Последний Хольсунг

– Найди её! – потребовала Мяуки. – Найди Мурси, она ведь тоже любит тебя!

– Но это ты откуда знаешь? – машинально спросил я.

– Вы же соединяли сознание, как мы сейчас?

Это была правда – соединяли. Но я совсем позабыл об этом. Так значит, где-то в моём подсознании осталась частичка Мурси? Той Мурси, которая меня так искренне и нежно любила, но не той, которая исчезла в одну несчастную ночь, оставив на столике возле нашей постели вместо записки букетик кошачьей мяты…

Э-эх! Я уже говорил, что коттеры существа очаровательные, способные привязать человека на всю жизнь, способные на самую искреннюю и преданную дружбу. Но, увы – их красавицы-самки давно прославились, как легкомысленные и весьма неверные возлюбленные.

Глава 10. Вниз

Точнее, верность они понимают по-своему, согласно своей животной кошачьей сущности. Для женщины народа коттеров нормально сменить за свою жизнь несколько котов (извините – мужчин). Когда они молоды, бывает, меняют по несколько ко… мужчин в неделю, хоть это и не правило – всё зависит от самой кошки, но обществом коттеров не осуждается подобное поведение. Опять же таки, в их характере возвращаться к тому партнёру, которого они действительно любят. Это в понимании самочек-коттеров и есть верность. Мурси не вернулась… А может, вернулась к кому-то ещё.

Однако не обрушивать же всё это на голову ребёнка! Мяуки предстояло жить среди людей, по нашим законам и принципам. Какова будет её судьба, не мне решать, но я уже знал, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы жизнь этого ребёнка была счастливой. Правда, теперь я посылал её в кромешную тьму, но выбора не было.

Сейчас девочка могла видеть моими глазами, а я видел её глазами, и всё это на большом расстоянии через толщу земли. Я мог переговариваться с ней мысленно и даже делиться знаниями, которые детский ум был способен принять и использовать. Но подстраховаться не мешало, и я отдал ей свой серебряный кинжал. Нет, я вовсе не собирался вооружать существо, которое в принципе не должно воевать, хоть она и доказала уже свою способность встать между врагом и другом, выпустив когти. Просто с помощью этого мощного магического предмета я надеялся воздействовать на силы земли в тех местах, которые мне сейчас недоступны.

Была ещё одна проблема – одежда мальчика-певчего совершенно не подходила для лазанья по узким норам земли. Пришлось переодеть Мяуки в ту самую простынку, которая уже послужила ей однажды. Башмачки тоже пришлось оставить, но это совершенно не смутило девочку, выросшую на природе, где обувь вещь функциональная, а не предмет престижа. Вот только повязку на ножке я ей сменил и затянул потуже. Ранка уже закрылась, но всё же надо было быть осторожнее.

Рыжий хвостик (он у Мяуки пушистый с белым кончиком) мелькнул в последний раз в каменной расщелине, и потянулись томительные минуты ожидания. Прежде всего, потянулись они для Сигурда, потому что я в это время работал лоцманом в маленькой, но очень умной головке Мяуки.

– Вперёд! – командовал я. – Теперь остановись, дальше тупик. Посмотри направо – видишь завал из камней? Разбери его. Стой! Этот камень тебе не по силам. Попробуй пролезть, не вынимая его. Получилось? Хорошо. Теперь можешь встать во весь рост и двигаться боком, только медленно – там под ногами обрыв. Он уже рядом, через два шага. Чувствуешь? Не бойся, этот колодец не глубокий, всего лишь метра полтора. Только не прыгай туда, а постарайся сползти по стенкам, растопырив руки и ноги! Там на дне много мелких камешков, береги коленки. Дальше на четвереньках по проходу шагов сорок вниз до сплошной стены, потом поворот налево…

Я вёл её по памяти, стараясь передать всё, что «видел» во время своей предварительной разведки. Но, в отличие от меня, побывавшего в этом лабиринте, м-м, духовно, Мяуки пробиралась вглубь горы сама, и я чувствовал, что сейчас ей страшно! Но девочка доверяла мне теперь так же, или почти так же, как Сигурду.

Последний сидел на передке нашей тележки с угрюмым видом, и время от времени искоса поглядывал на меня. Если бы он мог видеть, что сейчас на самом деле происходит с его подружкой, врядли мне удалось бы в ближайшее время завоевать его расположение. Но, ни видеть, ни слышать он этого не мог, а посвящать мальчишку-подростка в таинство, которое не могло повредить девочке-малолетке, я не собирался. Почему? Потому что девочки способны выдержать духовные нагрузки губительные для мальчиков, в то время, как мальчики, не колеблясь, берут на себя нагрузки физические, не доступные девочкам. В общем и целом, женщины нас сильнее. Я это говорю, как мужчина поживший, ничуть не сомневающийся в своей силе. Во всех смыслах этого понятия.

