Жизнь жреца Артамуша

Михаил Корин

Жизнь жреца Артамуша

Картина первая

Большое село Агат где-то в глубине Ирана шумит. Все чем-то встревожены, раздаются споры, что-то необычное ожидается, в воздухе повисло напряжение. День постепенно клонился к вечеру, когда люди, все как один побросав свои дела, устремились на окраину села. Вскоре образовалась толпа, которая застыла, постепенно успокаиваясь и затихая. Все внимательно и непрерывно разглядывали одного человека в простой дорожной одежде достаточно молодого и статного, держащего посох жреца. От прочих людей незнакомца, – а его тут никто не знал, – отделяло почтительное расстояние в восемь – десять шагов. Таким образом, человек, возмутивший спокойствие и привычную жизнь села, стоял в центре живого круга, держась спокойно и величественно. Он явно выжидал чего-то, пока люди вокруг смиренно переминались и шушукались, разглядывая его исподлобья. На эти недоверчивые взгляды он отвечал открытой улыбкой.

Наконец сквозь толпу протиснулся к нему посланный человек, который с усилием протаскивал бочку сквозь плотные передние ряды. Войдя в центр круга парень с почтением поставил её к ногам чужеземца. Последний тотчас быстрым и ловким движением перевернул бочку дном кверху и легко вскочил на неё, оказавшись виден всем собравшимся. Он поднял в древнем приветствии правую руку с открытой ладонью и гордо, удивительно щедро улыбнувшись, воскликнул:

– Да здравствует Солнце! Люди, казались смущёнными, озадаченными, но многие улыбнулись.

Незнакомец говорил с лёгким акцентом, но не это казалось народу странным. У них не было обычая славить светило. Однако, чужеземец ничуть не расстроился ответному молчанию. Он не ждал иного. Его улыбка сделалась чуть насмешливой и он продолжил свою речь:

– Я пришёл к вам из страны, что расположена далеко на севере, пришёл вместе с моим народом, который луну назад проходил через ваши места. Верховные жрецы моего народа повелели мне остаться здесь среди вас затем, чтобы говорить вам правду. Правду о вас самих. Вы чувствуете, что я говорю как-то непривычно. Это потому, что ваш язык я изучал всего одну луну, а наши языки очень схожи; потому, что в давние времена мы были одним народом. Ваши далёкие предки, покинув наши северные горы, пришли сюда и поселились здесь, смешавшись постепенно с местными неарийцами.

– И вот, что я должен передать вам: вы всё-таки арийцы, потомки гордого, непобедимого народа, хоть есть среди вас темноволосые и кареглазые. Ваша родовая память прохудилась, как старый горшок. Вы успели забыть о великих предках и их заветах. Единственное, чего я желаю вам всей душой – узнайте себя, вспомните о том кто вы; узнайте правду о себе и мире вокруг, о великих богах. Ибо предки ваши всегда держались проверенной истины: в правде сила, как бы ни была она жестока. Тот, кто отвращает взор от правды тот слабый и лживый, много болеет, мало и скверно живёт. Вселенная отворачивается от него, боги презирают его и о, одинокий и чуждый этому миру, построенному богами на правде, быстро идёт к смерти.

Мой народ свято соблюдает заветы предков и потому он здоров, един и непобедим. В нашем обществе царят древние законы арьев, нет убийц и воров, нет богатых и бедных, нет больных и ослабленных старостью. Но есть почитание правды и богов. У нас люди живут вдвое-втрое дольше, чем вы. Вот настоящая цена правды, вот что я хочу подарить вам, арьи!

Толпа задвигалась, зашумела, послышались крики: «Расскажи правду! Расскажи о своих богах».

Тем временем по дороге, ведущий из села к ним приближался небольшой отряд конных воинов и оратор пристально их разглядывал. Заметив направление его взгляда люди начали оборачиваться в ту же сторону и узнав подъезжающих, толпа насторожено замолчала.

Конники приблизившись остановились, и несколько воинов спешились. Двое из них, шедшие впереди, угрозами и жестами дали понять людям, что им следует расступиться. Они раздвигали толпу, в то время как остальные воины окружили правителя области, ибо это был он. Люди склонили головы и сняли шапки. Правитель в богатой одежде и с мечом на поясе тем временем сел в небольшой походный паланкин, перевозимый на лошади, и четверо воинов понесли его через живой коридор. Паланкин остановился в центре круга возле бочки. Проповедник уже спрыгнул на землю и спокойно ждал развития событий. В его позе и лице не было унижения и страха, которые легко читались на лицах собравшихся.

