Пелена Мары

Это было страшное благословение. Благословение не на победу, а на выживание. Это была мудрость, купленная кровью, потом и потерями, мудрость, которую не найти ни в одной песне и ни в одной сказке.

– Ты меня понял? – твёрдо спросила она.

– Понял, мама, – хрипло ответил он.

Её суровое лицо на миг смягчилось. Вся её воинская стать исчезла, и перед ним снова была просто его мать, которая отпускала своего единственного сына на войну. Она притянула его к себе и крепко-крепко обняла, как в детстве, когда он разбивал коленку.

– Боги могут отвернуться, князья могут предать, оружие может сломаться, – прошептала она ему в волосы, и её голос наконец дрогнул. – У тебя есть только ты сам. Твой ум, твои ноги, твои руки. Положись на них. И вернись. Вернись ко мне.

Она отстранилась и быстро вытерла навернувшуюся слезу. Снова стала строгой и собранной.

– Иди. Теперь ты готов.

Яромир вышел из избы во двор, сжимая под курткой рукоять материнского ножа. Он нёс с собой не просто оружие. Он нёс её последнюю, самую главную и самую страшную заповедь: выжить. Любой ценой. И это благословенно циничное наставление стоило больше, чем сотня отцовских советов о чести и стали.

Глава 16: Объединение Поляков

Сцена резко меняется, переносясь на много сотен вёрст к западу, в земли, изрезанные глубокими оврагами и поросшие густыми, дремучими лесами. Здесь воздух был иным – более влажным и тяжёлым. Здесь, на обширной поляне у слияния двух рек, под хмурым, низким небом, собралась огромная, беспокойная толпа. Тысячи воинов, чьи лица были обветрены, а руки знали лишь мозоли от рукояти меча и древка копья.

Это были последние. Последние из польских племён, кто ещё не склонил голову перед новым хозяином этих земель. Племя Вислян. Гордое, упрямое и до сих пор считавшее себя самым сильным. Их седовласый вождь Земовит стоял на небольшом возвышении, окружённый своими лучшими дружинниками, и с презрением смотрел на лагерь, раскинувшийся напротив.

Лагерь чужаков. Лагерь Леха.

Он появился из ниоткуда, этот Лех. Ещё год назад он был лишь одним из множества мелких вождей, чьё имя едва знали за пределами его родной долины. А сегодня под его знаменем – чёрным полотнищем с вышитым на нём оскаленным волчьим черепом – стояли тысячи. Мазовшане, Поляне, Лендзяне – все те, с кем Висляне веками воевали, заключали союзы и снова воевали, теперь были единым войском. Его войском.

В лагере Леха царил железный порядок. Шалаши стояли ровными рядами. Часовые, расставленные по периметру, не дремали и не вели праздных разговоров. Над сотнями костров варилась пища, но не было слышно ни пьяных криков, ни бряцания оружия в ненужных стычках. Это была не просто орда. Это была армия.

И вот из центрального шатра, самого большого и простого, без украшений и бахвальства, появился он. Лех.

Он не был ни гигантом, ни красавцем. Высокий, жилистый, с резкими, хищными чертами лица. Длинные тёмные волосы были грубо стянуты на затылке. Он был одет просто – в волчью шкуру, наброшенную на кожаную броню, и потёртые штаны. Но когда он шёл, всё вокруг замирало. В его походке была мощь зверя, а в тёмных, глубоко посаженных глазах горел холодный огонь неукротимой воли. За ним, как тень, следовал человек в причудливом наряде из перьев и шкур, с посохом из скрюченного дуба в руке – его шаман, Морок.

Лех не стал ждать, пока к нему придут с переговорами. В сопровождении лишь десятка своих телохранителей, он направился прямо к холму, где стоял Земовит. Без страха, без колебаний. Он шёл по ничейной земле так, словно она уже принадлежала ему.

Воины Вислян напряглись, сжимая копья, но их вождь жестом остановил их. Он хотел услышать, что скажет этот выскочка.

Лех остановился у подножия холма, достаточно близко, чтобы его голос был хорошо слышен, но на безопасном расстоянии от вражеских мечей.

– Земовит! – крикнул он, и его голос, не громкий, но звенящий, как натянутая тетива, разнёсся над поляной. – Я пришёл не воевать с тобой. Я пришёл говорить.

– Мне не о чем говорить с тем, кто огнём и мечом прошёлся по землям моих братьев! – прорычал в ответ старый вождь.

Лех криво усмехнулся.

