Жизнь жреца Артамуша

И он начал рассказывать то, что ему, когда-то юноше рассказывали жрецы о строении и функциях скелета и великом значении позвоночника. Прошли годы, у него накопился богатый опыт врачевания, который тут давал ему богатые примеры и множество частных случаев из практики костоправа.

Солнце касалось линии горизонта, когда они закончив занятие вернулись к валунам и разожгли огонь. Приготовили чай, поели и вновь наступила любимая учениками пора вечерних бесед.

– Скажи, учитель, почему в твоей северной стране никто не мог убить одинокого путника?

Артамуш на миг задумался и начал говорить.

– Во-первых в Бармии не было разбойников, во-вторых, все занимались полезным делом, в-третьих, община всегда знала, кто и что делает на её территории и отвечала за порядок на своём участке перед советом вождей.

– Как просто и мудро. Почему у нас всё иначе?

– Всегда есть одна главная причина, на которую я вам много раз указывал и во множестве различных дел она остаётся причиной.

– И что же, не было преступников, никого не казнили? Такого быть не может.

– Да такого не может быть. Ведь всем известно, что в большом стаде всегда найдется хоть одна паршивая овца. Но я ведь говорил вам, что общины отвечали за свои территории и сами очищали себя от таких овец, руководствуясь старинным обычаем, который знали даже малые дети.

Мальчиком десяти лет о впервые увидел казнённого, когда ехал на дальнее пастбище. Отец, как и все другие мужчины села, в свою очередь пас общий скот и Арт часто помогал ему. В то утро он ехал один по лесной дороге, что вела в горы и за очередным поворотом на толстом суку дуба увидел повешенного за ноги. Его руки были связаны за спиною.

Арт подъехал ближе и осмотрел труп. Человека повесили дня два назад и хищные птицы уже оставили на нём свои отметины. Арт с содроганием отвернулся и стегнул коня. Вечером он с отцом гнал стадо в село и Арт вдруг вспомнив об увиденном утром спросил отца. Помолчав немного, он ответил спокойно.

– Этот человек пришлый, не наш и никто его не знает. Но не за то, понятное дело, его повесили общинники. Он изнасиловал женщину и по древнему обычаю заслужил такой смерти. Наказание должно следовать за преступлением немедленно.

– Отец, а эта женщина … она из наших?

– Да, но никто не узнает её имени, а те которые знают, будут молчать, – и отец строго посмотрел на сына, а затем методично перечислил виды преступлений и соответствующие им наказания. Не все преступления карались смертью, но большая часть бесчестьем или изгнанием. Особое внимание обращалось на возраст и поведение, преступившего обычай.

Арт слушал и запоминал. Обычай необходимо знать.

Артамуш кончил рассказывать. Воцарилось молчание.

– Значит, людьми правит община?

– Люди, – многозначительно ответил Артамуш, – люди правят через обычай.

– А царь? – горячо воскликнул другой ученик.

– Хорошему умудрённому народу не нужен царь. Сами видите, община может сама решить свои дела.

На том беседа закончилась и они легли спать, но Артамуш ещё долго не заснул. Ему вспомнилось как он впервые почувствовал настоящий ужас и в то же время нашёл в себе мужество для отпора. Это случилось в то самое лето, когда он с отцом сгонял коров к дороге ведущей в село.

Отец поехал вокруг стада, щёлкая кнутом. Коровы неторопливо сбивались в группу и шли привычным путём, но молодой задиристый бык, мыча бросился на жеребца Арта. Мальчик этого не ожидал, однако его двухлеток отреагировал сам: отпрянул в сторону и поскакал прочь. Арт остановил его и вновь щёлкнул бичом, что во второй раз вызвало ярость быка, и во второй раз конь унёс его от опасности. Арт понял, что дело серьёзное и коня лучше не ставить под удар. Он спрыгнул на землю и оглянулся ища глазами отца. Тот издали, спокойно наблюдал за его действиями. Бык опять не торопясь пошёл на него. Арт, увернувшись, защёлкал бичом. Животное тяжело развернулось, замычало. Послышался крик отца.

– Арт! Посмотри, что у тебя в руке!

