Край Железной воли

Агмунд покачал головой на медлительную атаку и, когда игла почти коснулась его груди, утонул во вспышке белого света.

Черная тонкая сталь потеряла цель. Поднялся хилый столб земли.

– Это никуда не годится, – прошептал над ухом Герион. – Мне льстит твоя забота о моем здоровье, но твое пренебрежение к бою оскорбляет мое мужское достоинство.

– Нет ничего плохого в отсутствии боевых навыков. – Боковым зрением я предупредила его приближение. Кожа ощущала исходящее от мужчины тепло, а на плечи слегка давила близость его высокой фигуры. Мне это не нравилось. – Предлагаю закончить этот бой и дать Янушу шанс отомстить мне за свой палец.

– Я не злопамятный! – быстро выкрикнул огневик.

– Что ж, – вздохнул Герион. – Придется тебя расшевелить.

Я сомнительно фыркнула, но, почувствовав его дыхание на щеке, застыла.

– Скучаешь по его рукам, Дэлла? – выдохнул на горящую кожу Агмунд. Тонкие пальцы невесомо огладили напряженную шею, – а по его губам? – Мягкий бархат коротко захватил жаром щеку, в миг вышибая меня из хлипкого равновесия.

– Маргаритка, пошли отсюда. – Роб подскочил на ноги и взял в охапку сопротивляющуюся сестру.

Герион осмотрел мое трясущееся в гневе лицо, показал ровные зубы и перенесся в дальний конец поляны.

– Понравилось? – заискивающе спросил он. – Могу повторить.

Ядро долбануло в грудину. Игла тотчас устремилась в жестокого наглеца, но, как и ранее, подорвала пустой кусок земли.

– Целься лучше.

Я резко развернулась на звонкий голос, однако Гериона там уже не было.

– Так и знал, что слухи о рефлексах гончих преувеличены.

Он несильно дернул меня за прядь волос на затылке.

Из-под рукава черной рубашки выскочила еще одна игла-артефакт и свистящей стрелой юркнула мне за спину.

Прогремел взрыв.

– Прыткий шлигр! – ругнулась я в пустоту.

Удар под колени повалил меня в траву.

– Обзываться – нехорошо, – игриво укорил Герион и, убрав ладонь, придерживающую мой затылок над землей, испарился.

Вскочив на ноги, я завертела головой, но Агмунда нигде не было. Все пять игл-артефактов закружились вокруг меня, до отказа напитываясь силой. Нос поймал тонкий древесный шлейф в пушистых игольчатых лапах кедра. Пас. Ствол дерева разлетелся в щепки, и кедр, спасительно цепляясь за родичей, с треском упал.

– Не попала.

Прохладные ладони пропорхали по моей талии.

Крутанувшись, занесла руку, покалывающую от собранной в ней силы. Кулак почти достиг ухмыляющегося лица и… пролетел мимо. Я сделала два шага в пустоту.

– ГЕРИОН!

Он меня разозлил.

Ухватываясь за всплески магии и улавливая короткие белые вспышки света, я подрывала иглами стволы деревьев, землю… пустоту. Агмунд мелодично смеялся, появляясь то там, то тут; то дергая, то щипая, то сваливая меня с ног. Поляна и кромка леса вокруг нее превратились в землисто-травяной фарш с примесью щепок. Януш уже давно подбежал к Хаклиру, укрываясь от атак в его тенях, и расплывался в злорадном оскале, видя мое бессилие против дара Гериона.

Ядро ревело в ярости и тянуло из дрожащих мышц последние силы. Остатки магии сновали по протокам, не собираясь отдавать Агмунду победу. Я чувствовала, как тяжелеет моя голова и как четкость зрения начинает периодически уплывать, но это был лишь фон. Разорву, накажу. Никто не смеет ко мне так прикасаться. Никто не смеет так жестоко напоминать мне об утраченном тепле. Никто не смеет заставлять меня вспоминать о нем.

