Сердце Ведуна. От Древнего Киева на Юг

План был простым, жестоким и эффективным. Он использовал сильные стороны каждого. Стрелки должны были обезглавить охрану, тяжеловооружённые бойцы – проломить оборону, а более лёгкие и проворные – завершить окружение и устроить бойню.

«Порядок действий ясен?» – Свенельд обвёл всех взглядом. Все молча кивнули. – «Радомир, сколько времени нам понадобится, чтобы обойти лагерь и занять позиции?»

«Минут двадцать. Если двигаться осторожно. Обходить нужно по большому кругу, против ветра, чтобы лошади нас не почуяли раньше времени», – ответил Радомир.

«Хорошо. Тогда выступаем сейчас же, – решил гридень. – Помните: двигаемся тихо, как тени. Ни слова, ни звука до моего сигнала. Каждый знает свою задачу. Встретимся в их лагере, у их поганого костра. И пусть их кровь смоет наш позор».

Он посмотрел на небо сквозь ветви.

«Помолимся, кто в кого верит. Перун, Велес… в таком деле любой бог сгодится. А теперь – за дело».

Отряд разделился на три молчаливые группы и, подобно змее, бесшумно растворился в ночной тьме, начиная смертельный обходной манёвр. План был разработан. Теперь его исход зависел от твёрдости их рук и храбрости их сердец.

Глава 15: Тихая Ночь, Красная Ночь

Самый тёмный час ночи, тот, что предшествует рассвету, окутал лес непроглядной, сырой мглой. Даже звуки, казалось, тонули в этом бархатном мраке. Именно в эту пору отряд Полесья завершил свой обходной манёвр и замер на позициях, словно стая волков, готовящаяся к прыжку. Сердца колотились где-то в горле, но внешне все были неподвижны, как камни.

Радомир лежал на влажной хвое на склоне оврага, чуть выше и левее от главного входа в логово. Его позиция была идеальной. Он видел спину первого часового – грузного, бородатого разбойника, который лениво прохаживался взад-вперёд, изредка останавливаясь, чтобы почесаться и плюнуть в темноту. Расстояние было шагов семьдесят – для его тисового лука почти в упор. Он уже наложил на тетиву тяжёлую стрелу с гранёным наконечником, способным пробить кожаный доспех. Дыхание его было ровным и медленным. Он слился с землёй, став частью ночи.

С другой стороны, почти напротив него, затаился старый Захар. Он устроился в густом кусте орешника, и его серая одежда делала его совершенно невидимым. Его целью был второй часовой, который стоял у навеса с лошадьми. Этот был моложе и вертел головой по сторонам, но его внимание было приковано скорее к пьяной компании у костра, чем к тёмному лесу вокруг.

На крутом склоне за лагерем, прямо над головами ничего не подозревающих бандитов, третья группа во главе с братьями-смолокурами уже вцепилась пальцами в корни и приготовилась к броску. Лицо молодого Глеба было белым как полотно, но он крепко сжимал свой топор, глядя на широкую спину Степана-плотника перед собой.

А у самого входа в овраг, за толстым стволом дуба, притаилась штурмовая группа. Свенельд, Микула и Ондрон стояли на коленях. Гридень прижимал к груди щит и меч. Кузнец перехватил рукоять своего молота обеими руками. Мельник проверил, крепко ли сидит лезвие на топорище. Они были похожи на сжатые пружины, готовые в любой момент распрямиться с сокрушительной силой.

Весь мир замер в ожидании одного-единственного звука.

Свенельд поднёс ладони ко рту. И из глубины леса раздался крик. Это не было похоже на человеческий голос. Это был идеальный, протяжный и немного жутковатый крик ушастой совы. Он прозвучал трижды, с короткими паузами, и затих.

Для разбойников у костра это был лишь ещё один звук ночного леса. Но для отряда Полесья это был сигнал.

В то же мгновение, когда затих последний крик, в двух разных местах одновременно сухо и коротко щёлкнули тетивы. Две тёмные молнии метнулись сквозь ночной воздух.

Радомир не отрываясь смотрел на свою цель. Он видел, как его стрела пролетела семьдесят шагов и вонзилась часовому точно между лопаток. Разбойник дёрнулся, выронил копьё, его рот открылся для крика, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Он сделал несколько нетвёрдых шагов и рухнул лицом в грязь, так и не поняв, откуда пришла смерть.

