Последний Хольсунг

Глава 8. Просто очередная битва

Мой рассказ закончился, и воцарилось молчание. Я не удивился, увидев, что Мяуки спит на лавочке, где они сидели с Сигурдом, положив голову ему на колени. Сигурд сидел, глубоко задумавшись, и заговорил не сразу.

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил он, взглянув на меня совершенно ещё детскими голубыми глазами.

– Над этим вопросом я бьюсь уже более двух десятков лет, – ответил я. – Однако нам пора, уже рассвет, а задерживаться здесь ещё на день совершенно не хочется.

Через час мы выступили. Шли в угрюмом молчании, как люди не выспавшиеся, и от того злые на весь мир. Впереди, естественно, шагал я, сам себе, напоминая какого-то восточного разбойника, столько всего у меня было заткнуто за пояс разного оружия. Впечатление усиливали платок, за неимением шляпы повязанный на голову, и отросшая за эти дни щетина. Следом, плотно сжав губы и нахмурившись, как для решения сложной математической задачи, шёл запряжённый в тележку Сигурд. Его костюм совершенно не изменился, разве что стал ещё более мятым. Башмаки, найденные мной среди одеяния певчих, он отверг – слишком тяжёлые и ноги натирают, на что мне оставалось только пожать плечами. Пусть закаляется!

Тележку, которую он тащил, мы нашли случайно. Увидели в сарае на окраине города. По-видимому, хозяева оставили её здесь за ненадобностью. (Кому вообще понадобилась миниатюрная копия крестьянской телеги, в которую можно было запрячь тягловое животное не крупнее барашка? Ну, или лорда двенадцати лет?)

Однако, благодаря тому, что это декоративное сооружение простояло всё это время под крышей, оно после хорошей смазки весело покатилось, влекомое движителем в одну человеческую силу. Теперь в неё были сложены наши пожитки и припасы, которые до этого приходилось тащить на спине. Сверху на этих, вдруг выросших в объёме тюках, сидела Мяуки, одетая мальчиком-певчим, но в своей неизменной вязанной шапочке с треугольными чехольчиками для ушек. Ей, похоже, очень нравились её новые блестящие башмачки и белые чулочки, потому что она только ими и любовалась всё это время.

Несмотря на то, что ранка на ножке девочки заживала, «как на кошке», ходить я ей пока запретил. Понятное дело, что Сигурд никому не доверил тянуть тележку с таким ценным грузом. Ну, конечно, я припрягал к его силе свою на особо крутых подъёмах. Я же не из тех безмозглых наставников, которые позволяют подросткам поднимать или тянуть груз свыше меры.

А дорога, между тем, шла в гору. Местность меняла рельеф с холмистой равнины на плоскогорье, а это означало, что моё родовое гнездо уже близко.

– Ваше сиятельство, сэр Котек! – вывел меня из задумчивости голос юного Хольсунга.

– Да, милорд Сигурд, что вы хотели спросить? – улыбнулся я привычке моего спутника говорить церемонно.

– Я, конечно, не жажду увидеть кости и прах, которые разгуливают сами по себе, – проговорил он, – но всё же, как это выглядело, и как такое вообще может быть?

– Выглядело это очень противно, – ответил я. – Представь себе – совершенно в неожиданном месте земля начинает шевелиться, и из неё вылезает скелет, не обязательно человеческий. Иногда это был собачий или волчий. Реже, но всё равно довольно часто попадались останки пещерных медведей, снежных львов и другой доисторической живности. Вокруг этих костей всегда вились клубы пыли, которая не оседала и не рассеивалась, а обволакивала эти кости, имитируя плоть. Они и вели себя так, будто до сей поры были одеты плотью. Кстати, это было не всегда агрессивно. Было, например, тяжко смотреть, как павшие от какой-то болезни овцы пытаются щипать траву. А однажды, на моих глазах, околевший года три назад жеребец, попытался пристать к живой кобыле, и страшно её напугал… Но всё это была ерунда, по сравнению с самым худшим.

– Что же было самым худшим? – спросил Сигурд, поёжившись, хоть было довольно жарко.

