Оковы солнца

Даже эти слова причиняют мне боль… Мое сердце противится им, но я все же могу их написать, потому что знаю, что никто никогда это не прочтет. Хотела бы я, чтобы ты меня спас. Но ты не придешь, я знаю. Не станешь рисковать деревней ради одного человека. Чтобы меня вызволить, тебе придется убить Алтана, и я первой встану у тебя на пути.

Иногда я задаюсь вопросом: «А есть ли смысл бороться? Есть ли просвет в этом царстве тьмы?» Даже закрывая глаза, я больше не вижу нас. Больше не вспоминаю твои прикосновения и не мечтаю о нашей свадьбе. Теперь перед глазами всегда он. Мой враг. Мой повелитель. Повелитель… – слово, которое я не думала, что когда-нибудь скажу. Но это именно так. Он повелевает не только моими действиями и чувствами, но и разумом. Я ощущаю себя куклой. Безвольной куклой в его руках. Что мне делать, Арагон?»

Слеза падает на лист бумаги, я спешу свернуть его и спрятать за одну из досок конюшни. Смириться кажется сродни концу света. Я не могу смириться. Не могу бросить на произвол судьбы свою деревню. Но эта борьба бесполезна. Я не смогу пойти против Алтана, не смогу побороть оковы.

Но что, если смогу его переубедить? Он хочет богатства? Моя деревня не единственная в округе. Для того чтобы обогатиться, вовсе необязательно нападать именно на владения Арагона. Осознание охватывает меня, снова позволяя дышать. Я чувствую себя запертым в душной комнатушке человеком, который впервые за долгое время глотнул свежего воздуха. Неужели выход есть? Но Алтан никогда не послушает меня. С чего бы? С чего ему слушать избалованную девчонку, от которой одни проблемы? Он презирает меня. А это значит, что для меня есть только один путь – сделать так, чтобы Алтан изменил свое отношение ко мне, чтобы хотел прислушиваться к моему мнению, чтобы я стала ему важна.

Как? Как можно заставить этого холодного, надменного, жестокого мага начать ценить меня? Но ведь и он человек. Где-то очень глубоко. И он мужчина. А у мужчин есть определенные слабые стороны, когда дело касается женщин. И пусть у меня почти нет опыта в этом вопросе, я найду способ повлиять на мага. Найду способ влюбить его в себя.

Глава 6. Рождение

В доме полутемно и душно. Слышны звуки приготовления ужина, а жар печи и запах еды уже распространились по всему первому этажу. Я сижу на лестнице в темной прихожей и смотрю на приоткрытую дверь, выпускающую яркий свет из кухни. Голова все еще кружится, но руку я уже перебинтовала. Сил подняться наверх нет, поэтому я просто остаюсь здесь и наблюдаю за Зулеей, которая носит на второй этаж приборы и каждый раз окидывает меня безразличным взглядом.

Но мне здесь нравится. Если не брать во внимание то, что скоро у меня не останется сил даже сидеть, тут совсем неплохо. В этом спокойном темном уголке, в тепле, в окружении запахов варящегося мяса и компота. Все это напоминает о доме, о временах, когда мы с мамой копошились на кухне, напевая песни, Малина мастерила кукол из сухих веток у камина, а Эбу играл с сухофруктами. Когда мы ждали с работы отца, который приходил уставшим, но радостным от встречи с семьей. Когда мы садились все вместе за большой деревянный стол и уплетали ужин, рассказывая друг другу о прошедшем дне. Мы смеялись, жаловались и мечтали – делились всем с любимыми людьми и ощущали себя настоящей семьей.