– Братьев? Ты называешь братьями тех, кто прошлой осенью угнал твой скот? Тех, с кем твои отцы и деды резались за каждый клочок земли? Мы не были братьями, Земовит. Мы были стаей грызущихся псов, которые так увлечены дракой друг с другом, что не замечают, как с запада подбирается медведь, а с востока – рысь.

Он обвёл рукой собравшиеся тысячи.

– Я не прошёлся по этим землям огнём и мечом. Я выковал из них один большой меч! Пока мы делили поля и леса, с запада пришли немцы со своим новым богом и железными крестами, выжигая наши сёла. С севера дикие пруссы и ятвяги уводили наших женщин. С востока русичи крепли и строили свои города всё ближе к нашим границам. Мы умирали поодиночке. Я предлагаю жить. Вместе.

Его слова были просты, но они попадали в цель. Каждый из воинов Вислян помнил набеги соседей. Каждый знал о тевтонской угрозе.

– И что же ты предлагаешь, "объединитель"? – с сарказмом спросил Земовит. – Чтобы я, вождь Вислян, склонил голову перед тобой, безродным волком?

– Я не прошу тебя склонить голову, – ответил Лех, и его голос стал жёстким, как сталь. – Я прошу её поднять. Поднять и посмотреть дальше своего забора. Я предлагаю тебе не рабство, а место в моей дружине. Правое крыло в моём войске. Мы пойдём вместе, но не друг на друга. Мы пойдём на наших врагов. Мы вернём то, что у нас отняли пруссы. Мы покажем немцам, что у наших богов клыки острее их крестов. Мы заставим русичей уважать наши границы! У нас будет одна земля, одна сила, одна цель!

Он говорил страстно, яростно, и его энергия передавалась толпе. Даже воины Земовита слушали его, затаив дыхание. Это были слова, которых они ждали, даже не осознавая этого.

– Хватит грызть кости, оставленные другими! – гремел голос Леха. – Пришло время самим стать охотниками! Земовит! Выбор за тобой. Присоединяйся ко мне – и твоё имя будет вписано в начало нашей великой истории. Или откажись – и оно станет последней строчкой в истории твоего вымирающего племени. У тебя есть время до заката, чтобы принести мне клятву. Если к закату ты не придёшь, то завтра на рассвете мы будем говорить на языке мечей. И этот язык, поверь, я знаю лучше, чем язык слов.

Сказав это, он резко развернулся и так же уверенно пошёл обратно к своему лагерю.

Земовит остался стоять на холме, бледный от ярости. Но он видел, как смотрят на него его собственные воины. В их глазах он видел не только преданность ему, старому вождю. Он видел отблеск того огня, который зажёг в них Лех. Он видел жажду силы, славы и единства.

И старый вождь понял, что проиграл. Не битву. Он проиграл будущее. Лех предлагал им не мир – он предлагал им великую войну. А для воинов нет ничего слаще этого обещания.

Вечером, когда солнце коснулось края земли, седой Земовит в сопровождении своих дружинников спустился с холма и протянул свой меч Леху. Объединение было завершено. Стая собралась. И её голодный взгляд был направлен на север. На пруссов. А затем… на восток.

Глава 17: Шёпот Шамана

В то время как вожди праздновали объединение, упиваясь брагой и громкими речами о грядущих победах, в стороне от общего веселья, в глубоком овраге, скрытом от посторонних глаз густым ельником, горел иной костёр. Его пламя было не весёлым и оранжевым, а больным, зеленовато-синим, и оно почти не давало тепла, лишь отбрасывало на землю причудливые, дёрганые тени. Воздух здесь был тяжёлым, пахло болотной гнилью, сухими травами и чем-то ещё – сладковатым, тревожным запахом свежей крови.

У этого костра сидел Морок, шаман Леха. Он был худым, как скелет, обтянутый кожей, и его возраст невозможно было определить. Его лицо было покрыто ритуальными шрамами, а глаза, спрятанные в глубоких глазницах, горели тусклым, нечеловеческим огнём. Он сидел неподвижно, раскачиваясь взад и вперёд в едва заметном, гипнотическом ритме.

Перед ним на большом плоском камне, служившем алтарём, были разложены предметы его колдовства: пожелтевший череп рыси, пучок вороньих перьев, связанных человеческим волосом, чаша из тёмного дерева, наполненная мутной жидкостью, и обсидиановый нож, чёрный, как сама ночь.

