Дар Леммингов

– Красиво, правда? – грустно спросил Дарбс.

Лемминг пожал плечами.

– Мы смотрим с высоты огромной квартиры на нищету.

Дарбс сделал затяжку и медленно выдохнул.

– Не я выбирал себе богатого отца.

– Кем бы ты был без него?

Дарбс ответил сразу:

– Не таким одиноким… Та толпа, что танцует внутри, пришла сюда отнюдь не потому, что я такой хороший… А потому что тут бесплатные закуски и выпивка.

Парень отпустил окурок. Тот, пойманный зимним ветром, сделал несколько пируэтов перед тем, как скрыться в темноте.

– Вокруг меня много людей, – продолжил Дарбс, – но я этих людей не чувствую.

– Ты не думаешь, что проблема в тебе?

– Нет, почему проблема должна быть во мне? Я хороший парень… – Дарбс подумал и вслух спросил самого себя: – А почему я хороший парень? Разве хорошие парни одеваются в нарочито дорогую одежду? Разве устраивают закрытые вечеринки по приглашениям?

– Ты себя недооцениваешь, – сказал Лемминг. – Насколько я могу судить, ты устроил вечеринку, чтобы заполнить пустоту в сердце.

Дарбс удивлённо взглянул на собеседника, на его лице появилась лёгкая улыбка.

– Ты прав… Ты не против, если я расскажу тебе одну историю?

– Да, конечно, рассказывай.

Дарбс глубоко вдохнул, потёр ладони, собираясь с мыслями, и начал рассказ: «В прошлом году, если помнишь, проходила олимпиада по физике. Зима тогда была или начало весны, но шёл снег. Меня очень удивила школа, где проходила эта олимпиада: вся чистая и просторная, но белые стены в классах как-то меня смущали. В коридорах на регистрацию я поздоровался с тобой, ещё спросил: “Не узнаёшь?” – ты очень редко появлялся в школе, и я удивился, увидев тебя. Потом началась регистрация. Выстроились очереди по фамилиям. Я, естественно, попал в очередь “А-К”. Очередь двигалась крайне медленно, и я просто смотрел по сторонам… Смотрел и в очереди “Л-Я” увидел ЕЁ. Она была вся в белом: белый пушистый свитер, узкие белые джинсы, светлые, почти белые распущенные волосы. Но лица её я тогда не увидел и мог лишь додумать… И додумывал, глядя ей в спину: бледная кожа, круглое личико, тонкие губы и голубые глаза… Распределили меня в аудиторию на четвёртом этаже. Вид из окна там – красотища! Прямо на набережную! Я получил задания второго варианта, просмотрел все листки, и понял, что из тридцати заданий решить смогу только одно, восьмое. Быстренько расправившись с ним и записав ответ (сколько-то там с небольшим умножить на десять в минус восьмой степени), я сидел, смотрел на замёрзший канал и думал о НЕЙ. Решил во что бы то ни стало найти её в перерыве, пока работы будут проверяться… И я её нашёл. Она стояла в холле со своими подругами и над чем-то хихикала. Выглядела она так же, как я представлял. Моё сердце колотилось как ненормальное. Я сделал глубокий вдох и подошёл. Она посмотрела на меня вопросительно, и я уверенно сказал:

– Похоже вся физика – это бред. – и как только эти слова были произнесены, я подумал: “Чёрт, какой же это глупый подкат!” – но пути назад уже нет. – Как мог такой ангел, падая из космоса, не сгореть в атмосфере?

Её подруги засмеялись, а она сказала:

– Это самый глупый подкат, который я когда-либо слышала.

Голос её не низкий и не высокий: гармоничный. Она часто хихикает, иногда проглатывает окончания слов и тянет некоторые гласные, но это очень мило.

– Рад, что тебе понравилось, – весело сказал я.

И мы разговорились, она показалось мне очень приятной… Да чего уж греха таить, я влюбился…

– Какой у тебя вариант? – спросил я у неё.

– Второй, – ответила она.

Тут-то мне и выпал шанс блеснуть своими знаниями:

– Что у тебя получилось в восьмом? – спросил я.