Правитель вышел из паланкина и хмуро, подозрительно разглядывал возмутителя спокойствия. Их глаза, голубые у того и другого встретились и долго не отрывались. На лице старого воина росло выражение удивления. Он первым нарушил гнетущую тишину.

– Кто ты?

– Артамуш.

– Что значит твоё имя?

– Оно дано мне при посвящении в звание жреца и означает следующее: человек правды.

– Значит ли это, что ты всегда говоришь правду?

– Это значит, что не я, но боги через меня говорят правду.

– Кто тебя звал в нашу страну?

– Боги, а не люди руководят мною. В этом моё отличие от других смертных, даже от тебя.

– Как смеешь ты говорить со мной столь дерзко? Я могу приказать убить тебя.

– Это будет трудно сделать, поскольку боги охраняют меня. Кроме того, прежде чем стать жрецом я получил звание воина. А один воин моей страны в бою равен трём воинам твоей страны.

– Ты в этом совершенно уверен, чужеземец?

– Да.

– В чём же сила воинов твоей страны?

– Сила их в том, что они всегда на стороне светлого божественного воинства. Потому боги дают им силу.

– Каковы ваши боги?

– Это светлые арийские боги, которым поклонялись также далёкие ваши предки. Ваша беда в том, что вы забыли о том, какими были ваши предки и боги, которым они поклонялись.

– Ты хочешь научить всему этому этих людей?

– Да, и не только этих, но многих других.

Правитель повернулся медленно и пристально, разглядывая круг людей.

Все они ждали его решения, кто настороженно, кто с любопытством, кто с надеждой. Лицо его потеплело, когда он вновь обратился к Артамушу.

– Мне показалось, что народ уже хочет учиться. Вероятно, боги на твоей стороне. Я разрешаю тебе проповедовать. Мне нужны хорошие воины и поддержка богов. А то, что ты сам воин, – оценивающим взглядом он окинул Артамуша, – это я и сам вижу. Я в этом деле разбираюсь.

– Но постой, правитель, – Артамуш простёр руку, – думаю, ты неверно меня понял. Война – лишь часть нашей жизни и твой народ может стать сильным не только на поле брани, но и в любом другом деле.

Нахмурив брови, старый воин произнёс:

– Я пока не представляю всего того, что могут дать мне твои боги, а сейчас мне более всего нужны хорошие воины. Но не стану возражать и против остального. Короче говоря, пока я здесь правлю – обещаю тебе поддержку.

Правитель махнул рукою, и четверо воинов рывком подняли и понесли его.

Артамуш почтительно склонил голову, положив правую руку на сердце. Все селяне склонились более глубоко и расступились, образуя проход.

Артамуш задумчиво смотрел вслед удаляющейся процессии, и в нём крепло предчувствие, что он достигнет великой цели, поставленной богами. Затем рассеянным взглядом он окинул людей и заметив, что все вновь ждут его слова, улыбнулся. Многие заулыбались в ответ, что явилось знаком того, что меж ним и этим народом не может быть недоверия. Легко запрыгнув на бочку, он продолжил проповедь.

– Вот что для начала скажу я вам. Наши боги породили Вселенную и жизнь и они же хранят её. Почитающий богов каждым делом и словом своим тем самым служит жизни, Вселенной и богам. Держась богов, исполняя их суровые, нелёгкие заветы, мы становимся ближе к ним, мы становимся людьми.

Среди богов есть строгая иерархия, как и между смертными. Есть боги – вершители, есть хранители, есть воины и созидатели, есть воины и созидатели, есть боги огня, ибо великий огонь был в самом начале мироздания.

Так долго говорил Артамуш постепенно развёртывая перед слушателями общую картину Вселенной и наконец вернулся к солнечной системе, чтобы рассказать подробно о её планетах и её богах. А закончил он родной и понятной каждому работающему на земле планетой, тою, что всем им приходится Великой матерью. Затаив дыхание слушали его простые люди и оживились, когда он заговорил о земле, её богах, энергиях и как их применять в жизни для поддержания здоровья своего и скота, для увеличения урожая. Люди долго не отпускали его.