Почти в то же самое время стрела Захара нашла свою цель. Старый охотник не целился в спину, защищённую, возможно, толстой курткой. Он бил в шею. Второй часовой схватился за горло, из которого фонтаном брызнула кровь, захрипел, булькая, и повалился на бок, задёргавшись в предсмертных конвульсиях у самых ног перепуганных лошадей.

Всё произошло в полной тишине. Оба часовых были мертвы. Путь был свободен.

Секундой позже Свенельд поднялся во весь рост.

«ПЕРУН!!!» – его боевой клич, яростный и оглушительный, разорвал ночную тишину.

Это было спусковым крючком для ада.

В тот же миг он и его штурмовая группа вырвались из-за укрытия и устремились в лагерь. С диким рёвом Микула-кузнец, раскрутив над головой свой страшный молот, первым ворвался в круг света от костра. Разбойники, ошарашенные криком и внезапным появлением вооружённых людей, только-только начали вскакивать на ноги, хватаясь за оружие.

Первый, кто попался на пути кузнеца, получил чудовищный удар молота в грудь. С хрустом ломающихся рёбер его впечатало обратно в землю. Ондрон-мельник с размаху опустил свой топор на плечо другому, почти разрубив его до самой грудины. Свенельд и его дружинники, действуя как единый механизм, пронзали мечами тех, кто пытался оказать сопротивление.

И в этот же момент сзади, с тёмного склона, раздался новый рёв.

«ЗА НАМИ!» – закричал один из братьев-смолокуров.

И третья группа, подобно лавине из камней и людей, посыпалась вниз. Они неслись, перепрыгивая через кусты, с криками и гиканьем, создавая впечатление, что их гораздо больше, чем на самом деле.

Разбойники оказались в ловушке. Удар спереди лишил их самых сильных бойцов, а атака с тыла посеяла неимоверную панику. Окружённые, атакованные с двух сторон, ослеплённые спросонья и пьяные, они потеряли всякое подобие строя.

Началась резня. Тихая ночь мгновенно стала красной. Лязг стали, хруст костей, крики ярости и предсмертные хрипы смешались в единую, чудовищную симфонию. Лагерь, ещё минуту назад бывший оплотом безопасности и самодовольства, превратился в кровавый котёл, где решалась его судьба.

А Радомир, отложив лук и выхватив из-за спины рогатину, уже бежал вниз по склону, чтобы присоединиться к битве. Первая, бесшумная фаза нападения была окончена. Начиналась работа для стали.

Глава 16: Сталь и Ярость

Ад, разверзшийся в разбойничьем логове, не имел ни правил, ни порядка. Это была не битва, а свалка тел, где в свете мечущегося пламени костра сплелись ярость, боль и животный ужас. Воздух мгновенно стал густым от запаха пота, крови и пролитого пойла. Земля под ногами быстро превращалась в вязкую, скользкую от крови грязь.

Радомир ворвался в этот хаос с холодной яростью хищника, выследившего свою добычу. Он не кричал, как остальные. Его лицо застыло в суровой маске, а глаза превратились в два серых лезвия. Его первым противником стал бородатый разбойник, только что вскочивший на ноги и успевший схватить тяжёлый топор. Он замахнулся для удара, но Радомир был быстрее. Движением, отточенным на охоте на кабанов, он сделал короткий выпад вперёд, и острый наконечник его рогатины вошёл бандиту прямо в горло, под подбородок. Хрип оборвался, не успев начаться. Радомир рванул оружие на себя, вырывая его из плоти, и разбойник рухнул на колени, заливая себе грудь фонтаном артериальной крови.

Не останавливаясь, Радомир развернулся. Сбоку на него нёсся другой бандит, вооружённый кривым ножом. Радомир отбил его неуклюжий удар древком рогатины, заставив противника пошатнуться, а затем, использовав оружие как рычаг, с размаху ударил его торцом по виску. Раздался глухой, мокрый треск. Череп не выдержал. Бандит беззвучно осел на землю с неестественно вывернутой головой.

Рядом творил свою кровавую работу Микула-кузнец. Он не фехтовал, он крушил. Каждый взмах его огромного молота был смертельным. Один разбойник попытался выставить против него щит, но молот проломил тонкие доски, как скорлупу, и вместе с обломками вошёл в лицо несчастного, превратив его в кровавое месиво. Другому, бросившемуся на него с мечом, Микула просто снёс пол-головы одним горизонтальным ударом. Он ревел, как медведь-шатун, и его ярость была страшнее любого оружия.