Она растерялась, даже покраснела, и сказала, что не помнит… Перед тем, как нас позвали в актовый зал на награждение, мы обменялись телефонами. В актовой зале я уже не стал садиться рядом с ней, чтобы не казаться чересчур навязчивым… Вот… Началось награждение. Я, естественно, не рассчитывал что-либо выиграть… Третье место, если помнишь, занял какой-то крупный пацан с тюремным ёжиком и такой же фамилией, как у нашего мэра. Честно сказать, судя по его лицу и пустым глазам, я не думаю, что он способен был попасть в призы. Но если он родственник мэра, то это всё объясняет… Вторым местом оказалась она… И тогда я услышал её фамилию, и это меня шокировало: Манткаригсова. Дочь того негодяя, который держит в руках весь город и покрывает преступников. Который чуть не посадил за решётку моего отца на прошлых выборах мэра… И вышла она расстроенная, чуть не плача, видимо батя обещал ей первое место… А на первом месте… Ты… И я был поражён: неужели ты настолько гениален, что твои знания победили деньги?.. И я долго думал о той девочке. Знаешь, она мне так понравилась! Я даже не знаю, как это описать: когда тебе нравится человек внешне, но ты не знаешь его характера, его души, при этом понимаешь, что какими бы ни были недостатки этой самой души, ты полюбишь и их… А то, что у неё отец – мразь, я считал существенным недостатком… Я не звонил ей дня три; всё думал, что если мы будем вместе, то закончится это, как известная трагедия… Не помню названия… Но, в конце концов, я ей позвонил, мы встретились, погуляли, а потом ещё и ещё… И ты даже не представляешь, как я стал зависим; зависим от её голоса, смеха, голубых, как чистый лёд, глаз, от запаха её духов, ангельской внешности, румянца, озаряющего её щёки, когда я дарю ей цветы или конфеты. И пусть она, как оказалось, совсем не шарит в физике, пусть батя её – человек, которого я ненавижу, я, чёрт возьми, получаю удовольствие, находясь рядом с ней… Но сейчас она улетела к морю на отдых, и мне очень одиноко… Раньше я часто устраивал подобные вечеринки, веселился, но, когда встретил ЕЁ, вечеринки закончились. И сейчас эта вечеринка, как ты сказал, нужна, чтобы заполнить пустоту в сердце… Но, как видишь, что-то не очень весело…»

Если начал свой монолог Дарбс-младший на балконе, то закончил уже на диванчике в гостиной. Никто больше не танцевал. Многие отправились гулять, кто-то спал прямо на полу, остальные в компаниях по 3-4 человека о чём-то болтали, забившись в углы.

– Интересный рассказ… – задумчиво сказал Лемминг.

Дарбс-младший улыбнулся.

– Спасибо, что выслушал.

– Кстати, поговаривают, что твой отец купил лес. Это правда?

– Да, насколько я знаю.

– У меня есть к нему деловое предложение. Как мне с ним связаться?

– Э-э-э, – недоумённо произнёс Дарбс, – подожди минутку.

Парень отправился в другую комнату и вернулся, протягивая визитку. Лемминг её взял, схватил руку Дарбса-младшего, пожал её и чуть ли не бегом выскочил из квартиры. В лифте он прочитал визитку, в которой помимо имени, фамилии и телефона был указан адрес офиса. На лестнице первого этажа парень прошёл мимо двух раздражённого вида полицейских.

8.

«МУЗЫКА О ГАРАЖНОМ ВРЕМЕНИ

Ворота каждого первого гаража этого гаражного кооператива испорчены граффити. Но конкретно на этих воротах граффити можно считать произведением искусства: мультяшный персонаж в чёрном гриме держит электрогитару, из-под струн которой вылетают ноты. Ворота открываются, и выходят трое: басист – крупный, с острыми чертами лица и длинными русыми волосами; гитарист – низкорослый и челкастый блондин; и барабанщица – девушка с выбритыми висками и завязанными в пучок чёрными волосами с алой прядью. В гараже, чтобы побеседовать с “Вестником”, остаётся один ОН – бледнолицый шатен в потёртой кожанке и причёской в стиле “ястреб” – солист и фронтмен рок-группы “Музыкальная группа”.

Ваш гараж среди прочих выделяется своей чистотой. Честно признаться, я поражена!

– Может быть, наша внешность – синоним к слову “грязь”, но мы вообще-то очень аккуратные. Наш гараж – наш храм музыки, и мы не имеем права его осквернять бардаком. Кроме того, существенен тот фактор, что техника очень дорогая. У нас даже свой Бог-покровитель. Ты его могла на двери заметить.

