
Полная версия
Детонатор
Эта пуля мгновенно вывела Игоря из ступора. Он бросился бежать, отчётливо понимая, что не знает, куда. И тут на сцену гордо вышел совершенно неожиданный, и от этого ещё больше оглушающий и ослепляющий взрыв. Придирчиво оглядев собравшуюся публику, он высоко подбросил вверх машину и заставил прячущуюся за ней фигуру рычать, соскребая с лица кусочки обугленной кожи… Взрыв заслонил собой всё остальное, наполнил коридор жаром, стонами, и… светом. Игорь наконец увидел что-то, отдалённо напоминающее ему «шанс» – ту самую решётку в полу, открытую, переломленную в центре по всей длине, будто та поставила себе целью откровенно закосить под обыкновенную дверь типового лифта. Половинки створок безвольно свисали внутрь и почти не сопротивлялись проникновению между ними Игоря Рахлина. Только правая из них оскорблённо вскинулась и подло царапнула наглого пришельца за руку.
Замкнутое бетонное помещение здорово смахивало на ловушку, по-крайней мере выход из неё и был входом – решёткой наверху. Игорь по инерции потыкался по стенам, прекрасно осознавая, что выхода нет. Зачем Игнатов заманил его сюда? На что он надеялся? Что стены миниатюрного каземата разверзнутся, пойдут трещинами и выпустят своего пленника в бесконечные просторы страны Оз?
Лихорадочные мысли о предательстве Игнатова совершенно неожиданно прервал сам капитан, а точнее его искорёженное тело, упавшее рядом с решёткой. Изо рта Александра текла кровь, которую тот пытался глотать – она отчаянно мешала ему говорить. Наконец, умирающий прохрипел «Внизу!» и задёргался, ведомый пулями, методично впивающимися ему в спину.
Игорь тонко взвыл и приник к полу, водя пальцами по бесконечной пыли ровно уложенных на полу плит. Пальцы только сейчас начали терять терпение и уже собирались прекратить слушаться своего непутёвого владельца. Подобный физиологический бунт поддержали, похоже, совершенно все органы и члены заточённого под решёткой беглеца. Лишь указательный палец левой руки решил идти до конца и был сполна вознаграждён за свою приверженность хозяину – он сумел провалиться в совершенно правильной формы отверстие. Цилиндр, похоже, сам задёргался на шее у Игоря и самостоятельно приник к находке, шипя и заглушая для Игоря многообещающую ругань, раздающуюся сверху. Пол медленно принялся уходить вниз, а Игорь совершенно неожиданно успокоился и с чувством выполненного долга потерял сознание. Указательный палец, последний раз дёрнувшись в поисках хоть одного функционировавшего органа, не нашёл соратников, пожал иллюзорными плечами и решил претвориться спящим. Последнее, что он услышал, был очередной звук выстрела и звон пули, вонзившуюся в бетонную поверхность каземата…
Игорь видел сон… Вязкий, как глоток раскаленной смолы… Сон про то, как…
Человек, иссиня-чёрного цвета, толкнул его назад, в проход. Игорь упал в грязь и зажал уши. Крик истязаемого, умирающего товарища впивался в виски, тошнотой подступал к горлу, связывал ноги.
– Вставай, – заорал чёрный человек, увлекая его в коридор, – Мы ему не поможем! Мы тоже умрём… Мы…
Голос чёрного человека перекрыло странное шипение. «С-с-с-с…». Оно доносилось сзади, оттуда, где в муках корчился сейчас один из них… Оно заставило Игоря вскочить и побежать прочь, вслед за чёрным человеком. «С-с-с-с». Шипение нарастало, окружая бегущих, задерживая их, заставляя остановиться. Сопротивляться этому шипению было совершенно невозможно. В руке у чёрного человека появился пистолет. Раздался выстрел. Игорь обернулся. Пуля прошила шипение насквозь. Толстая пластиковая змея разорвалась изнутри, плюясь кровью из множества дыр на её теле. Игорь сделал шаг назад и упал – точно так, как в глупых фильмах. Змея нависла над ним, обильно истекая кровью. Ещё выстрел. Чёрный человек промахнулся. Пластиковая змея вскинулась, и, минуя Игоря, впилась в стрелка. Пистолет упал к ногам Игоря. «С-с-с-сен…». Шипение стало невыносимым. Шипение сменилось криком. Холодный пластик коснулся шеи Игоря. «С-сен-с-ссей»…
Рот переполнился едкой, жёлтой слюной. Ладони стали кулаками, а ноги подогнулись под живот и ударили в подбородок. Голова не ответила, беззвучно сотрясаясь в предсмертных конвульсиях. Круг замкнулся. Сон растаял.
