Жизнь жреца Артамуша

Гипардий: Уста богов как всегда высказали правду. Знай же больше, Артамуш. Иногда мне хочется тайно покинуть дворец и бежать в горы, чтобы жить там простым охотником.

Артамуш: Что же тебя здесь удерживает?

Гипардий: Желание как-то улучшить мир, что завещали нам наши великие предки. До моего правления здесь были приняты древние зверские обычаи наказания виновных, за самые незначительные проступки, человеческие жертвы приносились богам и царская власть покоилась на диком суеверном ужасе народа. Царей провозглашали великими за неописуемый ужас, который они умели внушить.

Я все переменил в Вавилоне, но кажется тем все только испортил. Простолюдины вдруг решили, что вновь могут вернуться к прежней дикости. Я думал, что местные в ответ на отеческую заботу станут любить меня, а они теперь смеются надо мною.

Артамуш: Царь, мне сейчас кажется, что ты хочешь получить от меня совет как тебе быть дальше.

Гипардий: Я хочу этого.

Артамуш: Тогда скажи мне вначале, кем ты предпочел бы править в своем царстве – людьми или вещами? Сейчас ты правишь вещами, причем вещами являются даже люди тебя окружающие. Но правишь ты ими как будто они люди, а это неправильно и обернется злом для тебя и для них. Все они вещи с рождения, пусть даже не подозревают о том, что могли бы стать людьми. Не переноси арийский дух и нашу меру к людям на тех, кто не был и не станет арийцем.

Гипардий: Значит ты предлагаешь мне перейти к прежнему привычному способу правления?

Артамуш: У тебя нет иного выхода, царь. Или сделай это или стань охотником.

Гипардий: Значит другого пути нет?

Артамуш: Он существует и только твой народ помог бы тебе осуществить его. Но ты потерял свой народ, а значит и путь. Путь тебе известен. В моей родной Бармии все люди делились на земледельцев, воинов и жрецов. У каждой касты были свои права и обязанности. Наше сообщество состояло из настоящих людей, а не вещей. Двенадцать зим назад часть их пересекла твое царство с восхода на закат.

Гипардий: О, я их помню. Великий народ, великие воины. Я предлагал им поселиться у меня, но они отказались.

Артамуш: Это потому, что им важнее всего не вещи, но люди, а твоих подданных они не могли признать людьми. Вавилоняне не соответствуют с нашими представлениями о человеке. И главное в том, что считаться равными с местным населением было бы для них тягчайшим оскорблением.

Гипардий: Теперь я понимаю их.

Артамуш: Вот тогда, царь, ты мог бы изменить многое и в царстве и в своей жизни, если бы провозгласил пришлых арьев первыми и лучшими. Они стали бы твоей надежной опорой. Я уже двенадцать лет путешествую по ближним странам и везде встречаю одну общую беду: правители не различают лучших и худших. Не награждают и не возвышают лучших, не оделяют их правами и не осыпают почестями. Когда строят дом, возводят вначале ступни дома (фундамент), затем ребра дома (каркас). Без них не стоять жилищу. Так же и общество нуждается в кастах из которых одни – его ступни, другие – ребра, третьи и четвертые – все прочее. Но держат дом в целости не третьи и четвертые, а значит нужно всегда опекать и отдавать предпочтение первым и вторым.

Опять воцарилось молчание

Гипардий: Ты истинно великий муж, ибо никто с тех пор как я занимаю трон, не говорил мне столь мудрых слов. Я хочу попросить тебя остаться со мною.

Артамуш: Благодарю тебя царь за великую честь, но вынужден отказаться, так как жизнь во дворце не для меня. Следуя предназначению и воле богов я иду к племени арменов. Они тоже из наших.

Гипардий: Знаю их, слышал. Там где они живут раньше было царство Урарту. Ты идешь туда нести арийскую правду?

Артамуш: Да, и в ближайшие дни.

Гипардий: Жаль. Но ты можешь гостить у меня сколько хочешь. Пищу будешь получать с моего стола. Сад, мои кони, лекари, слуги – все в твоем распоряжении.

Артамуш: Благодарю за все, царь, но отдыхать у тебя мне не более пары дней. Потом в дорогу.

– Мне пора идти, – Гипардий встал и его гость последовал его примеру. – Надеюсь, вечером еще раз увидимся. – Я не против.