Если есть Бог, значит есть и заповеди?

– Да, конечно! Одна из них гласит: “Каждую пятницу всей группой собирайтесь в пивной”. Вообще придумать себе Бога – вещь удобная: написал себе заповеди, разрешающие бухать, не уступать место в автобусах и закидываться колёсами, и живёшь припеваючи.

Как помогает вам ваш Бог в творчестве?

– Сильно помогает. Вера во что-то может дать вдохновение, силы. Может морально успокоить. Мы верим в нашего Бога, и это нас мотивирует.

“Наш Бог отымеет весь этот город!” – строчка из одной из ваших песен. Не думаете ли вы, что прослывёте сектантами среди обывателей?

– Нам нет никакого дела до обывателей. Но мы не сектанты. Мы понимаем, что наш Бог – это просто так или иначе местная шутка, и мы ни в коем случае не навязываем нашу, если можно так сказать, религию.

Если вам не важно мнение обывателей, то для кого вы играете?

– Для наших слушателей. Мы поём злободневные песни для таких же, как и мы. Вот, например, песня, которую ты упомянула, она об аморфных людях, населяющих этот город. Настолько аморфных, что даже несуществующий музыкальный Бог может их поиметь… Так вот, наша музыка не для таких людей.

Часть вашего репертуара – это песни об алкоголе и наркотиках. Не думаете, что это может пагубно сказаться на молодёжи, которая слушает вас?

– Безусловно, алкоголь и наркотики – это очень плохо, вредит здоровью и всё такое. Но, в конце концов, алкоголь – неотъемлемая часть нашего менталитета.

То есть в этом и заключается злободневность ваших песен?

– Мы поём про алкоголь и наркотики, потому что мы в этом разбираемся, это наш образ жизни. Но мы также поём и про копов, покрывающих преступность, и про быдло, убивающее людей на улицах средь бела дня, и про чиновников, пилящих деньги в частности на материалах для вывески на крыше мэрии, и про журналистов, дурящих народ. Одним словом, мы поём, помимо бытовухи, осторосоциальщину. Пока наши песни актуальны, этот город будет в жопе. А перемены сами собой не наступят.

У меня люди, которые могут что-то менять в лучшую сторону, ассоциируются со здоровым образом жизни.

– Я не думаю, что физическое здоровье что-то решает в данном случае. Решает энергетика, которая заряжает на подвиги. К нам после выступления подошёл пацан, наш ровесник, и сказал, что мы произвели на него фантастическое впечатление, и что он готов сиюминутно устроить революцию.

И почему не устроил?

– Предполагаю, что эта мысль была забыта по возвращении домой. Понимаешь, люди пашут, чтобы поесть, оплатить коммуналку, купить одежду и в редкий день развлечься. И чем меньше у тебя денег, тем сильнее ты обеспокоен своими потребностями и тем меньше тебя парит чужое горе и глобальные проблемы.

А если бы этот парень всё-таки ворвался в мэрию?

– Если бы просто ворвался?.. То его бы скрутили, избили и дали лет десять. В одиночку никогда ничего не добиться. Задача нашей группы – объединять. Объединять для совершения подвигов, для взаимопомощи. Но, к сожалению, пока мы собираем двадцать-тридцать человек, выступая в гаражном кооперативе, добиться чего-то сложно. И даже те сотни, кто скачал наши песни на плеер, пока разрознены.

Стремитесь ли выбраться из андеграунда?

– Конечно! Чем больше у нас будет фанатов, которые разделят наши взгляды, тем полезнее окажется наша музыка. Толпа трибун нашего городского стадиона да даже толпа зрительного зала ДК способна на подвиги.

Не думаете ли вы, что как только станете известными в широких кругах, вами сразу заинтересуются правоохранительные органы?

– Обязательно заинтересуются. Но разве это повод замолчать и спрятаться в пучине бедности? Пока будут звучать наши голоса, у людей будет надежда. Как только мы замолкнем, голоса улиц начнут петь.

Очень оптимистичный прогноз, учитывая, твои слова о том, что людей интересуют только свои проблемы.

