегка поморщил лицо, хотя ничего против, по существу, не имел.

«Одни кучи, тут не найдётся нормальных? Или все закончились ещё со вчера? Этот энтузиазм слащавой практики…» – проскочило раздражение.

Перемещаясь сквозь толпу, он поймал на себе взгляд, и не желая оборачивается решил проигнорировать, но он всё продолжал прожигать его: какой-то невежа решил сделать его мишенью для своего неотёсанного взгляда. Он всё-таки обернулся, и глаза неизвестного нырнул в толпу и растворились.

Влажная прохлада обдала Галлона в подарок его первой ночи.

«Пока я жив, всё в моей власти», – закрывая глаза и отдаваясь холодной мороси, пронеслось у него в голове.

Рядом мостился известный ему транспорт воздушного типа и одноместный, похожий на Земные мотоциклы, однако последних уже никогда не встретишь. Какой-то местный за секунд пять разменял в устройстве рядом купюру, разместился на открывшемся сиденье и взмыл на нём с лёгкостью пера в воздушные пути.

А Галлон продолжал идти, не обращая ни на кого внимания. Серо-синие улицы пестрили зеленью, ровными покрытиями и утренним, летним холодком. На пол секунды неясное, непонятно откуда взявшееся, одиночество окутало его сердце, сотворив заслон, а другую половину вместо него занимала жадная решимость, граничащая с настоящей одержимостью. За такое длительное время, – на губительном пути бессмысленного существования, как он сам считал, – у Галлона, на конец, бесконечного пустого простора жизни, появилась цель; это цель, но больше преобразованная в путь, что по сути едино. Так внезапно он это осознал, что показалось, что всё, что было с ним два десятка лет назад не имело никакого смысла по сравнению с тем, что сейчас осветило его душу. Галлон ловил себя не нелогичности выводов: как это так происходило, что до этого он ничего не чувствовал приближения никаких перемен, а сейчас, вдруг, всё стало так ясно; так же логично Галлон предпочёл проигнорировать это чувство, найдя зарождение «цели» сумасбродным и почти бессмысленным.

Принимая выбранный ход, поставленный на шахматной доске судьбой, он уже был в центре.

В Центре его встретил мужчина в белом халате: «учёный, и старший исследователь в сфере яредных реакций», – читалось на бейджике, болтающемся на одном крючке. У него была короткая бородка, лохматая макушка с собранными редкими волосинками и неаккуратный пучок с раскиданными прядями, слегка прикрывавших глаза. Мужчина почти успел сказать своё первое слово, как к нему подбежала такая же коллега, – в белом халате, со сползшими с носа очками, большими нахмуренными глазками. Надкусив нижнюю губу, она тыкала тому бумажкой, не обращая внимание на «посетителя».

– Каюсь, каюсь, что не принял позор и участие в разборе одиннадцатого ярда на подгруппы, – насытив тишину, сказал бородач, исполняясь саркастичным притворством и одновременно искренне негодуя; даже не смотрел на то, чем ему тыкали в лицо.

– Что-о-о?! – округлила ещё пуще глаза-орбиты девушка так, что в них засияло, заиграло светом.

Девушка больше ничего не сказала, выполнила раз заворот на девяносто градусов и утопала, цокая звонко каблучками.

– Скучные будни, да редкие, когда стоящие внимания интриги, – ответил мужчина на вопросительный вид Галлона. – Захочешь узнать, как звучит моё имя: называй слово – Катлер. Сейчас ещё раз прибежит, пойдём скорее, – ухмыльнулся и почесал бороду, пробормотав что-то невнятное про свой внешний вид.

По их продвижению помещение преображалось: в промежутках между комнат то кромешная тьма, в другие яркий свет, то розовые тени лежали зигзагами. Единичные фигуры иногда проскакивали возле них.

– В тех помещениях проявляется «индивидуальность» яредной силы на сосуд, – говорил Катлер вводя понемножку молчавшего Галлона в курс дела, – а для тебя подготовлен специальный тест, такие заготавливают, когда ещё с Земли, к нам поступает запрос, после получения «результата» и наша команда заранее занимается приготовлением теста… вот и пришли.

Они вошли в кругленькую, беленькую небольших размеров комнатку без окон и крошечной дверью с двумя сиреневыми диванчиками, с кофейным столиком, на котором лежала научная литература. Во главе возвышалось округлое дискообразное белое устройство размером с человека, в которое испытуемый должен был усесться, тогда оно замкнётся с двух сторон, сойдясь в стыках и закрыв человека полупрозрачными дверцами внутри. Доверия вся открывшаяся картина Галлону не внушала, подозрение закралось в него, и не отпускало, казалось странным, как бы не к месту, но и на это он не обращал внимания: игнорировал интуицию.

Катлер возился с оборудованием: всё было и так, подготовленно, но он вызвался перепроверять. За минуту до начала теста вторглась та же самая леди в очках, никак не отпуская Катлера и его интриги.