– Дело дошло до того, что люди не могли спокойно умереть, – продолжил я рассказ, который вызвал уже множество тяжёлых воспоминаний. – Покойники воскресали так часто и так быстро, что трудно было определить разницу между умирающим, но ещё живым человеком и зомбаком, потерявшим человеческий разум, и обуреваемым жаждой крови. Бывали случаи, когда безутешные родственники пробивали голову покойного длинным гвоздём или прошивали пулей. Кстати, это не всегда помогало, ведь, как я уже говорил, энергетическое сердце может располагаться в любой части тела, хоть чаще всего действительно оживает в голове.

Хуже всего было то, что живые люди принялись стрелять друг в друга, принимая ближнего своего за восставшего покойника. Кончилось тем, что я сам выселил последних, дав им подъёмные, и пожелав на дорогу счастливой жизни на новом месте, а сам переселился в новый, сравнительно небольшой дом, куда тебя, мой лорд, принесли доктор Кац и Ханс Коттер.

На строительство этого дома ушли последние деньги. И если он сгорел, что, скорее всего, то это для меня огромная потеря. А это значит, что теперь у меня тоже есть счёт к некоемому Персивалю Хольсунгу, если действительно он виновен во всём, что с нами случилось!

– Простите, сэр! – Сигурд выглядел до крайности смущённым. – Я очень благодарен доктору Кацу и Хансу, и… вам, за то участие, которое вы все во мне принимаете, но сам я не верю, что за всеми этими покушениями стоит кузен Персиваль!

Я пристально посмотрел на Сигурда, он был очень серьёзен.

– Пожалуй, ты прав, – согласился я. – В конце концов, у меня ведь тоже нет никаких доказательств, кроме слов доктора Каца. Конечно, я доверяю ему, как старому другу, но, прежде чем делать однозначные выводы, необходимо выслушать все стороны, и всё тщательно продумать!

Повисло вполне понятное молчание, которое вдруг нарушила Мяуки.

– А что там? – спросила она, указывая куда-то вперёд.

Я прикрыл глаза рукой, чтобы загородить их от солнца, и увидел поднимающийся над буреломом холм, похожий на древнюю пирамиду, увенчанный короной из неровных камней, и, словно ножом срезанный с другой стороны.

– Это и есть та самая злополучная скала с надписью, – ответил я. – Она отсюда далеко, хоть и кажется, что близко. Это хорошо, что мы видим её – значит мой старый замок уже близко…

В ту же секунду совсем близко грохнул выстрел! Как и тогда на болоте, между мной и Сигурдом с быстротой молнии пронеслось что-то горячее, злое и смертоносное!.. Тут же Мяуки негромко пискнула и скатилась на дно тележки, сверкнув в воздухе белыми чулочками. Мы с Сигурдом одновременно заглянули туда, чуть не стукнувшись лбами…

Ледяное щупальце сжала моё сердце, когда я увидел распахнутые детские глаза, огромные, как блюдца, и дымящуюся дыру на месте уха шапочки… Позабыв про опасность, я протянул руку и снял эту шапочку. Слава Богу – ушко было целым, и только в одном месте на рыжей шерсти виднелась тёмная полоса – след не опасного ожога…

Но и этого было достаточно, чтобы их всех убить!!!

Мы с Сигурдом развернулись в сторону врага одновременно, и тут же вторая пуля просвистела в опасной близости от головы мальчугана. Но это дало мне возможность увидеть, откуда были сделаны выстрелы. Я сразу понял, что стреляли из кустов, находившихся метрах в двадцати – двадцати пяти впереди нас.

Пистолет, словно живой прыгнул мне в руку, и я не пожалел целой обоймы, стараясь класть пули в пол человеческого роста. Сигурд добавил выстрел из винтовки, и мне послышалось, что кто-то там, в кустах вскрикнул!

Я быстренько столкнул тележку с дороги и спрятал детей за большим поваленным деревом. Убедившись, что Сигурд перезарядил винтовку, я оставил ему револьвер, а сам отправился на разведку.

До кустов добрался перебежками, от одного тактического укрытия до другого. Выстрелов больше не было, и я решил, что наши противники либо были мертвы, либо ретировались. Оказалось, что верно первое.

Труп бандита лежал в странной позе – на спине с поджатыми под себя ногами. По-видимому, когда его настигла смерть, он стоял на коленях и прицеливался. Об этом же говорила старая охотничья винтовка, валявшаяся рядом. В груди у бандита сидели две пули, выпущенные из моего пистолета, но его участь решила третья, попавшая точно в горло, и фактически отделившая голову от тела. Эта пуля вылетела из ружья Сигурда! Но, каким образом тогда бандит вскрикнул?