Напитав иглы, я замерла, экономя капли силы и готовясь к очередному появлению Гериона.

– Устала? – Он вышел из света чуть поодаль от меня и, убрав руки за спину, расслабленно зашагал по вспаханной земле. – За время нашего боя я мог пять раз свернуть тебе шею. Это считается за пять твоих поражений мне?

Звонко рыкнув, я бросилась на ухмыляющегося Гериона и, к своему удивлению, повалила его на землю. Колено уперлось в его твердый живот, а руки вцепились в плечи. Но Агмунд не выглядел пораженным, он улыбался и беззастенчиво рассматривал мое скалящееся лицо.

В одно мгновение обхватив мою голову руками, Герион тихо шепнул:

– Щелк.

Нас унесло в ослепительную белизну. Кишки закрутило знакомым спазмом, вызванным переносом. Свет выплюнул меня. Руки едва успели ухватиться за ветку.

– Козлина! – проорала я, болтаясь почти на самой верхушке сосны. – Сними меня отсюда!

– Попроси вежливо.

Герион сидел на соседней ветке, расслабленно болтая ногами.

– Я же доберусь до тебя, Агмунд!

Я закинула на потрескивающую сосновую лапу ногу, завалилась на нее всем телом.

– Она сломается, – легко оповестил он, видя, как я встаю в полный рост.

В ответ я лишь расплылась в широкой улыбке.

Ухватив краем глаза стальной блеск, собрала силу в ногах и отскочила на соседнее дерево. Удар выбил из груди воздух. Руки крепко вцепились в ствол. Позади прогремела череда взрывов. Обломки полетели во все стороны, стуча о деревья и ударяясь о спину.

Я мысленно позвала иглы, но они были глухи – мой резерв опустел. Руки в секунду взяла бессильная дрожь, сознание повело. Ядро лениво катало магию, затягивая с собой сердце. Хилый пульс разносил по венам колкие волны, а затылок тянуло назад, зазывая в сгущающуюся темноту.

– Дэл, держись! Я сейчас! – донесся обеспокоенный крик Гериона. Но я уже была не властна над телом.

Летя спиной во мрак, я улыбалась и молчаливо ликовала: амулет был готов разорваться от грохочущего в нем сердца.

Вновь непроглядная мгла и вновь влажные стены черного ущелья. Ручьи с мутной багряной водой текли по усеянной темным пеплом земле. Смолянистые лужи встречали мои сапоги, а эхо подхватывало хлюпающие шаги.

Я уверенно двигалась по родной тьме, чувствуя приятную легкость в груди. Тело было одним целым с безвкусным воздухом и мраком, окружающим меня. И если бы не звук шагов, я бы посчитала себя тенью, не имеющей плоти.

Мой путь перекрыла распахнутая клетка. Я лениво осмотрела ее погрызенные прутья, ржавое железо. Мне известно, кто там жил и кто сейчас свободно гуляет по недрам моей души.

Услышав собачье дыхание, я медленно повернулась и попала под взор звериных темно-зеленых глаз. Огромный волк с изорванной в мясо шкурой оскалился, угрожающе зарычал, капая тягучей кровавой слюной под мощные когтистые лапы.

– Теперь о нас некому заботиться, да? – спросила я невесомым голосом. – Он больше не приходит к тебе?

Зверь спрятал клыки и жалобно заскулил. Его слезящиеся глаза без надежды оглядели черные стены ущелья. Ему было плохо, и не было в этом черном одиночестве того, кто мог бы его утешить.

Усевшись в смоляную кашу из грязи и золы, я предложила волку уложить на мои ноги свою голову. Зверь пофыркал, но быстро сдался и, тяжело упав, придавил мои бедра горячей мордой. Под его тихое поскуливание и сипение я начала неспешно гладить ладонью по пропитанной кровью шерсти и тихо зашептала о понимании его боли.

– Тебе не стоит здесь задерживаться, Солнышко.