Лех пришёл один, без охраны. Он доверял Мороку больше, чем любому из своих вождей. Именно этот иссохший старик появился в его лагере год назад и своими пророчествами, зельями и советами помог ему пройти путь от мелкого вожака до повелителя всех племён. Лех был силой. Морок был мудростью – тёмной, древней мудростью, что черпалась не из книг, а из шёпота духов земли.

– Они твои, – проскрипел Морок, не поворачивая головы. Его голос был похож на шелест сухих листьев. – Висляне приняли твою волю.

– Они приняли мою волю, потому что я дал им то, чего они хотели, – ответил Лех, и в его голосе прозвучала сталь. – Цель. А теперь нам нужно благословение. Пруссы – крепкий орешек. Их воины – дикие звери, а их боги – древние и сильные.

Морок медленно кивнул.

– Любой орешек можно расколоть, если бить в нужное место. А боги… боги всегда благосклонны к тем, кто щедро их кормит. И сегодня мы устроим для них пир.

Он поднял с земли небольшой кожаный мешок. Из него доносилось слабое, испуганное поскуливание. Морок развязал его и вытащил маленького чёрного щенка, слепого, ещё не успевшего познать мир. Щенок задрожал на холодном воздухе.

Лех нахмурился. – Щенок? Ты хочешь задобрить богов щенком, Морок? Мне нужна великая победа, а не удача на охоте!

– Великое начинается с малого, – прошипел шаман. – Это не жертва. Это сосуд.

Не обращая внимания на недовольство вождя, Морок положил щенка на алтарь. Животное жалобно заскулило. Шаман взял обсидиановый нож. Он не стал убивать щенка. Вместо этого он сделал на его лапке небольшой, неглубокий надрез. Выступило несколько капель тёмной крови. Морок собрал их в деревянную чашу с мутной жидкостью и что-то зашептал на древнем, забытом языке.

Потом он обернулся к Леху. – Дай мне свою руку.

Лех без колебаний протянул руку. Морок тем же ножом сделал точно такой же надрез на большом пальце вождя. Кровь Леха, яркая, живая, смешалась с кровью щенка в чаше.

– Теперь ты и он – одна кровь. Одна судьба, – прошептал Морок. Он обмакнул палец в кровавую смесь и начертил на лбу Леха сложный символ, похожий на сплетение корней. – Теперь духи будут видеть в тебе не просто человека. Они увидят вожака стаи. Первого из многих.

Он отпустил щенка на землю. Тот, скуля, заковылял в темноту.

– И это всё? – недоверчиво спросил Лех, вытирая кровь со лба.

Глаза Морока странно блеснули в свете колдовского огня.

– О нет. Это лишь начало. Это – благословение на поход. А о победе… о ней мы попросим ту, что жаждет больше других. Ту, чьё имя – Мара.

При упоминании этого имени Лех невольно поёжился. Даже он, не знающий страха воин, испытывал суеверный ужас перед богиней смерти и болезней. Это была тёмная сила, к которой обращались лишь в крайнем случае, и цена за её помощь всегда была высока.

Морок снова повернулся к алтарю. Он бросил в костёр щепотку какого-то порошка, и пламя взметнулось вверх, изменив цвет на мертвенно-бледный. В воздух поднялся тяжёлый, дурманящий запах. Шаман начал раскачиваться всё быстрее и быстрее, его бормотание перешло в гортанный, нечеловеческий вой.

– О Мара, Хозяйка Тёмной Воды, Владычица Зимней Ночи! – взывал он, простирая костлявые руки к небу. – Твой верный слуга просит тебя! Великий Волк собирает свою стаю! Он идёт на север, на восток! Он идёт сеять смерть, чтобы собрать для тебя жатву!

Воздух в овраге стал ледяным. Тени от деревьев заплясали, принимая уродливые, кошмарные формы. Леху показалось, что он слышит шёпот, идущий отовсюду и ниоткуда – миллионы голосов, шепчущих на языке боли и отчаяния.

– Дай ему силу, о Великая! – продолжал кричать Морок. – Ослепи его врагов, наполни их сердца страхом! Сделай его воинов волками, что не знают ни боли, ни жалости! Пусть их мечи будут продолжением твоего серпа! Взамен… взамен мы обещаем тебе великий пир! Каждая душа, что падёт от их руки, каждая капля пролитой крови – всё будет твоё! Пруссы станут лишь закуской! А потом… потом мы принесём тебе в дар души русичей! Богатый урожай ждёт тебя, Великая!