Свенельд и его дружинники действовали иначе. Они были машиной смерти. Работая в паре, они прикрывали друг другу спины, короткими, точными уколами мечей находя бреши в защите врагов. Свенельд парировал удар топора и, пока противник был открыт, его товарищ вонзал свой меч ему под мышку, прямо в сердце. Их движения были экономны и смертоносны. Это была работа, которую они знали лучше всего.

Группа поддержки, спустившаяся со склона, довершала разгром. Братья-смолокуры, действуя слаженно, пронзали своими длинными рогатинами тех, кто пытался убежать. Степан-плотник крутил над головой свой боевой цеп, и ударная гиря с глухим стуком дробила кости и размозжала головы. Даже молодой Глеб, поборов первоначальный ужас, с диким криком, в котором было больше страха, чем ярости, рубил топором по ногам и спинам убегающих врагов, не решаясь смотреть им в лицо.

Радомир пробивался к центру лагеря, к награбленной дани. Его рогатина работала без устали. Один удар – и разбойнику перебивает ключицу, тот с воем падает, и Радомир, не тратя времени, добивает его, вонзая наконечник в грудь. Он уклонился от брошенного в него ножа и в ответ метнул свою рогатину, как копьё. Она пронзила живот нападавшего, пригвоздив его к деревянному столбу навеса. Бандит закричал, засучив ногами, но Радомир уже выхватил из-за пояса свой широкий охотничий нож и бросился к следующему врагу.

Он сошёлся с крупным, рыжебородым разбойником, который, судя по всему, был у них за старшего. Тот был вооружён хорошим мечом и дрался умело. Их клинки столкнулись с лязгом. Разбойник попытался оттеснить Радомира, но тот, уступая в фехтовании, взял своё силой и звериной ловкостью. Он поднырнул под очередной взмах меча и ударил атамана головой в лицо, ломая ему нос. Пока тот был ошеломлён, Радомир полоснул его ножом по сухожилиям на ноге. Атаман с рёвом упал на одно колено, и в следующую секунду нож Радомира вошёл ему глубоко под рёбра, несколько раз провернувшись внутри. Жизнь покинула глаза разбойника, и он завалился на бок прямо в тлеющие угли костра. Запахло палёным мясом.

Бойня длилась не более десяти минут, но казалось, что прошла вечность. Последние очаги сопротивления были подавлены. Нескольким разбойникам удалось прорваться сквозь заслон и скрыться в ночной темноте, но большинство из них лежало на земле в неестественных позах, в лужах собственной крови. Лагерь был усеян трупами и умирающими, чьи стоны и хрипы постепенно затихали, смешиваясь с треском догорающего костра.

Победители стояли посреди этого кровавого побоища, тяжело дыша. Их одежда была пропитана чужой кровью, адреналин всё ещё бурлил в жилах. Микула стоял, опёршись на свой молот, с которого стекали кровь и мозги. Молодой Глеб, глядя на дело рук своих, не выдержал и его стошнило прямо на труп врага. Свенельд, с мечом в руке, обводил взглядом поле боя, подсчитывая потери и проверяя, не притаился ли кто живой.

Радомир стоял в центре лагеря, рядом с телом поверженного атамана. Он выдернул свою рогатину из тела другого бандита и вытер её о его же одежду. Его лицо было бесстрастно. Ярость ушла, оставив после себя лишь глухую пустоту и запах горячей крови. Он оглядел растерзанные тела, искорёженное оружие, разбросанную добычу.

Тихая ночь стала красной. И эта краснота останется в памяти каждого, кто был здесь, навсегда.

Глава 17: Победа

Последний предсмертный хрип затих, растворившись в холодном предутреннем воздухе. Хаос битвы сменился жуткой, неестественной тишиной, нарушаемой лишь треском костра, тяжёлым дыханием победителей да тихими стонами раненых. Адреналин, гнавший их вперёд, отступил, обнажая усталость, боль и шок. Лагерь, залитый кровью и усеянный телами, представлял собой кошмарное зрелище, которое усугублял поднимающийся от земли пар, смешанный с запахом смерти.

Победители стояли посреди этого побоища, пытаясь осознать случившееся. Их руки дрожали, с лезвий мечей, топоров и рогатин на землю падали последние капли тёмной крови. На лицах селян застыла смесь изнеможения, ужаса от содеянного и мрачного удовлетворения от свершившейся мести.

«Проверить всех! Добить раненых!» – хрипло скомандовал Свенельд, первым стряхивая с себя оцепенение. Его голос вернул остальных к реальности.