Хирона опустилась на колени и ласково потрепала огромное стоячее ухо волка.

Ее шелковые локоны цвета кедрового ореха обрамляли исхудавшее лицо, а глубокие синяки под потухшими карими глазами навсегда поселились в ее образе; как и мелкая россыпь золота на посеревшей коже и золотые месяцы под ногтями. Думать, что она умерла от золотой лихорадки и винить в этом работу сборщика мерцающей пыли, было проще, чем Себастьяна и ее саму.

– Я отомстила Себастьяну.

Она пусто улыбнулась и промолчала.

– Ничего не скажешь?

– А ты хочешь узнать, что я думаю об этом?

– Нет. Не хочу…

Озвучивания моих же мыслей мне не хотелось. Я предпочла выкинуть Кэннура из головы забыть, и не только из-за того, что он сделал с моей матерью и со мной; а еще из-за того, что я сделала с ним. Со всеми в ту ночь.

– Он не забрал картину, – почти беззвучно прошептала я.

И вновь не получила ответа. Я его не заслуживала.

– Без твоего друга здесь стало темнее. – Хирона разгладила складки на голубом хлопковом платье. – Он скоро вернется?

Зверь навострил уши.

– Он не вернется, – отрезала я, ответом погружая волка в скрипучее постанывание. – Это все из-за него. – Я обвела рукой покрывало пепла и указала на изодранное тело зверя. – Не стоило мне его сюда пускать. Винсент проник ко мне в душу и ухватился за те ее крохи, что я смогла сохранить после всего того дерьма, что творили со мной люди. Я доверилась ему – отдала последние нетронутые ими кусочки души, а он высосал из них весь свет и растерзал, укрыв их прахом дно этой бессветной ямы. – Я провела пальцами по невесомому серо-черному пуху. – Винсент получил то, что хотел, и никогда не вернется. Ему больше нечего с меня брать – остался один пепел.

– Ты говоришь о крохах, что были в тебе. Тогда откуда столько пепла?

Хирона устремила уставший взгляд в глубину ущелья. Его влажные склоны покрывал нагар, а дно застелил плотный слой золы, образующий у стен темные сугробы.

Ухо пронзил болезненный укол, заставляющий меня вскрикнуть и схватиться за раскаленную серьгу.

– Он никогда не отпустит тебя, – ласково пропела Хирона. – Сыграешь мне? Мне часто снится твой первый танец золота.

Я резко подняла на нее глаза. Вокруг нежно улыбающейся Хироны завились золотые пылинки и полетели по мраку, точно светлячки.

Волк поднял морду, разглядывая живые звезды. Они отражались в его глазах и продолжали свой неторопливый танец, радуя живущего во тьме зверя толикой света.

Одна сияющая пылинка подлетела ко мне и под небесный грохот ударом пронзила грудь.

Я поднялась на кровати с громким вдохом. Моя комната встретила меня привычной тишиной и непривычным наличием некроманта, смотрящего на меня огромными перепуганными глазами.

Хаклир побросал склянки и, запрыгнув с ногами на кровать, приложил ладонь к моей тяжело поднимающейся груди. Затем так же быстро слез и подлетел к столу. Начал что-то торопливо записывать в пергамент.

– Вы оба больные на голову, – тихо выдохнул Герион.

Я с усилием повернула голову.

– Меня долго не было? – Скрипучий голос оцарапал садящееся горло.

Агмунд промолчал и с усилием протер ладонями лицо, стараясь стереть с него мрачные тени. Впустую.

– Без сознания – два часа тридцать семь минут, – отозвался Хаклир, не переставая бегать пишущим камнем по пергаменту. – Без сердцебиения – сорок секунд.

– Меньше, чем в прошлый раз, – отметила я и упала затылком на подушку. Тело тянула слабость, голова грозилась лопнуть, но даже в этом случае это было в разы лучше, чем при моем первом магическом истощении. – И тело почти не болит.