Картина вторая

Тёплым осенним днём Артамуш проходил улицей убогого села, состоявшего из двух дюжин мазанок. Хижины были построены принятым в данной местности способом: больших размеров циновки из камыша укрепляли на врытых в землю столбах и обмазывали снаружи глиной. Из того же камыша были сложены крыши, а сам исходный материал в изобилии рос рядом вдоль реки.

Путник внимательно осматривался и с каждым шагом в нём нарастало ощущение опасности. Село будто вымерло – не видно и не слышно домашних животных, но по всем признакам понятно, что люди жили здесь недавно, может ещё утром. Вдруг из ближней хижины раздался сдавленный звук человеческого голоса. Резко и бесшумно в три прыжка Артамуш ринулся к отворённой двери и прежде чем сам успел сообразить, увернулся от летящего копья. Спустя мгновенье нападавший в хижине уже хрипел проткнутый его мечом. Быстро оглянувшись, Артамуш заметил на земляном полу связанного крестьянина, вероятно хозяина хижины. Но времени не было совсем, и он выскочил из дома, чтобы оглядеться. Едва он появился снаружи как заметил, что какие-то люди на улице направили на него луки и копья их уже брошены. Быстрый прыжок влево с кувырком и следом быстрый бросок вперёд. Хлипкая стена ощетинилась десятком стрел и копий.

Артамушу были необходимы всего несколько мгновений, чтобы добраться до нападающих прежде, чем они вновь зарядят свои луки. И он успел. Несколько лёгких взмахов мечом и луков не стало, один лишился руки. Артамуш превратился в разъярённого тигра: за ним теперь стало трудно уследить и совсем невозможно отразить его удары. Он вертелся волчком, раздавая удары на все стороны и парируя их акинаком в левой руке. Через десять мгновений схватки половина нападавших уже лежала в дорожной пыли. Но оставшиеся взяли его в кольцо и набросились с мечами одновременно.

И тогда Артамуш прибег к испытанному способу, завещанными предками, уповая на то, что в Иране его не знают. Он резко присел на одну ногу, выставив другую назад и, быстро крутнув её как балансир, одновременно махнул по окружности мечом. Круг атакующих рассыпался, у всех оказались ранены ноги. Оставался последний, невредимый. Он однако не побежал, а отважно вступил в бой один, за что Артамуш почувствовал к нему уважение, решив не наносить ему серьёзных увечий, что требовало от него дополнительных усилий. Он то наступал, то уходил, постоянно делая обманные выпады и восьмёрку, пытаясь ранить руку держащую меч. Но последний оказался первым по части опыта и искусства боя.

Наконец, Артамуш испробовал ещё один обман. Замахнувшись в очередной раз, он неожиданно, когда противник прикрыл голову мечом, ударил его ногой в живот. Валяясь, согнувшись на земле, задыхаясь, парень пытался дотянуться до меча. Пинком Артамуш отбросил меч и спокойно обратился к поверженному.

– Забудь об оружии, наёмник. Оно тебе не нужно. Ведь я не желаю тебе смерти. Оглянись на своих – никто не убит. Не я, а вы выступаете на стороне зла и смерти.

Артамуш уже обернулся к прочим лежащим и увидел, что все они внимают ему.

– Я, служащий добру, не хочу смерти даже вам, желавшим взять мою жизнь. Я хорошо понимаю, что вы послужили слепым орудием зла. Вы – орудия столь же безмозглые, как те мечи, которые держите в руках. Я один победил вас всех. Потому, что правда на моей стороне, а это значит немало на весах богов. Вот отчего боги помогают мне, а не вам.

Внезапно один из лежавших и сидевших в пыли, самый молодой из них, с нежным пушком на щеках, встал и хромая сделал шаг к Артамушу. Протянув руки с мольбой и искренними слезами, то ли от нахлынувших чувств, то ли от раны.

– Господин, позволь мне служить тебе. Я хочу узнать твою правду.

Артамуш, подойдя к говорившему, внимательно всмотрелся в его лицо, помедлив, отрывисто и просто сказал:

– Хорошо, ты пойдёшь со мной. Когда затянется твоя рана.

Положив руку на плечо парня, он мягко, но повелительно усадил прямо на землю с этой минуты своего ученика и принялся осматривать его ногу. Внезапно позади послышался шум, и он, резко вскочив в развороте, выхватил меч. Раненый рядом с ним сделал то же самое.