– Скажи мне, что ты видишь? – спросил я у Мяуки, так-как видеть отчётливо её глазами я мог не всегда.

– З-здесь, ч-череп-п! – был ответ совершенно дрожащим голосом, и я понял, что Мяуки сейчас очень страшно.

О, нет! Только не это! Я не учёл, что сам вид древних костей может быть ей страшен. Что делать? Если она сейчас перепугается до истерики и бросится убегать, то погубит и свою, и наши жизни. В таких случаях призывать силу «спящих» без толку. Надо самому сохранять абсолютное спокойствие, а ещё лучше сказать, что всё хорошо, и просто замечательно, именно потому, что сейчас она видит этот череп.

– Отлично! – воскликнул я, как можно бодрее. – Как хорошо, что ты его нашла! Этот череп не человеческий – это череп мамонта. Животное такое здесь раньше водилось, вроде очень большой свиньи… Положи кинжал прямо перед ним, так, чтобы остриё было направлено прямо в его сторону. А теперь отступи на шаг, сядь и закрой глаза.

Мне только и оставалось, что молиться, чтобы у нашей крохи хватило храбрости не поддаться инстинкту, и не сорваться в самый неподходящий момент. Она послушалась, и сделала всё, как я сказал, но всё это время чувствовалось, как трепещет маленькое сердечко! Ещё мгновение, и напряжённые мышцы превратили бы тело в распрямившуюся пружину, но это было бы для всех нас погибелью.

Но, вот, обращение, которое я хотел сделать, было закончено. Теперь приложение сил будет точным, и вероятность ошибки минимальна.

– Умница, Мяуки! – сказал я бодрым голосом. – Теперь забирай кинжал и ползи обратно…

– О-ой! Он шевелится! Мя-а-уу!

Я понял, что девочка не выдержала зрелища, которое действительно было не предназначено для её детских глазок. Всё замелькало перед моими глазами, и я вдруг почувствовал боль в левом плече и в боку. Значит, перепуганная Мяуки сорвалась с места в галоп, и успела обо что-то удариться!..

Спасение было в одном – мне совсем покинуть своё тело и перейти в голову Мяуки. Такое было и сложно, и опасно, но выбора не было, и я прыгнул в сознание девочки, как с двадцатиметрового утёса в скалистый прибой.

В следующее мгновение я понял, что мчусь куда-то в непроглядной темноте, а плечо и бок у меня ободраны, и отчаянно болят. Значит, Мяуки, рванувшись наугад, выбрала не то направление. Ведь, по-настоящему, видеть под землёй мы с ней ничего не можем! Мы видели лишь то, что я запомнил во время своей духовной разведки.

Теперь я должен был, прежде всего, остановить тело девочки, метавшееся среди острых камней, когда она сама не разбирала дороги! И тут я услышал визг. Визг был требовательным, бескомпромиссным и непримиримым. Силовыми методами унять его было невозможно. Я принялся гладить девочку по головке и чесать за ушком, наговаривая всякую ласковую глупость… на расстоянии. Чувствовал себя при этом так, будто сам себя чешу за ухом, но, в конце концов, это подействовало, и визг прекратился.

Далее, я вешал ребёнку лапшу на уши, рассказывая ей, какая она хорошая, красивая и смелая. Заставил Мяуки посидеть-отдышаться, после чего осмотреться вокруг и постараться вернуться к тому месту, откуда она убежала.

Мы с ней попытались пройти назад, но это, ни к чему не привело. Тогда я попробовал правило левой руки, но то, что действует в рукотворном лабиринте, в природных разломах не сработало. Я был совершенно дезориентирован. Мяуки чувствовала вину, и хлюпала носом, что совершенно не способствовало нашему ориентированию…

И тут раздался скрежет, сверху посыпались камни, а те, что лежали под ногами, пришли в движение. Началось!.. Внезапно я пулей вылетел из сознания Мяуки и оказался в своём теле. Такого я никак не ожидал – ну и силища! Меня попросту выставили за дверь, ай да Мяуки! Но что теперь будет?

Скрежет, между тем, продолжался, и вот, наконец, произошло именно то, что я просил – скала сдвинулась с места, и щель между ней и стеной начала быстро расширяться. Ну, и, конечно, случилось то чего я никак не ожидал, хоть, наверное, должен был предвидеть – Сигурд схватил факел, и, не говоря ни слова, бросился в открывшийся проход! Я рванулся было удержать его, но после нашего с Мяуки взаимопроникновения сознаний, моя реакция была ещё ослаблена, и пальцы моей руки, метнувшейся к вороту мальчишки, схватили пустоту. Я снова оказался в темноте, так-как Сигурд унёс единственный работающий источник света. Снять со стены другой факел и зажечь его, было делом одной минуты, только вот как много значила эта минута! Но полагаться на зрение памяти и тепловые ощущения собственной кожи было слишком самонадеянно, и я зажёг факел.

