Последний Хольсунг

Вот тут я всё проклял! Мы шли по самой середине болотной топи, стараясь не отвлекаться на комаров, так-как делать в таком месте резкие движения крайне опасно. Но ведь скользящих над поверхностью воды фантомов это не касается! Они-то могут двигаться в любом направлении с такой же скоростью, как над твёрдой землёй. Как в такой обстановке прикажете обороняться, если ко всему прочему у вас заняты руки? Я уж молчу, что моя левая сейчас не годилась ни для обороны от фантомов, ни для того чтобы держать багаж.

Тем не менее, я достал свой тесак, а серебряный кинжал зажал в зубах. Сигурд тоже вытащил клинок, прихватив левой рукой покрепче ножки Мяуки. В этот момент со стороны берега, к которому мы шли, грохнул выстрел, и рядом с Сигурдом по воде ударила пуля. Я, как мог, вгляделся в этот берег и увидел несколько голов, мелькнувших в кустах. Значит, нас всё-таки выследили! Это было полное и явное поражение – сейчас нас расстреляют прямо здесь, и остаётся надеяться, что это случится раньше, чем до нас доберутся фантомы…

Как бы в подтверждение моих слов о воду прямо между нами ударила ещё одна пуля. По дороге она задела фантом, который приготовился к атаке, и я пожалел, что она не попала в его энергетический центр. Оказалось, что пожалел я об этом напрасно! Простреленный фантом, похоже, обиделся – он помешкал немного, потом повернулся к нам спиной и устремился туда, откуда был сделан выстрел.

Увидев такое, наши преследователи забыли про нас и переключились на атакующую нежить! Над болотом загрохотали револьверные выстрелы. Я так понял, что винтовка у наших врагов только одна, а опытных стрелков и вовсе нет. Несколько пуль задело другие фантомы, и они тоже заскользили к берегу. Я понял, что это наш шанс!

– Возвращаемся! – сказал я Сигурду негромко, но так, чтобы он услышал.

И мы повернули назад. Ещё до того, как мы достигли берега, с которого недавно вошли в болото, до нас долетели истошные крики, треск кустов и хрипы умирающих. Фантомы, если их много, это страшный и почти непобедимый противник для тех, кто не умеет им противостоять.

На берег мы вылезли измотанные, мокрые с головы до ног от болотной воды и от собственного пота. Надо было убираться отсюда, но сил не было, поэтому мы некоторое время лежали, как брёвна и отдувались, как вылезшие на берег моржи. Я имею в виду нас с Сигурдом. Мяуки, путешествовавшая с комфортом была полна сил и резвости, а потому она не стала терять времени с нами, а направилась к ближайшим кустам с ягодами.

Вдруг Сигурд слабо вскрикнул и потянулся к оружию. Я обернулся и увидел фантом, который направлялся к нему со стороны болота, и был уже совсем близко! Моя рука метнулась к кинжалу, не нашла его, (он почему-то оказался воткнутым в землю рядом со мной), потом схватилась за тесак, который застрял в разбухших от воды ножнах…

– Ми-и-яу-ау! Ф-ха-шш! – раздался отчаянный вопль, и через меня прыгнула большая розовая кошка, одетая во что-то напоминающее плащ крестоносца.

Я даже не сразу узнал в этом разъярённом существе Мяуки! Она приземлилась на четвереньки между фантомом и Сигурдом, и яростно зашипела! Фантом отступил на шаг. Мяуки зашипела громче, закончив боевой клич руладой с подвывом. Фантом попятился! Тогда юная самочка коттеров прижала уши, выгнула спину, развернувшись к противнику боком и пошла в наступление на напряжённых лапках, готовая прыгнуть в любую секунду! Фантом скользнул в болото и исчез, будто его развеяли… Мяуки застыла на берегу, пристально вглядываясь в поверхность воды.

– Мяуки? – позвал Сигурд, но девочка не двинулась с места.

Тогда он поднялся на колени и протянул к ней руку. Я не успел его остановить. Кошка смотрела в другую сторону, и уловила его движение каким-то сверх чувством. Её реакция была мгновенной – она перевернулась на спину и нанесла молниеносный удар выпущенными на всю длину когтями! Сигурд отдёрнул руку и с удивлением уставился на четыре глубоких пореза, из которых тут же брызнула кровь.

