Сердце Ведуна. От Древнего Киева на Юг

И он шагнул.

Глава 10: Первый Доброволец

Тишина, повисшая над площадью, стала плотной и тяжёлой, как мокрая овечья шкура. Каждый стук сердца, казалось, отдавался в ушах. Взгляды всех присутствующих – умоляющий Свенельда, выжидающий старосты, испуганный и любопытный односельчан – были прикованы к одинокой фигуре Радомира. В этот миг он был не просто охотником, а воплощением негласной совести деревни.

Радомир медленно опустил взгляд с лица гридня на свои руки, сжимавшие древко рогатины. Он чувствовал его знакомую, привычную шероховатость. Это оружие не раз спасало ему жизнь в лесу, помогало добывать пищу, защищать свой дом. Но сейчас речь шла не о звере. Речь шла о людях, погибших недалеко от его дома, о воинах, которых он видел живыми всего несколько часов назад. Речь шла о несправедливости, наглой и кровавой, которая постучалась в их мир.

В его сознании, словно раскалённые клейма, вспыхнули образы: спокойное, уверенное лицо Свенельда у колодца, а затем – его же лицо, искажённое болью и яростью. Предсмертный хрип коня, рухнувшего на землю. Кровь на погнутой кольчуге. И где-то там, в тёмном овраге, тела мёртвых дружинников, брошенные на растерзание лесным падальщикам.

Это было неправильно. Глубоко, до самых основ его существа, неправильно. Лес учил его порядку: хищник убивает слабого, чтобы выжить, но даже волк не убивает ради забавы и не глумится над своей жертвой. А эти разбойники были хуже любого хищника. Они были гнилью, заразой, которую нужно было вырезать.

Он снова поднял глаза на Свенельда. И все увидели, как изменился его взгляд. Спокойная отрешённость ушла, уступив место холодной, твёрдой решимости. В его серых глазах зажёгся тот самый огонь, который вспыхивал в них во время боя – будь то тренировка у столба или схватка с разъярённым секачом.

Радомир сделал шаг вперёд, выйдя из тени на освещённый факелами пятачок. Его голос прозвучал спокойно, но так отчётливо, что его услышал каждый.

«Я пойду».

Всего два слова. Но в них не было ни тени сомнения, ни колебания, ни страха. Это было не хвастовство и не позёрство. Это было констатацией факта. Таким же тоном он говорил: «я иду на охоту». Простое, неотвратимое действие, продиктованное необходимостью.

Облегчение, промелькнувшее на лице Свенельда, было почти осязаемым. Он коротко, с благодарностью кивнул.

Но действие Радомира имело и другой, не менее важный эффект. Оно сломало лёд страха и нерешительности, сковавший деревенских мужиков. Авторитет Радомира был негласным, но огромным. Он был не старостой, не богачом, но его уважали за силу, мастерство и честность. Он никогда не бросал слов на ветер. И если уж он, одиночка и Бирюк, решил идти на смертельный риск ради чужих людей, то как могли они, семейные мужи, отсиживаться за его спиной, когда речь шла и об их безопасности? Его решимость, как искра, упавшая в сухой мох, зажгла ответное пламя в их сердцах.

Первым качнулся и сделал шаг вперёд кузнец Микула. Он молча встал рядом с Радомиром, перехватив поудобнее тяжёлый кузнечный молот, который служил ему и оружием. Его бородатое лицо было сурово.

«Мой молот тоже соскучился по работе, – прогудел он. – Негоже, когда тати по нашей земле без опаски гуляют».

Следом за ним, словно стряхнув оцепенение, выступил вперёд кряжистый мельник Ондрон, вооружённый тяжёлым топором.

«И я с вами. Мой дед ещё с отцом князя Игоря ходил на Царьград. Не посрамлю его память, прячась за бабьей юбкой».

Потом ещё один, и ещё. Степан, лучший в деревне плотник, с боевым цепом в руках. Братья-смолокуры, Игнат и Прохор, высокие, худые, но жилистые, с охотничьими рогатинами. Даже молодой Глеб, который совсем недавно посмеивался над Радомиром, шагнул из-за спин старших, сжимая в руке простой топор. Его лицо было бледным, но в глазах горело упрямство. Позорно было бы остаться в стороне.