– Представь, кто-то по пути домой слушает нашу музыку, и у него вдруг вспыхивает огонёк в душе, и он идёт на проспект и присоединяется к тысячам таких же, как он. И все они идут менять к лучшему не только свою жизнь, но и жизнь ближнего.

Помните, что было на прошлых выборах мэра? Один оппозиционный кандидат в губернаторы был убит, второму и третьему дали срок, а четвёртый отказался от дальнейшего участия. Ваша группа состоит как раз из четверых.

– (Смеётся). У нас в городе много поэтов, писателей и музыкальных групп, которые не поддерживают власть, и это отражается в их творчестве. Но творчеством этим до какого-то момента интересуется небольшое количество людей. Но потом, раз, и поэт объявляет раздачу автографов в небольшом книжном и там выстраивается огромная очередь единомышленников, которые горой встанут за своего кумира. Также от политиков нас отличает то, что мы, по мнению тех, кто сверху, не настолько крупные шишки, чтобы пачкать руки нашей кровью.

Но почему люди не заступаются за политиков?

– Я думаю, что это связано с социальным положением. Политики все богатые, претендующие на власть. А мы простые. Мы так же, как и все, работаем за кусок хлеба, спим в тесных квартирах и пьём чуть ли не с одного стакана. Нам проще сопереживать, потому что мы не чужие.

Не боишься, что окажешься не прав?

– Боюсь, конечно. Но хочется верить, что человечность в нас ещё живёт.

Давайте поговорим о вашем коллективе. Почему вы все решили заниматься музыкой?

– Музыка стала частью моей жизни, когда я был подростком… Ты знаешь, наверное, в каждом дворе нашего города по вечерам собираются компании, которые пьют, громко смеются и играют на гитарах. И я тоже проводил время после школы во дворах. И равнялся на тех, кто играет на гитарах, потому что их все уважали. У меня ушло две недели, чтобы освоить базовые аккорды. И когда ты играешь, потом пьёшь дешёвый крепкий алкоголь, хочется петь. И я пел стихи собственного сочинения, и всем это так понравилось. Ко мне даже подошёл парень и сказал: «Мы прямо сейчас создаём группу, где ты будешь солистом». И этот парень сейчас наш гитарист и мой лучший друг.

А что насчёт остальных?

– Наша барабанщица была студенткой юрфака, сейчас работает в комиссионном магазине. Басист – механик. Всех их пригласил мой друг.

Как у вас обстоят дела с финансовой точки зрения?

– В жизни мы все работяги с мизерной зарплатой. Музыка денег нам почти не приносит. Но у нас хватило ума откладывать определённую сумму, чтобы потом позволить себе музыкальные инструменты и гараж. И мы очень надеемся, что эта инвестиция окупится.

Для вас главное деньги или принципы?

– Принципы, конечно. Что такое деньги для музыканта? Купить инструменты покруче и выпивки побольше. Но для этого не нужны миллионы.

А как насчёт яхт и спортивных машин?

– Нет, это всё бред. Понимаешь, деньги не должны быть целью творчества. Потому что, когда ты играешь ради денег, то, получив эти самые деньги, теряешь мотивацию. И твоё творчество, карьера загибаются.

Как ты можешь так рассуждать, если ты далеко не миллионер?

– Иногда я представляю, что у меня много денег, яхта, спортивная машина, особняк на побережье в жаркой стране и всё, что только пожелаешь, и понимаю, что это бремя. Представляешь, каждый день просыпаться и думать, на что бы потратить эти деньги, когда уже всё есть и всё испробовано. Так и будет тянуться день за днём без открытий и потрясений. Знаешь, например, когда долго копил на какую-нибудь аппаратуру, то ощущаешь неподдельное чувство удовольствия, но при этом понимаешь, что есть аппаратуры подороже и получше. А когда ты богатый и можешь позволить себе сразу всё самое лучшее, то какой в этом кайф?

А какой кайф, думаешь, людям у власти воровать миллионами?

– Ну я всё-таки говорил просто о деньгах, а власть – это немного другое. Там люди сидят и управляют другими людьми. Мне кажется, что они чувствуют себя богами. И чем богаче боги становятся, тем беднее становится народ, и деньги в этом случае играют роль самоутверждения: чем больше денег, тем больше могущества и какого-то, скажем, чувства всевластия, понимаешь?

