Край Железной воли

Глаза Сэма стали похожи на два блюдца.

– Гончая, – прорычал Гилур. В густоте его длинных угольных волос защелкали холодные искорки. Гроза зазмеилась над смуглой кожей мужчины и начала щипать меня за нос колючим духом.

– Простите, что я это говорю. – Миаф расправился. – Но такое поведение не достойно мужчины. Нужно уметь признавать за собой вину, а не скидывать ее на другого, тем более на женщину.

Пока кипящий котелок Гилура не взорвался, я подхватила под руку Сэма. И я, он и курица поспешили скрыться в недрах дворца.

Кухня полнилась задорным бульканьем, шкворчанием и тихим мурлыканьем. Чан напевал бодрую песню и, бегая от сковородки к кастрюле, ломано пританцовывал.

– Добрый вечер, Чан.

Он ничуть не смутился и продолжил неуклюжие движения.

– Рад видеть вас, госпожа. Не споете со мной?

– Лучше вам этого не слышать. – Я протянула ему пернатую дочь Бездны. – Нашла в Яме.

– Какая прелестница! – Чан выхватил курицу и закружил ее в корявом вальсе, под свое тихое распевное мычание. – Тебе нужно имя.

– Не стоит. Ужину не нужно имя.

Чан застыл, прижимая к груди поразительно покорную пташку.

– Сделай, пожалуйста, из этой кудахталки пирог, – вежливо попросила и потерла исщипанную кожу.

– Сегодня на ужин кабанятина, а Хохлуша снесет тебе на завтрак яиц.

– Хохлуша? – выгнула бровь.

Чан не сдавался. Он только крепче обнял мой несостоявшийся ужин и попятился, собираясь, если придется, бежать.

– Ладно. Дарю.

Он готовить не станет, а никто другой не возьмется.

Мужичок радостно подпрыгнул и вылетел на улицу через скрипучую дверь. Вслед за ним зашел Гаас. Он опять гулял под цветочными арками, и его плащ напрочь пропитался приторно-медовым духом пыльцы.

– Хороший улов.

Я сняла с плеч отмеченный им мешок и бросила в руки защитника.

– Занесешь Пьере? – И тут же проскакала мимо него, желая воспользоваться запасным выходом и сбежать от ждущего меня в коридоре Сэма.

Вздохнув, Гаас молча пошел выполнять просьбу.

Прохлада цветочной крыши приятно укутала и обнежила спокойно-сладким ароматом. Подойдя к красно-бурой арке, пронизанной золотыми венами, я огляделась по сторонам, выискивая наличие злого Гилура.

И он был.

Ди-Горн стоял в крепкой стойке и, удерживая тетиву лука натянутой, целился по направлению к лесу.

Миаф метался ломанными линиями, оглядывался, стремясь скрыться от оскорбленного мужчины в тени деревьев. У его виска пролетела первая стрела. Вторая чиркнула по боку. Охота была в самом разгаре и, чую, закончится она не скоро.

– Так тому и быть, – тихо сдалась я и вернулась во дворец.

Лаборатория занимала добротную часть первого этажа, купалась в ярком вечернем свете и пыхтела кропотливой работой.

Эдит сидела в углу за своим личным столом. Девушка к нам и головы не повернула – все ее внимание досталось стальным гнутым трубочкам, кожаным мешочкам и тонким пружинам, создающим одну громоздкую кучу – изобретение.

Эдвард сидел у противоположной стены и делал ровно то же самое.

Беррит были как отражения друг друга: те же темно-русые короткие волосы с бусинами, те же раскосые серо-зеленые глаза, те же светло-голубые рубашки, то же занятие и одно и то же старательное пыхтение.

Хаклир и Сэм облюбовали себе всю левую часть просторного помещения. Если на стороне Беррит все было уложено по полочкам массивных шкафов без дверей, то у них напрочь отсутствовало какое-либо понятие порядка. На полу, то тут, то там, стояли деревянные коробки с непонятным мне барахлом. На полках нагло соседствовали травы и гнутые железяки, склянки и чугунные горшки под сталь, а целительские и артефакторские инструменты создавали одну острую кашу.

– Как вы здесь вообще что-то находите? – не сдержалась я, рассматривая жуткую кучу из посеревших бинтов и ржавой железной нити.

Хаклир не удивился моему появлению. Некромант взял с длинного железного стола пару листов пергамента и пишущий камень.

– Не будем терять времени и приступим.