Оба поклонились по обычаю арьев и расстались. Не прошло и двух дней, как Артамуш покинул дворец. С Гипардием они расстались как друзья, как братья, рассчитывая, что в будущем быть может доведется еще встретится. Но им было не суждено еще раз встретиться.

Картина тринадцатая

По горной тропе верхом едет путник. Гора невысокая и плоская, всадник не понукает лошадь и она не торопясь, идет осторожно. Слева от тропы обрыв, справа гряда валунов. Из-за этой гряды вдруг вылетел камешек и ударил в шею лошади. Она дернулась, заржала. Второй камень попал в плечо Артамуша. Он резко повернул вправо и, рысью объехав валуны, оказался с другой стороны гряды. Чуть далее гряды быстро двигалась маленькая фигурка: от него в гору удирал мальчик. Спешившись, Артамуш побежал догонять проказника и, приблизившись на десять шагов, бросил свой длинный ремень. Металлический шарик на конце его обмотался вокруг ноги ребенка и тот упал плача. Артамуш не- спеша приблизился к нему прыгая с камня на камень и деловито отшлепал. Затем привязал ремень к его руке. Мальчик испуганно смотрел на него.

– Ты хочешь убить меня?

– Нет, плохой мальчик, – Артамуш едва заметно улыбался, – я хочу, чтобы ты проводил меня к своим родителям.

Сорванец молча опустил голову и шмыгнув носом побрел обратно к тропе.

Артамуш вел коня в поводу, а его самого вел мальчик, и идти им пришлось не долго. Едва они вышли за гребень горы, как увидели пасущиеся отары, а дальше, намного ниже, где сходились две горы располагалось небольшое селение, совсем бедное, все из камня, будто вросшее в землю.

Когда они спустились на узкую единственную улицу, встречные люди застывали на месте, затем бросали свои занятия и встревоженные выходили навстречу. Обнаружив, что окружен людьми, Артамуш громко спросил:

– Кто у вас главный?

Все обернулись к старику с седой окладистой бородою и закричали ему: тебя зовут. Последний неспешно подошел к чужаку и с достоинством кивнул.

– Зачем ты ведешь мальчика на ремне?

– Он кидал в меня камни.

Старейшина посмотрел в глаза ребенку и кивнул.

– Похоже на него. Не беспокойся, странник, сорванец будет наказан.

– Я о том не беспокоюсь, добрый человек. Я пришел к вам совсем с другой целью. Я хочу вернуть вам утерянную вами арийскую правду.

– Кто ты?

– Артамуш.

Собравшиеся люди радостно зашумели. К нему со всех сторон потянулись дружеские руки.

– Люди! Две луны я добирался к вам. Так выслушайте меня.

– Мы немало хорошего слышали о тебе, Артамуш. И поверь, мы рады тебя видеть и слышать.

Старейшина широко и радостно улыбаясь шагнул навстречу гостю, которого никто не ждал и обнял его. Отступив вновь и держа руки на плечах Артамуша, старейшина ободряюще ему улыбнулся: Говори, все тебя слушают.

Артамуш огляделся вокруг и, встав на недостроенную стену из необтесанного камня, начал говорить:

– Арьи! Я прошел многие страны, где живут люди одной с вами крови и нигде я не нашел тех строгих и проверенных жизнью обычаев, которые завещали нам великие предки. Эти обычаи сохранялись лишь в моей стране далеко на север отсюда. Но этой страны уже нет. Вы не можете не понимать, что отрекшись от светлых богов и традиций, вы постепенно опускаетесь до того состояния, в котором живут неарийцы. Скажите честно, вы их уважаете?

Люди опустили головы, старейшина авторитетно покачал головой: нет не уважаем.

– Тогда,– продолжал Артамуш, – сможите ли вы уйдя к предкам уважать и любить своих внуков, которые живут и думают так же как низкие, глупые дикари?

Воцарилось молчание.

– Вот почему, армены, пришел я к вам.

Ибо мне известно, что также как арьи на восходе от вас вы уже ступили на этот путь. Вы начали забывать заветы предков и наших светлых богов. Скажите, в каждом ли вашем селе есть жрец? Есть ли он здесь с вами?

Все, включая старейшину, молчали, не смея поднять глаз. Последний негромко выдавил из себя: у нас нет и почти везде нет.

– Вот вам один из признаков падения, Артамуш строго смотрел на своих слушателей.