У Алтана нет ничего подобного. Он ужинал в компании товарищей лишь раз – в день нашего прибытия, все же остальное время, не считая обедов на работе, ел в полном одиночестве. Интересно, где его семья? Почему дом не заполнен смехом детей и суровыми напутственными голосами родителей? Кажется, он всегда был один. Одинокий волк, которого даже представить в стае сложно. Холодный, отрешенный, надменный – демонстрирующий полную независимость и отсутствие необходимости в любой близости. Но ведь и у него были родители. Сегодня он обмолвился о дедушке, а значит, знал свою семью. Где же они все? Неужели никого нет в живых?

Дверь раскрывается, и входит он. Как всегда уверенно, заполняя своим присутствием все пространство. Останавливается и выдыхает, не замечая меня. Прикрывает глаза и потирает перепачканные руки. Затем его взгляд падает на лестницу, и Алтан вновь напрягается. Раз – и нет той мимолетной уязвимости.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спрашивает он, и я вспоминаю, как раздражаю его. Внутри что-то противно щелкает от резкой смены настроения. Почему он не мог побыть расслабленным еще немного? Что бы случилось, если бы он не надулся, как рыба-еж, при виде меня?

– Я не могу подняться наверх, поэтому сижу тут, – устало отвечаю я, бросая на него несчастный взгляд. Никакого бунта, только немая просьба.

– Ну вторая нога же у тебя работает. И перила есть, – говорит раздраженно Алтан и проходит мимо. Я слышу, как он отправляется в ванную ополоснуть лицо и руки.

Зулея суетливо проносит наверх очередное блюдо, а я лишь опускаю голову на колени: у меня нет сил даже сердиться. Возвращаясь вниз, однако, служанка слегка задевает меня ногой, окидывая полным раздражения взглядом и давая понять, что ее выводит из себя мое бездействие. Я должна была стать ей помощницей, а стала нахлебницей. Что ж, мне до ее надежд нет никакого дела, сама я тоже планировала выйти замуж за любимого человека, а не быть похищенной невольницей.

– Алтан, ужин через пять минут! – кричит Зулея, снова поднимаясь по лестнице, и на этот раз даже немного пинает меня. – Сдвинься ты уже!

Алтан проходит из ванной в спальню, а затем, всего через несколько секунд, выходит и останавливается рядом со мной.

– Ты будешь весь вечер тут сидеть?

– Нет, если ты мне поможешь, – с легким вызовом говорю я, поднимая на него голову, и Алтан вздергивает бровь, в очередной раз поражаясь моей наглости. – У меня нет сил прыгать.

Он недолго колеблется, после чего закатывает глаза и спускается к первой ступени. Алтан хватает меня за руку, притягивает к себе и поднимает с такой легкостью, словно я котенок, а не взрослая девушка. Он берет меня на руки, и я невольно утыкаюсь в его грудь. На нем простая рубаха, пропитанная потом и дождем, но кожа под ней покрыта тонким слоем неотмытой грязи. От него пахнет часами усердной работы, и я мысленно интересуюсь, чем же он занимался. Мускулы на руках и торсе хорошо ощутимы даже через одежду, значит, Алтан привык к тяжелому физическому труду. Мне рассказывали, что он целыми днями занимается делами деревни и иногда забывает даже поесть. Как странно, что такое трудолюбие сочетается в нем с подлостью преступника.

Алтан опускает меня около подоконника, а сам проходит к кровати, потирая лицо. Он устало заваливается на покрывало и подкладывает руку под голову.

– Проверь, не опухла ли нога, – велит маг. – Вывих небольшой, но все равно лучше последи, а то еще долго не сможешь ходить.

Вывих. Я в очередной раз радуюсь тому, что нет перелома, и, заметив перебинтованную руку, начинаю смеяться. Кажется, я разваливаюсь на части. Не привыкло мое изнеженное тело к суровому местному климату. Ноги все еще исцарапаны и перепачканы, а одна из них еще и вывихнута. Рука порезана, сама же я мучаюсь от простуды. Ну что за размазня?! Даже не знаю, рыдать мне или хохотать, но, поскольку норму слез я на сегодня уже выплакала, остается только смех.