Мальчик оглянулся и увидел, как отец держит наготове лук со вложенной стрелой. Но он понял, что хотел сказать отец и сам начал наступать на быка, стегая его бичом. На спине и боках забияки показались следы ударов, они сочились кровью. Бык протяжно замычал, стал потягиваться, но мальчик продолжал его бить и тот побежал к стаду. Арт сел на траву и тяжело дыша вытер пот со лба. Подъехал отец и остановился рядом. Мальчик поднял голову и увидел его грозное лицо.

– Когда жизнь предлагает тебе бой, никогда не убегай от него. Если бы ты не побил быка, он мог бы убить тебя. Только сила переломит силу. Поехали домой.

С того случая Арт умел обуздать свой страх.

Вечером следующего дня их маленькая процессия проходила по улицам столицы шаха Ормузда. Артамуш повернул голову и увидел знакомого ему царедворца-чиновника как раз в тот момент, когда тот вскочил на коня и поприветствовал его издали. Последний ответил тем же и вскоре уже был рядом.

– Не идёшь ли ты к шаху, близкий богам?

– Да, уж если я здесь. А ты верно едешь в своё имение? Но почему охрана твоя пешком идёт?

Царедворец засмеялся и махнул рукою.

– Нет, нет. Это я в гости к соседу собрался. Вот его дом, – царедворец рукою указал на ближнее нарядное здание.

– И для того, чтобы пройти до дома соседа тебе понадобилось сесть на лошадь.

– А как же иначе? – озадаченно спросил человек на лошади. – Я ведь не простой человек, а приближённый шаха.

Артамуш совершенно серьёзно закивал головою и направился к дворцу шаха решительным шагом. Теперь его встреча с Ормуздом станет деловой.

Шах был как всегда рад его видеть. Но быстро покончив с обычными в таких случаях расспросами и разговорами Артамуш рассказал сцену только, что увиденную.

Ормузд задумался ненадолго.

– Ты хочешь, чтобы я поговорил с ним?

– Нет, царь, я хочу поговорить об этом со всеми твоими царедворцами и чиновниками. И сделать это поскорее, пока я здесь.

– Ормузд позвонил в свой колокольчик, вызывая распорядителя.

– Сейчас же разослать гонцов с извещением о сборе большого совета завтра утром.

Отпустив чиновника шах встал с трона и подойдя к недвижно стоящему гостю положил руку на его плечо.

– А теперь у меня к тебе совсем другое дело, не государственное. Пойдём отсюда.

Артамуш обернулся к стоящим за спиною ученикам. Шах, поняв его жест, быстро успокоил его.

– Не беспокойся, их накормят и проводят на ночлег.

Он вновь позвонил и, поскольку распорядителя не было, подошёл слуга его замещавший. Получив указания, он молча склонил голову и жестом пригласил юношей следовать ним.

Ормузд же с дорогим своим гостем неспешно проследовали в малые покои, где они обыкновение разговаривать. По пути шах дал указание слугам, они забегали, засуетились и едва оба они уселись, как уж принесли вино и еду.

– Я хотел поговорить с тобою об Анаташ. А последнее время она меня беспокоит. А ведь ты сильно влияешь на неё, она твоя ученица. Вот уже второй день она где-то скачет по полям, скорее всего одна, и я ничего о ней не знаю. Недавно один достойный воин из моей гвардии, сотник накинул на неё ремень, так она этим ремнём размахнулась и по шее беднягу. Ремень обвился, она потянула, чуть не лишила его жизни. Те которые видели его спасли.

Артамуш поставил пустой кубок, помолчал.

– Опасения твои мне хорошо понятны, повелитель. Они и меня посещали. Но говорить с нею о том какой надлежит быть девушке уже поздно. Пусть теперь идёт смело по тому пути, который наши древние обычаи запрещают женщине. Много шишек она набьёт, пока не поймёт, что это путь ко злу. Я уверен, что когда-нибудь это случится, она не глупа. И сейчас в том состоянии духа как ей нельзя становиться женою, даже женою воина, ибо женщина воительница буйствует не на поле брани, но во всяком деле, а пуще всего в своей семье. В отличие от воина, она не защитница, но разрушительница. В моей Бармии недаром женщинам запрещали владеть иным оружием кроме лука, а тех которые становились на этот путь изгоняли из общины. Это жестоко, но только так можно оградить общество от разрушения. Ибо они, эти воительницы дают дурной пример, дурное семя бросают на вспаханное поле и разрастается как пырей семя захватывает всё поле. В детстве мне довелось видеть одну такую. Всего в шестнадцать она уже побивала настоящих воинов-мужчин на мечах и голыми руками.