Однако угрозы не было. Это поединщик, поверженный им последним, приблизился к ним. Упав на колени, он обеими руками протягивал Артамушу свой меч.

Артамуш спрятал свой и спросил хмуро:

– Чего ты ждёшь от меня? Мне не нужен твой меч.

– Я хочу, чтобы ты, добрый господин, простил меня.

– Я уже простил вас всех, – Артамуш едва заметно улыбнулся.

– Тогда я хочу пойти с тобой, чтобы защищать тебя.

Артамуш уже не стесняясь улыбался, разглядывая стоявшего на коленях.

– Если ты пойдёшь со мною, то тебя могут убить люди, подобные тебе.

Просивший резко поднял голову и воскликнул:

– Пусть лучше я погибну, исполняя волю богов, защищая посланца богов, чем так, как умирают люди моего ремесла.

Артамуш по-новому, заинтересованно, с удивлением смотрел в глаза недавнего противника. Наконец, вздохнул и хлопнул воина по плечу.

– Спрячь свой меч, он обязательно тебе пригодится. А пока помоги мне отвести в хижину твоего товарища.

Они пробыли в деревне пару недель, в течение которых в дома возвратились жители, изгнанные наёмниками. Эти дни Артамуш посвятил лечению раненых и больных местных жителей. Рана Корти, так звали поединщика, затянулась и втроём Артамуш, Корти и самый молодой из наёмников отправились вместе. Эти двое и стали его первыми учениками.

Картина третья

Артамуш спокойно пробирался через сутолоку многолюдного базара. Не богатого, какие случаются в больших городах, где торгуют именитые купцы и бывают знатные покупатели. Всего раз в неделю тут собирались жители окрестных сёл, продавая и покупая. Оттого и выбор товаров был таков, какой необходим простому труженику.

Он любил такие базары бедняков, как любил этих бесхитростных людей и предпочитал обращаться к ним со словами о богах на исходе базарного дня.

Однако, прежде ему нужно было найти женщину. Он видел её мельком, когда рано утром она проезжала на прекрасном вороном коне в сопровождении охраны. Одного взгляда ему хватило, чтобы оценить и понять её – эта встреча уготована богами, и упустить её он не имел права.

Не было у него иного ориентира помимо интуиции, которая вела его как голодного волка. Потому он бродил по селу и окрестностям как зверь, вынюхивающий след.

Увидя роскошные шатры, стоявшие отдельной группой, он почувствовал облегчение и уже наверняка знал, что эта женщина наверняка там. У одного из сдвоенных шатров он узнал вороного жеребца, рассмотрел сновавших слуг, оценил воинов стоявших на карауле. Он присел на сложенные мешки с овечьей шерстью и стал ждать.

Она вскоре вышла и Артамуш внимательно, с равнодушным видом посмотрел на неё. О да, теперь она показалась ему ещё более энергичной и значительной, чем прежде. Нет, боги не ошибаются. Он укрепился в своём утреннем решении и, встав на ноги, спокойно, не оглядываясь зашагал в сторону базара.

Когда темнота укрыла село, и позади был шумный день, толпы запылённых людей под солнцем и длительные беседы с людьми он вновь явился на то же место.

Там он увидел тех же воинов у шатра и усмехнулся: разве так стерегут! Он бы это делал совершенно иначе. Он поднялся с другой глухой стороны шатра и прислушался. Внутри кто-то ходил, слышался властный женский голос, – он узнал его. Сквозь толстое полотно тускло светили свечи. Внезапно все звуки стихли, и наступил миг, которого он ждал.

Он бросился на землю и, руками отогнув повыше край шатра, перекатился вовнутрь. Там он огляделся и увидел то, что ожидал: ковры с подушками, кувшины, сундуки, подсвечники и масляные светильники, которые давали столько света, что там, у подушек вполне можно было читать. Артамуш нашёл самое тёмное место в шатре и уселся там.