– Ты чего?

Мне хочется спросить, как они могут жить в этой деревне, но я решаю, что не стоит еще больше сердить мага, и просто качаю головой. Ничего. Обычное сумасшествие.

Через пару минут я слышу голос Зулеи, которая кричит: «Ужин!» – и перевожу взгляд на Алтана, ожидая, что маг отправится есть, но он даже не шевелится.

– Ужин, – повторяю тихо я. – Слышишь?

Но Алтан, кажется, не слышит. Гонимая любопытством, я поднимаюсь и, опираясь на предметы мебели, подпрыгиваю к кровати. Алтан спит. Так глубоко, что я засматриваюсь. Он устал настолько, что даже не дождался ужина. В этой деревне все без исключения работают на износ. Даже маг.

Я выхожу из комнаты и сообщаю Зулее, что можно относить еду обратно, и она лишь горько качает головой. Ей явно приходится видеть подобное не в первый раз.

– Хотя бы ты поешь, – говорит она мне, но я отказываюсь. Слабость во всем теле слишком велика. – Тебе нужны силы, иначе ты еще долго не поправишься, так что не привередничай и ешь!

Зулея заявляет это абсолютно непререкаемо и стоит, не спуская с меня глаз, отчего мне не остается другого выхода, кроме как повиноваться. Я киваю и задумываюсь над тем, как бы добраться на второй этаж. Зулея тем временем уходит и, к моему удивлению, возвращается с тарелкой супа. Она ставит ее на тумбочку рядом с креслом, и я неспешно съедаю его, глядя на пляшущий в камине огонь.

҉

Следующие несколько дней я провожу, помогая жительницам деревни мастерить доспехи из папруса. Мы вяжем кольчуги из полученной мокрой пряжи и оставляем их на печи, позволяя застывать. Высохнув, одежда получается невероятно прочной и долговечной.

Моя нога почти прошла, и я уже не зависима от пары палок, с которыми ходила первые дни после вывиха. Рука тоже заживает, хотя след от пореза и обещает остаться на долгие месяцы.

С Алтаном я почти не вижусь. Утром он позволяет мне поспать подольше, обед из-за вывиха я ему не ношу, а на ужин чаще всего опаздываю. Обычно мы перекидываемся лишь парой фраз перед сном. С одной стороны, так лучше: мы не раздражаем друг друга, но с другой – намного хуже: как я могу повлиять на мага и спасти свою деревню, если даже не вижусь с ним?

Потому сегодня утром я встаю пораньше и присоединяюсь к нему за завтраком. Алтан удивляется моему присутствию, но ничего не говорит и просто продолжает уплетать овсяную кашу. Овес и другие злаки плохо растут в здешнем климате, но, когда удается, деревня закупает их для приготовления каш и лепешек.

Кажется, Алтан куда-то торопится, и я спешу задать интересующий меня вопрос.

– Куда мне сегодня идти? Одежда из папруса уже готова.

– Да? – удовлетворенно глядит маг, и я с ужасом понимаю, что мы оказались еще на один шаг ближе к войне. – Отлично. Тогда ты можешь помочь женщинам на кухне. Заготовки на зиму уже начались.

– Хорошо, – покорно отвечаю я, и он хмурится.

– Ты какая-то тихая в последнее время. Даже непривычно…

– Может, потому что ты дал мне понять, что если я не буду беспрекословно выполнять все поручения, то в один прекрасный день ты заставишь меня заколоть себя ножом? – снова язвлю я, не в силах сдержаться, и тут же укоряю себя за длинный язык. Что со мной происходит? Почему я постоянно перечу ему?

– Я ничего подобного не говорил, – растерянно отвечает Алтан, и я замечаю некое смущение в его глазах. Я пристыдила его? – Лишь то, что ты не сможешь навредить мне.