– Отлично. Запишем, – задорно отчеканил некромант.

– Отлично? – со смешком переспросил Герион и поднялся, обращая злой взгляд то на меня, то на спину Хаклира. – Я понимаю – он. Но ты-то чем думаешь, Дэлла? Жить надоело? Твоя смерть разобьет не одно сердце. Себя не жаль, пожалей других.

– Надоело, – отмахнулась я и повернулась лицом к дереву, растущему в углу. – Отстань.

В груди досадно сжалось. Я осознавала свою неправоту по отношению к Гериону. У него ничего не осталось от прежней жизни, только гончая, отчасти ставшая причиной его бед.

Агмунд не пошел с Каспаром, а выбрал меня, несмотря на то, что в ту ночь я была не в себе – безумна, как и его отец. Может, поэтому бывший принц и сделал такой неразумный выбор? Пошел на поводу привычного безумия? Как бы то ни было, с тех пор он старался мне помогать: с краем, с вечно носящимися за мной Паулем и Гилуром, заводящими речи о великих предках и обязательствах; Герион даже принял участие в исследованиях Хаклира и Сэма, хотя долго пытался меня отговорить от высушивания ядра.

Герион нашел себе место рядом со мной – так Агмунд оправдывает свое существование и пользу. И если я умру, то заберу у него последнюю призрачную крупицу подобия оправданной жизни. Но разве я должна принимать решения, отталкиваясь от того, как они повлияют на него?

Уже и не знаю…

Герион вздохнул за моей спиной и вновь сел на кровать, выбирая остаться рядом.

– Дэлла! – В комнату ворвался Миаф. Он стрелой миновал разделявшее нас расстояние и навис надо мной, загораживая дерево. – Ты. Сперла. Мой. Лук. И мало того, ты обвинила в этом Ди-Горна! Он меня чуть из него не подстрелил, лживая ты девчонка!

Эдит влетела в распахнутую дверь и, подбежав к Миафу, нежно обхватила плечо взбешенного паразита.

– Пойдем. Ты мог ошибиться.

– Нет, я прав. – Миаф вгрызся фиолетовыми глазами в мое равнодушно смотрящее лицо. – Целую неделю я ходил и не понимал, как же такой уважаемый человек мог опуститься до воровства, а потом еще и попытаться убить хозяина украденной вещи? Да потому что он не крал! Ты единственная во дворце, кто способен на это! Как тебе хватило наглости его подставить?!

Я молча отражала попытки паразита навязать мне стыд и думала лишь о том, когда же он наконец-то наорется и уйдет. Тело все еще было слабо, а не до конца восстановившееся ядро поднывало, предупреждая о новом истощении.

Миаф вернул радужкам белый цвет и горестно поджал губы, видя мое полное безучастие. Его бледная рука сжала ладонь Эдит на своем плече, ища сил и выдержки.

– Мне жаль, что тебе пришлось пережить подобное, Дэлла. Но ты не одна, кто лишился спокойствия и близких. Я оставил своего дядю, отца и мать в Тиррионе и понятия не имею, что с ними. Люди в деревне видели, как гвардейцы убивают их родных, а другие – как твари пожирают любимых. Ни у кого из них не было даже возможности отправить их пепел в небесные чертоги. Эдит и Эдвард предали родителей.

– Не надо, – попыталась остановить его Беррит.

Миаф прижал ее к себе и продолжил:

– Каждое утро Эдит по часу стоит у двери и не решается выйти из комнаты, боясь услышать о том, что Агмунд наказал графа и графиню Беррит за проступки их детей. Сэм и Эдвард стали повинными в десятках смертей и несут на себе этот кровавый груз, не имея права даже заикнуться о том, как им тяжело. Хаклир не так давно потерял отца и мать.

Удивление ударило в голову, сгоняя равнодушие. Я приподнялась на локте и посмотрела на некроманта. Он не обращал на нас внимания и делал записи, продолжая играть в холодную беспристрастность.