Целый час Хаклир расспрашивал меня о том, как первый раз проявила себя магия; в подробностях вытягивал, как произошло слияние; что я ощущаю при использовании магии и как при этом ведет себя ядро. Еще час некромант пускал в меня свою тьму и не забывал записывать все узнанное, а Сэм в это время давал мне задания с использованием магии: то покружить иглами под потолком, то смять в ладони дюжину ложек и вилок.

Меня загрузили так, что я едва успевала отвечать и выполнять затребованное. Два часа меня мучали, исследовали, и не было в том ни толики места для моих мыслей, ни одного свободного мига для теплого стука амулета.

Я сюда еще вернусь.

– Резерв без особенностей.

Хаклир сидел над записями и задумчиво крутил кончик белой косы.

Сэм хмыкнул.

– Делая иглы для Дэл, я не думал, что у нее получится управлять сразу двадцатью, но она попросила еще десять в довесок. – Артефактор оперся поясницей на подоконник и ушел мыслями в пол. – А когда Эдвард сделал иглы-артефакты, то там мое понимание закончилось. Откуда столько магических частиц?

– Не забывайте: гончие превосходно концентрируют силу, – вставил Эдвард, не отрываясь от изобретения. – Резерв можно смело умножать на два, а то и на три.

– Да хоть на десять, это ничего не объясняет, тупица, – огрызнулась Эдит. От того яда, что она вложила в слова, захотелось скривиться. Даже жидкая сталь, кипящая рядом с ней на печке-артефакте, притихла.

Эдвард покорно проглотил слова сестры.

– Не объясняет. Также как и то, что Дэлла пережила иссушение ядра и самостоятельно восстановилась, – отметил некромант и ушел еще глубже в свои думы.

Победоносно задрав чуть вздернутый нос, Эдит взяла чугунный котелок кольчужными перчатками и вылила сталь в заготовленные формы из песка.

– Я пойду. – Я сделала все от меня зависящее и даже больше. Пусть они дальше думают без меня.

– Я с тобой. – Девушка торопливо стянула перчатки и отбросила их в спину Эдварда. И вновь он промолчал. – Работа подождет, а ужин по расписанию.

– Позже я занесу тебе мазь и восстановитель, – лениво протянул слова Хаклир, удерживая взгляд на моей исщипанной руке.

Сферы бледно освещали просторный коридор, любовались своим отражением в темных стеклах окон. Лакированные дощечки едва слышно потрескивали под нашими ногами, и их треск заглушали басистые голоса из столовой. Я цеплялась за эти живые звуки, стараясь оттянуть наступление еще одной беспокойной ночи.

Может, вернуться в лабораторию и дать им замучить меня до смерти?

– Я рада, что ты согласилась на изучение дара. – Беррит подняла голову к потолку, рассматривая редкие лиственные ветви. – Нельзя жить с даром, не понимая его сути. И я склоняюсь к предположению Эдварда. Скорее всего, благодаря высокой способности к концентрации, твое ядро плотно набивает резерв, а учитывая, что твой дар древний, то его резерв сам по себе внушительный.

– Зачем же ты тогда отвергла его предположение? – без интереса спросила я. Я бы могла дойти до столовой и в тишине, но если она так хочет поболтать, то пусть говорит.

– Из вредности. – Эдит состроила злобную гримасу. – Я уже давно его простила, но хочется, чтобы он помучился чуть подольше.

– Так просто?

Эдвард предал ее, нас – отправил на подготовленную им бойню. После кровавого бала мы долго приходили в себя, и Эдит – не исключение. Она отвернулась от всего, что ей напоминало о брате. Беррит даже бросила компанию «Высшего света» и стала общаться с нами – безродными. Артефакторша похоронила брата вместе со своей прежней жизнью. Как она смогла простить подобное, забыть? Я больше не испытывала по отношению к Эдварду неприязни – я вообще мало что испытывала, но он никогда и не был мне близким человеком, а вот когда предают любимые – это не забывается…

– Он мой брат, Дэлла, – легко ответила Эдит. – Все мы совершаем ошибки и нужно уметь давать людям второй шанс. Особенно тем, кто нас любит.

– Кто нас любит, – тихо повторила я и остановилась на пороге столовой. – Меня больше никто не любит.

Последние слова я сказала шепотом, таким, что едва сама его слышала, но по затылку они ударили оглушительным криком.

Эдит ловко проскочила мимо меня и заняла место между Гаасом и Паулем.

Я облюбовала местечко в дальнем углу стола, рядом с Герионом. Там меня уже ждала тарелка с горкой тушеного мяса и приветливая улыбка Агмунда.