– То есть, то, что я не смогу спасти свою деревню, – поясняю я и хочу добавить еще кое-что, но не успеваю, потому что по лестнице вбегает какая-то девушка.

– Лусия родила! Мальчик! – тяжело дыша, произносит она, смотря на нас горящими глазами, и Алтан вдруг вскакивает. Выражение его лица тут же меняется, изумляя меня. Впервые я вижу Алтана таким воодушевленным, с горящими, полными жизни глазами. Передо мной словно другой человек. Моложе, естественнее, счастливее. Человек, полный радости и надежды. Алтан из другой жизни, другой деревни и другой семьи.

С рождением ребенка все наши планы на день меняются. Мужчины больше не идут в лес, а женщины – на заготовки. Мне поручено помогать в организации праздника, которой занимается половина деревни. Мы выбираем небольшую поляну на краю поселения, с которой открывается вид на лес, и принимаемся за ее обустройство. Мужчины выносят столы, женщины готовят еду и украшают. Дети бегают рядом, помогая, и я впервые вижу эту деревню столь оживленной. Кажется, даже небо уже не такое хмурое, как обычно.

Через час, когда столы и стулья расставлены, женщины приносят из домов свечи и украшают ими все возможные места: помещают на столы, подвешивают на деревья, прячут в траву. Я же прохожу к кромке леса и набираю веточки с крупными листьями, чтобы расставить их в вазы, словно цветы.

Вокруг кипит жизнь. Я сижу на пледе, обложившись ветками, и связываю их в букеты, рядом со мной нарезают фрукты несколько женщин, а над нашими головами натягивают тент мужчины. Они вбивают молотком колья, наполняя деревню характерным звуком, и одна из малышек, сидящих рядом с мамой, начинает испуганно плакать. На вид ей не больше двух, отчего я сразу вспоминаю своего брата.

– Тшш, – проговариваю я, придвигаясь к ней, и продолжаю:

Всего лишь стук: «Тук-тук, тук-тук».Как птички чик: «Чирик-чирик».Как плач дитя: «Уа-уа».Как голос матери: «Моя, моя, любимая моя».Как песенку она поет дни-ночи напролет,О доброй маме-птичке, несущей зерна деткам-невеличкам,Чтобы росли они до неба и ели много-много хлеба,Чтобы летели в небеса да повидали чудеса.

Я напеваю старую детскую песенку, которой убаюкивала меня мама, и вскоре слышу, как мне вторят женщины. Малышка смотрит на меня, радостно раскрыв глаза, а ее мама с удивлением напевает в унисон. И именно в этот момент – не тогда, когда мы вместе собирали неприступные цветы папруса и не когда часами мастерили из них одежду, – я чувствую себя частью деревни. Сейчас мне не пришлось ломать себя, привыкая к новой жизни. Вместо этого мы вместе нашли что-то общее. Люди вокруг действительно такие же, как и в моем поселении. Суровее, выносливее, требовательнее, но все равно такие же. С теми же колыбельными, что успокаивают детей, с теми же радостями.

После мы начинаем петь другую песню: про девушку, что пошла на поле в сильный ветер, и продолжаем так в течение многих минут. С песней работа идет легче и быстрее, а люди перестают хмуриться и начинают улыбаться. Я замечаю Алтана и вижу, что и его выражение лица стало мягче. Он помогает натягивать тент и смотрит на меня. Впервые с удивленным восхищением, переворачивающим все в моей груди.

– У тебя хорошо получается, – замечает мама малышки – молодая черноволосая девушка с большими круглыми глазами. – Есть дети?

– Младшие братик и сестренка, – отвечаю я и грустно улыбаюсь. С каждым днем я скучаю по семье все больше, и мысль о том, что могу больше никогда не увидеть их, разрывает сердце. Собеседница понимающе улыбается.

– Я Лили.

– Дариана.