Пламя костра опало так же резко, как и взметнулось, снова став сине-зелёным. Морок тяжело рухнул на колени, прерывисто дыша. Наваждение схлынуло.

– Она услышала, – выдохнул он. – Она приняла дар. И она ждёт плату.

Лех стоял, сжимая кулаки. Он чувствовал, как по венам бежит не просто кровь, а ледяной огонь. Уверенность, многократно усиленная тёмной магией, наполняла его. Он больше не был просто вождём. Он стал орудием в руках древней, голодной силы. И это ему нравилось.

– Хорошо, – сказал он глухо. – Она получит свою плату. С лихвой.

Он повернулся и пошёл прочь из оврага, обратно к своему войску. А Морок остался сидеть у затухающего костра, и на его губах играла жуткая, довольная улыбка. Он связал судьбу вождя, его армии и свою собственную с волей самой тёмной из богинь. Пути назад теперь не было. Только вперёд, через кровь и смерть. Поход был благословлён. Но не светом, а тьмой.

Глава 18: Поход на Пруссов

С первыми лучами рассвета, когда над рекой ещё стелился густой туман, огромный лагерь объединённого польского войска пришёл в движение. Прозвучал негромкий, хриплый рёв бычьих рогов – не радостный сигнал к празднику, а суровый, деловитый призыв к походу. Воины без лишней суеты и криков сворачивали свои скромные жилища, тушили костры, проверяли оружие и сбрую. Дисциплина, которую Лех вбивал в них месяцами, давала свои плоды. Это была уже не пёстрая толпа враждующих кланов, а единый организм, готовый к войне.

Войско выстроилось в длинную, змееподобную колонну. В авангарде, под чёрным знаменем с волчьим черепом, ехал сам Лех на своём могучем вороном коне. Его лицо было непроницаемо, взгляд устремлён на север. Рядом с ним, на костлявой кобыле, ехал шаман Морок, укутанный в шкуры, похожий на зловещую птицу. Следом шла личная дружина Леха – сотня отборных бойцов, прошедших с ним через огонь и воду.

За ними двигались отряды других племён. Каждое под своим стягом, со своим вождём во главе. Здесь были и гордые Висляне Земовита, получившие, как и было обещано, почётное место на правом фланге, и Мазовшане, и Поляне, и все те, кого Лех подчинил себе за последний год. Вчерашние враги теперь шли плечом к плечу, объединённые новой целью и, возможно, страхом перед своим новым повелителем. Их перешёптывания и недоверчивые взгляды ещё остались, но общая воля Леха сковывала их крепче любых цепей.

Колонна растянулась на несколько вёрст. Скрипели сотни телег обоза, перевозивших припасы, осадные лестницы и разобранные тараны. Мычали коровы и блеяли овцы, ведомые на убой. Ржали тысячи коней. И над всем этим стоял глухой, мерный гул – топот десятков тысяч ног, обутых в кожу, шагающих на север.

Их целью были земли пруссов – дикого, воинственного народа, жившего в густых, непроходимых лесах к северу от польских владений. Пруссы не строили больших городов и не пахали землю. Они жили лесом, поклонялись своим древним богам в священных рощах и считали войну лучшим из ремёсел. На протяжении веков они совершали опустошительные набеги на своих южных соседей, уводя скот, забирая урожай и, что самое страшное, пленяя людей для рабства или кровавых жертвоприношений.

Последний такой набег, случившийся прошлой весной, был особенно жестоким. Они сожгли несколько деревень, угнали в полон сотни людей, включая родичей некоторых из вождей, ныне идущих под знаменем Леха. Усмирение пруссов было не просто захватническим походом. Для многих это была кровная месть. Но для Леха это было нечто большее.

Во-первых, это была проба сил. Он должен был показать всем – и своим, и чужим, – на что способно его объединённое войско. Победа над грозными пруссами должна была сцементировать его власть и заставить замолчать последних недовольных.

Во-вторых, это была добыча. Казна его была пуста, а воинам нужно платить. Прусские сокровищницы, по слухам, ломились от награбленного за многие годы.

И в-третьих, это был первый платёж по его договору с тёмной богиней. Мара жаждала крови, и Лех собирался предоставить её в изобилии. Прусские земли должны были стать первым кровавым блюдом на её пиру.