– Ты даже об этом не знала, – покачал головой Миаф. – Мы все страдаем, Дэл. Ты закрылась от нас всех, не желая этого замечать. Выбрала себе нового друга – сына Уиллиса. – Паразит скривился на притихшего Агмунда. – А я? Селин, Пауль, Сэм были и моими друзьями. Они все по-своему предали нас, обманули. Я пошел за тобой не как за потомком Лунуина и Мэрит, а как за подругой, Дэлла. А ты…, – выдохнул он, – а ты смотришь на меня, как на чужого человека. Как на назойливую муху.

– Прости, – выдохнула я.

Я сказала то, что он хотел. Все его слова разрывали кровоточащие раны, что уже никогда не заживут. Он страдал и устал ждать, когда я это замечу. Но моих сил едва хватало на поддержание своего рассудка, не говоря уже о том, чтобы поддержать других. Как негадко это признавать, но сейчас он был назойливой мухой, от которой мне не терпелось избавиться.

Миаф уловил мои мысли. Паразит покрылся красными пятнами. Глаза вспыхнули сияющим фиолетовым, и его сила мощным потоком хлынула по моим венам. Болезненный стыд окрутил внутренности, пропитал собой каждый кусочек нутра. Он прошибал все заслоны и тянулся к мозгу – паразиту надоело пренебрежительное отношение.

Еще не отошедшее после иссушения ядро начало снова тянуть из меня жизненные силы, ища энергию для противостояния магии разума. Я обращалась к стали на спине, но она молчала, позволяя Миафу ползти по моим костям. Все, что мне оставалось, – не пускать паразита под череп, вытягивая из себя капли сил.

– Прекрати! – Герион запрыгнул на кровать и прижал к себе мое бьющееся мелкой дрожью тело.

Я вжалась в его теплую грудь, пытаясь найти спасение от давящего на меня мира и людей, требующих моего полного присутствия в нем. Я не хочу больше в него возвращаться. Почему они просто не оставят меня в покое? Все! И Герион мог мне это дать – он мог по щелчку пальцев заставить меня исчезнуть.

Миаф отозвал магию и захлопал длинными ресницами, не понимая моей полной немощности.

– Вы это сделали! – догадалась Эдит и повернулась к семенящему на выход Хаклиру. Он натянул губы и повернулся к пристальным злым взорам Беррит и Миафа, показывая нежную невинность. – Дэлла?! Тебе мозги отшибло?!

– Забери, – шепнула я Гериону.

В то же мгновение белый свет унес нас прочь.

Через несколько бросков мы оказались в тесной полупустой избушке.

Герион помог мне усесться на узкую койку, быстро сбегал за тазом и распахнул узкое окно.

Излив последствия переноса, я вытерла рот рукавом рубашки и через боль в горле прохрипела:

– Налей.

Герион замялся, но в итоге достал из-под кровати бутыль. Сходив до узкого подоконника, он взял с него две глиняные кружки и плеснул в них едко пахнущей прозрачной жидкости.

Горечь желчи сменилась горечью алкоголя. Стало легче, настолько, насколько это было возможно.

– Ты знал, что родители Хаклира погибли?

– Знал.

Осушив кружку, Герион упал рядом и с тяжелым выдохом привалился спиной к стене. Его грудь часто вдымалась, а рука терла грудину через глубокий вырез рубашки.

– Ты использовал слишком много магии.

Я поставила таз на пол, опрокинула в себя остатки горькой гадости и продвинулась к Агмунду. Ладонь легла на его грудь, вдавила пальцы в светлую гладкую кожу. Сердце дробило в руку, и по костям кисти шла дрожь от неправильно сильных и частых ударов.

– Ты перенес меня, зная, что резерв почти пуст. Зачем? Мог бы просто отказать.

– Я не мог отказать своей госпоже.

Герион хило улыбнулся и неторопливо поводил усталым взглядом по моему лицу.