– Её изгнали?

– Да, что с нею стало впоследствии не знаю. Она пропала.

– Но с Анаташ я не могу так поступить.

– Это и невозможно. Бармия – это не Мидия, арийская община и её обычаи совсем не похожи на ваши.

– Ты думаешь, что она сама исправится, ты говоришь о ней как о больной, которая выздоровеет?

– Да, она больная, а исцелит её собственный разум, который укажет ей когда-нибудь на то, что она ведёт себя глупо, так как глупо мужчине ли, женщине идти против своей природы; так же как глупо от природы не глупому пройдя до конца путь глупости не ступить поскорее на тропу ведущую к мудрости.

– Странно ты говоришь, Артамуш, – Ормузд удивлённо улыбался, глядя ему в глаза. – Вчерашний глупец завтра может стать мудрым?

– Не вполне верное толкование. Все проходят путём глупости. Кто-то в детстве, кто позднее, а многие иного пути не знают. Но тот кто пройдя этот путь движется дальше, уже не глуп.

Молчание надолго воцарилось в комнате. Из дверных проёмов справа и слева от них слышались шаги, негромкая речь. Артамуш принялся за измельчённые орехи в меду, заедая их фруктами, шах налил себе вина.

– Ты очень хорошо ответил на мой вопрос, друг мой. Но скажи ещё, Артамуш: выйдет ли замуж Анаташ и когда?

– Будь спокоен, она это сделает по своему усмотрению и выбору, когда сама будет к тому готова. Но это случится не скоро.

Шах молча, развёл руками, по-доброму улыбнулся. Напряжение и печаль совсем оставили его, он встал и положил руки на плечи Артамуша.

– Спасибо, друг. Я займусь делами, а ты отдыхай. В твоём распоряжении мой сад, ты знаешь, комната для омовений. Утром тебя позовут на завтрак, тогда и увидимся.

Они расстались и Артамуш сразу пошёл в сад. Он успел проводить заходящее солнце и уселся на плоский камень нарочно для этого поставленный среди цветов. Романтическое настроение, вызывающее воспоминания вновь овладело им. В памяти всплыли знакомые пейзажи Бармии, и как в подтверждение недавнего разговора, всплыло лицо той чернявой красавицы, которую он встретил там, в свои двадцать с небольшим лет.

В тот день он тогда ещё недавно посвящённый пэрва, подходил к очередному селу на своём пути. На двух берёзах у дороги он увидел останки человека. На одной – туловище без ног, а на другой привязанные ноги. «Казнили за поджёг» – определил он и ещё не войдя в деревню от встречного старика выведал подробности: казнённый из мести поджёг дом и коровник. Дом потушили, но коровник сгорел.

В первом же дворе на краю деревни Арт, окликнув хозяев, поприветствовал их и попросил напоить его. То был удобный предлог для того, чтобы кое-что разузнать. Хозяин принёс ему не воды, а сурицы в большой глиняной кружке. Пока пил Арт внимательно рассмотрел двор и хозяина – всё было добротно и хорошо.

– В селе есть ардус? – он не нашёл другого более подходящего вопроса.

– Есть, но, честно говоря, не настоящий он ардус, – общинник будто нехотя тянул слова.

– В молодости он не смог пройти обучение. Был как ты пэрва, да что-то у него не получилось. Старейшины уговорили больших ардусов назначить его сюда жрецом. Мы и тому рады. Всё же лучше, чем ничего. К тому же он местный и мы ему верим.

– Где у него святилище?

– Вот тот холм видишь? – общинник вытянул руку указывая на противоположный край села, за которым далее в поле высился холм. Точнее, скальные породы, будто вылезшие из холма.

– Там ты его каждый вечер найдёшь. Да чуть не забыл! Завтра день Аруны. Если останешься на праздник, то всё этому будут рады. Оставайся пэрва!

– Я останусь, – Арт ничуть не колебался в решении. В день Аруны он должен быть с народом.

Мужчина широко, сердечно улыбнулся на такой ответ и, указывая на кружку, спросил: ещё?

– Нет, хотя сурица у тебя хороша.

Он поклонился и пошёл дальше по дороге. Но дошедши примерно до середины села остановился. У дома под двумя громадными елями и зелёным лужком меж ними, стояла и внимательно разглядывала его черноволосая, стройная красавица. Большие чёрные глаза сверкают и на него зыркают.