На Мяуки больно было смотреть. Ярость в её глазах сменилась изумлением, (их зрачки стали широкими, как это бывает у близоруких людей), а потом их буквально затопил ужас! Она с горестным плачем, (совершенно человеческим), бросилась к своему другу, и, то принималась ласкаться, то начинала зализывать его раны, то заходилась в самой бесполезной истерике самобичевания.

Сигурд хотел было её остановить, но я сказал, чтобы он этого не делал, ведь коготки Мяуки не блистали чистотой, а в слюне коттеров содержится сильный антисептик, как раз то, что нужно в таких случаях.

События, случившиеся на болоте, нельзя было назвать победой или поражением. Скорее, это было несусветное везение, улыбка Фортуны, которую лишний раз искушать не рекомендуется.

Мы шли в молчании, и я решил потратить это время на обдумывание ситуации. По здравому рассуждению, мы должны убраться туда, откуда пришли или залечь в буреломе. У наших врагов нет собак, а без них найти что-либо в хаосе поваленных деревьев почти невозможно. Но это блуждание среди поваленного леса могло длиться вечно. Надо было двигаться дальше, туда, куда нас хотели не пустить.

По всему по этому, я принял решение пойти по тому пути, от которого первоначально отказался, а именно – через город. Врядли кто-либо из бандитов выжил после столкновения с фантомами. А если и выжил, то, конечно, не захочет с нами встречаться, пока перевес снова не окажется на их стороне. Наверно, если бы мы сразу пошли в город, то были бы сейчас мертвы, но теперь можно было рискнуть. М-м, с предварительной разведкой.

– Неужели в том болоте так много утопленников? – вдруг спросил Сигурд, да так неожиданно, что я невольно вздрогнул.

– Там на дне лежит вражеская армия, – ответил я. – Мой предок, который был генералом в армии твоего предка, лет двести тому назад загнал туда пяти или десятитысячное войско наёмников, пришедших разорять этот край.

– И они все утонули?

– Не все, но многие. Больше половины.

– Выходит, мы шли по их костям?

– Мы и сейчас идём по чьим-то костям.

Сигурд остановился и посмотрел себе под ноги, но ничего не увидел, кроме сильно заросшей травой дороги.

– Да, это так, хоть люди об этом редко задумываются, – продолжил я свои рассуждения. – До нас на Земле жило много людей. И не только людей, а самых разных существ, среди которых были такие, что не уступали людям по уму и развитию, а некоторые даже превосходили нас. Я не говорю о животных, которых было великое множество. Они рождались, проживали положенный срок и умирали, а потом становились землёй. Так что мы всё время ходим по тому, что было чьей-то плотью.

– Бр-р! Никогда не думал об этом. Теперь мне как-то даже неудобно наступать на землю!

– Не переживай по этому поводу. Так устроен мир – мёртвые тела становятся землёй и питают растения, растения питают животных и людей, животные питают других животных и людей. Еда, это то, из чего наши тела строят себя в течение всей нашей жизни. То, что не годится в пищу, оседает, и мы ходим по этой субстанции, называя её землёй, почвой или просто грязью. Но и её ждёт перерождение, которое может длиться множество лет, веков или даже эпох. И тогда то, что сейчас считается прахом, станет тем, что питает живую плоть и самой этой плотью, чтобы снова превратиться в прах и продолжить движение по кругу. Таким образом, то, что было когда-то кем-то, чьими-то телами, находится не только под нами, но и вокруг нас, и внутри нас. Наступит наш срок, и мы тоже ляжем в эту землю и станем ею. Тогда всё повторится, и то, что сейчас является нами, снова будет кем-то.

– Но ведь нас самих при этом не будет? – проговорил Сигурд с печальной улыбкой.

– Человек, это не только тело, – продолжил я свои рассуждения. – Это ещё и душа, и разум, что далеко не одно и то же, и многое другое, чего люди сами о себе не знают. Поэтому, говорить о том, что нас не будет, когда умрут и распадутся наши тела, несколько опрометчиво.

– Мой дедушка говорил, что всё это чушь, и вместе с телом умирает всё, чем был человек при жизни, – не слишком уверенно заявил Сигурд.

– Ты видел фантомы на кладбище и на болоте? – спросил я.

– Ещё бы! – воскликнул мальчик.

– Вот видишь, ты уже был свидетелем того, что человек не умирает вместе с телом.

– Но что же они такое?