– А каковы последствия отказа от священных заветов предков? Вы все забыли и даже понять не можете, что вы потеряли! Попробую сейчас пояснить вам о чем отчасти я говорю.

Артамуш обратился к одной из старух рядом:

– Вот ты, женщина, скажи-ка мне свой возраст.

Но за нее ответил рядом стоящий мужчина.

– Нынче ей исполнилось восемьдесят два.

Артамуш обратился к женщине, уже далеко не старухе.

– А тебе сколько лет, красавица?

Статная, красивая, но уже немолодая женщина, улыбаясь и просто, честно ответила:

– Сорок четыре.

Присутствующие заинтересованно молчали, ожидая продолжения и Артамуш не заставил себя ждать.

– Добрые люди, я вырос в далекой северной стране арьев, где свято чтили старинные обычаи и наших богов, где каждый был при деле и на своем месте, где всем управляли жрецы и мудрейшие. Наши женщины в восемьдесят выглядят так же как вот эта женщина в свои сорок четыре и представьте каковы они в сорок-пятьдесят!

Толпа задвигалась, загалдела.

– Ты не шутишь с нами, чужестранец? – спрашивал старейшина. Он вышел из круга людей и теперь, сузив глаза, изучающе рассматривал незнакомца. Последний улыбнулся.

– Скажи-ка, уважаемый, известно ли тебе, что значит мое имя, данное при посвящении в жрецы?

Старик опешил, наморщил лоб.

– Что-то связанное с правдой, я думаю? Правда и еще что-то…

– На древнем чистом языке арьев оно означает «человек правды» Боги запретили мне лгать потому, что мое предназначение – всю жизнь говорить людям правду, что бы они сами об этом не думали. А ведь это не- легко, уважаемый. Вот только что я сообщил вам правду и что ты мне сказал в ответ? Менее всего большинство из смертных желает знать правду о жизни и самих себе. Правда обычно неприятна, даже жестока, но и жизнь, если от нее не отворачиваться, такова. Или я на этот раз не прав?

Старейшина хмуро смотрел себе под ноги.

– Тут ты прав. Это я про правду. Но объясни народу, как ваши женщины в восемьдесят, могут быть столь молоды! Это нам непонятно.

– А ты вспомни, уважаемый, с чего я начал разговор. Я для примера сравнил тех и этих женщин. А ведь много других примеров! Вспомни, что говорил о необходимости соблюдения священных обычаев предков, о сохранении знаний, которые они заботливо от отца к сыну передавали нам. Я хочу рассказать о наших великих богах, светлых и могущественных. Нам, разбросанным по земле и окруженным невежественными дикарями, важнее всего не прервать эту цепь связующую поколения. Вы же прервали цепь и я указал вам лишь на одно из следствий того, что вы сделали.

Артамуш нахмурив брови осмотрел собравшихся. Все молчали опустив глаза, старики жевали губами, молчали даже обычно беспокойные дети. Лишь вдалеке слышалось блеяние овец.

Молчание вновь нарушил старейшина. Он вздохнул, и подойдя на два шага к Артамушу, снял шапку и низко склонившись негромко, но твердо сказал:

– Расскажи нам древнюю правду, Артамуш, – он быстро обернулся к народу и крикнул:

– Вам нужна правда?

Общее «да» огласило поселок и отозвалось эхом в горах.

Артамуш светло и радостно улыбнулся этим простым, бедным людям ничего в жизни не знавшим, кроме тяжелого ежедневного труда. Люди в ответ заулыбались все, от малышей до стариков. Он понял, что настал миг, ради которого он сюда пришел. Начавши говорить древнюю правду, он продолжал вплоть до захода солнца. И даже после того, уже при свете костра, не отпускаемый поселянами, он терпеливо отвечал на самые бесхитростные вопросы.

Для ночлега община предоставила ему небольшую чистую комнату всю устланную душистым сеном, накормив прежде простой и здоровой пищей. Он уже засыпал, когда скрипнула дверь и он тотчас проснулся и выхватил короткий походный меч. Вскочив Артамуш напрягся и сжался как барс перед прыжком. В ответ на свои приготовления он услышал короткий женский смешок. Он бросил меч в угол и подойдя к двери, уже понимая в чем дело, спросил:

– Чего тебе, женщина?

Мелодичный голос произнес в ответ.

– Ты днем спросил, сколько мне лет. Я хочу сегодня ночью доказать, что годы мои позволили мне многому научиться и в то же время, я ничего не забыла.