Ужин проходил напряженно.

Ди-Горн сидел напротив и агрессивно жевал, не спуская с сына Уиллиса желтого заживо жрущего взгляда. Мне тоже досталась пара янтарных укусов, но выродок Уиллиса Гилура интересовал больше, чем утратившая совесть девчонка.

Герион благоразумно не замечал его ненависти: лениво ковырялся в тарелке, следил за полнотой своего кубка и фыркал на Размара, пытающегося вывести меня на пустой разговор.

Все старания новообретенного отца шли прахом. Я молчала, бесцветно терла мясо зубами.

– Не трать силы, отец. Ей плевать, – остановил жалкие попытки Размара Пауль и отвернулся к окну, возвращаясь в позу обиженного брата. И надо отметить, она ему шла: серые отстраненные глаза смотрели сквозь черноту окна, белокурые кудрявые волосы с прожилками золотых прядей трагично ловили бледный свет сфер, а светлая рубашка подчеркивала его фарфоровую кожу, стойко сдерживающую злость, рвущуюся ко мне.

Размар внял словам сына и завел тихую беседу с лордом Гаасом, но и там его ждало разочарование. Защитник отличался от меня только тем, что на прямые вопросы глухо хмыкал, а не изображал бездушную статую. Однако пользы от этого было ровно столько же, сколько и от холодного камня.

Эдит, чувствуя тяжесть обстановки, быстро проглотила свою порцию и испарилась, промычав что-то про неоконченную работу.

Я отодвинула от себя тарелку с месивом из овощей и мяса и хотела уйти вслед за Беррит, но Гилур расколол столовую басом:

– Сядь. Нам надо кое-что обсудить.

Села, но промолчать не могла:

– Я не стану принимать участие в возвращении Лунуину трона. Во-первых, меня это не касается. Во-вторых, я сполна вернула вам долг, залив улицы Тирриона кровью ваших недругов – и продолжаю их ловить у гор. В-третьих, у меня полно дел и без вас. Найдите себе другого палача.

– Палача? – возмутился Размар. – Мы не караем, а освобождаем.

Откровенная ложь.

– Заботились бы о людях, то давно бы уже закрыли Бездну, – повторила я слова Бенира. Он был уродом, но был прав, частично.

– Мы выбрали такой путь не потому, что так захотели, а потому, что другого не было и не будет. Агмунд и носа не высовывает из Тирриона – он прикрывается людьми, как живым щитом.

– Тебе лучше уйти, – бросил Гаас Гериону.

– Я останусь, – отрезал Агмунд и откинулся на спинку стула, крепко прирастая к нему и кидая мне быстрый скрытный взгляд: Герион переместит меня сразу, как только я попрошу.

– Даже не думай, выродок, – пресек его мысли Ди-Горн.

Герион пропустил оскорбление мимо себя. Подобное обращение к нему от Гилура стало обыденностью. Может, он верил, что отец, утративший сына по вине Агмунда, имеет право злиться на него? А может, так же как и я, потерял интерес к миру и живущим в нем людям? Я, опять же, не спрашивала его об этом.

Меня это не касалось.

– Ближе к делу, – не без раздражения поторопила я задержавших меня членов «совета Лунуина». – Я не намерена сидеть здесь с вами всю ночь.

Гилур пронзил воздух незримым треском грозы и вздохнул, находя в себе смирение.

– Вчера во дворце состоялась «долгожданная» свадьба. Сестра Бенира стала полноправной королевой. Город по-прежнему закрыт, и, как сказал Размар, они окружили себя живым щитом. Нам остается только ждать, когда Бенир перейдет к главной части своего плана и избавится от сыгранной карты.

Гилур сделал паузу и посмотрел на Гериона. Агмунд стойко выдержал слова о скорой смерти отца, и только я видела, как его пальцы сминают ткань брюк.

– Когда Селин станет единственной правительницей, мы начнем сборы на взятие Тирриона. Народ легко перенесет потерю новой королевы и с распростертыми объятиями встретит Истинного правителя, – всплеск кислой магии Пауля вцепился в корень языка, и я торопливо сглотнула его, – а после закрытия Бездны вовсе забудет об Агмундах, как о страшном сне.

– Чтобы не терять времени в ожидании, нам следует подготовиться к закрытию Бездны. – Пауль, все так же не смотря на меня, говорил в сторону окон. – Гилур построил семь кораблей, и они давно ждут нас в крае Железной воли, но есть одно НО – Винсент. Говорить ему прямо о назначении кораблей не стоит, уверен, он уже и сам догадался об их предназначении, однако провоцировать его лучше не надо. Винсент ясно дал понять, что намерен помочь Бездне поглотить Селенгар.