– Вся дрянь, которая сопровождает нас всю жизнь – ненависть, злоба, обида, или скорее всё это вместе взятое. Жизнь людей ставших такими вот призраками была отвратительна и ужасна, а смерть ещё хуже. Не удивительно, что теперь, когда было произнесено слово пробуждения, то первым делом пробудилась самая кошмарная сторона их сущностей.

– Слово пробуждения?

Нда, сболтнул я лишнего! Ладно, рано или поздно пришлось бы объяснить товарищу по несчастьям, всё как есть, но пока это делать просто некогда.

– Я всё расскажу тебе, обещаю, – заверил я его. – А сейчас мне придётся оставить вас в укромном месте, и сходить посмотреть, что ожидает нас там в городе.

Мы и в самом деле подошли к городу. Немного пораскинув мозгами, я спрятал детей в бурелом, оставил им все припасы, и, взяв только оружие, отправился на разведку. Конечно, я не вошёл в главные ворота, которые в этом городе были, несмотря на отсутствие стен.

Свернув заранее в сторону, я перемахнул через невысокую изгородь аккуратного пригородного особняка и оказался в заброшенном садике, где росло несколько яблонь-скороспелок, увешанных успевшими созреть плодами. Я отметил это место, как потенциальный источник продовольствия и двинулся перебежками от куста к кусту, стараясь делать как можно меньше шума. Таким манером я миновал несколько совсем узеньких улочек, вид у которых был совершенно безжизненный, как и у домов, стоявших вокруг. Потом пришлось выйти на улицу побольше, но на моё счастье она с двух сторон была усажена кустами, отделявшими мостовую от тротуаров. Эти кусты за годы отсутствия людей разрослись так, что я мог пройти за ними, не пригибаясь, и остаться незамеченным. Вот только с какой стороны ждать опасности?

Однако и эта улица была пустынна. Я помнил, что она приведёт меня к единственной городской площади, где нет никаких кустов, а стоит на постаменте изваяние старого графа Котека в латах с мечом и щитом в руках. Ну, да, того самого, который загнал вражескую армию в болото и спас город, стоявший на этом месте уже в те времена.

Подойдя к площади, я понял, что бандиты в городе были – две витрины магазинов, выходящих фасадами на площадь, были разбиты, двери в трактир распахнуты настежь, а на руке моего предка, сжимающей рукоять меча, висело какое-то тряпьё. Так, теперь надо выяснить, не остался ли кто из этих убийц в городе.

Рассудив, что, если они здесь, то искать их следует, скорее всего, в кабаке, чем в церкви или в школе, я прошёл со стороны дворов и вынырнул из переулка больше похожего на щель между домами точно у здания городского трактира. На моё счастье окон в этот переулок не выходило. Подкравшись к двери, я понял, что не ошибся – внутри раздавались голоса. Тогда, молясь, чтобы ни одна половица не скрипнула, я потихоньку вошёл внутрь.

Хорошо, что здесь имелась небольшая прихожая с гардеробной комнатой, скамеечками, покрытыми бархатом и большим зеркалом, которое оказалось разбитым. (Не иначе, как кому-то из мерзавцев не понравилась собственная рожа!) Такая обстановка напоминала скорее вход в театр, чем в питейное заведение. Впрочем, этот трактир, хоть и не носил звание ресторана, имел свою крохотную сцену, на которой по вечерам давались увеселительные представления.

Помнится, в дни моей молодости здесь пела очаровательная девушка, от одного только голоса, которой моя душа замирала, а сердце начинало трепетать, как пойманная птичка! То, что она самочка коттер, знал только я…

Сейчас разбитое зеркало сослужило мне службу – я подобрал осколок, напоминающий изогнутый кинжал, взял его за тонкую часть, а ту, что была пошире аккуратно просунул через приоткрытую дверь, ведущую в главный зал. Отсюда и голоса слышались отчётливей. Сейчас я чувствовал себя Джимом Хокинсом, проникшим на захваченный пиратами корабль. Вот только я был почти на три десятка лет старше юнги Джима, и на боку у меня висел абордажный кортик, просившийся в дело.

Итак, я увидел, что в полутёмном зале, неподалёку от окна, единственно свободного от ставней, сидят за столом два типа, и в точности, как в случае с Джимом, играют в кости. Но в отличие от той давнишней истории, эти бандиты не ссорились, несмотря на то, что перед ними стояла бутылка с ромом или с чем-то в этом роде. Похоже, что играли они чисто машинально, не слишком переживая за успех. Причина такого поведения стала ясна из разговора, который мне довелось подслушать.