Артамуш засмеялся и обнял нечаянную любовницу.

– Скажи мне честно, кто научил тебя так красиво говорить?

Вместо ответа она страстно обняла его и прошептала: – Ни один мужчина, еще не вызывал во мне такого страстного желания. А говорить я всегда умела. И петь тоже.

– Муж у тебя есть?

– Был, – она хмыкнула, – пока не прогнала. Жалкий он человек, глупый, трусливый.

– Зачем же ты соединила свою жизнь с его жизнью?

– Я была молодая и глупая в пятнадцать лет. А ему исполнилось двадцать. Такой красавец!

– Значит, одна живешь?

– Уже десять лет. Однако сейчас я с тобою. Так не станем терять время. Ведь ты уйдешь от нас завтра?

– Может через день.

– Зато сейчас позволь мне любить тебя.

Артамуш, потрясенный, засмеялся и скинул рубаху. Женщина же сбросила длинную рубаху под которой ничего не оказалось.

Картина четырнадцатая

Тяжело груженая телега еле движется вверх по склону горы. Волы неторопливо переставляют ноги. Меланхоличный полноватый возничий, покачиваясь на передке, что-то напевает себе под нос. Телега перегружена хорошими сосновыми бревнами. Но она сделана добротно и везущий бревна спокоен. Артамуш на лошади едет рядом. Им по пути, а торопиться некуда. Артамуш начинает разговор.

– Издалека везешь бревна?

– Уже третий день, а приеду завтра.

– Дом строишь?

– Да, чужеземец. Старший сын женится после сбора урожая. К тому времени дом успеть бы достроить. Мы в горах ставим дома из камня, но как ты без леса сделаешь крышу, двери, лавки, столы?

– Не вовремя затеял ты это дело, человек. Ведь нынче в поле немало работы.

– Да, не вовремя. Но мы договорились с сыном, что он работает в поле за двоих, а я строю дом за двоих, – возничий засмеялся. – В поле он работать умеет, а в стройке плохо понимает.

– Скажи мне, добрый человек, кто вами правит?

Возница неожиданно быстро взглянул в лицо Артамуша и в удивлении хмыкнул: вожди, понятное дело.

– А жрецы?

– Они давно уже не правят.

Старики недовольны и народ понимает, что неправильно это. Только откуда жрецов взять?

– Куда же они делись? Ушли от вас?

– Нет, чужеземец. Все не так было. Когда был мальчиком, я помню, что в моем селе жил совсем старый жрец и много добра он сделал людям. Меня вылечил от тяжелой простуды, потом от укуса змеи. Много лет он просил у общины дать ему в обучение мальчиков.

– И что ответили старейшины?

– Они сказали, что в селе хватает колдунов, которые могут лечить не хуже его. Так и было.

– Как можно сравнивать жреца и колдуна? – Артамуш сдержал гнев, но голос его зазвенел. – Кто кроме жреца может обращаться к богам, рассказать народу правду.

Возница задумчиво молчал, щуря глаза.

– Наверное, ты прав. Сейчас, когда у арменов осталось всего два жреца, которые не способны справлять свои обязанности из-за глубокой старости, наши старейшины заговорили о том, что отцы и деды совершили великую ошибку.

– Преступление, – резко бросил Артамуш, – против своего народа.

Возничий искоса с любопытством посмотрел на него.

– А сам ты откуда едешь?

– Из Вавилона.

– Как там люди живут? Я кое-что слышал, но хочу узнать побольше.

– Те люди живут богаче вас, но хуже.

– Это как? Странно ты говоришь, чужеземец. Если богаче, значит лучше.

Артамуш печально посмотрел на попутчика, немного помолчал, как всегда в таких случаях, взвешивая, стоит ли тратить слова, потом неторопливо заговорил.

– Вопрос твой нелеп по сути, но все же проясняет причину того, как вы потеряли своих жрецов. Жить богаче, опасно для простых людей, это не всегда значит лучше. Богатство само по себе не лучше и не хуже бедности. Человек, распоряжаясь им, может направить его на добро или во зло. Вы в своих бедных горах живете лучше многих в Вавилоне оттого, что придерживаетесь многих древних обычаев. Тамошние жители служат золоту и никакой обычай уже не способен создать из них добрый и честный народ.

Возница опять надолго замолчал, время от времени поглядывая на своего попутчика.