– Если вы нашли дело жизни, – воодушевлённо начала она, – что приносит вам удовольствие, раз за разом, даже после отвращения, после длительной работы из-за него, если вас тянет снова и с той же страстью, что и в первый раз и, может, даже с большей, то поздравляю вас!.. Но-о… – она, недоговорив уловила, что слова её нашли выход не в подходящей обстановке и запнулась на своих изречениях. – У вас тест? Я вас не отвлекаю?

– Сами и ответили на свой вопрос, Розочка.

– Для подобных тестов требуется два человека, помните мистер Катлер? – та не поддалась на ласкательный тон и заупрямилась.

– Ну так-с составьте мне компанию, – по пути наименьшего сопротивления пошел Катлер, будто готовый к этой битве с ней.

– Располагайтесь, – обратилась Роза к Галлону, почти, игнорируя своего безынициативного коллегу, – поудобней, побочный эффект – лёгкая галлюцинация, одиннадцать мину – одиннадцать небольших проверок на реакцию и всё готово.

– Карту вам должны были доставить два дня назад, но из-за разных обстоятельств – выдача задержалась; и это… не было предусмотрено, – добавил Катлер, – помощнице друга нашего главного руководителя пришлось внеурочно побегать, прочти разыскивать остальных.

Но Галлон не слушал этих двоих, даже не старался вспомнить, что было вчера. Он лишь подловил докторов, что те его убалтывают, чтобы тот привык к обстановке, и отдал беззвучно карту. Катлер вставил её в разъём. Пару секунд происходила настройка, аппарат считывал данные, сверял общей базой, заносил заранее полученную информацию. Белый диск изменился: выпрямился, а края застыли в волне что в середине, и принял такую форму, что можно было полноценно туда войти.

– Заходите на платформу и прислоняйтесь спиной к реймеру, – наставляла Роза, устроившись на одном из диванчиков. – Чуть левее. Прислонились? Теперь расслабьтесь. Три…два…один.

Свет потускнел, запястья, лодыжки, коленный и локтевой суставы Галлона прижались к белому щиту, голова отдельно и таз тоже плотно прислонились холодной пластине. Справа, слева закрылись створки. Белый эластичный прут связал его и растянул. Пальцы обвила вязкая слизь. Произошло всё настолько быстро, что Галлон даже не успел зафиксировать момент, когда он отключился. Он не видел ничего, но его видели многие. Темно, черно, тепло, а потом безмятежность, и, дальше только беспамятство.

А в голове носились только строчки:

Когда опустятся людские страсти,Свернётся в ком паршивый концентрат,Взойдёт на трон величественно моя воля.…Смыкайте глаз, валитесь в сон,Не в пору мне теперь обременяться вами.Я свергну ей кровавую судьбу.

Ⅲ

Галлон сидел на первом этаже своего комплекса, в уютном «зелёном» кафе, где на время поселили его группу. Так вышло, что его со всех сторон окружила листва, и почти не было из-за неё видно и Галлона. Растения с Земли стали очень популярны, многие не умели, да и не хотели ухаживать за привередами, поэтому большинство общественных заведений нашло популярным иметь их при себе ними. И не только они: всё органическое, то есть, Земная флора: трава, деревья, кустарники, так же сильно любили цветы. Технологии позволяли практически вечно приносить пользу своей красотой, а селекция позволяла выявить бесчисленное количество новых видов.

Сидел он, полузакрывшись, отдалившись ото всех: ему надо было как следует покопаться в воспоминаниях. Галлона мучила нависавшая неизвестность, образовавшаяся впереди, возникшие вопросы казались неразрешимыми. Слишком отчуждённым здешнее пребывание стало для него с того момента, как он вышел из сна, а тест на яредную реакцию сбил с толку окончательно.

«У вас не может быть все одиннадцать положительных реакций, – вспоминал он, как махала перед ним руками та непокойная женщина, – за всю мою жизнь я ни разу, ни разу не застала, и я уверена, что это ошибка; к тому же Земные не способны физически проявлять все признаки, первые, третьи и шестые – на самые слабые – соглашусь, случайность».

«Да замолчи ты уже, он не с Земли. Да с чего ты вообще взяла, что он с Земли?! – резали память слова взъерошившегося Катлера, – точней системы нет, чем тест, ошибка невозможна…но я бы посоветовал всё-таки перепройти, потому что настораживают меня результаты, неразборчиво местами. Понимаете меня, Галлон?.. Это всё, потому что вы странно себя вели во время проведения реакций: сначала, бормотали, потом судорожно дергались словно…словно сопротивлялись чему-то; я уже подумал, что вы сорвётесь. Сознание пришло только под конец? Когда вы посмотрели мне в глаза и…ухмыльнулись?»

«Я не ухмылялся; я вообще ничего не помню, опытные специалисты, а вели себя так будто первый раз; ничего не понимаю», – подумал Галлон, сидя в окружении зелени и крутя ту самую карточку.

За пределами зоны комфорта – позади Галлона, – в холе собралась небольшая толпа. Она снова шумела вертелась, буянила, обсуждали и кто-то воодушевлённо восклицал, радуясь, кто-то пытался спорить, не соглашаясь с чем-то, кто-то просто поддерживал здравый активный дух командный. Галлону показалось, что там стоял староста и пошёл к ним. Действительно это был он, всего вокруг него собралось человек девятнадцать, плотненько прилегая друг к другу.