– Когда же они вернутся? – говорил один из них, тощий со впалыми щеками и неровным ёжиком на голове. – У меня от этих мест морозные мураши по коже бегают! Нечисто здесь, помяни моё слово – нечисто!

– Уймись, Том! – ответил ему второй, добродушный на вид лысеющий толстяк с красными щеками и таким же красным носом, полная противоположность первого. – Тебе приказано ждать, вот и жди. Обед ведь готов?

– Готов-то он готов, но если ещё с час-полтора никто не явится, то всё к чертям простынет! А мне сдаётся, что никто уже не явится…

– Ну, ты ж вот паникёр!

– Ты выстрелы слышал?

– Слышал, а что?

– А то, что отсюда до болота, где засада, минут десять хода, а наших вон уже скока времени нет!

– Да не кипишись ты! Лучше вот, отхлебни ещё – полегчает. А нет их от того, что хозяин приказал доставить ему доказательства, что мальчишка, лорд этот, помер. Вот они, небось его трупешник из болота и вылавливают!

– Добро, ежели так! Хуже, когда их самих на болоте замочили…

– Что, всю дюжину? И главное – кто? График этот, что ли местный? Ну, да, конечно! Особенно, стоя в болоте по уши. Атаман у нас не дурак, вишь, как всё просчитал! И то скумекал, что они сюда не сунутся, и то, что скорее через болото пойдут, чем через бурелом полезут. Он голова у нас и храбрый, не в пример тебе. Ты лучше подумай, куда пацана дохлого деть, пока обедать будем? На улице оставить неудобно, ведь благородных всё-таки кровей покойничек. Здесь мертвяку тоже делать нечего. Хоть народ у нас и ушлый, можно даже сказать – не брезгливый, но покушать любят в чистоте и комфорте, чтобы ничего, значит, аппетит не портило.

А, в погреб его сунуть, и дело с концом! Тута хороший погреб есть, большой. И мальчишка в ём поместится и граф энтот.

– А граф-то кому здесь нужен? Болото его могила и всё тут! Там его и оставят

– А ведь ты голова, Гавр! Там его и оставят!

И тощий загоготал, видимо найдя эту мысль очень забавной. Толстяк тоже решил, что это смешно, и захихикал вслед за долговязым с тоненьким поросячьим привизгом. Из их разговора я понял следующее – они пришли сюда именно, чтобы убить нас – компромиссов не допускается, приговор подписан; в городе бандитов только двое, остальные выполняют «заказ» на болоте; из тех, что отправились на болото, скорее всего никто не выжил, так-как до него и в самом деле недалеко; про Мяуки никто не знает, так-как о ней не было сказано ни слова. Значит, нас не выследили, а высчитали. Интересно, как им это удалось?

Я понял, что неплохо бы взять этих двоих в плен, во-первых, чтобы вытрясти из них кое-какую информацию, а, во-вторых, чтобы иметь про запас двух свидетелей, которых можно было бы использовать в случае, если придётся доказывать сам факт травли наследника Хольсунгов бандой наёмных убийц, с целью покушения на его жизнь. Однако судьба распорядилась по-своему.

Пока я изображал из себя разведчика племени апачей, за моей спиной с грохотом обрушился кусок зеркала, до этого момента всё ещё державшийся в раме. Бандиты переглянулись и выхватили оружие. Что у них было дальше, я не видел, так-как убрал руку с осколком зеркала и отступил на шаг. Возможно, я бы сбежал под угрозой двух стволов. Может быть, получил бы пулю, будучи превосходной мишенью на пустынной площади, но удача, о которой говорил доктор, решила улыбнуться мне и на этот раз.

Тощий бандит, праздновавший труса по поводу отсутствия большей части банды, сейчас проявил храбрость. Буквально через секунду он появился в дверях, от которых я отпрянул, с перекошенной рожей и громадным револьвером в руке. У меня мелькнула мысль, что он похож на пирата из детской книжки – он даже носил тельняшку, и голова была повязана линялым платком. А ещё у него были именно такие глаза опытного выпивохи, щербатый оскал, щетина с проплешинами на морщинистом подбородке. Эти размышления, длившиеся десятую долю секунды, прервал выстрел! Что-то яростно-горячее пронеслось мимо моего левого уха, и меня толкнула в щёку ударная волна от пролетевшей пули. Следующего выстрела мои руки ждать не стали, и сделали всё раньше, чем голова оправилась от шока. Левая, превращённая в дубинку, хлёстко врезала по руке бандита с зажатым револьвером, и его оружие отлетело в сторону. Правая взмахнула осколком зеркала, как мачете, и из рассечённого тощего горла хлынул поток тёмной крови! Бандит схватился за кадык обеими руками, забулькал, упал на колени, а потом скорчился на полу, сотрясаемый предсмертными конвульсиями.