Гилур осуждающе скривил тонкие губы и дергано почесал длинноволосый затылок, но беспокойство за сына мелькнуло в его глазах.

– Отплывать к Бездне из края Железной воли – он нам не позволит, – подхватил Размар. – В Селенгаре только два порта у Ди-Горнов и у Лофгран. Других, пригодных к отплытию берегов, в королевстве нет.

Герион звонко расхохотался, привлекая всеобщее внимание.

– Касия вас и на порог своего дворца не пустит. Лофгран не станет предавать Уиллиса и рисковать разросшейся властью. Тем более что это он дал ей большую ее часть.

– Может и так, но у нас нет выбора, – влился в обсуждение Гаас. – Ее мы еще можем умаслить, а вот с Винсентом так не получится. Как только мы решим вопрос с портом, то предложим ему единственное, в чем он нуждается – мерцающую пыль. На нее мы выкупим у него корабли и уйдем на них в графство Лофгран.

– Мерцающую пыль? – переспросила я высоким голосом. Прочистила горло. – Сколько бочек вы хотите ему предложить?

– Жалко? У тебя ее обозами вывозить можно, – усмехнулся Гилур. Заметив мои округлившиеся глаза, он утратил веселость и настороженно ответил на заданный вопрос: – У края Железной воли всего в достатке: и оружия, и артефактов. Я хорошо снабдил его всем необходимым. Трех бочек Винсенту хватит на полгода непредвиденных нужд, но мы предложим больше – по одной бочке за корабль.

– Трех бочек?! – пропищала я.

Пальцы рук и ног онемели. Я облажалась. Очень-очень сильно облажалась.

– Госпожа! – В столовую влетела сияющая от счастья завхоз. – Кто-то оставил у туннеля десять телег, доверху заполненных рудой!

Все за столом медленно повернули ко мне головы. Даже игнорирующий мое существование Пауль соизволил одарить меня распарывающим душу взглядом.

Я виновато натянула губы и схватила Гериона за руку.

– Забери меня отсюда.

Гилур вскинул кисть. Молния разрезала воздух треском и мгновенно вышибла из Гериона сознание. Белый свет за спиной Агмунда угас, не успев появиться.

– Откуда руда, Дэлла? – опасливо спросил Гаас. Он не хотел знать ответ.

Пьера сгорбила широкие плечи и, пряча от меня глаза, скрылась так же быстро, как и появилась.

Сжимая бессильную ладонь Гериона, я замерла и не двигалась, как если бы они могли принять меня за камень и отстать.

– Ради Великой, скажи, что к тебе сватается Беррит, – взмолился Пауль.

– Граф Беррит бы не дал сыну-предателю столько руды. Это не Эдвард, – оборвал его надежду Гаас.

Размар поставил локти на стол и упал лицом в ладони.

– Что ж ты наделала, Дэлла?

– Курочка была задатком? – сощурился Ди-Горн и поджал улыбку.

– Это не смешно, Гилур. – Пауль сурово свел брови. Его глубокие серые глаза потемнели, а курносый нос раздулся. – Пыль была единственным, что мы могли ему предложить. Ты специально это сделала!

– Что?! – Я выпустила расслабленную руку Гериона, вскочила на ноги. – Да я только и делаю, что гоняю от пыли стервятников! Он бы все равно ее украл, а так у нас хотя бы будет оружие. Между прочим, вам оно тоже пригодится!

– Такие вещи надо обсуждать! – Пауль ударил кулаком по столу. Волна сочно кислой силы окатила меня и густо заполнила столовую. – Мы потомки Лунуина и Мэрит. Мы должны делать все вместе. На наших плечах огромная ответственность, и в нас нет места личным желаниям.

– Я не просила об этой ответственности! – Голос сорвался. Сердце часто задолбило о ребра, обкалывая нутро на каждый стук. – И перестань талдычить о великой цели! Это ты благословение Великой Прародительницы – потомок последнего Лунуина, а я результат ошибки – неудавшийся опыт Себастьяна! Все, что я могу, – это убивать. В других делах от меня нет пользы. К чему бы я не прикоснулась, все обращается прахом!

Великая не шутила надо мной: я просто не была ее творением. Я вообще не должна была рождаться, поэтому мир меня и не принимает – отвергает как занозу, а я все сижу в разбухшей плоти и никак не уйду. Мясо вокруг меня воспаляется, обтекает гноем и отравляет мою жизнь.