То, что такая простая, и, казалось бы, естественная мысль пришла мне в голову с опозданием, едва не стоило мне жизни. Всё же я почувствовал опасность вовремя, и успел упасть ничком, когда из глубины кустарника грохнул оглушительный дуплет! Этот звук ни с чем нельзя было спутать. Так рявкнуть мог только обрез охотничьей двустволки!

Заряд картечи раскалённым гребнем причесал мне затылок, и я получил лёгкую контузию, как от крепкого подзатыльника. ( А какую же контузию получила Мяуки, когда пуля, рассчитанная на медведя, оторвала ухо её шапочки?) С этой мыслью я вскинул руку с пистолетом, и дважды выстрелил наугад. В кустах снова раздался крик. Я вскочил и бросился на этот крик, торопясь, чтобы бандит не успел перезарядить своё оружие…

Мои опасения были напрасны – наёмник ещё дышал, но был смертельно ранен. Первая пуля, когда выстрелы были сделаны с дороги, раздробила ему бедро, другие, выпущенные только что, пришлись в живот, и теперь он обеими руками пытался не дать вывалиться кишкам, пучившимся из жуткой раны.

Время и обстоятельства не располагали меня к милосердию, а потому, я состроил жуткую рожу и поднёс пистолет к самому носу наёмника.

– Говори, сколько вас ещё тут? – грозно прорычал я.

– Много! – был ответ сдавленным голосом.

– Точнее! Сколько ещё групп?

– Четыре…

– По сколько человек?

– Они разные… Есть по пятеро, есть по двадцать…

– Где они сейчас?

– Не знаю… Везде!

– Кто хозяин?

– Хозяин? Хозя…

Тут у него изо рта хлынула кровь, бандит закатил глаза, захрипел и умер. Я ещё раз осмотрел оба трупа. Судя по грязи, которая на них была, это были наши приятели с болота. Значит, двоим, всё же удалось выжить, и они решили устроить нам засаду на дороге, в которую мы едва не попались.

Я поднял винтовку и тщательно изучил её. Старая, но крепкая, с магазином на пять патрон, на самом деле рассчитанная на медведя. А вот прицел оказался сбит. Что ж, это спасло Сигурда, но если я собираюсь использовать этот трофей, то надо помнить о погрешности при прицеливании. Обрез с двумя десятками патрон я тоже прибрал.

Обрез оружие грубое, и, между нами говоря, бестолковое, из-за своей тяжести и неточности. Но, когда имеешь дело с толпой вооружённых головорезов, ни один работающий ствол не бывает лишним.

В кармане того убийцы, который был вооружён винтовкой, нашёлся ещё короткоствольный револьвер небольшого калибра, и горсть патронов к нему. Я решил, что отдам этот трофей Сигурду, а то у того револьвера, что я ему сейчас оставил, была слишком сильная отдача, не для детской или подростковой руки.

Напоследок я перерубил кости на руках и ногах обоим покойникам. Дело гнусное и грязное, но совсем не хотелось ждать этих жмуриков в гости следующей ночью. Покончив с этим делом, я смог вернуться к своим ребятам. Меня встретили две пары настороженных глаз и два чёрных туннеля наставленных стволов, покороче и подлиннее. Но потом радости, что я цел не было конца! Ведь они слышали выстрелы…

Глава 9. Найди её!

Мы двинулись дальше. Очередная битва была выиграна, но на сердце лежал камень. Против нас оказалось брошено слишком много народа, и мы могли встретить врага в любой момент. Хуже всего, если наши преследователи догадались о моём намерении добраться до замка. Правда, человека плохо с ним знакомого внутри ожидало множество неприятных сюрпризов, тем более что, когда я переезжал оттуда в новый дом, то активировал все ловушки устроенные предками ещё в Средневековье. Предупреждение об этом оставил возможным посетителям на главных воротах.

Стоп! Зачем же я сам иду с ребятами к воротам? Ведь есть и другие пути, а мы, как раз находимся недалеко от одного из них. Я тут же изложил свой план Сигурду, и мы свернули с дороги на едва заметную тропинку, мимо которой очень легко было проскочить, даже зная, где она находится. Здесь бурелом заканчивался, и начинались густые заросли кустов, сплошь покрывавших гору на которой замок и был выстроен.