Они шли несколько дней. Леса становились всё гуще и темнее, тропы – уже и опаснее. Это была чужая земля, враждебная и полная ловушек. Прусские лазутчики, невидимые и бесшумные, как лесные духи, следили за ними с верхушек деревьев, из оврагов и зарослей. Иногда из чащи прилетала одинокая стрела, сражавшая неосторожного воина из арьергарда. Иногда натыкались на волчьи ямы, искусно замаскированные на тропе.

Но армия Леха не была толпой неопытных селян. Его разведчики, такие же лесные охотники, шли далеко впереди, тщательно прощупывая путь. Воины двигались плотными рядами, всегда готовые к бою. Потери были, но они лишь злили и закаляли войско.

Морок тоже не сидел сложа руки. Каждую ночь он проводил свои ритуалы, взывая к духам леса, прося их не мешать походу и ослепить врага. Он окроплял оружие воинов настоями из трав, которые, по его словам, должны были отводить вражеские удары и делать свои более точными. Войско всё больше и больше проникалось его тёмной аурой, превращаясь из обычной армии в орду, ведомую колдовской волей.

Наконец, разведчики принесли весть: впереди, в самом сердце леса, на холме, окружённом тремя рядами частокола, стоит Ромове – главная лесная крепость пруссов. Именно там держали пленных, там хранились их сокровища и там их жрецы приносили жертвы своим богам.

Лех отдал приказ остановиться. Колонна замерла, и в вечернем лесу воцарилась напряжённая тишина. Воины молча точили мечи, проверяли тетивы луков. Они чувствовали близость врага, близость большой крови.

Лех стоял на небольшом пригорке, глядя на север, где за верхушками деревьев уже виднелся дым от костров в прусской крепости.

– Они ждут нас, – сказал Морок, появившись рядом с ним, как тень.

– Пусть ждут, – ответил Лех, и в его глазах блеснул холодный, хищный огонь. – Чем дольше они ждут, тем слаще будет их отчаяние. Завтра на рассвете мы начнём.

Он не сомневался в победе. За ним стояла сила всех польских племён. За ним стояла воля тёмной богини. Он пришёл в эти леса не просить, а брать. И он собирался взять всё.

Глава 19: Лесная Крепость

С рассветом войско Леха вышло на широкую просеку, вырубленную самими пруссами, и перед ними открылся вид на Ромове. И даже закалённые в боях воины, видевшие немало укреплений, невольно замерли, поражённые этим зрелищем. Это была не просто крепость. Это был город, рождённый самим лесом, вросший в него и ставший его хищным сердцем.

Ромове располагался на вершине широкого, пологого холма, господствовавшего над окружающей местностью. Но это не были каменные стены и башни, к которым привыкли русичи или тевтоны. Пруссы строили из того, что давал им лес, и их архитектура была продолжением дикой, первобытной природы.

Три кольца обороны опоясывали холм. Внешнее, самое нижнее, было не просто частоколом, а чудовищным завалом. Огромные, вековые деревья, сваленные вперемешку, образовывали почти непроходимый барьер высотой в два человеческих роста. Их сучья, заострённые и торчащие во все стороны, превращали завал в смертельную ловушку для любого, кто попытался бы через него перелезть. В нескольких местах были оставлены узкие проходы-ворота, защищённые тяжёлыми бревенчатыми щитами.

За этим валом шёл глубокий и широкий ров, дно которого было утыкано заострёнными кольями, скрытыми под слоем мха и листьев. Перебраться через него можно было лишь по перекидным мостам, которые, несомненно, были уже подняты.

И, наконец, третье, внутреннее кольцо – сама цитадель. Это была стена из плотно подогнанных друг к другу толстых сосновых брёвен, высотой в три копья. Но самое удивительное было то, что стена не была отдельным строением. Строители искусно вплели её в живые деревья. Могучие дубы и сосны, росшие на вершине холма, служили опорами для стены и одновременно смотровыми башнями. На их раскидистых ветвях, на высоте многих метров, были сооружены дощатые платформы, соединённые между собой верёвочными мостиками. Там, в зелёной листве, уже можно было разглядеть силуэты лучников. Они не стояли на стене, они парили над ней, скрытые кронами, готовые осыпать нападающих дождём стрел с самых неожиданных направлений.

Крепость жила и дышала вместе с лесом. Она была зелёной, бурой, серой, её очертания смазывались, сливаясь с окружающим пейзажем. Казалось, будто сам холм оскалился тысячами деревянных клыков, защищая своё нутро.