А представь себя у власти. Ты бы воровал?

– Нет. Но смотри, вдруг мэр наш хотел сначала работать во благо граждан, но, оказавшись на посту, понял, что не воровать просто невозможно и смертельно опасно (смеётся). Но, будь я у власти, я бы делал всё ради народа, потому что, как я сказал, деньги мне к чёрту не упёрлись.

То есть ты бы отказался, если бы наш мэр предложил тебе большую сумму за концерт в его особняке?

– Нет, почему? Да, мы против действующей власти, но выступление перед мэром ни коем образом не противоречит нашим убеждениям, потому что он такой же слушатель, как и все остальные.

Хорошо, а если вопрос поставить так: ты бы выбрал бесплатно выступить в детском приюте или за большую сумму перед мэром?

– Я не думаю, что наша музыка пришлась бы по вкусу детям из приюта (смеётся). Да и какой смысл выступать бесплатно в приюте? Если ты говоришь о благотворительности, то, как мне кажется, лучше сыграть у мэра, а деньги за концерт отдать в приют.

У тебя на предплечье очень занимательная татуировка.

– (Смеётся). Тут изображены горящие, словно факелы, барабанные палочки. Я вообще люблю глупые татуировки. На лодыжке у меня изображена миска с лапшой – моя любимая еда. Но лучшая – на плече: три поющих человека как знак единения и мира, которых, я надеюсь, ждать осталось недолго».

Себ сложил листы с текстом обратно в файлик и обратился к Астре, сидящей по ту сторону барной стойки и вытирающей ладонью пивные усы с пухлого личика:

– Какой-то лицемерный тип.

Астра, поправляя очки, ответила:

– Есть чутка.

В бар зашли два мужика, обсуждавших тяготы семейной жизни. Себ обслужил их и вернулся к разговору с подругой.

– Ты уже была в редакции? Я бы на твоём месте заголовок поменял.

– Думаешь, стоит? Ладно.

– Ты правда считаешь, что эти ребята смогут вести за собой толпу?

– Старшее поколение – определённо нет. Молодое – вполне. Но музыка у них, прямо скажем, своеобразная. Первые несколько прослушиваний вызывает дикий дискомфорт. Но когда привыкаешь, прям мурашки по коже… За ними пойдут те, кто сможет их понять.

Себ задумчиво вздохнул.

– Знаю я одного парня, который точно смог бы повести за собой кого угодно… Правда вряд ли ему есть до этого хоть какое-то дело…

9.

Проектор лил свет фильма. По узорам обоев кружились в вальсе мужской и женский силуэты, которые слились в поцелуе, исчезая за надписью «конец». Маша растроганно плакала, Петя грустил, Лемминг молча выключил проектор. Уходил он так же молча, выслушивая благодарности новых друзей. Молча шёл по тротуару, держа руки в карманах и глядя себе под ноги. И даже придя домой, поздоровался с сестрой молча. Та, ничуть не удивившись, сделала ему чай и спросила о делах, но получив в ответ плечепожимание, равнодушно села в кресло в гостиной и взялась за спицы.

Лемминг лежал на заправленной кровати и рисовал в блокноте. Закончив, он спрятал его под подушку и отправился в другую комнату.

Из-под одеяла виднелась лысая голова отца. Выглядел отец гораздо старше своих лет, потому что тяжело болел. Услышав, как скрипнула дверь, пуская в комнату коридорный свет, он, кряхтя, приподнялся, и с его худой груди сползло одеяло.

– Давно ты не заходил ко мне, – попытался отец сказать строго, но вышло у него это тяжело и жалобно.

– Извини, занят был, – оправдался Лемминг, присаживаясь на стул перед кроватью и бросая взгляд на тумбу, на которой стояла чашка остывшего чая, надкусанная ореховая конфета на блюдечке и три ампулы. – Ещё не принимал лекарство, да?

– Вечером… – вздохнул отец. – Твоя сестра вечером вколет.

– Понятно…

Часы тикали. Отец к ним привык и не слышал, а Лемминг всё время про себя считал тики. Интервал между каждым четвёртым тиком и каждым пятым чуть больше, чем между остальными – это раздражало.

После шести долгих тиков отец задал очень неприятный для сына вопрос:

– Ты случайно не связался с плохими людьми?