Игорь открыл глаза. Отчего-то он точно знал, что увидит сейчас над своим, распростёртом на бетонном полу, телом бетонный потолок. Он был совершенно прав. Довольно ярко светящаяся, притороченная в углу помещения лампа давала ясное представление об окружающем Игоря бетонном мире. Рахлин поднялся с некоего подобия собачей подстилки и сразу заметил пятна крови, там и сям освежающие скучный декор голого помещения. Самым примечательным в этой гипертрофированной собачьей будке была дверь, занимавшая всю узкую стену бетонной коробки. Причём, не «почти всю», а именно всю, что навело на мысль о каком-нибудь гараже за пределами МКАД. Игорь попытался включить голову, и неожиданно понял, что его мозговая деятельность происходит без каких-либо перебоев. Точнее – голова работала так ясно, будто последние полчаса Игорь не бегал по городу в поисках способа обмануть неминуемую смерть, а уже сутки спокойно спал на кровати роскошного президентского номера отеля «Савой» в центре Лондона. Более того – ноги не дрожали, спина не болела. Ныли лишь царапины на руке, да во рту явно заканчивалась победоносная революция Кариеса, в ходе которой последняя дивизия «Блендамеда» уже сдавалась, и только партизаны из «Чебурашки» продолжали сопротивление где-то в области гортани…
Игорь сразу понял, что произошло после того, как он потерял сознание в своей ловушке. Игнатова убили, его поймали, но почему-то не пристрелили сразу, как явно пытались сделать до этого, а отвезли в какое-нибудь Красеево и заперли в пустом гараже. Выйти отсюда не удастся, люди, поймавшие его, сейчас вернуться и начнут пленника… ну, например, пытать! Или спросят, как зовут, потом самый главный весело так скажет: «Игорь, можно я тебя перебью?!» и всадит в грудь беззащитной жертвы автоматных патронов долларов этак на двести. А когда тело Игоря рухнет обратно на подобие собачьей подстилки, другой человек, ну, тот, кто не самый главный, но обязательно лысый и со шрамом во всё лицо, горько так скажет: «Эх, босс, надо было его заставить рубашку снять, хорошая была рубашка…!». Осознав всё это, Игорь неожиданно для себя пожал плечами, и, вспомнив, что курит, полез в карман за сигаретами. Сигареты были на месте, Рахлин достал одну, но почему-то сразу же передумал курить. Он задумчиво сломал сигарету и подошёл к двери «гаража». Та, явно подражая двери супермаркета, плавно отъехала в сторону. Рахлин пожал плечами и вступил в ночь.
Мягкий гравий железнодорожной насыпи привычно зашуршал у него под ногами. Дверь сзади закрылась. Игорь обернулся и понял, что у него может случиться очередной приступ истерии. Помещение, из которого он вышел, не было гаражом. Естественно, что оно не было и супермаркетом. Взору замученного беглеца предстала обыкновенная трансформаторная будка, оформленная привычными дурацкими надписями и чёрной табличкой с полуистершимся «мульти-пиратским» значком. Игорь зачем-то пнул дверь, и та ответила ему возмущённым звоном.