Тем временем, движение скал прекратилось. Я быстро прикинул, что из наших вещей не застрянет, когда я буду протискиваться между скал и, прихватив, что мог, полез внутрь горы. Сначала двигаться было сравнительно легко. Я шёл тем же маршрутом, которым недавно прошла Мяуки, но теперь всё расширилось до такой степени, что могло пропустить взрослого человека. Больше всего я боялся оказаться перед сомкнутыми скалами, так-как понимал, что расширение проходов не могло быть всегда одинаковым. Нет, не то! Больше всего я боялся увидеть тела детей, раздавленных каменными чудовищами…

Но вот я увидел череп мамонта, так напугавший Мяуки. В свете факела он выглядел не так грозно и величественно, как увиденный «духовным взором». Тогда он был словно отлитым из серебра, и казался больше, а теперь, среди чёрных камней, серо-жёлтый с красными отсветами факела, он действительно напоминал человеческий. Бивней не было, точнее они лежали отдельно. Сейчас он не поражал своими размерами, а просто казался большим.

Что-то блеснуло рядом с ним. Я наклонился и поднял свой кинжал. Хорошо, что заметил – потерять его я не хотел бы, ведь получить второй такой было бы не просто. Правда ножны остались у Мяуки, но это к лучшему, ведь ножны тоже непростые – между ними и клинком имелось взаимное притяжение. Теперь кинжал мог служить мне чем-то вроде компаса.

Прежде всего, он указал на сплошную стену. Зная эту обычную манеру всех навигационных устройств, я стал искать пути обхода. Все они, как назло, оказались либо недоступными из-за своей узости, либо вели в прямо противоположном направлении. И всё же я нашёл какую-то нору, в которую можно было влезть по-пластунски. Нора была направлена в глубину, и обещала быть извилистой и длинной. Только бы она не стала слишком узкой, а то выбраться вперёд ногами будет весьма затруднительно. Тогда я ещё не знал, какой опасности подвергаюсь, как, впрочем, не знал и о происхождении таких вот нор.

Пока я полз, меня удивляла только необыкновенная гладкость стен этой норы. Нет, полированными их назвать было нельзя, но всё же поверхность этих стен напоминала следы сверловки, вот только это непонятное «сверло» обладало непонятными длиной и гибкостью.

Тем больше раздражало обилие мелких камешков на дне норы, о которые я уже через несколько метров расцарапал грудь и живот, и разорвал рубашку. Через несколько десятков, (как мне показалось), метров, я увидел ответвление этой норы, такое же круглое в сечении и такое же гладкое. Я опять не понял, что это значит, впрочем, мне туда было не нужно, даже если бы я мог изогнуться под таким углом. Подобные отверстия встретились мне ещё несколько раз, и я уже перестал обращать на них внимание, как вдруг случилось то, от чего я испытал, наверное, не меньший ужас, чем Мяуки при виде шевельнувшегося черепа.

Передо мной был поворот. Дальше нора уходила куда-то вниз, что более или менее соответствовало нужному мне направлению. Перед самым поворотом виднелось одно из, ставших уже привычными, ответвлений. Оно уходило назад и вбок, как и все предыдущие, а значит, было для меня бесполезно, но я решил сделать здесь остановку, чтобы перевести дух. Если хотите узнать, как я устал, попробуйте проползти метров двести по гравию во время адской жары. Одежда на мне была, хоть отжимай, голова гудела, как будто в ней поселился рой пчёл, и к тому же в норе было невообразимо душно.

Я решил остановиться совсем ненадолго, ведь время поджимало. Не знаю, что случилось бы, если б я этого не сделал, но буквально через несколько минут после того, как я прекратил продвижение вперёд, послышался шорох. Он сопровождался какими-то приглушёнными ухающими звуками, напоминающими аритмичную работу водяной помпы, которую зачем-то завалили мешками с ватой. Не успел я удивиться, откуда могли бы взяться такие звуки внутри горы, как в нос мне ударило мускусное зловоние, и навстречу из прохода вдруг высунулось громадное тупое рыло!