– Куда спешишь, красавец?

Он остановился улыбнувшись и внимательно посмотрел на неё. С первого же взгляда он определил этот с детства знакомый тип женщины-амазонки. Всё казалось в ней звенело и играло, в нетерпении она притаптывала ногою. «Такую лошадку не каждый объездит».

– Зайди ко мне, вином угощу, – промурлыкала она коварно, а глаза обещали больше.

– Странно ты, красавица, выглядишь. Будто не арийской крови. А говоришь по-нашему. Артамуш уже почувствовал её силу и приготовился к поединку воль.

– Мою мать отец привёз из дальнего южного похода. Я похожа на неё.

– А насчёт вина так тебе отвечу, милая. Будь я не пэрва, я бы не смог отказаться, но поскольку я всё же мужчина, то не имею права наотрез отказать тебе в том, чего ты от меня ждёшь. А поэтому померяемся силами в колдовстве. Я ведь вижу – ты сильна в тайном искусстве. Если победишь меня то будет по-твоему.

Красавица согласно кивнула и тот час впилась в него глазами. Довольно долго они стояли друг против друга глядя в глаза, и давя друг друга энергиями. Арт постепенно усиливал мощность добавляя одну энергию за другой. Покуда не убедился, что женщина больше не сопротивляется. Наконец, она опустила глаза и, вздохнув, смахнула пот со лба.

– А всё-таки ты не представляешь, от чего отказываешься, красавец, – она грустно улыбнулась.

– Напротив, хорошо представляю. Но не могу иначе.

Арт зашагал дальше, провожаемый её глазами и размышляя: «Такие женщины всегда были и будут. Общая судьба не для них. Значит наряду с духовной мерой и кастами нужны разные человеческие меры.»

Артамуш встал, молча прошёлся по саду, прислушиваясь к ночным звукам, вдыхая ароматы. Потом он вернулся к лестнице и, войдя в комнату ему отведённую, лёг спать.

Утром, когда сделав зарядку он по обыкновению брился, пришёл слуга и сообщил, что шах ждёт его к завтраку.

Шах сообщил за едою, что сбор большого совета назначен на время соответствующее третьему крику петуха после восхода, то есть время уже наступило, и все приглашённые ждут в тронном зале.

– Хорошо, хорошо, – удовлетворённо ответил Артамуш.

– Значит мне нужно поторопиться.

Они встали и вместе пошли на встречу. Увидя шаха все низко склонили головы, но иные с недоумением и неудовольствием и Артамуш понимал, что это из-за него. «Однако, сегодня им ещё придётся меня выслушать.»

– Я собрал вас сегодня по настоянию моего друга всем известного. То, что он хочет сказать касается всех в царстве, но вас в особенности.

Шах уселся на трон и довольно усмехнувшись, оглядел собравшихся, а затем кивнул Артамушу, который выступил в середину полукруга образованного большим советом.

– Сегодня я скажу вам то, что вызовет у меня неприятное удивление, может возмущение, но промолчать я не имею права. Вы все принадлежите к высшему сословию в вашей стране и положение требует от вас всегда оглядываться на тот идеал арья, что завещали нам предки. И если вы, стоящие во главе народа вашего, забыли этот идеал и самый дух арийский, то можете ли требовать того от простолюдина?

Арий не кичится своим высоким положением, которое в значительной степени есть результатам случая. Воин не может ничего ценить выше воинской и мужской чести, он понимает мимолетность и хрупкость жизни. Поэтому все почести и обряды, тешащие самолюбие имеющих власть, вызывают у него презрение, ибо ослабляют дух. Один из вас вчера на моих глазах сел на лошадь, чтобы проехать пятьдесят шагов до дома соседа. Он сам удостоил себя почести, которая когда смотришь на неё со стороны кажется глупостью, и просто противна сути воина. Нечто подобное я наблюдал в другое время, раньше, и везде это делали люди, слишком испорченные властью.

А теперь пойдёмте со мною на дворцовую площадь и в вашем присутствии я объясню это народу. Ваше присутствие сегодня необходимо.

Шах встал, и встали остальные. Большой совет в полном составе вышел на площадь и глашатаи забегали по городу созывая народ. Принесли походный трон и Ормузд уселся , остальные встали окружив его. Вскоре площадь заполнилась и Артамуш начал речь.