Я смутилась, медленно потянула к себе руку.

– Оставь. – Он поймал мою ладонь и сильнее прижал ее к колотящейся груди. – Мне так становится легче.

– Герион, – вздохнула я. Агмунд не отпускал, а я не могла противиться. Он столько делает для меня… Подержать на нем руку – меньшее, чем я могу отплатить за его помощь. – Хорошо, но это в первый и последний раз.

Герион неопределенно хмыкнул, прикрыл веки. Постепенно его дыхание стало ровнее, но сердце продолжало безумную пляску, помогая ядру восстанавливать резерв. Он вжимал в себя мою руку и не двигался – подрагивали лишь черные ресницы и уголки нежно-розовых губ.

– Никогда больше не говори о нем.

– Хорошо, – прошептал он. – Прости.

В окно влетел маг-посланник и лег на зеленое шерстяное покрывало.

Я подняла конверт, задумчиво покрутила у глаз: дорогой светлый пергамент, восковая печать с вдавленным гербом – кисть, держащая двумя пальцами золотую монету. Подобного герба я не знала. Кэннуры – белая лилия. Мальте – перо. Беррит – сова. Лунуин – два скрещенных меча. Мэрит – кровавые маки. Ди-Горн – бараний череп.

– Графство Лофгран, – пояснил Герион.

Винсент

Каспар грациозно перешагивал разбросанные по полу обломки темного дерева от шкафа, куски раздробленного каменного стола и огарки листов пергаментов и свитков. Он с досадой оглядел раскуроченный диван, прошел к окну, подставляя свою рыжую длиннохвостую макушку под разноцветные лучи солнца, сквозящие через витражное стекло. Его черные глаза холодно оценили ущерб, нанесенный кабинету, и вцепились в меня.

Я легко проигнорировал его пристальный взгляд.

Сидя спиной к холодному камню, я старался успокоить разрывающее меня пламя, впитывая позвонками прохладу горы. Грозовой дворец тянулся ледяными руками к своему хозяину: он пытался успокоить привычный ему дурной нрав Ди-Горна, но пока я слышу ее сердце – это невозможно.

– Она опять высушила ядро, – тихо проговорил я в пустоту. Локоть уперся в согнутое колено, а рука неотрывно держала амулет. Ее сердечко уже давно вернуло себе уверенный стук, но выстудивший кровь ужас все еще кружил по венам и не давал мне отпустить стальное кольцо.

– Уиллис и Бенир не покидали Тиррион, – начал размышлять вслух Каспар. – Генерал Йун тоже. Скорее всего, на них напала стая черно-магических существ. Я могу навестить Дэллу и помочь.

– Не нужно. Она не была в опасности и сделала это намеренно.

Кэннур сомнительно хмыкнул.

– Жестокая, – выдохнул я.

Я почти чувствовал, как Дэлла довольствовалась, когда ее пульс медленно угасал. Она могла умереть, но все, о чем думала, это о мести мне: о том, как разрывается мое сердце от переживаний за нее.

Выбить бы из нее эту дурь вместе со стонами и заставить покориться моей воле; вернуть мою Дэл в Грозовой дворец и никогда не выпускать из-под взгляда ее золотые волосы, веснушки на прямом носике и темно-зеленые глаза с закаленной сталью на дне. Я этого страстно желал, но равносильно хотел вырвать ее из своего сердца и навсегда избавиться от этого жалкого скулящего чувства во мне.

– Вин, – мягко обратился Каспар и присел рядом. – Поехали к Дэл? Она будет рада тебе.

– Нет, – рубанул я и резко поднялся под звон цепей своего наплечника. – Мне это не нужно. А это, – я кивнул на раскуроченный кабинет, – доказательство того, что ей плевать на всех, кроме себя. И я не собираюсь вестись на ее жестокие игры, больше нет.

Некромант обреченно вздохнул.

Дверь без стука распахнули Янгрид и Фатир. Красноглазые гончие окинули взглядами разруху и, опустив брови на прежнее место, легко пожали плечами.