Представьте мой ужас, когда я оказался носом к носу с гигантским земляным червём, заполнившим весь проход! Он был толщиной больше чем мой торс, а длиной метров, наверное, пятнадцать, как я мог судить об этом чуть позже. Его голова, (это утолщение весьма условно можно назвать головой), состояло, казалось, из одной круглой пасти, усеянной щетинками, заменявшими зубы и острыми, как бритвы. Моё счастье, что эта тварь по природе не была хищником, а то такая тёрка способна была превратить моё тело в фарш за несколько секунд. Впрочем, никогда нельзя знать наперёд, когда той или иной живности угодно будет поменять свои гастрономические пристрастия. Кроме того эти существа привыкли преодолевать препятствия, перемалывая их и пропуская через себя, а сейчас я мог быть для него препятствием…

Как назло, всё моё вооружение, кроме кинжала, было привязано к ногам вместе с нехитрым скарбом, который мне удалось взять с собой. Это единственный, кстати, способ перемещения поклажи, если приходится путешествовать по норам вроде этой. Но вот воспользоваться ничем из вещей в таком случае нельзя. Впрочем, могли ли повредить такому чудовищу пули? Кинжал же был против него, как иголка против бензопилы, так что единственной моей надеждой был факел. Но тыкать им в пасть червя было бы тоже неразумно, и тогда я утвердил его посреди прохода и стал ждать.

Ждал я недолго. Червь слепо сунул морду туда-сюда, почти коснулся пламени, но не отпрянул, как сделало бы любое другое живое существо, а отстранился медленно, даже как бы нехотя. Возможно, ему и в самом деле нужен был тот проход, который сейчас занимал я. Возможно, огонь не был для него таким уж непреодолимым препятствием, ведь это существо было способно прорыть себе ход в горной породе с такой же лёгкостью, как обычный дождевой червь делает это в рыхлой почве. И всё же, «поразмыслив» немного, чудовище свернуло в боковой проход, и долго ещё демонстрировало мне своё серо-розовое членистое тело, исчезающее в отверстии сегмент за сегментом.

Когда он исчез, я с трудом подавил дрожь (сам не знаю, страх ли это был, омерзение, а может и то, и другое?) и продолжил свой путь с не меньшей быстротой, правда уже без прежнего энтузиазма. Спуск становился всё круче, а нора всё шире, и, в конце концов, я понял, что скольжу вниз! Сначала мне это даже понравилось, так-как здесь не было мелких камешков, а непроизвольное движение экономило мне силы. Но вскоре это скольжение переросло в настоящее падение, которое я попытался затормозить, растопырив руки и ноги, но куда уж там! Теперь я падал головой вниз, и единственное, что мог сделать, это прикрыть голову руками, в слабой надежде не совсем разбить её…

Шмяк! Падал вниз головой, а приземлился на спину. Повезло шлёпнуться на что-то плоское, хоть и твёрдое. На мгновение вдруг ощутил такую лёгкость, что готов был взлететь и устремиться сквозь щели и трещины горы к небу! Наверное, это душа рванулась из тела, но, увидев, что придётся пробиваться через десятки метров горной породы, решила вернуться обратно. Сначала я думал, что у меня переломаны все кости, но когда колокольный набат, гудевший во всём теле, в каждой его клеточке, прошёл, я с удивлением обнаружил, что могу двигаться.

Со скрипом, достойным самых немазаных петель в мире, я сел, но встать уже не смог – вещи, привязанные к ногам, сейчас превратились в путы. Факел погас при падении, и теперь я пребывал в полной темноте. Попытался на ощупь развязать верёвки на ногах, но потерпел неудачу, и тогда, озлясь, просто разрезал их кинжалом. Теперь надо было найти запасной факел и огниво. (Зажигалка осталась дома, а огниво я соорудил, когда мы с Сигурдом развели первый костёр; полезное умение, всем советую!)

Пока я рылся вслепую в хаосе разбросанных вещей, в окружающем мраке что-то изменилось. Я не сразу понял, что именно, но, вглядевшись, увидел два бледных пятна и светящуюся точку между ними. Сначала я принял было их за те, что возникают у нас перед глазами, если оказаться в кромешной тьме. Таких воображаемых бликов и сейчас немало плавало у меня перед носом, и я не обращал на них никакого внимания, но эти явно приближались, и в их движении имелся определённый порядок.

Когда они приблизились на расстояние десятка шагов, я понял, что это лица. Два совершенно белых лица, плывущие во тьме и какой-то светляк между ними. За долгие годы столкновений с нежитью, я усвоил себе одно – формы этих явлений могут быть самыми разными, не похожими друг на друга, всегда отвратительными, либо странными на вид, но обладающими одними и теми же свойствами и повадками. Но то, что надвигалось на меня сейчас, я видел впервые, и признаюсь, волосы встали дыбом у меня на затылке.

Я судорожно схватился за кинжал, но его не было! Я видимо сам нечаянно зарыл его в вещах, когда искал огниво. С остальным вооружением дело обстояло не лучше, но тут я вспомнил – моя левая перчатка! Правой рукой я нащупал рычажок на стальном запястье и с удовольствием услышал, как с тыльной стороны ладони, хищно лязгнув, выщелкнулись острые лезвия!..

Глава 11. Внизу

– Граф Котек, сэр! – послышалось с той стороны, откуда приближались лица. – Это мы! Не бейте нас, пожалуйста!