Потрясающая звёздная ночь была безграничной. Вой собак смешивался с шумом деревьев, хрипом безымянного мужика за полотном, далёкими призывами «Саша, домой!» и еле слышными автомобильными гудками. Настоящее, осязаемое оливье «ночная железная дорога летней ночью». Вряд ли любимое, но весьма обычное житейское блюдо. Блюдо, которое очень мало людей вкушает добровольно…
Игорь наконец достал сигарету и присел «на колени» наверняка пачкающему джинсы, но такому необходимому сейчас белому куску бетонного блока. Он знал это место. Он был здесь не раз и прекрасно сознавал, что отсюда до его дома – двадцать минут на автобусе. «На сегодня хватит» – решил он, почти веря в эту секунду, что прерогатива продолжения или окончания кошмара зависит только от него… Вот теперь он точно закурит…
С первой выпущенной струёй сигаретного дыма послышался звук приближающегося из области поезда. Вскоре состав вынырнул из-за поворота, и немного кособочась в сторону Игоря, принялся методично заглушать его стуком бесконечных колёс. Странный, вроде бы хрестоматийно-пассажирский, но без единого горящего окна поезд… С другой стороны, такие поезда ездят сплошь и рядом – пассажирские поезда без пассажиров – ничего странного… Поезд прогремел последним вагоном. Железная змея, махнув на прощание хвостом, спешно удалялась из виду.
– Закурить не найдётся, сынок? – раздался сзади бодрый старческий голос.
Игорь повернул голову и понял, что над ним пытается возвышаться невысокого роста старичок. У старичка была такая же подозрительная улыбка, как и у Игнатова. Игорь вспомнил о последних событиях, и ещё не понимая, случились ли они на самом деле, передёрнулся.
Старик принял сигарету, прикурил прозрачной битой зажигалкой, и перекинув ногу через камень, плюхнулся рядом с Игорем.
– Сашку, значит, ироды достали, – задумчиво протянул он, заглядывая Рахлину в глаза.
– Кого? – хрипло протянул тот, пытаясь не подавиться торчащей из перекошенного рта сигаретой.
– Деда моего! – с готовностью ухмыльнулся старик. – Сашку, кого?! Ты чего, всё позабывал? Главное, что какие пироги – ключик Сашкин у него на шее болтается, греет значит его, а он про Игнатова слыхом не слыхивал! Это как?
– Уже не греет… – в растерянном полуобмороке пробормотал Игорь.
– А пошто ему сейчас греться-то? Слушай лучше сказочку… Значит, жил на свете хлопец золотой, а вот шлёпнули его – и сразу позабыли все… – продолжал распинаться дед.
– Вы кто? – спросил Игорь.
– Мораль, значит такая… Делаешь людям добро, делаешь, потом вот так помрешь…
– Вы кто? – несколько твёрже спросил Игорь.
– И податься-то некуда… – всё же закончил старик и внимательно посмотрел на Игоря.
– Да кто ж…
– Дед Пехтож, – тихо сказал старик, – Вообще-то я стрелочник на станции. Знаешь такую профессию-то – стрелочник?
Игорь медленно кивнул.
– Вот он я и есть, стрелки перевожу, чтобы люди, которые в поездах едут, куда надо попадали, а не чёрту на рога! Видишь, лычки? – старик ткнул пальцем себе в плечо. В ночи отчётливо полыхал какой-то официальный знак. – Это ж больше, чем звание… Это… хм… призвание. Да… призвание…
– А как вас зовут? – спросил Игорь и сам удивился тому, что произнёс это. Ему почему-то показалось, что старик ответит: «Петрович я!»
– Пехто Петрович! – старик мелко засмеялся. – Петрович я. Станционный смотритель. За тобой, значит, смотрю, да и вообще за всеми смотрю, кто на станции, значит, находится, – «Петрович» притворно зевнул. – Да, ещё я тебе подарочек припёр. Лови, а то мне уже пора…
Свет огней очередного поезда осветил ночь ненужным, лишним светом, проглотил звёзды и выплюнул их уже в вагоны, сумев осветить их все, от первого до двадцатого. Движущийся факел, уходящий в сторону, из которой приехал первый поезд – он точно также звенел и стучал, проносясь перед Игорем. Иллюзорный свет радости и праздника под звёздным небом. Обычное желание соборности – и атрибутика всегда должна властвовать над содержанием. Содержание внутренне и беспомощно, что ж, также всеобъемлюща и лжива пустая коробка из-под кремового торта…
«Петрович» исчез. Растворился в ночи, скатился в овраг или просто привиделся усталому мозгу Игоря Рахлина… Было бы здорово, если бы он просто сошёл с ума и этот старик – просто очередной сегодняшний глюк… но Игорь не мог верить сам себе. Он подцепил пальцами лежащую на том месте, где только что стоял «Петрович», обыкновенную бежевую дискету с надписью «Дверь». Дискета была совершенно реальна, но должно ли это означать несомненную реальность всего остального?