– Мне жаль, что тебя оторвали от семьи, – говорит Лили, чем полностью выбивает меня из колеи. Она первый человек, который не то что посочувствовал мне, а даже заговорил об этом. – Но, возможно, ты создашь новую.

– Я должна была ее создать. Я собиралась замуж.

– За Арагона. Мы знаем. Но здесь ты ни у кого не найдешь к нему симпатии.

– Почему? Вы хотя бы знакомы с ним? – возмущаюсь я. Эта необоснованная ненависть ужасно злит. Они готовы презирать его и меня только за то, что наша деревня живет лучше.

– Алтан с ним знаком. И многие в этой деревне его знают. Он часто приезжал сюда до того, как стал магом.

Что? Я растерянно отшатываюсь, пытаясь осознать услышанное. Они знают друг друга… Конечно, в этом есть смысл, ведь Алтан высказывался по поводу характера Арагона, но тогда я не думала, что их знакомство было близким. Зачем Арагону было приезжать сюда?

– Что же случилось?

– Когда Арагон стал магом, это разрушило нашу жизнь, – пожимает плечами Лили, а я лишь хмурюсь. Как это может быть взаимосвязано? У Алтана и Арагона собственные деревни, Камни и силы, им нечего делить. Так как то, что один из них стал магом, могло испортить жизнь другому?

Но я не успеваю спросить, так как женщины начинают собираться. Закончив приготовления, они расходятся переодеваться, а я помогаю Лили донести заснувшую у меня на коленях малышку до дома. По дороге все обсуждают, что бы надеть, а я понимаю, что у меня и выбора-то нет.

– Есть только одно нарядное платье, но и оно черное, – с досадой говорю я, осознавая, что это неподходящий цвет для праздника рождения.

– Хочешь, дам тебе платье? Или какие-нибудь украшения? – предлагает Лили, и я, недолго думая, соглашаюсь. Оставив малышку в колыбели, я отправляюсь в Башню переодеться.

Облачившись в свое единственное нарядное платье, я возвращаюсь в дом к новой знакомой, которая уже подобрала для меня пару вариантов. Сама она одета в сиреневое платье в цветочек, удивляющее качеством. Я и представить не могла, что у женщин из столь небогатой деревни могут быть такие дорогие наряды.

– Откуда у тебя такое платье? – с изумлением разглядывая ткань, интересуюсь я.

– Из самой Столицы, – гордо отвечает Лили.

– Ты была в Столице?

– Нет, но мой отец был торговцем.

– Продавал доспехи или металл? – спрашиваю я и замечаю погрустневшее лицо собеседницы. – Он скончался?

– Нет, – выдавливая из себя улыбку, отвечает Лили. – Он все еще торговец. Наверное. Откуда мне знать?! Как насчет этого?

Она предлагает мне пару платьев: желтое из толстого шелка и красное из хлопка, но первое мне кажется слишком нарядным для девушки моего положения, а второе напоминает о последнем вечере дома. Тогда Лили достает из шкафа красный платок и повязывает мне на пояс.

– Так. Теперь твое платье совсем не выглядит строго. Напротив, очень даже привлекательно. Только вот… – начинает она и тянется к моей косе. Лили распускает ее и позволяет моим волнистым волосам упасть на грудь. – Красавица. Кто знает, может, и Алтану понравится?

– Этому привереде ничто не понравится, – фыркаю я.

– Но и он же не железный, – пожимает плечами Лили, с неким намеком поводя головой.

– Где его семья?

– Умерли, – просто отвечает она.

– Значит, он совсем один, – вырывается у меня раньше, чем я успеваю подумать о своих словах. Я же знала это. Но теперь получила подтверждение, и мое прикованное сердце не может сдержать сочувствия. Лили лишь горько качает головой.

– Ты даже не представляешь, насколько ты права. Я нечасто общаюсь с ним, но мой брат – глава стражи.

– Клио, так? – вспоминаю я высокого худого мужчину, и Лили кивает.