– Именем светлых богов я приветствую вас, арьи.

Площадь зашумела, люди выкрикивали его имя и, чтобы поскорее прекратить шум, он поднял руку.

– Сам шах со своими советниками здесь, чтобы вы лучше поняли важность того, что услышите сейчас. То, что скажу я вам совершается ежедневно и незаметно, неумолимо подтачивает дух народа. Все вы – простые люди и знатные происходите от одних предков, подчиняетесь одним обычаям и если подумать делаете общее дело. В чём же состоит то общее дело, которое вы делаете? Именно в том, что вы все вместе и едины в главном, оставаясь разрознены в не главном. И пока вы едины и вместе вас не одолеют ни внешние враги, ни внутренние, которые опаснее и коварнее всех.

Если же знатные и близкие к шаху оказывают почести сами себе, то любой арий, будь даже наибеднейший, вправе напомнить мои слова. Ведь почесть даётся удостоенному другими от чистого сердца в знак искреннего уважения. Нелепо поэтому когда человек сам себя удостаивает и сам себя превозносит. Помните это.

Артамуш приложив руку к груди поклонился народу, затем шаху и подойдя к нему попрощался.

– Я сказал и сделал всё, что должен был. Меня здесь больше ничего не держит. Ормузд понимающе кивнул и Артамуш скорым шагом вошёл во дворец, чтобы выйти через другие ворота поскольку сейчас, – он это знал, – люди на площади будут оказывать ему почести, которых он сам не любил.

Учеников он нашёл в шахском саду. Они давно дожидались его.

Картина десятая

Уже не первый день Артамуш вдруг останавливал свои передвижения по стране и, будто забыв обо всем другом, обучал учеников воинскому искусству до полного их изнеможения. Он неустанно повторял им, что путь войны это наиболее быстрый путь духовного роста. Особенно в начале ,– не забывал он добавить.

Ученики, похоже, верно поняли его, и никто не жаловался на трудности, но все же им было любопытно узнать о его воинском прошлом, поскольку с первых же уроков они распознали в нем воина. И однажды он вспомнил и рассказал им давний случай из своей юности. Он рассказывал им у костра, когда все дела были позади и у них оставался как всегда весь вечер для бесед.

В тот раз он выступил одновременно в роли жреца и воина. А произошло это так. Он как пэрва участвовал в празднике Аруны, в одной из деревень в Бармии.

Праздник начался утром с ритуальных песен и танцев в которых участвовали все. Арт просто наблюдал хотя все время был занят – люди обращались к нему за советом, показывали своих детей. После полудня началась завершающая часть праздника – посвящение юношей в воины.

Вначале показали свое искусство опытные старые воины. Они делали на всем скаку все, что только можно сделать, а уже потом им пытались подражать будущие воины. Затем юноши участвовали в поединках не мечах и без оружия. Победители получали в награду оружие.

В том году посвящаемых было шестеро, но один из них получил в поединке легкую рану и по обычаю его должен был заменить любой воин. Арт стоявший в круге и все видевший, вдруг почувствовал толчок, и голос внутри его приказал: иди! Он понял, кто ему говорит и воодушевление его охватило. Он все-таки воин и станет ли жрецом еще неизвестно. А воин никогда не избегает боя. Резко скинув верхнюю одежду, он оказался в одной нательной рубашке. Бросив озадаченному ардусу рядом «так надо» он вошел в круг.

Старейшины удивленно молчали, народ оживленно зашумел: Ай да пэрва! Пэрва всегда первый! Ему протянули клинок и начался танец мечей, едва уловимый глазом. В левой руке каждый сжимал кинжал. Однако по условиям поединка оружие было тупое, учебное. Противником Арта оказался хороший боец лет шестнадцати с молниеносной реакцией и резвыми ногами. Однако ему не хватало терпения и опыта. Поединок закончил пэрва. Когда все четыре клинка в очередной раз скрестились, он сделав своим мечом и кинжалом полтора оборота с размаху прижал оружие противника к земле, а затем шагнул вперед и, наступив на руку противника, нанес условный укол. Круг людей кричал, старики одобрительно кивали головами. Однако, не смотря на поражение все приветствовали юношу, он защищался достойно. Арт дружески его обнял и при этом поймал себя на мысли, что воин в нем гордится собой, а пэрва посмеивается над воином.