Отсюда он предстал нам во всём своём старинном великолепии! Да, снаружи это древнее строение производило впечатление несокрушимой мощи и незыблемой прочности. Но я-то знал, что крыши во многих строениях текут, а кое-где просто опасно ходить по полу, потому что можно провалиться.

Нет, так было не везде. Некоторые помещения были вполне пригодны для житья, на них-то я и надеялся. Нам предстояло пройти по подземному ходу, прорытому внутри горы лет пятьсот назад. Он был достаточно широк, чтобы там проехала тележка. Но, чтобы попасть туда, надо было пройти через фамильный склеп графов Котеков.

К чести Котеков надо сказать, что ни один из них не встал из гроба, и никого из них не пришлось туда силой укладывать. Все мои предки, включая родителей, спокойно спали под каменными плитами с надписями, содержащими их имена, годы жизни и деяния. Наиболее древние захоронения были украшены статуями, изображающими рыцарей в латах и дам в замысловатых платьях. Но, чтобы всё это увидеть требовалось войти внутрь, а сделать это было непросто. Однако снаружи тоже было на что посмотреть – даже само здание, спрятанное между скал и утопающее в зелени, напоминало дворец выстроенный гномами. По крайней мере, так выглядело преддверие в склеп, куда можно было войти беспрепятственно, поскольку там не было дверей, зато было подобие грота, метров на семь углублённого внутрь горы.

Сигурд, который в своей жизни видел нечто подобное, открыл рот от удивления. Что уж там говорить о Мяуки, родившейся и выросшей, как все коттеры в сельской идиллии, где два этажа считаются странной роскошью. Чувство фамильной гордости, нахлынувшее на меня, заставило даже забыть о том, что я граф без гроша в кармане, государь без подданных, преследуемый в собственных владениях, словно дикий зверь. Однако пришлось подавить в себе это чувство, ведь сейчас это могло только помешать.

Дверь, точнее ворота в подземное обиталище, были спрятаны не очень оригинально. Они располагались за большим изображением герба Котеков, красовавшемся на стене непосредственно примыкающей к склону горы. Но, чтобы открыть её надо было присутствие трёх человек. Нас как раз было трое, но тут возникла проблема – чтобы дверь открылась, требовалось одновременно встать на определённую плитку, на полу, нажать на рычаг на стене, замаскированный под крепление факела и толкнуть герб в определённой точке. Все три точки приложения силы были далеко друг от друга, чтобы я мог дотянуться до всех трёх сразу. Но это было ещё полбеды. Главная проблема заключалась в том, что все эти механизмы были настолько тугими, что требовали усилия и веса взрослого мужчины. Таковым в нашей компании был я один.

Сначала я хотел было доверить Сигурду рычаг, плиту на полу придавить тележкой с пожитками и сидящей сверху Мяуки, а самому толкать дверь. Не вышло – веса и силы Сигурда не хватило, чтобы повернуть рычаг. Тогда мы с Сигурдом поменялись местами, но результата не добились. Сработала третья комбинация – на плиту встал Сигурд с Мяуки на руках, рычаг повернулся и издал металлический щелчок от моей руки, а дверь боднула оглоблями тележка, после того, как я дал её хорошего пинка.

Открыть проход теперь не составило труда, мы с Сигурдом закатили тележку в открытый тёмный коридор, где уже начинались ряды монументальных надгробий, и позвали Мяуки, но она не двинулась с места. Я увидел, что девочка разглядывает мой фамильный герб. Ну, да, он четырёхпольный – геральдический щит разделён на четыре части. На трёх изображены – спящий кот, бегущий кот и атакующий кот. В четвёртом поле на скале сидит сокол в короне и держит в одной лапе меч. Что всё это значит, записано в наших семейных летописях, но я признаться, позабыл этот урок, преподанный мне в далёком детстве. У девочки-коттера нашлось, однако, своё толкование:

– Мама, папа, Мяуки! – объявила она, показывая на изображения котов. – Сигурд!

Последний эпитет относился к соколу в короне. Я вдруг понял, что она попала в точку – на гербе Хольсунгов имеется точно такой же сокол, только держит он не меч, а скипетр.

– А где же тогда я? – полюбопытствовал я, чувствуя, как сердце одновременно обливается кровью и наполняется умилением.