Его дружинники и несколько самых стойких мужиков, вроде Микулы и Ондрона, принялись обходить лагерь. Они переворачивали тела, безжалостно обрывая жизнь тех разбойников, кто ещё подавал признаки жизни. Милосердие здесь было неуместно – оставленный в живых враг мог вонзить нож в спину. Короткие, глухие удары и прерывающиеся стоны были последними аккордами этой кровавой ночи.

Радомир стоял неподвижно, его взгляд блуждал по полю боя. Он не чувствовал ни радости, ни триумфа. Лишь глухую, тяжёлую пустоту. Одно дело – убить зверя на охоте, другое – человека. Даже такого, как эти. Он видел, как молодой Глеб, прислонившись к дереву, опустошает свой желудок, и его не осуждал. Первое убийство – это клеймо на душе, которое уже никогда не исчезнет.

«Потери!» – снова крикнул Свенельд, вытирая меч о рубаху мертвеца. – «Все ко мне! Считаемся!»

Они начали собираться в круг у костра, который всё ещё отбрасывал неровные тени на их измазанные сажей и кровью лица. Началась перекличка.

«Я здесь», – прогудел Микула.

«Здесь», – кивнул Ондрон.

Братья-смолокуры, Игнат и Прохор, стояли рядом, оба целы, лишь на руке у одного была глубокая царапина. Степан-плотник, Тимофей-бортник – все были на ногах. Глеб, бледный и трясущийся, тоже откликнулся. Свенельд и двое его уцелевших дружинников были в строю.

Но откликнулись не все.

«Захар! Где старый Захар?» – крикнул Свенельд.

Молчание было ответом.

Тимофей, самый проворный, метнулся к тому месту, где занимал позицию старый охотник. Через минуту он вернулся, и лицо его было мрачным.

«Он лежит там, в кустах… Мёртв. Похоже, один из тех, кто пытался бежать, наткнулся на него. Нож в боку…»

В отряде Полесья повисло тяжёлое молчание. Они победили, но победа потребовала свою цену. Старый Захар, который пошёл с ними, чтобы помочь, уже никогда не вернётся в свою избу. Он отдал свою жизнь, убив одного из последних разбойников, прежде чем тот успел поднять тревогу.

Свенельд снял свой помятый шлем и опустил голову.

«Он умер как воин. Мы заберём его тело и похороним с честью в деревне», – глухо произнёс он. – «Кто ещё ранен? Не молчать!»

Выяснилось, что серьёзных ранений, к счастью, больше ни у кого не было. У дружинника Свенельда была рассечена рука, но кость была цела. У мельника Ондрона стрела чиркнула по плечу, оставив кровавую борозду. У остальных – лишь синяки и ссадины, которые в пылу боя никто и не заметил.

Они победили малой кровью, и это было настоящим чудом, возможным лишь благодаря внезапности и ярости их нападения.

Когда перекличка закончилась, Радомир подошёл к горе награбленной дани. Он узнал мешки с зерном из их общинного амбара, бочонок с мёдом, который катил мельник. И тюки с мехами, среди которых были и его собственные, добытые в лесу. Он провёл рукой по шкурке лисицы. Всё это было здесь, отбито у врага. Княжья дань была возвращена. Цель была достигнута.

Небо на востоке начало светлеть, окрашиваясь в холодный, серый цвет. Рассвет обнажил всю жестокость ночной бойни. Трупы, кровь, разруха. Победа имела горький привкус. Они выжили, отомстили, вернули своё. Но цена была заплачена, и каждый из них унесёт с собой из этого проклятого оврага не только свою долю добычи, но и тяжёлые воспоминания, которые останутся с ними навсегда.

Они стояли молча, глядя на дело рук своих. Победители. Усталые, грязные, потерявшие товарища, но не сломленные. Они выстояли. И это было главным.

Глава 18: Раздел Добычи

Рассветные лучи, холодные и безразличные, пронзили лесную чащу, окончательно разогнав ночной мрак. Они безжалостно высветили ужасающую картину в овраге: застывшие в неестественных позах тела, почерневшую от крови землю, брошенное оружие. Победа, добытая в темноте, при свете дня выглядела ещё более жестокой и грязной.

Но времени на рефлексию не было. Нужно было действовать быстро, пока запах крови не привлёк диких зверей и пока весть о разгроме шайки не дошла до ушей других лихих людей, которые могли позариться на бесхозную добычу.