По окончании поединков ему, как и прочим поднесли в награду боевой меч с поясом воина из бычьей кожи с медными бляхами и кожаными карманами для мечей справа и слева. Арт принял награду и, почтительно поклонившись старейшинам, обратился к общине:

– Люди добрые. Благодарю за меч, но принять его не могу. Он не соответствует моему нынешнему званию. Мое оружие истина и боги защищают меня, хотя настанет время и придется мне, сняв одежду жреца, идти в бой. Нельзя кровью пачкать священные одежды. Также недопустимо жрецу одеваться в мирное время как воину. Все в жизни человека должно соответствовать друг другу – одежда, оружие, слова и дела. Вы, вероятно, спросите меня: что же ты, пэрва, отказываешься от меча, если когда-нибудь вновь станешь воином? Но ведь другое время потребует этого от меня, а время направляется богами. Потому новое время всякий раз все бесповоротно меняет и то, что вчера было правдой, завтра окажется ложью. Потому столь важно каждому, а жрецу в особенности, понимать и чувствовать ход времени.

Арт закончил говорить, но тишина, вызванная его речью, никем не нарушаемая повисла над собранием людей. Молчали и слушали даже дети. Он же подойдя к старейшинам, с поклоном положил награду к их ногам.

Артамуш закончил рассказ и на короткое время у костра установилось молчание. Потом его попросили показать прием, которым он закончил поединок. Он охотно показал и едва уселся как прозвучал вопрос, которого он втайне дожидался. Артамуш мысленно похвалил спросившего.

– Скажи, учитель, как может время все бесповоротно менять?

– Время, время – задумчиво повторил Артамуш, собираясь с мыслями.

– Время направляется богами, подготавливается ими, но оно никак не может меняться без участия людей. Мы делаем, создаем время таким, каким оно становится. Представьте, что завтра на царство нападут враги. И все ваши чаяния и мечты, размеренная жизнь вдруг изменятся. Если вчера было злотворным нанести рану человеку, то завтра убить врага станет доблестью. Так же иной раз тяжкое и жестокое время неожиданно меняет местами правду и ложь, превращая растерявшихся людей в стадо испуганных овец. Им не хватило ума понять, куда потекла река времени, и в какие дали понесла, и на каком незнакомом берегу их выбросит!

Артамуш на последней страстной фразе неожиданно закончил свою речь и замер, будто его самого унесло время, куда-то далеко-далеко… Потом вдруг улыбнулся и окинув взглядом учеников шутливо спросил.

– А вы, когда во время поединков чувствуете себя воинами, не слышите, как будущий жрец в вас смеется над вами?

Ученики улыбнулись, но промолчали. Они уже узнали и поняли немало для одного вечера и им оставалось усвоить этот урок. Очевидно поэтому вскоре все трое молча улеглись спать, но Артамуш еще успел наедине побеседовать с богами.

Утром Артамуш встал пораньше и, пока все спали, обратился к восходящему солнцу согласно древнему обычаю, а затем сделал зарядку. Он уже закончил почти все упражнения, когда проснулся первый из юношей, которого он приветствовал стоя на голове.

– Буди остальных, коли встал, – приказал он и, сев на траву, с удовольствием потянулся и оглядел местность, которая теперь в лучах восходящего солнца показалась ему прекрасной. Их окружал с трех сторон лес, который он любил с детства. Он не любил степь, тем более пустыню, но предпочитал лес за разнообразие жизни, за щедрость и красоту. Конечно, этот южный лес совсем не похож на тот, в Бармии. И все же…

Он оборвал цепь своих мыслей, обратившись к ученикам. Если дорога привела их сюда, то нужно использовать деревья хотя бы для зарядки. Легкой трусцой все побежали по лесу. Там, облюбовав стволы подходящие по толщине и с сучьями внизу, он приказал ученикам влезать. Когда они достигли вершины, то вспотели и запыхались.

– Ну как, чувствуете свои мышцы? – крикнул им снизу Артамуш.

– Да, чувствуем, – дружно отвечали ему сверху.

– Недаром с древности предки наши гоняли мальчиков по деревьям. Поэтому наши мужчины всегда отличались силой и ловкостью.

– Учитель, – один из учеников, сидя примерно посередине ствола, ожесточенно отмахивался рукою. – Тут пчелы.