– Вокруг Алтана всегда много людей, он постоянно занят, но по-настоящему рядом с ним никого нет. Ни семьи, ни любимой. Он ото всех закрылся.

Наверное, ему просто никто не нужен. Вполне вписывается в образ ледяного высокомерного мага, презирающего окружающих. Погибли его родители или нет, тяжела жизнь в его деревне или нет, это не дает ему права разрушать жизни других людей. Не дает права разрушать мою. Он лишил меня будущего. Семьи, брака с любимым человеком. У меня нет сочувствия к такому монстру.

Когда мы заканчиваем, уже темно. Я выхожу из дома Лили и осматриваю поляну. Под раскидистым шатром, украшенным фонариками, стоят круглые столы. На них мерцают свечи, бросая отблески на собранные мной букеты из листьев. Играет музыка. Подобное настолько необычно для этой деревни, что я осматриваюсь в поиске музыкантов и не успокаиваюсь, пока не нахожу трех мужчин, играющих на инструментах.

Постепенно люди заполняют поляну. Новоявленную маму усаживают в мягкое удобное кресло рядом с главным столом, а ее малышу отводят место в красиво украшенной лентами колыбели. Гости поздравляют их, желают мальчику всего самого лучшего и дарят подарки.

Я ищу глазами Алтана и вижу, как он направляется к Лусии. Одетый в нарядный костюм, с аккуратно уложенными волосами, чистый и опрятный, он похож на представителя знати, а не на шахтера или плотника, как всего пару часов назад. Не в состоянии сдержать себя, я впиваюсь в него взглядом и принимаюсь рассматривать каждую деталь образа.

Алтан тем временем подходит к Лусии с ребенком и протягивает свой подарок – подвеску для кроватки, выполненную из разноцветных камней. Более десяти штук самых разных цветов, от желтого до черного, переливаются при свете свечей и сверкают.

– Пусть в твоем сердце всегда будет светло, – произносит Алтан, наклоняясь к малышу, и целует того в лоб. Он так добр к нему, что все внутри меня переворачивается от подобного лицемерия. Сейчас он желает ему счастья, а через десять лет будет заставлять работать до изнеможения. Ему он дарит подарки, а моего брата оставил без сестры.

Я снова вспоминаю Эбу. Его кудрявые темные волосы, большие шоколадные глаза и цепкие ручки. Вспоминаю, как он тянулся ко мне, чтобы я взяла его к себе и рассказала сказку; как называл Даой, только учась говорить. Слезы наворачиваются на глаза, и мне уже не терпится покинуть поляну.

Я останавливаюсь у ее кромки, под одним из украшенных свечами деревьев, и смотрю на лес. Там, за ним, через множество столпов – моя семья. Мои родители, моя сестренка и мой Эбу. Я была еще слишком юной, когда родилась Малина, Эбу же появился уже после моего восемнадцатилетия, потому я всегда относилась к нему иначе. Почти как к сыну.

– Подумываешь о побеге? – вдруг слышится тихий низкий голос. Слева от меня стоит Алтан и также смотрит на лес.

– Всегда, – просто отвечаю я. – Ты знаешь, моему братику всего три года.

– Но у него же есть родители, так?

– Да. Тебе не понять, каково это – иметь младшего брата или сестру. Ту ответственность, что чувствуешь за них, ту любовь, что испытываешь. Как ты спишь по ночам, зная, что собираешься отобрать у детей отцов?

– Лучше спроси меня, как я сплю, зная, что этот малыш может не дожить до весны. Зима уже скоро. Ты поймешь. Но пока все хорошо. Сейчас лето, и на столах есть еда, так что прекрати грустить и иди веселиться. Это же ты умеешь?

– Почему? – скрещиваю руки на груди я. – Потому что у нас в деревне не занимались ничем, кроме веселья? Знаешь, а я даже не думала, что вы имеете хоть малейшее представление о музыке.