– А правду говорят, что их вожди и жрецы живут в больших дворцах, величиною с целое село и повелевают множеством слуг и рабов?

– Это правда. Но им от этого не живется лучше. Потому они плохие вожди и очень плохие жрецы.

Возница понимающе кивнул.

– А наши вожди живут почти так же как остальные. Даже землю пашут.

– Да, я заметил. Это хорошо. Но жрецов вы упустили. Это великая трагедия народа и еще множество раз через века вы за это заплатите. Однако, я вижу большое село за поворотом.

Артамуш указал рукою на холм вдали, в трех полетах стрелы. Вершину его обступили правильной формы крепостные стены, а вокруг у стен стояли дома.

– Это село самое большое, на три дня пути в любую сторону. Там живет хороший вождь и даже жрец.

– Древний старик, о котором ты говорил?

– Нет, другой. Он почти не учен и почти ничего не знает. Просто когда-то долго прислуживал жрецу.

– Как? И он посмел назвать себя жрецом?

Артамуш вновь почувствовал гнев и опять уловил взгляд попутчика полный любопытства.

– Не он, так его называют люди. Община просила его быть у них жрецом. А признайся мне, чужеземец, сам ты жрец?

– Да, это так, и я хочу увидеть его. Прощай, добрый человек.

Артамуш хлопнул по крупу свою лошадь и поскакал к крепости. Он объехал крепостную стену вокруг, но ворот не обнаружил. Зато впервые в жизни увидел наружную лестницу, прямо на стене шириною в шаг мужчины, выложенную из тесаного камня, как и стена. Прижимаясь к стене, ступени вели до самого верха. Стена же была высотою в три человеческих роста. Вокруг крепости стояли гурты скота и табуны лошадей. Время от времени по стене наверх на веревках поднимали корзины, бочки и мешки. Люди по очереди всходили вверх или спускались вниз. Торговцы скотом и вином собирались у стены, остальные устремлялись наверх – там, в самой крепости происходили главные торги.

Артамуш оставил лошадь у общей коновязи и ступил на лестницу. На небольшой площади наверху он увидел обыкновенный базар и неспешно обошел его. Все было как обычно для сельского базара. Покуда он осматривал все и расспрашивал попутно люди указали ему, где найти жреца. За пределами крепости, где вниз по пологой части склона сбегали улочки заселенные ремесленниками, он нашел нужный дом. Войдя в дверь и оглянувшись, Артамуш был удивлен и раздосадован. Вместо привычных ему резных образов, в полутемной комнате он разглядел вылепленные из глины нелепые фигуры и даже грубо нарисованные на старых кувшинах. Кое-где по углам он увидел странные сооружения сложенные из камня и нелепые фигуры, сплетенные из соломы. В гневе он закричал неведомо кому.

– Есть здесь кто-нибудь?

Он повторил свой вопрос не менее громко и только после этого заметил испуганные глаза, выглядывающие из-за занавеси. Стараясь говорить как можно спокойнее он, поманя пальцем, спросил.

– Подойди, хозяин, не бойся. У меня есть к тебе дело.

Вслед за глазами из-за укрытия показалась фигура располневшего, невысокого, болезненного вида мужчины со светильником в руках

– Чего тебе друг? – глаза его выдавали испуг.

– Сначала, если ты действительно жрец, ты обязан поприветствовать меня именем богов. Если ты не сказал, то это сделаю я: именем великих богов приветствую тебя, плохой жрец!

Маленький человек заморгал и испуг на его лице сменило выражение обиды.

– Зачем ты так сказал, чужестранец?

Потому, что я уже немного знаю тебя. Потому, что я уже увидел твое святилище и еще потому, что ты встретил меня не так как подобает жрецу. И последняя причина в том, что я давно посвящен в жрецы и прошел в свое время путь ученика. На это ушло восемь зим.

Испуганного и обиженного только что человека будто подменили. Схватив за руки неожиданного гостя, он поспешно и радостно затараторил.

– Какое счастье, незнакомец! Как долго я ждал! Это сами боги привели тебя ко мне. Я знаю, что я не жрец, я почти обычный ремесленник каким и был прежде. Только часто наблюдал за старым жрецом пока он был жив. Мы были друзьями. Мне всего лишь известно, как обращаться к богам и кто из них, чем повелевает. Но кажется, боги не слышат меня, недостойного. Я не слышу их. Они не желают со мной говорить.