Молчание было нарушено. За несколько мгновений вокруг Радомира и Свенельда собрался отряд. Десяток крепких, решительных мужиков. Не воины, но люди, готовые драться за свою землю, за свой дом, за свою честь.

Староста Борислав смахнул со лба пот и с уважением посмотрел на Радомира. Один человек своим примером сделал то, чего не смогли бы добиться никакие приказы и уговоры.

Свенельд обвёл взглядом собравшихся добровольцев. Надежда снова зажглась в его душе. Теперь у них был шанс.

«Спасибо вам, мужики, – сказал он, и в его голосе звучала неподдельная благодарность. – Князь этого не забудет. А теперь времени мало. Радомир, веди. Покажи нам дорогу к этой сволочи».

Радомир кивнул. Он не был лидером, он не привык вести людей. Но сейчас всё было просто. Нужно было лишь делать то, что он умел лучше всего – идти по следу. Он повернулся лицом к тёмному, зловещему лесу, который ждал их впереди.

«За мной», – просто сказал он. И отряд двинулся в ночь.

Глава 11: Отряд Полесья

Решение было принято, слово сказано. Площадь, ещё мгновение назад бывшая местом страха и нерешительности, превратилась в импровизированный сборный пункт. Под светом подрагивающих факелов, отбрасывавших на лица людей глубокие, резкие тени, формировался отряд – стихийный, разношёрстный, но объединённый общей целью. Отряд Полесья.

В центре стоял Радомир. Он не произносил речей и не отдавал приказов, но его молчаливая фигура была осью, вокруг которой всё вращалось. В руке он сжимал свою верную рогатину – оружие, одинаково хорошо знавшее и кабанью шкуру, и человеческую плоть. За спиной у него висел тисовый лук и колчан, набитый стрелами с разными наконечниками – и для охоты, и для боя. Он был следопытом, проводником и, как понимал каждый, главной ударной силой этого ополчения.

Рядом с ним, словно скала, возвышался Свенельд и трое его уцелевших дружинников. Они были ранены, измотаны, но в их глазах горел профессиональный огонь воинов. Они быстро проверяли своё оружие, подтягивали ремни на погнутых доспехах. Их присутствие придавало разношёрстной толпе селян некое подобие воинского строя. Они были ядром, опытным костяком, на который должны были опереться остальные.

Кузнец Микула стал первым, кто примкнул к Радомиру, и его авторитет среди ремесленников был велик. Он был мужчиной за сорок, коренастым, широким в кости, с руками, похожими на два узловатых корня старого дуба. Его оружием был огромный кузнечный молот на длинной рукояти – страшная вещь в умелых руках, способная одним ударом проломить и череп, и дощатый щит. Его бородатое лицо было суровым, но спокойным. Он шёл не из страха, а из чувства долга и справедливости.

Мельник Ондрон, услышав о поруганной чести, не мог остаться в стороне. Будучи потомком воина, он считал делом чести ответить на зов. Его оружие было простым, как и его ремесло – тяжёлый топор-колун, которым он привык работать на своей мельнице. Но в его руках этот топор превращался в грозное оружие. Сам Ондрон был человеком немногословным, но основательным во всём. На него можно было положиться.

Степан-плотник, высокий и худощавый мужчина с умными, глубоко посаженными глазами, принёс с собой боевой цеп. Оружие, которым его предки молотили не только снопы, но и вражеские головы. Степан знал, что его дом и семья будут первыми на пути разбойников, если их не остановить сейчас. Его мотивом был не гнев, а холодный расчёт и забота о будущем.

Братья-смолокуры, Игнат и Прохор, вышли из толпы вместе. Они были похожи, как две капли смолы: высокие, сухие, с чёрными, как уголь, волосами и цепкими, наблюдательными глазами. Они жили на отшибе, у самого леса, и знали его не хуже Радомира, хоть и не обладали его чутьём. Вооружены они были длинными охотничьими рогатинами, почти копьями. Они присоединились, потому что разбойники были угрозой их промыслу и их дому.