– Думаешь, мы не умеем веселиться? Просто у нас разбавляют работу отдыхом, а не отдых работой.

– Думаю, что ты точно не умеешь, – заявляю с вызовом я, приподнимая бровь. Кажется, если этот напыщенный зазнайка расслабится больше, чем на пять секунд, он просто лопнет от переизбытка радости. – Для тебя это что-то настолько чужеродное, что ты даже не знаешь, с какой стороны подойти к партнерше в танце.

– К партнерше в танце можно подходить с любой стороны, – вдруг шепчет мне на ухо Алтан, обходя сзади, и моя шея покрывается мурашками. – Но если ты такая умелица, давай, принеси пользу, развесели людей.

– Только если маг тоже почтит своим участием, – хитро улыбаюсь я, в упор смотря на Алтана, и замечаю, что он колеблется. С одной стороны, ему хочется поставить зазнавшуюся пленницу на место, но, с другой, он явно не чувствует себя в своей тарелке, развлекаясь. Кажется, он совсем забыл, как это делается. А может, и не знал вовсе.

– Веди, – велит все же маг, и внутри что-то дергается, словно натянутая струна.

Танец – хорошая возможность расположить к себе, и я могу наконец приняться за осуществление плана, но ноги упрямо начинают дрожать, а руки холодеть. Все же сдаваться нельзя. Я обязана принять этот вызов.

Я подхожу к музыкантам и интересуюсь, какую музыку для танцев они знают. К моему удивлению, мужчины с легкостью соглашаются сыграть предложенное мной, и я выхожу на середину поляны. Жители деревни стоят и с интересом наблюдают. Глубоко вздохнув, я начинаю танцевать и постепенно вытягиваю в центр зрителей. Сначала знакомых девушек и женщин, потом их мужей и друзей.

Музыка сменяется на более веселую, и мы становимся в круг. Взявшись за руки, вышагиваем вперед и назад, то поднимая руки, то опуская, а затем, подпрыгивая, перемещаемся по кругу в хороводе.

Мы разбиваемся на пары, и я с удивлением замечаю, что большинство людей знает этот танец. Алтан усмехается, завидев мое изумление, и вдруг берет меня за руки. Сердце на миг замирает, и я прикрываю глаза, злясь на свою реакцию. Я должна чувствовать себя увереннее, иначе не смогу исполнить задуманное. Мне нельзя теряться каждый раз, как Алтан оказывается ближе.

Мы шагаем вперед в танце, подходя к стоящим напротив парам, а потом снова отдаляемся, и все это с такой легкостью, что я быстро забываю о волнении. Люди улыбаются и смеются. Молодежь только учится, отчего постоянно возникают курьезные ситуации: кто-то наступает партнеру на ногу, кто-то неправильно выполняет движения, но никто не возмущается. Все только радуются столь пустяковым проблемам.

Мы топаем, отбивая ритм, передвигаясь все быстрее, а затем меняем партнеров. Я оказываюсь в паре с молодым парнем, который исполняет этот танец впервые. Он часто запинается, но я лишь улыбаюсь, не в состоянии возмущаться его неловкими попытками. Он настолько робок и искренен в желании сделать все правильно, что я подсказываю ему движения и радуюсь, когда у него получается.

Быстрее, чем я ожидала, мы снова меняемся, и я возвращаюсь к Алтану. Оказываюсь с ним лицом к лицу, сталкиваясь телами, и смущенно подаю руку. Мой указательный палец ложится на его большой, а поясница ощущает теплое прикосновение. Дыхание сбивается, и я поднимаю глаза. Сердце ускоряет и без того быстрый стук, а лицо ощутимо заливается краской, когда я вижу непривычно теплый взгляд Алтана. И почему-то в тот момент моя затея предстает абсолютной глупостью. Кажется, он видит меня насквозь. Разве есть у меня шанс обхитрить его?