Артамуш начал долгую обстоятельную беседу и не прерывая ее, вместе с названным полужрецом – полуремесленником вышел на улицу. Тяжело было оставаться в таком святилище. Спокойно, будто издалека слушая искренние излияния простодушного человека, мысленно он обращался к богам: стоит ли обучать его?

Ведь настоящего и всестороннего обучения положенного жрецу, дать ему Артамуш не сможет. Кроме того его молодые годы, наилучшие для занятия такого рода уже ушли и есть другие немаловажные причины…

Но боги ответили: учи его, а мы потом направим. Вздохнув Артамуш прервал незамолкавшего собеседника.

– Ты прав, говоря, что боги устроили нашу встречу. Все, что ты мне сейчас говорил – не важно. И запомни на будущее: недостойно жреца говорить много и впустую. Слово жреца кратко и тяжко как удар молота, или как валун, катящийся с горы. По пути валун создает лавину, как тебе известно. А теперь молчи и внимательно слушай. Я расскажу тебе о богах. Сейчас и в ближайшие дни. Боги только что сообщили мне, что с тобою нужно поработать. Но если возражаешь, то я оставлю свои намерения.

В ответ на внимательный взгляд Артамуша горе-жрец протестующе замахал руками и просительно заулыбался: Я хочу этого, хочу!

И тогда, шагая прочь от поселка в сопровождении нежданного ученика Артамуш начал говорить, научая его основам. Присев на два стоящих рядом валуна, они беседовали так долго, что не заметили, как стемнело. Вернувшись после захода солнца, они обнаружили у двери святилища старика со старухой. Дело приведшее их было самым житейским. Их дочь уже несколько дней не могла родить. Все четверо вместе вошли в святилище и там Артамуш, отстранив хозяина, шепнул ему: я сам, ты просто смотри.

Он обратился к богам и они тотчас явились, наполнив небольшую комнату вибрацией. Все это почувствовали. Старики упали на колени. Поблагодарив богов, Артамуш обратился к просителям, подняв их с колен.

– Идите домой. Боги услышали вас и помогут. Но в любом случае, как я понимаю, вашей дочери нужен лекарь.

– Есть, есть, – закивали они.

– Тогда идите и помогут вам боги!

Артамуш обратился к своему новому ученику. Тот был потрясен.

– Теперь ты видишь, что боги это не глупые кувшины или камни, которые ты расставил. Люди превратно понимают богов и все от них исходящее. Это люди так изображают их, но сами боги трудно выразимы. Однако, не испорченному человеку возможно хотя бы ощутить их присутствие, что и случилось с тобой. Боги – это не твои соломенные куклы, они суть ветер и огонь и если ты вдруг ощутил, то и другое, значит боги рядом. Знай это. А теперь мы простимся до завтра, поскольку сейчас мне идти к вашему вождю.

Поклонившись и с улыбкой выслушав несмелое напутствие своего нового ученика, Артамуш покинул святилище и направился в тот дом, который был самым заметным и известным в селении. Он располагался прямо в крепости.

Картина пятнадцатая

Старая приветливая женщина ласково встретила его и провела в просторную комнату, очень гладко обмазанную глиной и чисто побеленную. «Не служанка она, родственница» – подумал Артамуш. Женщина, извиняясь уверила его, что вождь скоро придет и чтобы ускорить его приход послала сообщить бойкого шести-семилетнего мальчугана, вертевшегося рядом.

Артамушу не пришлось долго ждать. Он едва успел рассмотреть комнату, как в дверном проеме увидел крепкую мужскую фигуру в красной рубахе и черных штанах. Быстрым шагом хозяин дома приближался к нему. От вождя исходила энергия и доброжелательность.

Гость приносит радость в дом, – его голос гремел, лицо светилось радостью. – Мать, быстро готовь нам стол, – он крикнул еще более оглушительно. В ответ в дальне конце дома послышались шум и женские голоса.

– Ну, гость дорогой, садись рядом со мной, – хозяин усадил Артамуша на лавку рядом и на этот раз совершенно всерьез посмотрел ему в глаза.

– По всему вижу, что ты пришел к нам издалека. Что же заставило тебя проделать долгий путь сюда?

– Печальная судьба твоего народа – вот причина, вождь.

– Что такое? – хозяин встревожено придвинулся к нему.

– Нет, вождь, ничего не случилось страшного на днях. Это случилось уже давно и постепенно.