V
По большому счёту, в вопросах о взаимоотношениях с собственной судьбой люди делятся только на две категории. Первые признают собственную судьбу как высокую данность и следуют по жизни под её мудрым руководством, не переча с ней и уж подавно не собираясь её обмануть. Для них за благо сыграть с судьбой вничью, чувствовать себя во взаимоотношениях с ней на равных, для чего необходимо выучится до двадцати лет, женится до тридцати и осознать себя до тридцати трёх. Такой путь выбирают мудрые люди. Что до вторых, то они пытаются обмануть судьбу и выиграть у неё, оставив судьбу в дураках. Их влечёт само понимание того, что жизнь первых неинтересна и правильна. Им хочется приключений, они раз за разом проигрывают жизни, теша себя бессмысленными надеждами отыграться. Они глупы, и зачастую судьба наказывает их за глупость. Судьба лишает их любви, благополучия и душевного равновесия. Иногда судьба убивает их. Но только на пороге смерти и те и другие понимают, что вторая категория прожила более счастливую жизнь…
Едкие уколы уж чересчур холодного дождя заставляли Игоря бежать к автобусной остановке. Снова бежать… В который раз за этот нереальный, невозможный и злой вечер. Бежать, зачем-то переживая за почти новую куртку, страшась неминуемого насморка, который по всем признакам обязательно должен был наступить ещё до завтрашнего пробуждения, бежать, заживо хороня плохо склеенные летние туфли, которые после сегодняшних нагрузок и переживаний обязательно схватят инфаркт…
Словом, в данный момент мозг Игоря был забит совершенно глупыми с точки зрения последних событий переживаниями. В полусне – полуяви Игорь бежал по щедро освещённой ночными фонарями улице, стараясь опередить график последнего на сегодня автобуса…
Остановка была пуста. В углу по традиции копошилось нечто живое, сердито ругающее дождь, сырость, ночь и правящую власть заодно, но это подобие органической активности не шло ни в какое сравнение с обычным столпотворением на этом маршруте.
Ни пресловутый дождь, ни время суток никак не влияли на количество людей, ждущих автобус в этом месте. Существуют такие маршруты – и самое противное, что существуют они, как назло, именно на дороге к вашему собственному дому. Это вопиющее несоответствие обычного с сегодняшним окончательно расстроило и насторожило Игоря. Стараясь не обращать внимание на очередного аутсайдера социума,
Игорь боязливо занял позицию на противоположном полюсе коробки ожидания, потоптался и… неожиданно для себя шагнул к человеку в углу остановки, присел рядом.
– Водку будешь? – достаточно буднично спросил мешок одежды, и не дожидаясь ответа, протянул Игоря маленький пластиковый стаканчик весёлого салатового оттенка.
– Выпей, тебе это нужно.
Игорь принял стакан, машинально выпил и мгновенно опьянел. Все переживания этого дня, нечеловеческая усталость, страх и бессилие на что-либо повлиять, скорее всего, войдя в контакт с жалкими граммами огненной воды, полностью выпустили из организма Рахлина последние силы. Голова налилась расплавленным свинцом, губы сложились в глупую улыбку, зажигалка на секунду осветила лицо Игоря и подожгла сигарету.
– Спасибо, – мне стало легче, – отчего-то ясным, звенящим голосом поблагодарил Игорь.
– Всегда пожалуйста! – усмехнулся силуэт в углу, – Твой автобус!