«За работу!» – голос Свенельда вывел отряд из оцепенения. – «Мёртвых врагов – в овраг и засыпать ветками. Их оружие и всё ценное, что есть на них – в одну кучу. Дружинники, осмотрите их лошадей. Животные не виноваты, пригодятся в княжеском хозяйстве».

Работа закипела. Селяне, пересиливая отвращение, стаскивали трупы разбойников в одно место. Они снимали с них мечи, ножи, кожаные пояса и кошели с монетами, если таковые находились. Это была неприятная, но необходимая часть военной добычи. Каждый найденный нож или топор был ценностью в их небогатом быту.

Радомир и братья-смолокуры перенесли тело старого Захара и положили его поодаль, на чистый еловый лапник, прикрыв плащом. Его оружие – лук и нож – положили ему на грудь. Его заберут в деревню последним, с почётом.

Пока шёл сбор трофеев, Свенельд подозвал к себе Радомира и старожилов отряда – Микулу и Ондрона. Он стоял у горы отбитого добра.

«Вот, мужики, то, за чем мы сюда пришли, – он кивком указал на мешки и тюки. – Княжья дань. Её я забираю всю, до последней шкурки, до последнего зернышка. Это дело чести».

Никто не возразил. Это было справедливо и понятно.

«Но кроме этого, – продолжил гридень, указывая на кучу собранного с трупов оружия и их скромную казну, – здесь есть и то, что принадлежало этим псам. Их собственное добро».

Он обвёл взглядом селян. Их лица были усталыми и осунувшимися, одежда была порвана и испачкана. Они рисковали своими жизнями, потеряли товарища. Они заслужили награду.

«Князь Святослав – щедрый правитель, но он далеко, а ваша плата должна быть здесь и сейчас, – заявил Свенельд. – Я, как его представитель, принимаю решение. Всё, что мы сняли с этих трупов, всё, что было их личным, а не нашим – ваше. Делите между собой по совести. Это ваша кровная доля».

Он сделал паузу, а затем добавил: «И ещё. Кроме княжьей дани, здесь есть излишки. Вижу пару мешков зерна сверх того, что вы нам отдали, да и лошади их теперь бесхозные. Это тоже ваше. Князю я доложу, что его дружина выжила и вернула казну лишь благодаря вашей отваге. И я уверен, он не осудит меня за такую щедрость».

Это было больше, чем селяне ожидали. Получить не только благодарность, но и реальную, ощутимую награду – это было знаком великого уважения. По отряду прошёл одобрительный гул.

Раздел начался. Свенельд мудро отстранился, предоставив это дело самим селянам. Главным распорядителем по негласному согласию стал Микула-кузнец, как человек честный и уважаемый.

«Так, мужики, слушай сюда, – прогудел он, встав у кучи трофеев. – Делить будем по-честному. Сперва – доля семье Захара. Он отдал за нас жизнь. Его вдове и детям пойдёт лучшая лошадь, два меча и пятая часть всех денег, что мы нашли. Это не обсуждается».

Все согласно закивали. Это был святой долг.

«Остальное делим на всех поровну. Ты, Глеб, хоть и молод, но дрался, как все, и твоя доля будет такой же, как и моя. Оружие разбирайте, кому что надобно. Кто меча не имеет – бери меч. Кому топор нужен – бери топор. Не жадничайте, хватит на всех».

Началась раздача. Мужики подходили, выбирали себе по клинку или топору. Простые охотничьи ножи сменились на добротные боевые тесаки. Кто-то взял себе кожаный доспех, снятый с атамана. Деньги – горсть серебряных и медных монет – Микула разделил на равные кучки. Споров не было, никто не пытался урвать себе кусок побольше. Общая опасность и пролитая кровь сплотили их крепче любых клятв.

Радомир не стал толкаться у общей кучи. Он подошёл к своей рогатине, которую оставил у дерева, и забрал её. Это было его оружие, проверенное и привычное. Но когда он отвернулся, к нему подошёл сам Свенельд. В руках он держал меч, снятый с тела рыжебородого атамана. Это был хороший клинок, не чета простым разбойничьим тесакам – в дорогой кожаной оплётке, с простым, но добротным медным навершием.

«Это тебе, Радомир», – сказал гридень, протягивая ему меч.

Радомир удивлённо посмотрел на него.

«Это твоя заслуга в первую очередь. Ты нас привёл. Ты разработал план. Без тебя мы бы до сих пор блуждали по лесу или уже лежали бы мёртвыми. Это не из общей кучи. Это от меня лично. Возьми».