Она быстро вышла, её упругая стремительная походка живо напоминала поступь барса. Артамуша обдал поток воздуха, образованный её движением и он оценивающе потянул воздух носом. Пахло дорогими благовониями и здоровым, сильным женским телом. Он почувствовал лёгкое пьянящее возбуждение, как после чаши вина. Но возбуждение породило страсть, она уже росла, овладевала им. И пока желанная незнакомка склонилась над большим ларцом с изящной резьбой, он встал и совсем не таясь, пошёл прямо к ней. На третьем шаге она обернулась и испуг исказил её красивое благородное лицо. Артамуш впервые видел её так близко и любовался ею, не чувствуя ни капли смущения. Приложив руку к сердцу и учтиво склонив голову, он обезоруживающе улыбнулся, но его глаза пронзили и смутили её, а воля его заставила оцепенеть женщину. Готовый сорваться крик, будто повис в воздухе над ними. Вместо этого она удивлённо произнесла.

– Ты Артамуш?

– Да.

– Я слушала сегодня тебя. Но чего ты хочешь?

В ответ раздался его лёгкий смех. Он присел на один из сундуков.

– А как ты думаешь, чего может вдруг захотеть мужчина от женщины, которую впервые видит?

Брови женщины сдвинулись в гневе, но Артамуш внимательно наблюдая за нею, в запрещающем жесте поднял руку.

– Не зная меня, не поступай опрометчиво. Когда я увидел тебя утром, скачущей через площадь на жеребце, боги сказали мне: завоюй эту женщину и плодом вашей любви станет мальчик, из которого затем вырастет великий воин и он будет служить нам.

Он медленно встал и спокойно, не торопясь, сделал три шага, которые разделяли их. Женщина будто окаменев, заворожённо смотрела на него. Он же протянув руки властно и нежно, глядя ей в глаза, обнял её за плечи и притянул к себе.

Она тихо вздохнула, затем легко отстранилась и вновь посмотрела ему в глаза. На этот раз в искреннем удивлении. Улыбка впервые за весь их разговор появилась на её лице.

– Со мною такого никогда не случалось. Как тебе это удалось?

– Что «это»? – Артамуш улыбнулся.

– Обнять меня безнаказанно.

– Такова воля богов и тебе лучше покориться им.

Женщина уткнулась лицом в его грудь и прошептала:

– Но ведь до этого дня я никому не покорялась.

– До этого дня ты не знала меня. Как тебя зовут?

– Тебира.

– Так вот, Тебира, эту ночь мы проведём вместе, и боги будут ликовать, видя это. А потом я стану иногда приходить в твой дом, чтобы наблюдать за воспитанием сына.

– Братья отвернутся от меня, – Тебира уже снимала с себя серьги с ожерельем рассуждая спокойно, как о давно прошедшем, постороннем для неё событии.

Артамуш, наполнив кубок вином из кувшина и глотнув, устало ответил:

– Люди столь же далеки от понимания истины как те бараны, которых они пасут. Тот, кто признаёт волю богов часто преступает людские обычаи и не может иначе. Когда наш сын вырастет, станет великим воином и остановит врагов, твои братья скажут тебе, что были не правы сейчас. Но до той поры много горя примешь ты из рук их.

Артамуш наполнил вином вторую чашу и протянул её будущей матери своего ребёнка, которая сидела с задумчивым видом, слушая его. Она приняла чашу с улыбкой, произнеся: Зато сын мой будет великим воином. Выпив почти всё вино, она вновь обратилась к своему гостю. Теперь её глаза искрились радостью и смехом.

– Маленькой девочкой я хотела стать воином. Мне сказали, что если я хорошо изучу военную науку, то стану мальчиком. Я не терпела девчонок, – она звонко засмеялась и протянула к нему красивые и сильные руки. Он взял их в свои руки и будто обжёгся – через эти руки на него низверглось чистое мощное пламя женской страсти.

Картина четвёртая

Артамуш никогда не испытывал любви к дворцам. Даже в детстве, когда внимал рассказам о далёких странах. И тогда и сейчас ему казалось, что всё необходимое человеку это хороший деревянный дом.

Однако теперь он ехал через город ко дворцу, повинуясь желанию шаха, которым нельзя пренебрегать. Он прислушивался к голосу интуиции, но она не подсказывала ничего тревожного и боги всегда его сопровождавшие, также молчали. Поэтому он подъехал к воротам внешней стены будучи совершенно спокоен, и назвавшись был благополучно пропущен стражей.

Он медленно проследовал до самых дворцовых дверей, где уже стоял, казалось, его поджидавший слуга. Едва он спрыгнул с коня как из дверей торопливо вышел царедворец, быстро отпустил слугу, поприветствовал Артамуша, сладко ему улыбаясь и приглашая пройти к шаху, который был извещён и ждал.