– С плохими людьми? – переспросил Лемминг. – Вроде нет…

***

Элитный жилой комплекс. Чёрная бронированная машина проехала по узкой улице между высокими толстенными заборами, остановилась у ворот и отрывисто посигналила. Тут же раздался злобный собачий лай, замигал огонёк, сигнализирующий, что ворота открываются. Машина заехала в огромнейший двор и проехала по брусчатой дорожке ко входу в особняк. Пожилой усатый дворецкий во фраке, в котором ему было явно холодно, подошёл к пассажирской двери, учтиво открыл её и тут же поморщился от сигарного дыма, вырвавшегося наружу. Из салона вальяжно вылез Барон, закутываясь в шубу из ценного меха. Дворецкий проводил гостя в просторную прихожую, снял с него верхнюю одежду, принял кожаный пояс с кобурой и жестом показал в сторону гостиной. А в гостиной во всю шло застолье: омары, икра, мясо исчезающих видов животных, самые разнообразные напитки: дорогие вина, патс, коньяки и эли. Во главе стола на троне сидел упитанный господин Манткаригсов с заправленной за воротник шёлковой салфеткой, на которой уже высыхали капельки жира. Прочие гости расположились на более скромных, но всё равно роскошных стульях. И среди этих гостей были мэр, чиновники и известный журналист. Прожевав рябчика, не вставая с трона, хозяин особняка горячо поприветствовал Барона и предложил ему сесть рядом с собой. Барон раскланялся, уселся, добродушным кивком поприветствовал генерала полиции, и тут же его окружила прислуга, бережно ставящая перед ним серебренные блюда душистых гастрономических изысков и хрустальные фужеры с патсом и винами.

– Для всех вновь прибывших, – торжественно объявил громким голосом, вытерев губы платком, Манткаригсов, – напоминаю причину застолья! Завтра состоится собрание в мэрии, поэтому, чтобы не заниматься бюрократической ерундой, обсудим всё здесь, так сказать, в приятной обстановке, а завтра наш любезный журналист, – Манткаригсов показал на другой конец стола на мужчину с жабьими чертами лица, – выпустит статью, в которой расскажет нашим дорогим гражданам, что заседание прошло успешно. Мы же в свою очередь устроим себе выходной… – хозяин оглядел присутствующих и, отметив, что всех такой расклад по-прежнему устраивает, передал слово мэру.

– Спасибо, господин Манткаригсов, – начал говорить господин в нелепом изумрудном пиджаке и жёлтом галстуке в горошек. – Я хочу поднять тему… Вернее не тему, а скорее случай, произошедший со мной на этой неделе… Сижу я, значит, в своём кабинете… Дело, кстати было, э-э-э… Секундочку… – мэр полез во внутренний карман пиджака, чтобы достать карточки и очки. – Э-э-э, вот! Дело было в среду вечером. Я сижу в своём кабинете и работаю. Однако ко мне заходит какой-то парнишка, видимо, совсем юный, и приносит большущую стопку бумаг. Я его спрашиваю: «Что это?» Он мне: «Обращения граждан». Мол, секретарь ушёл, поэтому он решил прямо мне занести. Я рассердился и давай поучать его: «У тебя что, инструкций нет?! Ты какого чёрта принёс мне эти бумажки?!» Он испугался моей строгости и поспешил найти оправдание, мол, никто ему ничего не объяснял. Я позвонил секретарше. Говорю: «Что за произвол? Почему домой уходите, когда у вас на работе бардак?» Но и мне эта наглая барышня заявляет следующее: «Этим должен отдел обращений заниматься». Я в ступоре. Вот ещё, мне разбираться, кто там чем должен заниматься… Выписал ей штраф, парнишке тоже штраф. Бумаги эти всучил ему обратно, но всё-таки объяснил ему, что все бумаги, оставив две-три, нужно сжигать… Неужели трудно догадаться? Молодёжь ни на что негодная растёт…

Мэр убрал карточки. Лоб вспотел. Лицо довольное, и стало ещё более довольным, когда за столом все начали соглашаться с его последней фразой. Руководитель отдела городского просвещения даже покраснел и злобно, стукнув кулаком по столу, прошипел:

– Нужно штрафовать всех, кто когда-то учил такого вот… кадра! Всех! Учителей! Родителей! Преподавателей в высших заведениях!