Оковы солнца

– Мясо подгорело, – произношу тихо я.

– В следующий раз ты будешь готовить, – холодным тоном говорит Алтан, и я раздражаюсь еще сильнее. Спина ужасно болит, одежда и ноги промокли, мне холодно, и я сижу в окружении людей, которые хотят убить моих любимых. Еще мне не хватало им готовить! Да и вообще, можно подумать, что я этого и так не делаю: постоянно помогаю на кухне.

– Ненавижу готовить, – морщусь я.

– Кто бы сомневался!

– Ну да, – процеживаю сквозь зубы, – потому что я же такая принцесса… Знаешь, на самом деле я очень любила готовить в детстве. Мама учила меня, и я с удовольствием выполняла все ее поручения.

– И что случилось? – удивленно спрашивает Алтан. Кажется, он не ожидал подобного, отчего даже не сразу находит, что ответить. – Не царское это дело?

– Именно, – расплываюсь в притворной улыбке я. Случайно поймав его взгляд, я стараюсь смотреть с высокомерием, но лишь замечаю, как похож сейчас Алтан на мальчишку, спорящего о какой-то ерунде с бросающей ему вызов девочкой. В юности многие мои друзья проводили часы, пытаясь выяснить, кто лучше. Мальчишки кичились умением сражаться, а девчонки хитро пользовались расцветающей красотой. В итоге все эти независимые и обиженные юноши бегали за девушками, надеясь урвать хоть один поцелуй. – Отец однажды пришел с работы в плохом настроении. У них что-то случилось, и он был рассержен, нервничал. Мама тогда подала ему приготовленную мною еду, даже не успев сказать, кто был ее автором. И он раскритиковал ее. Сказал, что блюдо получилось подгоревшим и недосоленным, а когда мама сообщила, что ужин приготовила я, лишь заметил, что ему жаль моего будущего мужа. Жаль, что всей моей семье придется давиться такой гадостью и что даже его дочь оказалась ни на что не способна. Тогда у меня словно что-то отрезало.

– И ты перестала готовить…

– Нет. Наоборот, я делала все, чтобы стать лучшей в этом деле. Училась в три раза усерднее, чем раньше, проводила за готовкой целые дни, даже брала уроки у мастеров. И у меня получилось. Отец больше никогда не критиковал мою еду. Только хвалил. Мы с мамой не говорили ему, кто ее готовил, и потому он думал, что мама раскрыла какие-то кулинарные секреты. Но однажды он все узнал. И оказалось, что я лучший повар, которого он встречал. Отец пророчил мне готовку для всей деревни на праздниках, гордился мной. Но тогда был последний день, когда я что-нибудь готовила. Не знаю почему. Может, дело в том, что я ожидала большей награды за многомесячный труд или просто не считала, что вообще должна доказывать отцу, что чего-то стою. Я заслуживаю, чтобы меня любили просто так, потому что я его дочь. И он любил, я знаю. Любит… – на глазах выступают слезы, но я смахиваю их, не придавая никакого значения. – Но я все равно больше никогда не готовила. Сначала родители расстраивались, но потом, когда ко мне посватался Арагон, решили, что это не беда, ведь у магов есть слуги.

– Хм, а ты вредная, оказывается, – произносит Алтан, но вместо осуждения я слышу в его голосе некую… похвалу? – И упрямая. Никому не позволяешь принижать себя.

– Только у тебя это получается удивительно хорошо, – язвительно изрекаю я, приподнимая бровь, и на лице Алтана появляется робкая улыбка.

Вернувшись домой, я сразу ложусь спать. Усталость овладевает мной настолько, что не находится сил ни на что, кроме как стянуть мокрые вещи и завалиться на мягкий матрас. Оставшись лишь в нижнем платье, я забираюсь под одеяло и отворачиваюсь к окну, за которым все еще моросит дождь.

Меня будит звук возвращения Алтана. На улице темно, и я бросаю взгляд на часы. Поздно. Деревня уже спит, а ее маг только вернулся с работы. Он сбрасывает ботинки и опускается на кровать, тихо постанывая и закрывая лицо руками. Я чувствую, как ему плохо. Если у меня болит спина, то каково же ему, несшему в течение нескольких часов тяжелые мешки, а потом еще безропотно помогающему в строительстве? Алтан так напряжен, что, даже несмотря на сумасшедшую усталость, не сможет сразу уснуть. И как бы мне ни хотелось, я не могу радоваться его боли.

– Принести тебе чай? – спрашиваю я, но он только устало поводит головой, с прищуром глядя на меня.

– Ты же не готовишь.

– Это я приготовлю, – слегка усмехаюсь я.

– Не нужно.

Алтан подходит к шкафу и неспешно переодевается. Я замечаю грязь на его теле и понимаю, что у него нет сил даже вымыться. Он ополоснул только лицо и руки, когда вошел в комнату.

– Мой папа – один из стражей, поэтому тоже иногда приходит домой сильно уставшим. Так, что не может даже уснуть. Его разум утомлен, его тело… Мама помогает ему расслабиться, – несмело говорю я. Не уверена, что мне стоит ему помогать, но прикованную часть меня все равно тянет это сделать. Кроме того, разве я не хотела влюбить его в себя?

– Как?

– Твое тело слишком напряжено, – отвечаю я и поднимаюсь. Подойдя к Алтану, сидящему на кровати, я опускаюсь рядом. Что-то внутри снова реагирует на подобную близость, и сердце начинает биться быстрее, но я изо всех сил игнорирую это. – Почему ты так поступаешь с собой?