К ним примкнул Тимофей, бортник. Мужик средних лет, проворный и юркий, привыкший лазать по самым высоким деревьям. Он был вооружён коротким топориком, висевшим на поясе, и длинным, острым ножом. Его ценность была не столько в силе, сколько в ловкости и умении передвигаться по лесу почти бесшумно.

Самым неожиданным добровольцем стал Глеб. Молодой, горячий парень, ещё недавно пытавшийся самоутвердиться за счёт насмешек над Радомиром. Сейчас он стоял, бледный, но решительный, сжимая обычный хозяйственный топор. Им двигали юношеский максимализм, стыд за собственное малодушие и отчаянное желание доказать себе и другим, что он – не трус. Его взгляд, брошенный на Радомира, был полон смеси восхищения и соперничества.

Последним к отряду присоединился старый Захар, охотник на пушного зверя. Ему было уже за пятьдесят, но в лесу он чувствовал себя увереннее, чем в собственной избе. Он не был силачом, но его старый, потёртый лук бил без промаха на пятьдесят шагов. «Ноги у меня уже не те, чтобы от медведей бегать, – прокряхтел он, – но белку в глаз я ещё попаду. Может, и разбойничий глаз сгодится».

Так собрался отряд. Двенадцать человек. Четверо бывалых дружинников и восемь селян. Охотники, ремесленники, землепашцы. Возглавлял их формально гридень Свенельд, но все понимали, что в лесу их вожаком будет Радомир.

«Женщины, несите верёвки, тряпья для перевязок и по куску хлеба каждому!» – скомандовал староста Борислав, взяв на себя организацию тыла. – «А ты, Митяй, и вы, остальные, остаётесь в деревне. Выставите дозор, вооружитесь, чем есть. Если к утру мы не вернёмся или кто из них сунется сюда – бейтесь до последнего!»

Женщины, плача и причитая, быстро собрали своим мужьям и сыновьям скудные припасы. Кто-то совал в руки оберег, кто-то успевал перекрестить на прощание. Это были мгновения тихой, щемящей боли, но времени на долгие проводы не было.

«Готовы?» – глухо спросил Свенельд, оглядывая свой разношёрстный отряд.

Вместо ответа раздалось молчаливое, но решительное перехватывание оружия.

Радомир поднял руку, указывая в темноту, в сторону Чёртова оврага.

«Путь лежит туда. Идти будем быстро и молча. Любой шорох может быть нашей смертью».

И отряд Полесья, эта странная смесь княжеской стали и крестьянских топоров, шагнул с освещённой площади во мрак, навстречу неизвестности, крови и мести.

Глава 12: По Горячим Следам

Как только отряд покинул освещённую площадь и погрузился в объятия ночного леса, мир изменился. Пропал запах дыма и жилья, его сменила сырая прохлада и густой аромат лесной подстилки. Разговоры и бряцание оружия стихли. Теперь единственными звуками были их собственное приглушённое дыхание и едва слышный шелест шагов.

Возглавлял этот молчаливый отряд Радомир. Он шёл первым, задавая быстрый, но ровный темп. За ним, стараясь ступать след в след, двигался Свенельд, а дальше, в неровной колонне, остальные. Для большинства из них, даже для охотников, ночной лес был местом тревожным и чужим. Они всматривались в колышущиеся тени, принимая их за притаившихся врагов, вздрагивали от уханья филина или треска сухой ветки под чьей-то неосторожной ногой.

Но Радомир был в своей стихии. Ночь не ослепляла, а обостряла его чувства. Он видел не просто тьму, а её оттенки: глубокий бархат под еловыми лапами, сероватый сумрак на открытых прогалинах, серебристый отблеск луны на мокрых листьях. Он слышал не просто тишину, а её наполнение: далёкий вой волка, шуршание мыши в траве, почти беззвучный полёт ночной бабочки.

Они двигались по тракту, но Радомир то и дело сходил с наезженной колеи на обочину, где земля была мягче. Он наклонялся низко, почти касаясь земли, и его спутники видели лишь его сосредоточенный силуэт в темноте. Он не нуждался в факеле; его глаза, привыкшие к сумеркам, и пальцы, ощупывающие землю, давали ему всю необходимую информацию.