«На все вопросы ответят завтра…с собой…полночь…простое задание», – неразборчиво, размазывая доносился голос Леона.

Галлону повезло: возле него оказался Адриан, а он заметил его раньше, чем тот мог себе это представить. Неожиданная встреча наполнила бодрой решимостью обоих. И Галлон хотел попробовать поделиться с ним своими мыслями о случившемся, посмотреть, как бы тот отреагировал, но всё-таки передумал: слишком хаотичный набор слов застрял у него комом в горле. Этот Галлон не боялся, что его могли бы предать или резко бросить, он обладал стойкостью и хладнокровностью перед паршивыми, неприятными людьми, что неумело излагают «свои» мысли и в обратном случае, когда говорят с ними, да и ещё о чём-то трепетном, жестко отвергают отсутствующее сострадание с лояльностью и обрушивают свою глупость в виде исключительного мнения, нарушают границы.

– Он уже пятнадцать минут как стоит, – с задором начал Адриан, желая о чём-нибудь поговорить, – про оружие толком не рассказал, стоит и бормочет о маловажном. С ним был один из вышестоящих руководителей, как звали не помню; этот пару фамилий назвал, что с яредной реакцией тесты проходили, сказал: вот эти и эти во время сбора в отдел яредной экипировки». Мне про резаки и винтовки узнать нужно и где «главный», а этот всё тараторит… А и ещё, два ключевых момента: в первое – начальное задании —разведка на Земле в коричневой зоне, исследовательское задание, и, как я понял, просто прогуляемся в коричневой зоне, пошагаем мелочь. Второе – заключается в сопровождение нашей группой кое-какую Омнис, вроде, инициатива и вышестоящего начальства, и вроде, командира Васа и…Буфо вроде.

Медленными кивками Галлон продемонстрировал, что всё понял.

На том конце, возле Леона нарисовалась Франческа. Переговорив с ним, она объявила об срочном инструктаже с краткой информации о правилах нахождения в коричневых зонах, которые планируется провести прямо сейчас, перед вылетом. Девочки и мальчики, недолго думая рассредоточилась на подгруппы, с ними и Адриан с Галлоном.

Так и прошёл остаток солнечного дня: их вывезли в тренировочное поле, находящиеся высоко в воздушном пространстве. Руководила одна Франческа и ещё два ассистента, которые заливали всем уши нудной, тяжёлой на слух теорией и Двенадцатикрылых и самих зонах. Некоторые из поступивших попытались прервать своё участие в учении, ссылавшись на то, что подобные инструктажи проводили в Аполлонских школах. Но Франческа расценила это только как попытку самодеятельности и объяснила, что пространство Земли, несомненно, отличается от искусственных тренировочных зон в их городе, однако, им всё равно нужно было выполнить на практике всё то, что им рассказывали и показывали позже. Проведение этих мероприятий были необходимы, хотя бы для поверхностного ознакомления.

Многократно рассказывали о том, что вмешиваться в их культуру Землян не рекомендуется, но не запрещается полностью. Обнаруживая же явные признаки неуважения к природе – вернее к её остаткам – советовали докладывать командирам, ну а мелкие нарушения устранять самостоятельно; это было необходимо как для здоровья жителей Земли, так и в интересах, более продвинутых их родственников на Орбитой. Подобная информация больше была для городских, в то время как ребята с Земли становились немыми слушателями, но они понимали, что общество за пределами земной атмосферы настроено только положительно и доброжелательно, никто не сомневался в их благонравности. В течение всего времени им и в голову не пришло, что в подобных высказываниях проглядывалась тонкая нить еле проглядывающей дискриминации, манипуляции, пренебрежения, потому что похожие мысли и в каждом пресекались общественностью, а обратное «правильное» мнение впитывалась ещё с молоком.

Адриан был чувствителен к подобным словам, он даже обозлился в какой-то степени на Франческу, думая, что она сама с Аполлона или с другого любого города и говорит не думая, но она была с Земли, как и он; и знал бы он об этом заранее, то наверняка бы сделал невинный непонимающий взгляд, подстрекнув в себе некую несправедливость своих резких выводов о ней, и отпустил наплыв эмоций.

– Как многие знают: коричневые зоны рассадники Двенадцатикрылых, которые могут стать помехой при нашей вылазке, – умеренной скоростью продолжала говорить Франческа, – опишите их.

– Двенадцатикрылые это порождения бактерий «Валви», мутировавших из-за ядохимиката «Динди» (сокращённо), – как по начитанной тараторил мужской голос с передних рядов, – которым преждевременно обрабатывают Земную материю в целях безопасности транспортировки в громадных количествах. Ядохимикат защищает материал от солнечной и космической радиации, а после погрузки на станции его утилизируют, но очищение на Земле полностью, очевидно, невозможно, и следствием многочисленных повторений истощающих обработок оказался негативный эффект на растительную и животную клетки, —животные гибнут сразу, те что без вакцины, – биологический фактор, – голос резко замолчал, заметив тишину охватившую его глас.