Опять что-то не вяжется. Не стыкуется подобное поведение с образом эгоиста.

– Я не делаю ничего, что не делали бы остальные, – отвечает Алтан, слегка хмурясь. Очевидно, ему странно слышать подобные вопросы, хоть я и уверена, что многие советовали трудолюбивому магу отдыхать побольше.

Но он прав. Вся деревня работает с утра до ночи, и он – предводитель, маг – истинное лицо своего народа.

– Я не понимаю тебя, – с отчаянием всплескиваю я руками и закрываю лицо. В моей голове каша. Я хочу ненавидеть его, но не могу. Из-за оков, из-за его поведения. Но как только начинаю сомневаться в его жестокости, Алтан снова делает что-то, что заставляет ежиться от отвращения.

– Что ты не понимаешь? – чуть раздраженно спрашивает маг. Он устал, а я докучаю ему своими сомнениями.

– Может, ты любишь боль? Тебе нравится причинять ее себе и другим?

– Что? – кажется, теперь он думает, что я сошла с ума. А может, понял, что всегда была такой.

– Ты заставляешь людей работать до изнеможения. Стариков, детей… И сам так работаешь. Все так плохо?

Деревня ведь не умирает. Зачем же поступать с ее жителями так жестоко?

– Кого я заставляю?

– Всех… – пожимаю плечами я.

– Может, просто дело в том, что они не так ленивы, как ты?

– Я видела тебя с тем стариком в шахте! – не выдерживаю я. Хватит уже этих обвинений. Кто он такой, чтобы стыдить меня за то, что я устаю? – Ты внушал ему отсутствие усталости, чтобы он продолжал работать! Разве это не жестоко?

– Он сам меня попросил, – словно было глупо предполагать иное, отвечает Алтан, и я теряю дар речи. – Все в нашей деревне делают все, чтобы не повторилась прошлая зима. Все понимают риски.

– Что случилось прошлой зимой?

– Двадцать человек умерло, – произносит серьезно Алтан и тихо добавляет: – В том числе моя мама.

Я чувствую, словно меня ударили. Под самые ребра, отняв возможность дышать. Не могу даже пошевелиться. Лишь ощущаю, как кровь подступает к лицу.

Я хотела знать, что случилось с его семьей, почему он такой, что такого страшного несет в себе зима…

Узнала.

Слезы снова выступают на глазах, но на этот раз я не смею их смахивать. Это слезы стыда и боли. Мои оковы изо всех сил ударяют по мне, давая хорошенько прочувствовать горе хозяина.

– Прости, – тихо произношу я, не осмеливаясь даже поднять на Алтана взгляд. Что я скажу? «Я не знала»? А хотела ли по-настоящему знать? Или лишь искала повод обвинить его?

Маг качает головой, пристально смотря на меня, и на секунду мне кажется, что Алтан сам хочет извиниться. В его глазах такая боль, такие усталость и жалость, что у меня щемит сердце, и я невольно тянусь к нему. Я больше не хочу на него сердиться, я просто хочу его обнять и разделить его ношу. Но Алтан вдруг резко отстраняется и забирается под одеяло. Он закрывается, и я понимаю, что мне пора идти. Видимо, сегодня мы оба будем долго засыпать.

Я вижу гору. Высокую и мрачную, обдуваемую ледяными ветрами. Вижу скалу, обрывистую и жестокую в своей опасности. Слышу крик – истошный, леденящий. И просыпаюсь. Резко, больно – так, что едва могу дышать.

Алтан еще спит, а я пытаюсь прийти в себя после сна. Лежу, смотря на тусклое небо, и размышляю обо всем на свете. Снова этот кошмар. Но теперь с каждым разом он проясняется все больше. Что же такого важного хочет сказать мое подсознание?

Алтан просыпается спустя минут тридцать. Он встает устало, словно и не отдыхал, и, похрамывая, направляется в ванную комнату.

– Ты выглядишь так, словно тебя били палками, – говорю я, когда маг возвращается. Я сижу на подоконнике, прислонившись к стене, и тереблю в руках завязки от ночной рубашки. Все тело по-прежнему ломит от усталости.

– Чувствую себя не лучше, – Алтан улыбается уголком губ, и я невольно цепляюсь за такое простое, но искреннее действие. Оно, словно огонек, освещает мой темный мир. Как же это ничтожно… Разве можно настолько зависеть от человека, которого даже не уважаешь? Но моим оковам все равно. Они упрямо заставляют меня забывать обо всем остальном.

– Я могу помочь, – робко произношу я и ощущаю, как сердце пускается вскачь. Пора уже извлекать из оков хоть какую-то выгоду. Я ведь планировала сблизиться с Алтаном. Так вот, самое время начать. И унять наконец это противное волнение.

– Как?

– Массаж. Я же говорила, мой отец нередко приходил домой очень уставшим. Мама делала ему массаж. Не могу сказать, что у меня получается так же хорошо, как у нее, но хуже вряд ли сделаю.

Алтан сомневается. Смотрит на меня недоверчиво, решая, стоит ли подпустить к себе. Однако усталость все-таки выигрывает битву, и маг, окинув комнату неуверенным взглядом, кивает. Он опускается на край кровати и в некой растерянности смотрит на меня, ожидая дальнейших действий.