– А ты щит держишь! – нашлась Мяуки и побежала к Сигурду.

Я усмехнулся, и хотел было присоединиться к ним, но вдруг вспомнил, что здесь есть одна вещь, которая могла мне пригодиться. На крышке надгробия одного из моих предков лежала латная перчатка изумительной работы. Мало того, что она была очень красива, в ней было спрятано хитроумное устройство, выдвигающее с тыльной стороны ладони два чуть изогнутых, острых, как бритва клинка.

Эту перчатку позаимствовал вместе с рукой этот самый предок у короля враждебной державы. Сам воинственный монарх, потеряв конечность, отступил за спины своих рыцарей, а потом покинул поле боя. Так граф Котек семь столетий тому назад обеспечил победу своему королю и снискал великую славу и привилегии. Отрубленную руку её владелец потом выкупил, но перчатка осталась, как военный трофей и напоминание о победе прошлых лет. После смерти того графа Котека перчатку положили на его надгробие, где она и пролежала до сего дня. Меня, значит, дожидалась! Я решил, что она лучшая альтернатива краге старого охотника, и пожалел о том, что во времена моего предка не придумали ещё, как встроить в такую перчатку пистолет.

Превосходно пригнанная каменная дверь за нами закрылась почти бесшумно. Всё, теперь с этой стороны погони можно не бояться. Эту дверь не взять крепостным тараном, а чтобы её взорвать, потребуется вагон взрывчатки, не меньше.

Коридор, в котором мы очутились, был длинным и, сужаясь, петлял в горе. Нда, амбиции предков заставляли краснеть – они думали, что род их вечен, и приспособили под склеп древнюю пещеру, которой хватило бы для упокоения сотен поколений Котеков. Увы, здесь помещалось только чуть более трёх десятков поколений, и больше видимо не будет, так-как я в этом роду последний, и на мне всё завершается. Но сейчас не до этого.

Для освещения коридора – погребальной камеры через каждые десять шагов на стене были факельные крепления с воткнутыми факелами. Когда очередного Котека везли в деревянном ящике к месту последнего успокоения, все эти факелы зажигались, от чего этот путь выглядел мрачно и торжественно. Нам такая иллюминация была не нужна, а потому я снял один из факелов, зажёг его и пошёл впереди. Сигурд снова посадил Мяуки в тележку, впрягся в оглобли и потащил этот импровизированный транспорт вперёд.

Дорога шла всё время вверх, а потому тянуть тележку было непросто, несмотря на гладкий, мощёный тесаным камнем пол. Хм, если мы выживем, и всё окончится благополучно, парень обзаведётся железными мускулами!

Мои размышления на эту тему прервались также внезапно, как и наше продвижение вперёд. Иными словами, мы упёрлись в стену. Сплошную стену, представляющую собой скалу, разрезавшую собой коридор, как нож макаронину. Вероятно, это произошло недавно, так-как я прекрасно помнил это подземелье целым и невредимым.

Вот это был сюрприз! Теперь ничего не оставалось, как повернуть обратно или… Можно было снова воспользоваться помощью древних костей, которые обязательно найдутся в толще земли. Но я уже и так слишком часто делал это в последнее время. Это значило, что силы, к которым я прибегал, могли возмутиться, и тогда нам бы не поздоровилось.

Да, я могу взывать к силам заключённым в глубинах земли, но это не значит, что я способен выстреливать заклинаниями, как ковбой пулями из револьвера, или как волшебник из детского мультика. Каждое такое действо чревато непредсказуемыми последствиями, и требует напряжения большого количества сил, что в свою очередь тоже не остаётся без последствий. Но самым решающим аргументом против применения моих особых умений было то, что мы находились под многометровой толщей земли и горной породы. При неосторожном обращении со всеми этими мегатоннами земли, песка и камня, можно было обрушить их себе на голову и навсегда остаться здесь. Нда, это было бы и обидно, и глупо.

Пришлось возвращаться назад к двери в усыпальницу. Мои спутники всё поняли, и потому никто не роптал, но настроение у всех заметно ухудшилось. Новый прескверный сюрприз ждал нас немедленно по возвращении – дверь в усыпальницу не открывалась. Вероятно, механизм был повреждён или там что-то заело от времени, но факт был тот, что дверь, которая со стороны коридора должна была открываться без всяких сложностей – простым поворотом ручки, при сдвижении засова, сейчас не хотела сдвигаться ни на миллиметр.