Невыразимо длинный и нестерпимо жёлтый “Икарус” лихо затормозил перед самым носом Игоря. Тот сделал шаг и ввалился в салон.
“Что же он мне налил?!” – спросил сам себя Игорь, только сейчас понимая, что зашёл в автобус с сигаретой. “Спирт?”
Игорь огляделся. С разных концов салона на него пялились глаза около дюжины сограждан, причём, как на подбор, исключительно среднего и совсем среднего возраста. В их глазах, как и всегда, читалось напыщенное осуждение. Впрочем, все они, как и всегда, не смели раскрыть рта. Игорь пожал плечами, рухнул на сидение рядом с каким-то заросшим созданием мужского пола и с наслаждением втянул в лёгкие очередную порцию гвоздей для гроба.
Через пару минут автобус затормозил у следующей остановки. Водитель, явно в душе считавший себя внебрачным сыном Красного Барона Шумахера, смачно шлёпнул по кнопке открывания дверей и расслабился в кресле. Не иначе, подобная грация в обращении с простейшим механизмом возымела волшебное действие на пассажиров “среднего возраста”, поскольку они, словно по команде, вскочили с мест и ломанулись к выходу. Через минуту салон “наземного вида транспорта” стал девственно чист. Или почти девственно, ибо к следующей остановке поехало только два пассажира. Игорь обернулся к соседу.
– Чего это они? – потерянно спросил он, наблюдая внушительную толпу на стремительно удаляющийся от них остановке.
Сосед, внешность которого описать было довольно сложно, молча полез в карман и достал маленькое зеркальце.
– А ты себя давно видел? – ухмыльнулся он.
Игорь схватил зеркальце и с удивительным спокойствием оглядел своё разбитое, располосованное разнообразными царапинами и перемазанное кровью лицо с глазами потомственного алкоголика в многолетнем штопоре.
– А ты чего не вышел? – спросил Игорь, возвращая зеркало хозяину.
– А мне всё равно. Я скоро в Германию уезжаю, – несколько невпопад ответил заросший гражданин и грустно отвернулся к окну…
Вдруг в звенящей тишине обернулся он ко мне,
И мурашки по спине ледяной волной.
На меня смотрел и спал.
“Старче, кто ты?” – закричал,
А старик захохотал, сгинув с глаз долой.
Водитель-экстремал снова заложил крутой вираж и, обернувшись к своим последним сегодняшним пассажирам, беззвучно засмеялся.
Не поверил бы глазам, отписал бы всё слезам,
Видно всё, что было там, померещилось.
Но вот в зеркале, друзья, вдруг его увидел я.
Видно. встреча та моя
Всё же вещая.
Игорь рассеяно слушал навязчиво звучащую из салона водителя музыку и смотрел через проход в окно. Унылый ночной пейзаж убитого дождём человеческого муравейника был Игорю совершенно незнаком. Едва Игорь начал понимать, что автобус едет совершенно не по тому маршруту, хоть и уверенно движется к его дому, железный конь резко тормознул. Двери распахнулись.
“Конечная” – едко сообщил динамик. Рахлин вышел на улицу и в некотором замешательстве посмотрел в спину удаляющемуся заросшему представителю позднейшей эмиграции. Затем перевёл взор на номер автобуса. Увиденное поразило его. Номера не было вообще, при этом допотопные фанерные таблички в обилие присутствовали на окнах автобуса, но никак не выдавали цифровую информацию о привязке транспортного средства к определённому маршруту.