«Они ехали здесь, – прошептал он, указав на едва заметные отпечатки. Его голос был так тих, что только Свенельд, шедший следом, мог его расслышать. – Вот следы твоих людей. Кони шли ровным шагом, не спешили. А вот, смотри…»

Он указал на несколько почти неразличимых вмятин на краю дороги, в высокой траве. Для любого другого это было просто примятое растение. Для Радомира – целая история.

«Здесь лежали. Долго. Трава слежалась, под ней ещё влажно. Человека три, может, четыре. Ждали. Вон, видишь, – он показал на крошечные огрызки, – грызли стебли, от нечего делать. Нервничали».

Свенельд смотрел во все глаза, но видел лишь темноту. Он мог прочитать врага в бою, но этот язык земли был для него чужим. Он просто молча кивнул, его уважение к охотнику росло с каждой минутой.

Они прошли ещё с полверсты, когда Радомир резко остановился, вскинув руку. Отряд замер.

«Здесь, – сказал он чуть громче. – Это место».

Даже в темноте картина бойни была ужасающей. Воздух был тяжёлым, пропитанным металлическим запахом крови, который ни с чем нельзя было спутать. Земля на дороге была взрыта, истоптана десятками ног. Валялись обломки стрел, куски порванной конской сбруи, брошенный кем-то в спешке простой нож. И повсюду были тёмные, липкие лужи.

Пока остальные с ужасом и гневом осматривали поле битвы, Радомир уже работал. Он был похож на гончую, взявшую след. Он двигался по кругу, от центра к краям, его глаза читали кровавый хаос, как открытую книгу.

«Вот здесь упал первый конь, – он указал на большую лужу крови и отпечатки копыт, закончившиеся глубокой бороздой. – Стрела пришла оттуда, с холма».

Он перешёл на другую сторону.

«А здесь стоял лучник, что стрелял по людям. Видишь? Три гильзы от стрел лежат рядом. Он выпустил три стрелы и ушёл. Спокойно, не спеша».

Он опустился на колени у одного из павших дружинников, которого они обнаружили в кустах. Радомир не выказывал эмоций, его взгляд был профессионально холоден.

«Удар топором. Сзади. Подлый удар», – констатировал он и осторожно закрыл убитому глаза.

Свенельд стиснул зубы. Каждое слово Радомира было как удар молота по наковальне, высекая из его сердца искры гнева.

«Но они тоже понесли урон, – продолжил Радомир, указывая на кровавую дорожку, уходящую в сторону от дороги. – Этот след принадлежит одному человеку. Он тяжело ранен, его почти тащили. А вот ещё один. И ещё. Ваши ребята дрались хорошо. Как минимум троих они с собой забрали или тяжело ранили».

Это известие немного подбодрило отряд. Их товарищи погибли не зря.

Но главным было другое – куда ушли разбойники. И здесь начиналась самая сложная работа. Следы десятков людей и коней вели в разные стороны. Нужно было найти основной.

Радомир поднял голову и вдохнул ночной воздух, как зверь. Он улавливал не только запах крови, но и едва различимый аромат пролитого мёда из пробитого бочонка и запах пота множества людей. Он закрыл глаза, отсекая всё лишнее, сосредотачиваясь на главной цели.

«Они ушли не по дороге, – наконец сказал он, открывая глаза. – Это было бы глупо. Они свернули в лес. Вот сюда».

Он указал на едва заметную тропу, уходящую в чащу. Она была скрыта от глаз случайного путника, но Радомир видел её ясно. Он видел сломанные ветки на уровне плеч, видел следы телеги, на которую, видимо, сгрузили награбленное, и множество отпечатков сапог вокруг.

«Телега тяжёлая. Меха, зерно… они не смогут идти быстро. А раненые будут замедлять их ещё больше. У нас есть шанс догнать их до рассвета, пока они не добрались до своего логова и не выставили сильную охрану. Но идти надо сейчас. И ни звука».

Он повернулся к отряду. Его лицо в полумраке казалось высеченным из камня. В этот момент никто не сомневался, за кем нужно идти.

Радомир шагнул на тёмную тропу, и Отряд Полесья последовал за ним, погружаясь в неизвестность. Погоня началась.