Янгрид упал на оставшуюся часть дивана, разваливая свое медвежье тело, с плотно облепившим его голый торс кожаным жилетом.

Фатир загадочно улыбнулся и остался стоять у стены.

– Говори.

Фатир дернул головой с мелкими черными кудрями и растянул уголки губ еще шире.

– Кое-кто приполз молить о помощи, – пропел он, – и ожидает «аудиенции» с достопочтимым господином края Железной воли».

– Кто? – нарочито сухо спросил я.

Янгрид запрокинул коротко стриженную черноволосую голову, рассматривая рваный каменный потолок.

– Тебе понравится.

Глухо рыкнув на их скрытность, я покинул кабинет и устремился в тронный зал. Ноги хотели бежать, но я сжал мышцы в камень, сохраняя твердый широкий шаг. Сердце стучало в горле, навеивая опасения и зарождая во мне хватающую душу надежду.

Тронный зал обрушил мне на голову глыбу разочарования. Череп свело досадой, и я еле поборол себя, чтобы не развернуться и не уйти прочь.

– Ваше Величество, – прощебетала графиня Беррит и присела в реверансе, придерживая подол фиолетового платья. Оно было строгим и однотонным – украшением ему был глубокий вырез, демонстрирующий пышную грудь.

Граф Беррит сдержанно поклонился. В отличие от жены, он выбрал пристойный наряд – шерстяной коричневый пиджак в светлую широкую полоску, темные брюки и лакированные туфли.

Я прошел мимо них, бросая беглый безразличный взгляд на десятерых защитников, стоящих за их спинами. На кожаных камзолах каждого была приколота брошь из черной стали – сова с рубинами вместо глаз.

Заняв трон и дождавшись, когда Каспар встанет рядом, я уронил на Беррит тяжелый выжидающий взгляд.

– У вас пять минут.

Графиня прижалась к боку мужа, изображая пугливую даму. Ее ресницы трепетали, слегка подрагивающая тонкая ручка убрала прядку пшеничных коротких волос за ухо, увешанное кольцами-концентраторами.

Граф Беррит подыграл ей и утешительно приобнял за талию.

– Четыре минуты.

Туманный потолок тронного зала распорола молния. За ней последовал гром моего раздражения.

Защитники едва заметно вздрогнули, а Беррит восхищенно вскинули головы на сверкающее закрытое небо. В маленьких круглых очках графа отражались бледные вспышки, освещая через прозрачные стекла серо-зеленые радужки. Он любовался творением своих предков и неспешно вел головой, охватывая взором весь потолок. Многочисленные стальные бусины в его длинных темно-русых волосах перекатывались, тускло бликовали.

– Нил, – шикнула графиня Беррит и дернула мужа за рукав пиджака.

– Три минуты.

– Ваше Величество, – опомнился Нил Беррит.

Его слова заставили мое лицо брезгливо скривиться.

– Господин, – сразу исправил себя сообразительный граф. – Не мне вам говорить о беде, свалившейся на Селенгар. Вам, как никому другому, известна кровожадность Бездны. И грядущая смена власти только усугубила образовавшуюся проблему.

– Проблему? – широко улыбнулся я. – У меня нет никаких проблем. Они есть только у вас.

Я смотрел, как Беррит старательно прячут свое раздражение, как искусно играют смирение, и наслаждался их унижением, ждал, когда они перейдут к главной части их прогибания под подошву моего сапога.

Каспар уловил мое настроение и неодобрительно фыркнул.

– Уиллис Агмунд отвернулся от своих графств. – Графиня Беррит взяла дело в свои руки, перестала претворяться изнеженным дворцовым цветком. – Наших сил не хватает для защиты своих земель. Твари выгрызают целые деревни и вытаптывают плодоносные поля. Господин, ваши предки давали отпор Бездне еще со времен Древних. Прошу, помогите нам.