Игорь растерянно оглянулся на отъезжающий автобус неизвестного маршрута и заспешил домой. Ноги дрожали, сердце отчего-то билось где-то в районе пупка, руки стали холодными, а при входе в знакомый спальный район к этим дивным ощущениям добавились противное головокружение, поэтому к собственному дому Игорь подходил уже с трудом. Нашаривание ключей в собственном кармане показалось ему самым отвратительным занятием в жизни. Неожиданно Рахлин остановился. На секунду сердце переместилось на своё законное место и тут же перестало биться. Звёзды, о существовании которых Игорь на протяжении всего пасмурного вечера и не подозревал, засияли так ярко, словно поставили себе целью ослепить каждого, кто в эту секунду смел любоваться ими. Мир поплыл перед глазами Рахлина, привычные оттенки зелёных насаждений скомкались в единый клубок зелёной каши, ноги подкосились. Игорь упал на колени. Непреодолимая сила вздёрнула его подбородок вверх, а тело резко развернуло спиной к собственному подъезду. Заныла спина, руки стали нестерпимо жаркими. Жар распространился на плечи, грудь, живот… Глаза наполнились солёной влагой, которая потекла по щекам, испаряясь где-то в области груди. “Витиеватая смерть” – успел подумать Игорь. Но слёзы неожиданно кончились, звёзды потускнели, сосредотачивая свой свет на одном-единственном видении. На краю крыши противоположного дома расположилась яркое светящееся пятно, в геометрическом совершенстве которого угадывался человеческий силуэт. Видение скрестило на груди подобие рук и неотрывно смотрело прямо перед собой, спокойно наблюдая за крышей Рахлинского дома.
Игорь упал набок, успев проследить за направлением пристального взгляда светящегося пятна. На крыше его собственного дома было пусто. Острая боль ослепляющей молнией пробила голову. Затем всё закончилось. В груди появилась странная пустота, взгляд прояснился, руки перестали дрожать, видение исчезло.
– Это не смерть, это тот зелёный стаканчик, – прошептал Игорь, неуверенно поднимаясь на ноги, – С чего меня так глюкануло?! – осоловело добавил он, глядя на ключи и набирая привычное сочетание кодовых цифр на панели.
Дверь в собственную квартиру открылась настолько бесшумно, насколько ей позволяла многолетняя практика служения людям – то есть с привычным скрипом. Стены, наготу которых уже давно, но всё так же старательно прикрывали жёлтые обои в цветочек, не обратили никакого внимания на вошедшего. Только ковёр на полу поприветствовал одного из своих хозяев, вежливо пойдя складками и с упорством профессионального Матросова мешая закрыть дверь.
Из ванны поздоровалась стиральная машина. Впрочем эта балаболка трещала целыми днями – неизлечимая мания матери стирать что-либо в любую свободную от работы в Рамсторе секунду поставила бы в тупик любого психиатра, пусть даже с мировым именем.
Игорь тряхнул головой и заглянул в настенное зеркало, отобразившее его старательные попытки привести лицо в соответствии с общепринятыми нормами. Зеркало констатировало, что такое лицо соответствовало нормам какого-нибудь ветерана “бойцовского клуба” в американской глубинке, но никак не нормам облика среднестатического московского учителя истории. Значит, нужно пробраться в свою комнату совершенно незаметно – мать ничего не должна знать и точка. Задача эта, впрочем не казалось невыполнимой, потому что вечно уставшая и потерявшая полный интерес к каким-либо проявлением жизни мать обычно не слишком стремилась непременно обнять и облобызать блудного сына. С уходом из семьи отца, она, в момент постаревшая лет на дцать, практически перестала заниматься единственным отпрыском. Впрочем, у Игоря хватало ума жить хоть и в одной квартире, но практически самостоятельно, не слишком обременяя мать своими проблемами.
Игорь прекрасно помнил начало своей, отдельной от матери жизни. В тот год ему уже исполнилось шестнадцать, они жили без отца уже долгих три года, и Игорь, сын гебиста Виктора Рахлина, героя России, погибшего при исполнении, но успевшего оставить жене и сыну квартиру и пенсию, заканчивал школу.