Глава 13: Лесное Логово

Тропа, на которую их вывел Радомир, была не просто тропой, а настоящим лабиринтом, известным лишь тем, кто его проложил. Она петляла между стволами вековых деревьев, огибала вязкие, заросшие осокой болотины и ныряла в глубокие, сырые овраги, где тьма была почти абсолютной. Для обычного человека это был путь в никуда, верный способ заблудиться и сгинуть в ночной чаще.

Но для Радомира это была дорога, размеченная знаками. Он шёл уверенно, лишь изредка останавливаясь, чтобы прикоснуться к земле или осмотреть сломанную ветку. Отряд двигался за ним в полном молчании. Усталость начала давать о себе знать. Деревенские мужики, не привыкшие к таким долгим ночным переходам, тяжело дышали. Даже закалённые дружинники чувствовали, как гудят натруженные ноги. Но никто не жаловался. Впереди, ведомые жаждой мести, их вела несгибаемая фигура Радомира, и это придавало сил.

«Здесь они делали привал», – прошептал Радомир, остановив отряд на небольшой полянке. Он указал на примятую траву и несколько тёмных пятен на ней. – «Перевязывали раненого. Крови много. Он долго не протянет».

Он подобрал с земли обрывок грязной тряпицы. Это был кусок холщовой рубахи, пропитанный кровью. Свенельд взглянул на него и кивнул. Эта маленькая деталь делала врага более осязаемым, более уязвимым.

Они шли ещё около часа. Лес становился всё более диким и непроходимым. Чаща смыкалась над головами, закрывая даже тусклый свет луны. Здесь уже не было никаких троп. Радомир вёл их, ориентируясь по одному ему понятным приметам: по направлению мха на деревьях, по расположению звёзд в редких просветах крон и по тому внутреннему чутью, что никогда его не подводило.

И вдруг он замер, вскинув руку и заставив всех мгновенно припасть к земле. Он замер не двигаясь, превратившись в статую. Он не смотрел, а слушал и вдыхал воздух.

Через минуту напряжённой тишины он повернулся к Свенельду и прошептал так тихо, что его губы едва шевелились:

«Мы пришли. Они близко».

Все чувства отряда мгновенно обострились. Усталость как рукой сняло. Каждый вслушивался, всматривался в темноту, но не видел и не слышал ничего, кроме обычных звуков ночного леса.

«Откуда ты знаешь?» – так же шёпотом спросил гридень, подползая ближе.

«Дым, – ответил Радомир. – Едва уловимый. Пахнет не чистым костром, а сырыми дровами. И ещё… голоса. Очень тихо. Ветер доносит».

Он указал направление. «Они там, в низине. Метрах в двухстах. Нужно подобраться и осмотреться».

Радомир оставил отряд, наказав им ждать и не двигаться, и взял с собой только одного человека – Тимофея-бортника, самого лёгкого и проворного. Вдвоём они, подобно двум теням, начали пробираться вперёд. Они не шли, а перетекали от дерева к дереву, от куста к кусту, сливаясь с темнотой.

Они подползли к краю неглубокого, заросшего кустарником оврага. Радомир осторожно раздвинул ветви папоротника и заглянул вниз. То, что он увидел, заставило его сердце забиться быстрее.

Внизу, в естественном углублении, скрытом от посторонних глаз густым лесом и склонами оврага, располагалось логово. Это было не временное пристанище, а хорошо обустроенный лагерь. Несколько грубо сколоченных навесов, шалаш из веток, место для лошадей. В центре тлел большой, но почти бездымный костёр – они явно знали, как маскироваться.

Вокруг огня сидело около двадцати человек. Они пили что-то из бурдюков, громко смеялись и хвастались. Их лица, освещённые неровным светом пламени, были жестокими и грубыми. В стороне лежала гора награбленной дани: мешки с зерном, меховые шкуры, тот самый бочонок с мёдом, из которого они то и дело черпали кружками. Рядом лежали несколько раненых, над которыми колдовал какой-то старик, а поодаль, в темноте, виднелись три неподвижных тела, накрытых рогожей – их потери в бою.

По периметру лагеря, как и положено, ходили часовые. Радомир насчитал двоих. Один прохаживался у входа в овраг, другой – у навеса с лошадьми. Они были расслаблены, уверены в своей безопасности, изредка перекликаясь с теми, кто сидел у костра. Они уже праздновали победу.