Я сорвалась и понеслась прочь. Миновав коридор и кухню, вылетела на улицу и не знала, куда дальше идти. Никто не мог дать мне утешения. Вокруг столько людей, но их жалостливые слова не принесут мне успокоения. Тот, кто мог меня понять, больше не хочет иметь со мной ничего общего.

Пробежав по погруженному в темноту маковому полю, я забралась в терновые кусты и, свернувшись калачиком на иголках, достала из кармана янтарные бусы.

Тихий лес молчал. Я сливалась с этой тишиной и всей душой желала, чтобы от меня отстали – дали мне дожить мою жалкую жизнь в спокойствии.

В ночи раздались шелестящие шаги, следом – треск веток и болезненное шипение.

Размар бросил на терновник злой прищур, отряхнул темно-зеленый пиджак и сел рядом.

– Как вы узнали, что я здесь?

Я крепче сжала бусы в кулаке, присела и отодвинулась подальше от незваного гостя.

– Все знают. Ты в маках уже тропинку вытоптала. И, к слову, Гилур ворует у тебя клюкву, но я тебе этого не говорил.

Я тихо фыркнула, изображая подобие смеха.

– Ты ничего не должна Селенгару, и я не дам им больше втягивать тебя в эти разговоры. Но ты не права в одном – ты не ошибка, а плод очень сильной любви, Дэлла. – Размар недолго помолчал, собираясь с мыслями. – Хирона была всем для меня, и я знал, что она разделяет мои чувства. Она так сильно меня любила, что уехала в чужой для нее край, лишь бы я не видел, как она умирает. И я бы сделал для нее то же самое. Лучше жить надеждой, что твой близкий жив, чем оплакивать его пепел.

Я слушала тихий голос Размара, и слова его влетали в одно ухо, чтобы тут же вылететь из другого. Но что-то они во мне все же цепляли.

– Я не знал о беременности Хироны, но, узнав о причастности Себастьяна к ее пропаже, все понял, однако надежду на ее здоровую жизнь не терял. Я продолжал искать и вынашивал в себе злость. План отмещения Кэннуру долго зрел в моей голове, а когда в Пауле проснулся дар, я не раздумывая связался с Гилуром. Мы оба желали расплаты и сразу приступили от слова к делу. Шло время, и наша месть начинала приобретать глубокий смысл – спасение Селенгара. Ни ты, ни Пауль не обязаны участвовать в нашей извращенной мести.

Размар потянулся к моему плечу, но так и не коснулся его; сделал вид, будто достает из кармана пиджака сигару. Та была уже смята – видно, курили, да и скрутили ее явно неумелые руки.

Говорить советник продолжил спустя пару-тройку глубоких затяжек.

– Если бы Хирона могла, она бы отходила меня палкой. Ведь я позволил нашей дочери думать, что она ошибка.

– Так бы и было, – посмеялась я, сама не заметив, как расслабилась и даже самую малось радуюсь приходу Размара.

Он ответил мне сдержанной улыбкой.

– Поступай так, как считаешь правильным, Дэлла. Что бы ты не думала о себе, люди вокруг видят истину. И она намного приятнее, чем тебе кажется. Да и мир не такой уж и гадкий – он равнодушный. Он такой, каким его видят твои глаза.

– Мои глаза? – Улыбка покинула губы. – Неси в мир свет, тьмы в нем и так достаточно, – повторила я одно из излюбленных наставлений Хироны. – Спасибо. Думаю, мне нужно было это услышать.

Я была благодарна Размару, по-настоящему: он напомнил мне о былом лучике света в моей жизни – маме. Она сияла так ярко, что ее тепло порой пробивается сквозь годы. Света больше нет – мир его сожрал, – но память о нем осталась.

А жрал ли ее мир? Она любила Размара, видела умирающую Азуну, мать Пауля, и знала, чем может закончиться ее неосторожность. То было ее решение. В ее смерти виновата она сама…

– И все же я ужасный человек, Размар.

Я встала и оставила его в терновых кустах одного – он не задерживал. Сегодня стена между нами чуть истончилась, но доверять ему я не спешила. Размар – расчетливый и излишне целеустремленный человек. Стоит об этом помнить, когда он подкрадется ко мне с очередной просьбой.

В том, что она будет, я не сомневалась.

Глава 6

– Осторожно! – крикнул Роб и упал плашмя на живот, скрываясь в высокой траве.