По лицам детей я понял, как им страшно. Ну, и, конечно, они с надеждой смотрели на меня, ведь я сейчас был здесь единственным взрослым, а значит, нёс ответственность за всю компанию. Подвести их я не имел никакого права, следовательно, надо было на что-то решаться, вот только на что?

Мы снова вернулись к преграждающей проход скале. Прежде чем о чём-то просить Землю, я должен был иметь представление о том, что находится там дальше за скалой. Ну, удастся мне вернуть её на место, дальше что? Скорее всего, мы окажемся на краю пропасти, разделяющей разрезанный пополам туннель, а на то чтобы построить мост сил у меня уже не останется. Поэтому – сначала разведка.

Только я положил свой кинжал остриём к скале, а сам сел на землю в «позу льва», как услышал голосок Мяуки:

– Дядя, дядя, тут можно пролезть!

Девочка называла меня на «ты» и «дядей». Я не спорил. Это было приятно и вполне приемлемо в данных условиях, а научить ребёнка этикету ещё успеется. Если выживем.

Я встал и подошёл к тому месту, на которое показывала Мяуки. И в самом деле, на стыке стены и пересекавшей её скалы виднелась щель, которую я раньше не заметил. Однако не только мне, но и Сигурду было в неё не пролезть. Туда могла поместиться только маленькая девочка-коттер, но посылать ребёнка в такую разведку… От одной мысли об этом мне становилось не по себе.

И всё же эту дырку надо было проверить, а потому я попросил детей минут десять не шуметь, и проделал те же манипуляции с кинжалом и позой льва, что описывал выше, только уже обращаясь к открытому Мяуки лазу. Проникнуть духовным взором сквозь крохотное отверстие или щёлку, значительно легче, чем сквозь толщу земли, а тем более сквозь каменный монолит. Поэтому передо мной тут же развернулась картина подземных трещин и полостей, через которые можно было попасть в широкий большой проход.

– Мяуки! – услышал я собственный голос, и в тот же миг почувствовал себя людоедом и душегубом. – Ты можешь нам помочь?

– Да! – выкрикнула счастливая по уши девчонка, как если бы я послал её в кладовку за вкусностями, а не в черноту подземного лабиринта.

– Тебе придётся туда пролезть и кое-что там сделать, но сначала…

Я ни за что не отправил бы её туда, в темноту, если бы не надеялся на одно потрясающее свойство коттеров, в котором они не знали себе равных – на их непревзойдённые способности в телепатии. Но, как и другим жизненным навыкам, этому делу необходимо было учиться, а времени у нас не было. И тогда я решился на «ускоренный курс». Для этого я приказал Мяуки опуститься передо мной на колени, прижать ушки и закрыть глаза. Когда она это сделала, я отечески положил ей руки на голову и соединил наши сознания. Хоть я и старался сделать это, как можно мягче, лицо девочки всё же исказила гримаска боли, и она даже попыталась вырваться, но через пару секунд я сам отпустил её рыженькую головку, и совсем убрал руки.

Мяуки открыла глаза и посмотрела на меня с удивлением. Я знал, что её боль прошла, но также я знал, что теперь она чувствует себя странно. Более чем странно! Дело в том, что у акта соединения сознания есть один побочный, но совершенно неизбежный эффект – теперь мы знали друг о друге всё! И если мне сейчас открылись сокровенные мысли, чаяния и невинные грешки семилетней девочки, то можно лишь себе представить, как шокирован, был этот ребёнок, получив доступ к душевным тайнам взрослого и уже начинающего стареть мужчины.

Некоторое время Мяуки хлопала глазками, по-видимому, переваривая полученную информацию. Больше всего я боялся сейчас увидеть в её глазах недоверие и неприятие того, что перед ней раскрылось, но вместо этого увидел… сострадание!

– Ты любил её? – спросила Мяуки, глядя мне прямо в глаза. – Ты любил её, и сейчас любишь?

Я кивнул. Отрицать или скрывать сейчас что-либо, было бесполезно. Мяуки теперь знала обо мне больше чем я сам, потому что могла смотреть как бы со стороны. А ещё её врождённая женская интуиция вычленила из массы сокровенного, хранящегося в тайниках моей души, самое главное и самое болезненное – любовь!