В тот же миг на дверь со стороны зала обрушился град пуль, выбивающий из полуоткрытых дверей щепы и целые доски. Я перекатился через тело убитого «пирата» и завладел его револьвером. У толстого негодяя, по-видимому, был автоматический пистолет, но стрелок он был никудышный, и, как многие дилетанты, выбравшие преступную карьеру, пытался подменить качество количеством. То есть, поливал огнём предполагаемую цель, в надежде, что одна из пуль, выпущенных наугад, попадёт-таки туда куда надо. Это привело к тому, к чему и должно было привести – патроны в магазине его оружия кончились. Надо было не дать ему вставить следующий магазин, а то, глядишь, он добился бы своего.

Как вихрь ворвался я в главный зал, и успел увидеть, как толстяк трясущимися руками пытается справиться со своим оружием, но тут револьвер в моей руке бабахнул, толстяк отлетел к стене и выронил свой пистолет. Я тут же оказался возле него, отшвырнул ногой упавшее оружие и приставил ствол револьвера к пузу этого борова.

Как много вопросов мне надо было ему задать! И кто такой «хозяин», о котором он упоминал в разговоре с тощим, (кандидатура бастарда Персиваля, о котором говорил доктор, была на первом месте, но нельзя исключать и другие варианты, не выяснив всё до конца), и каким образом бандиты ухитрились вычислить наше местоположение, а заодно узнать, что мы пойдём через болото, и, наконец, сколько, на самом деле, народу охотится за наследником Хольсунгов? Важны были все эти вопросы, но последний был сейчас самым важным, ведь даже если на болоте и здесь нашла свой конец вся посланная за нами группа бандитов, то ведь могли быть ещё и другие.

Увы! На мои слова и действия толстяк отреагировал лишь мутным взглядом, потом несколько раз разинул рот, хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег, и затих. Мои вопросы остались без ответа.

С досады я плюнул на пол залитый кровью и ромом из опрокинутой бутылки. Надо же было так опростоволоситься! Нет, я не сожалел о содеянном, ведь они в меня стреляли, а при мысли о том, что они хотели сделать с моим парнем (ого, уже с моим?) мне хотелось самым неподобающим образом пнуть их трупы или выпустить в них оставшиеся пули! Но это всё было бы более чем глупо. Сдержавшись, я взял себя в руки и подсчитал трофеи.

Мне достались – револьвер с четырьмя зарядами и пачкой патронов к нему, которая нашлась в кармане тощего, пистолет с одной полной и одной пустой обоймой, у толстяка нашлась ещё горсть патрон, которых хватило бы ещё на четыре перезарядки, и два выкидных ножа, один из которых я сунул в карман, а другой, совсем скверный, выкинул за ненадобностью.

Это уже было кое-что! Теперь я не чувствовал себя дичью под прицелом охотников, теперь я мог огрызнуться как следует! Кроме того, на кухне нашлась свеже сваренная похлёбка, весьма недурная на вкус. Нда, тощий, оказывается, был неплохим поваром, вот только свернул не на ту дорожку. При других обстоятельствах сама мысль прикоснуться к еде, приготовленной руками только что убитого мной человека, привела бы меня в ужас, но сейчас у меня на руках было двое голодных детей, и у самого в животе лягушки давно распевали хоралы. Поэтому, особо брезговать не приходилось – на войне, как на войне. Здесь же нашёлся отменный, хотя и немного остывший ростбиф, нарезанный кусками хлеб, целый мешок различных консервов и батарея бутылок, из которых я выбрал парочку чисто в медицинских целях.

Оставалось прибраться. Тела бандитов отправились туда, куда они хотели положить убитого Сигурда – в погреб. Вход в это помещение был со двора, поэтому мне пришлось повозиться. Внутри было холодно, темно и пусто. Уходя отсюда навсегда, хозяева забрали с собой всё съедобное, так что два жмурика ничего здесь своим присутствием не оскверняли. Там я закидал их разным хламом, и со спокойной совестью закрыл за собой дверь. (Вот что мне стоило засов задвинуть, а в ушко для замка всунуть хотя бы гвоздь?) После этого я опять-таки ветошью стер, где мог кровь, а мокрые следы на полу, никак не желающие высыхать, присыпал толстым слоем опилок, найденных в подсобке. Изуродованные выстрелами двери я просто снял и выкинул во двор.