Именно тогда, одним майским утром, он зачем-то нахамил завучу и получил в ответ убийственную фразу: “Сразу видно, сын государственного преступника!” Тогда он ударил завуча, и слава богу, тот оказался мужчиной, а Игорь должен был получить серебряную медаль за особые заслуги перед школьной партой, и его ждали в университете без экзаменов, а завуч к тому же был слегка нетрезв… В общем, общественный пожар был потушен, а вот семейный – лишь локализован. Игорь спросил у матери правду, а ответ получил через час в виде совершенно пьяной порции рыданий, ругани и извинений. Наверное, именно с этого самого момента они с матерью почти не общались, да и не видно было, чтобы последняя совершала какие-то особенные поползновения к изменению ситуации. И пока Игорь не мог позволить себе переехать, она готовила ему еду и буквально до дыр застирывала его одежду…
– Ужин на плите! – крикнула мать из ванной, даже не удосужившись оторваться от любимого полоскания.
– Спасибо, – автоматически изрёк Игорь, прошёл на кухню, выудил из сковородки холодную котлету и брякнул её на кусок чёрного хлеба. Налил извечного кефира. Сел, прислушался к своим ощущениям и неожиданно понял, что совершенно не устал. Это было не то обманчивое состояние, когда после бессонной ночи активного возлияния кажешься самому себе до омерзения свежим, а через час благополучно падаешь на пол. Это ощущение было совсем другим – перманентное отсутствие усталости как класса, как реакции на долгое и активное функционирование организма. “Почувствуй себя Терминатором” – невесело подумал Игорь, вымыл стакан и прошествовал в собственную комнату.
VI
– Хорошая песня! – с каким-то загробным энтузиазмом сообщил напарник, затем потянулся к магнитоле, но на середине пути передумал и опустил руку на колено.
Эскарт выкинул бычок под ноги проходящий мимо девушки и медленно вдавил кнопку на дверце. Тонированное стекло бесшумно поползло вверх. Эскарт потянулся и вставил ключ в замок зажигания. Ткнул холёным пальцем в магнитолу, увеличивая звук:
…Сбила ты меня с дороги,
Не найду фарватер!
Буду жить теперь один,
Я как Терминатор!…
– Что за дрянь? – поморщился он через секунду. Напарник, до этого азартно стучавший ладонью по коленке и тихо подвывавший магнитоле, застыл в неестественной позе и виновато поглядел на Эскарта.
– Ладно… – Эскарт повернул ключ зажигания. – Позвони, он уже дома.
Напарник коротко кивнул и достал из-под мышки плоский сотовый телефон…
Игорь сидел перед монитором и бездумно постукивал мышкой о коврик. Переживания сегодняшнего дня роем проносились в его голове, отчаянно жаля в сердце. Страх уже рассосался, чувство обречённости заснуло. Игорь начал понимать, что его обычная жизнь уже никогда не станет такой, какой закончилась сегодня. Теперь его обычная жизнь – это что-то другое. Опасное, но интересное. Хотя, судя по степени опасности, этот интерес к подобной жизни должен скоро пропасть… из-за смерти Игоря Рахлина. Что-то можно сделать. Попросить помощи, скрыться или… докопаться до истины. Игорь вздрогнул, понимая, что последняя мысль была явно не его, хоть и вынырнула из Мариинской впадины собственного сознания. Да, нужно позвонить. Связи были. Не может не быть связей у молодого человека, умудрившегося родиться сыном майора КГБ-ФСБ. Нет, отец тут ни при чём. Просто, автоматически, Игорь проживал, учился и общался в скоплении детей, родившихся примерно в том же статусе, что и сам Игорь. Детско-юношеская дружба, знаете ли, в принципе бесполезна и весьма непродолжительна, зато оставляет в память о себе мусорную кучу телефонов в записной книжке, пару помойных вёдер е-мейлов и вообще весь этот сор случайных знакомств, по определению ненужных. Но со временем, разгребая эти залежи, ты, как и в реальной жизни «искателя по помойкам», совершенно легко находишь в грязи и отстое по-настоящему полезные вещи. Функционирующие, нужные вещи, нужные тебе всего лишь раз в тридцать три года, и все же… Ну не можешь ты заранее знать, что твоя одноклассница, собирающаяся учиться на юриста и нежно любимая тобой в десятом классе, через несколько лет случиться судьёй в областном суде, где на неудобной скамейке нарушителя закона будешь восседать ты сам, вдребезги разбивший чужую машину и отчего-то избегший справедливого наказания!