Когда они вошли в зал приёмов, правитель сидел на троне под балдахином в облачении воина и ободряюще ему улыбался. Шах жестом отослал царедворца и обратился к долгожданному гостю.

– Рад видеть тебя, Артамуш. Теперь я могу гордиться твоим посещением.

– Именем бессмертных богов и светил приветствую тебя, царь.

В ответ царь встал с трона и неторопливо подойдя к собеседнику возложил длань ему на плечо. Тот склонил голову.

– Слухи о тебе и свете твоих слов доходят до меня. Мой народ любит тебя и верит тебе. Иногда, если верить рассказам, ты творишь чудеса и я бесконечно рад тому, что ты учишь мой народ. Как ты говоришь: сила коня в его ногах, но человек сильнее потому, что сила в его духе! Защита воина, прежде всего в духе, а потом в мече!

Как верно, прекрасно сказано!

Царь щёлкнул пальцами и слуги внесли столик с посудой. Следом на столе появились вино, фрукты, сладости, вода для омовения в серебряной чаше.

Наблюдая за приготовлениями, Артамуш задумчиво поглаживал подбородок, стараясь угадать дальнейший ход разговора.

Когда, наконец, внесли подушки и положили по обе стороны столика, царь сделал приглашающий жест.

– Прошу оказать мне честь. Если ты голоден, то мы пройдём в зал для торжеств или тебе принесут, чего пожелаешь. Во всяком случае советую отведать фазана в вине. Мой повар прекрасно его готовит.

– Благодарю, царь, – Артамуш едва заметно улыбнулся, ополаскивая тем временем руки в чаше.

– Фрукты отведаю, от вина не откажусь. Остального мне не нужно. Не подобает воину и мужчине ублажать себя сладким, это вредит его духу. А смешение разной пищи вредит здоровью.

Кубки были наполнены и они выпили. Хозяин пил вино без удовольствия как воду, а к фруктам только прикоснулся.

– Значит ты предпочитаешь простую грубую пищу и жизнь воина?

– Да, повелитель. Поскольку погоня за излишествами отнимает у человека силы и делает его слабым.

– Значит ты запрещаешь мне всё это? – царь широким жестом обвёл зал, где они сидели.

– Нет, я этого не утверждаю. Ты выше всех в царстве и только ты вправе всем этим обладать.

– А знать, а богатые купцы? – царь строго посмотрел на своего гостя, твёрдо поставив на стол кубок с недопитым вином, – им нельзя владеть чем-то подобным?

– Нежелательно, повелитель. Слабые люди из простолюдинов, видя кругом роскошь, особенно если она окружает недостойных, возжелают всеми путями такой же роскоши. Догадайся, каковы эти пути. Вслед за ними кинутся другие, те, которые раньше чего-то опасались, и вскоре некогда единый, добрый и добродетельный народ превратится в алчную, безобразную толпу. Ты хотел бы быть царём таких людей?

Царь молчал, сидя выпрямившись и глядя в упор на Артамуша. Лицо его застыло, но в глазах будто мерцали гаснущие искры. Наконец, он нарушил молчание.

– Я могу запретить роскошь по всей стране. И я знаю, что многие, в том числе жрецы, меня поддержат. Роскошь после этого не будет выставляться напоказ, но я знаю, что она станет скрываться за заборами и стенами. Люди все равно узнают. Нет, этого дела просто так не решить.

– Да, царь, – не торопясь, начал Артамуш, вертя в руке и с видимым удовольствием разглядывая абрикос.

– Если браться за дело, то иначе. Необходимо удалить сами причины, порождающие зло и тогда не возникнет следствий.

– Поясни, – царь подался к собеседнику, повиснув над столом, и сжатые кулаки на коленях показывали, что это для него больной вопрос.

– Если в твоей стране существует богатство, а значит так же и бедность, – ведь где белое там и чёрное, – то оно должно быть заслужено, получено от царя за верную и доблестную службу. В таком случае никто, кроме завистников не осудит такое богатство. Что такое роскошь для отважного воина, ты и сам понимаешь, царь. Сегодня он живёт в роскоши, а завтра лишится жизни.

– Как же мне поступать с детьми богатых людей, привыкших к роскоши? – царь сидел, сцепив пальцы и устремив взгляд внутрь себя.