Спросите, зачем я всё это сделал? Чтобы привести сюда своих подопечных, конечно же! Я собирался их, как следует накормить, но понятно, не за тем столом, где сидели бандиты. У меня была мысль перенести трапезу в другое здание, но это было сопряжено с лишней вознёй, а к тому же трупы я всё равно хотел убрать – грех оставлять не погребённые тела, особенно если это враги, павшие от твоей руки.

Но вот, наконец, все возможные приготовления были сделаны, и я почти бегом припустил туда, где оставил пару деток, которые, впрочем, уже доказали что могут за себя постоять. Они нашлись именно там, куда я их спрятал, чему я был воистину рад. Они тоже обрадовались моему появлению. Так что в город мы вошли без лишних приключений, остановившись только чтобы набрать яблок, о которых я говорил. Беда поджидала нас на площади.

Глава 6. Таким должен быть лорд

Едва мы дошли до центра города, и дети, как по команде задрали головы, рассматривая статую моего предка, с которой я снял тряпку, оказавшуюся женским бельём, взятым из разбитой витрины магазина, как Мяуки вскрикнула и запрыгала на одной ножке, а потом села на землю и стала рассматривать свою подошву, жалобно при этом всхлипывая.

Вот тут-то я проклял свою беспечность и глупость! Стёкла! Ну, конечно же, разбитая витрина! Сам-то я был обут в подобие сандалий, которые соорудил из башмаков, найденных на ферме. Но дети! Они же у меня ходили босиком, вот и доходились.

Наступать на плоские осколки стекла, лежащие на земле, не так опасно, как на бутылочные, но этот подлый осколок встал стоймя между камней и торчал вверх острым треугольным клином. На него-то и наступила бедная Мяуки, не отличавшаяся по жизни везучестью. Хорошо ещё, что девочка была лёгонькая, а то будь она хоть немного тяжелее, дело могло закончиться серьёзной травмой.

Теперь этот осколок торчал у неё из стопы, пронзив её в мягкой части. Я вознёс короткую пламенную молитву Создателю всего сущего, чтобы он не задел артерии и сухожилия, и быстрым движением вырвал мерзкую стекляшку из ноги девочки. Мяуки пискнула и подарила мне такой взгляд, от которого сердце облилось бы кровью у профессионального мучителя. Когда я сделал следующее движение в её сторону, она второй раз за сегодня зашипела по-кошачьи и отползла под защиту Сигурда, рухнувшего рядом с ней на колени.

– Что же делать?! – воскликнул мальчик почти плачущим голосом, и я увидел, как кровь отхлынула у него от лица. Не самый хороший признак.

– Надо промыть рану, – ответил я, как мог спокойнее, чтобы поселить в парне уверенность, что всё будет в порядке, если приложить максимум усилий. – Плохо одно – осколок узкий и длинный, а значит прокол глубокий. Грязь могла попасть вместе с ним внутрь, а она может вызвать воспаление и даже серьёзное заражение. Можно отсосать кровь из раны, и тогда есть надежда, что попавшая грязь тоже выйдет…

Честно говоря, я собирался это сделать сам, хотел только попросить Сигурда успокоить Мяуки или даже подержать её, чтобы не дёргалась, не повредила себе и не оставила меня без глаз. Но парень понял всё мною сказанное, как команду к действию. Он не дослушал мои рассуждения, а прильнул губами к ранке на ноге девочки и принялся высасывать кровь вместе с грязью из тела подружки. Для этого он почти лёг на землю, и, как я отметил, покраснел, также как побледнел до этого. Значит, в нём сосуществуют две натуры – чувственная, сострадающая и действенная, способная принимать моментальные решения, и тут же воплощать их в жизнь.

Второй раз я белой завистью позавидовал Хольсунгам, которые и не чаяли, наверно получить такого наследника, или скорее оценивали его по совсем иным качествам. Уже одно то, что он, не задумываясь проделал такую операцию для спасения девочки, с которой по сути был ещё очень мало знаком, стоило всех его прочих достоинств! Лорд! Вот кто действительно более достоин звания лорда, чем те напыщенные болваны, которые, проезжая по своим владениям даже головы повернуть не желают в сторону собственных арендаторов.