Стайки птиц вспорхнули, покидая лесную тень, и полетели над Тихим лесом, наполненным эхом от взрыва.

Я проводила испуганных пернатых взглядом, пряча глаза от солнца ладонью. Жаркие лучи припекали разрытую иглами-артефактами полянку и выжигали взгляд.

– Давай еще! – Шестилетняя девочка радостно запрыгала с курицей в руках.

Хохлуша качала головой в такт ее прыжкам и ошарашено пучила глаза. Кудахталку настигла кара пострашнее любого пирога: Чан отдал ее своей дочери, а дети, как известно, любят от всего сердца и со всей силы.

– Тебе брата не жалко?

Роб отряхнул черные короткие волосы от земли и приказал цепям вернуться под светлую рубашку. Стальные змеи в его руках начали медленно ползти к груди хозяина, закручиваясь вокруг мощного торса.

Девчушка робко улыбнулась и невинно хлопнула зелеными глазищами. Ее темные, как ночь, волосы были заплетены в две милые косички с вкраплением каменных бусин – Маргаритка сохранила мой подарок. Образ самого покладистого и добросердечного ребенка завершало легкое бежевое платьице, доходящее до голенищ потрепанных сапог.

Роб от вида сестры растаял и не стал больше упрекать ее за желание посмотреть, как брата рвут живые иглы.

– Януш, ты следующий. – Хаклир развеял тени, защищающие его от последствий наших атак. – Януш.

– Я что-то нехорошо себя чувствую.

Огневик придвинулся к дремлющему у ствола сосны Гериону, ища то ли поддержки, то ли сливаясь с его недвижимым умиротворением.

Агмунд приоткрыл один глаз и, оторвав затылок от коры, выгнул бровь на прижавшегося к нему Януша.

Кучерявый защитник ничуть не смутился близости.

– Как тебя вообще в защитники взяли? – скривился Герион и исчез во вспышке света. Через секунду он появился в центре поля, раскинув руки и широко улыбаясь. – Я весь твой.

Я махнула взглядом по его стройной фигуре, облаченной в легкую молочную рубашку и серые брюки. У него не было с собой ни оружия, ни артефактов.

– Ты не знаешь, во что ввязываешься, Герион. – Роб подошел к сестре и сел возле нее на траву. Почесав пальцами пестро-коричневую спинку кудахталки, он добавил: – Януш не просто так отказывается вставать с гончей в спарринг. Пару дней назад Хаклир пришивал ему палец.

– Пустяк – не страшнее царапины, – отмахнулся некромант и, подойдя ко мне, положил руку между лопаток. Сквозняк закрутился вокруг позвоночника и потянулся к ядру.

– Быстрее, – прохрипела я. Вонь черной магии забила нос, а присутствие в нутре теней вызывало стойкую тошноту.

– Пустяк?! – опомнился Януш. – Мне палец оторвало!

– Сейчас же он на месте. – Хаклир собрал тени и отнял от меня руку. – Ядро почти опустело. Продолжаем.

Герион достал из кармана шнурок и собрал гриву золотых волос в расслабленный низкий хвост. Он не был похож на того, кто переживает за потерю пальцев; его лисьи глаза улыбались, а лицо сияло в расслабленном довольстве.

Бывший принц имел крепкое телосложение, но я никогда не видела его упражняющимся. Все свое свободное время он либо спал, либо обнимался с бутылкой, либо перечитывал немногочисленные книги в библиотеке. Гены дали ему не только благородный лик, но и хорошо слаженное тело, не требующее тренировок. Но одного они дать ему не могли – боевых навыков, и я не стану его калечить.

– Мне не обязательно вступать в бой. Я могу использовать иглы-артефакты и так.

– Нет, – отрезал Хаклир, вставая рядом с Маргариткой. Она топталась на месте в ожидании нового спарринга и нетерпеливо трепала перышки Хохлуши. – Нам нужно воссоздать условия боя. Только так ядро позволит тебе выкачать весь резерв.

– Мне не нравится то, что вы затеяли, – начал Герион. – Но я все равно предлагаю тебе помощь. И зря ты сомневаешься в моих способностях. Я выйду победителем.

Роб и Януш взорвались гоготом. Даже Маргаритка и кудахталка издали пару хихикающих звуков.

Я вымученно посмотрела на Хаклира.

– Я подлатаю его, – успокоил некромант. – Начинай.

Все иглы, кроме одной иглы-артефакта, вернулись в перевязи. Оставшееся жало лениво разрезало воздух и полетело в Гериона.