Радомир колебался секунду, но затем принял дар. Он вынул меч из ножен. Сталь была качественной, кованой, лезвие звенело от лёгкого щелчка ногтем. Вещь была дорогая и надёжная.

«Благодарю», – коротко кивнул он.

Когда раздел был закончен, отряд выглядел уже иначе. У каждого было новое оружие, кто-то прихватил с собой мешок зерна или несколько шкур из «излишков». Они навьючили двух отбитых лошадей добычей, а тела павших разбойников скинули в овраг и наскоро забросали валежником.

Последним делом они соорудили носилки из двух жердей и плаща. На них осторожно положили тело старого Захара.

Свенельд и его дружинники грузили отбитую княжью дань на своих коней. Теперь отряд был готов к возвращению. Путь назад был омрачён потерей, но это был путь победителей. Они несли домой не только добычу, но и восстановленную справедливость.

Глава 19: Возвращение Героев

Путь назад был совсем не похож на ночную погоню. Отряд двигался медленно, почти торжественно. Они шли не таясь, по широкой лесной дороге, и утреннее солнце, пробиваясь сквозь листву, играло на лезвиях их новых мечей и наконечниках рогатин. Усталость никуда не делась – она тяжёлым грузом сидела в плечах и ногах, – но её перевешивало иное чувство. Чувство свершения.

Во главе процессии шли Радомир и Свенельд. Они почти не разговаривали, но понимали друг друга без слов. За ними, ведя под уздцы навьюченных добычей разбойничьих лошадей, шагали Микула и Ондрон. Следом – остальные члены отряда, переговариваясь вполголоса. Их разговоры были уже не о страхе, а о деталях ночного боя, о том, кто как ударил, кто как увернулся. Они снова и снова переживали свой триумф, пытаясь осознать то, что совершили.

Замыкали шествие двое дружинников, которые несли носилки с телом старого Захара. Это молчаливое, накрытое плащом тело было постоянным напоминанием о цене их победы, не давая чувству гордости перерасти в хвастовство и легкомыслие.

Когда они вышли из леса на киевский тракт и показались крыши Полесья, их заметил дозорный, которого староста выставил на холме. Молодой парень, увидев приближающийся отряд, сначала испугался, но потом, вглядевшись, узнал своих. Он закричал что-то радостное и со всех ног бросился в деревню.

Через несколько минут всё Полесье высыпало на улицу. Женщины, старики, дети – все бежали навстречу, на ходу выкрикивая вопросы, вглядываясь в лица возвращавшихся. Тревога ночи сменилась мучительным ожиданием, и теперь оно, наконец, разрешилось.

Когда отряд вошёл на центральную площадь, их встретил нестройный, но искренний крик радости. Люди увидели своих мужей, отцов и сыновей – живыми! Грязными, в порванной одежде, с запекшейся кровью на руках и лицах, но живыми. Увидели навьюченных лошадей, богатую добычу в руках своих мужчин. Победа была очевидной.

Женщины бросились к своим мужьям, плача и смеясь одновременно. Они ощупывали их, проверяя, нет ли ран, обнимали, целовали. Сын мельника Ондрона с восхищением смотрел на новый меч отца. Жена кузнеца Микулы, увидев мужа в целости, крепко стукнула его кулаком в плечо и тут же залилась слезами облегчения. Даже Глеба, которого мать считала ещё совсем мальчишкой, она встретила не упрёками, а объятиями, увидев в его глазах новое, взрослое выражение.

Радомир остался в стороне от этого бурного проявления чувств. Его никто не ждал. Он остановился у своего двора, опустив на землю подаренный Свенельдом меч, и молча наблюдал за этой сценой. Он чувствовал себя немного чужим на этом празднике воссоединения.

Но его одиночество длилось недолго. К нему подошёл староста Борислав. Он низко, с огромным уважением поклонился.

«Спасибо тебе, Радомир, – сказал он просто. – Ты повёл их за собой и вернул живыми. Деревня у тебя в долгу».

В этот момент радостные крики на площади поутихли. Внимание всех переключилось на носилки, которые дружинники осторожно опустили на землю. Когда с тела сняли плащ, по толпе прокатился скорбный вздох. К носилкам, рыдая, бросилась седая, сгорбленная женщина – вдова Захара. Её горе было общим. Радость победы омрачилась горечью потери. Они вернулись героями, но не все.