Над вершинами бревенчатых стен виднелись крыши длинных домов-казарм, крытые дёрном и корой, почти неотличимые от лесной подстилки. В самом центре, на высшей точке холма, возвышалось строение, непохожее на остальные. Это был огромный, сложенный из вековых дубовых кряжей дом без окон, крытый соломой, из отверстия в крыше которого валил густой, чёрный дым. Это было святилище, место, где прусские жрецы-вайделоты говорили со своими богами. От этого места веяло древней, чужой и враждебной силой.

А на стенах и платформах уже кишели воины. Пруссы. Они были под стать своей крепости – дикие и неистовые. Длинноволосые, бородатые, одетые в грубые домотканые рубахи и шкуры медведей и волков. Многие были обнажены до пояса, демонстрируя тела, покрытые синими ритуальными татуировками. В их руках были не только мечи и копья, но и тяжёлые боевые топоры, рогатины и огромные деревянные дубины, утыканные острыми камнями.

Их было много, тысячи. Они не кричали угроз и не били в щиты. Они стояли молча, и это молчание было страшнее любого боевого клича. Они смотрели на войско Леха сверху вниз со спокойной уверенностью хищников, затаившихся в своём логове. Они были у себя дома. Они были под защитой своих стен и своих богов.

Лех медленно объезжал строй своих воинов, глядя на крепость. Его лицо было непроницаемым. Он видел всё: и мощь укреплений, и ярость защитников, и тактические трудности, которые им предстояли. Многие из его вождей, глядя на Ромове, уже начинали сомневаться. Такой орешек голыми руками не возьмёшь. Положить здесь можно было половину войска.

Но Лех видел и другое. Он видел страх в глазах некоторых пруссов. Он видел, что их слишком много для такой крепости, что они собрали сюда воинов со всех окрестных земель, оставив свои селения беззащитными. Он видел, что они поставили на кон всё, заперев себя в этой деревянной клетке.

Он остановил коня рядом с Мороком.

– Красивое логово, – сказал шаман, облизнув сухие губы. – Внутри много тёплой крови. Наша богиня будет довольна.

Лех не ответил. Он смотрел на высокое святилище в центре крепости. Туда, где сейчас, скорее всего, прусские жрецы приносили жертвы, моля о победе.

– Они думают, что лес на их стороне, – наконец произнёс он глухо. – Они ошибаются. Сегодня этот лес станет их могилой.

Он повернулся к своим воеводам.

– Окружить холм. Не дать уйти ни одной мыши. Готовить тараны и лестницы. Штурм на рассвете.

Приказ был отдан. Великая польская армия начала растекаться вокруг холма, заключая лесную крепость в железное кольцо. Пруссы на стенах смотрели на это безмолвно. Обе стороны знали: переговоров не будет. Будет только кровь.

Глава 20: Осада

Ночь перед штурмом была короткой и напряжённой. Войско Леха не спало. В свете тысяч костров, окруживших холм с Ромове, кипела работа. Скрипели пилы, глухо стучали топоры – воины спешно доделывали осадное снаряжение. Десятки огромных штурмовых лестниц, сколоченных из молодых сосен; тяжёлые, обитые сырой воловьей кожей щиты-мантелеты для прикрытия; и главное – два чудовищных тарана, увенчанные окованными железом дубовыми головами, каждый из которых требовал усилий тридцати человек. Воздух был наполнен запахом свежей древесины и напряжённым ожиданием.

Пруссы в крепости тоже не спали. Со стен доносились звуки гортанных песен-молитв, прерываемые дикими, пронзительными криками – то ли жрецы взывали к богам, то ли уже приносили кровавые жертвы, моля о защите. Огни в Ромове горели ярче обычного, и чёрный дым из центрального святилища валил гуще, словно там сжигали что-то большое.

Как только первый серый свет тронул верхушки деревьев, из лагеря Леха донёсся рёв боевых рогов. Протяжный, хищный, обещающий смерть. Это был сигнал.

Штурм начался.

Первыми пошли лучники. Сотни воинов, выстроившись за переносными щитами, начали методичный обстрел стен. Тучи стрел со свистом взмывали в утреннее небо, описывая дугу, и дождём обрушивались на защитников. Пруссы не остались в долгу. С деревянных платформ на деревьях, из-за брёвен частокола полился ответный ливень. Их стрелы были тяжелее, с широкими костяными наконечниками, предназначенными не пробивать доспех, а рвать плоть. В воздухе стоял непрерывный гул и свист, как от роя гигантских ос. Уже в первые минуты с обеих сторон упали десятки воинов, так и не сделав ни одного удара мечом.