Радомир и Тимофей, запомнив каждую деталь – расположение часовых, количество врагов, подходы к лагерю, – так же бесшумно отползли назад.

Когда они вернулись к отряду, Радомир в нескольких отрывистых фразах обрисовал картину.

«Их около двадцати пяти, может, чуть больше. Двое часовых. Остальные пьют и расслабились. Охраняют только два основных прохода. Но есть третий», – он ткнул пальцем в сторону, – «крутой, заросший склон с той стороны. Они его не охраняют, считают непроходимым. Оттуда можно ударить им прямо в спину».

На лице Свенельда появилась хищная улыбка.

«Это наш шанс, – прошипел он. – Они пьяны, беспечны и не ждут нападения. Рассвет уже скоро. Нужно действовать сейчас, под покровом самой глубокой ночи».

Он посмотрел на деревенских мужиков. Их лица были напряжены, кто-то нервно сглатывал. Они увидели врага, и он был реален, многочислен и опасен.

«Страшно?» – тихо спросил гридень.

Кто-то неуверенно кивнул.

«Правильно. Только дурак не боится. Но вспомните, за чем мы сюда пришли. За честью наших мёртвых. И за безопасностью ваших живых. Через несколько часов они протрезвеют, закопают своих и разбегутся, как крысы, по всему лесу с нашей добычей. Другого шанса у нас не будет».

Он перевёл взгляд на Радомира.

«Охотник, веди нас на тот склон. Снимем часовых, а потом – пусть Перун будет нам судьёй».

Радомир кивнул. Разведка была окончена. Впереди их ждала кровь.

Глава 14: План Нападения

Отряд затаился в густом подлеске, в паре сотен метров от разбойничьего логова. Они лежали на влажной, холодной земле, превратившись в единое целое с ночной тьмой. Впереди, за завесой деревьев, едва-едва мерцали отблески вражеского костра и доносились пьяные, бахвальные крики – звуки, которые лишь подстёгивали их ярость и решимость.

Здесь, на этом последнем рубеже между ожиданием и действием, состоялся военный совет. Он был коротким, деловым и шёл шёпотом. Главными действующими лицами были Радомир и Свенельд – лес и сталь, чутьё и опыт, два разных мира, объединившихся ради одной цели.

«Слушайте все», – начал Свенельд, собрав вокруг себя костяк отряда: Радомира, Микулу, Ондрона и старого Захара. Остальные лежали чуть поодаль, напряжённо прислушиваясь. – «Времени у нас мало. Скоро небо на востоке начнёт седеть. Бить надо в самую тёмную, предутреннюю пору, когда сон у них самый крепкий, а бдительность – самая слабая».

Он расчистил небольшой пятачок земли от листьев и веточкой начертил на влажной почве грубую схему разбойничьего лагеря, какой её описал Радомир.

«Вот овраг, – он очертил полукруг. – Вот костёр, здесь сидит основная их масса. Пьяные и расслабленные. Вот два часовых. Один здесь, у входа, другой – у лошадей». Он поставил две отметины. – «А вот здесь, – Свенельд ткнул в заднюю часть полукруга, – крутой склон, который они не охраняют. Это наш ключ».

Радомир кивнул, добавляя детали: «Склон крутой, но там много корней и кустарника. Подняться можно, но шумно. А спуститься сверху – проще. Нам нужно обойти лагерь по дуге и зайти им в тыл».

«Именно, – согласился Свенельд. Его глаза горели в темноте. – План таков. Мы делимся на три группы. Атака должна быть внезапной и одновременной. Мы не должны дать им опомниться, схватиться за оружие и организовать сопротивление. Наша задача – посеять хаос и перебить их прежде, чем они поймут, кто и откуда напал».

Он посмотрел на Радомира и старого Захара.

«Первая группа, бесшумная. Вы двое. Ваши луки – наш первый удар. Ваша задача – снять часовых. Одновременно. Без единого звука. Вы – лучшие стрелки. Подберётесь к лагерю с двух разных сторон, чтобы взять обоих на прицел. Один здесь, – он указал на позицию напротив входа, – другой – сбоку, с видом на лошадей. Сигналом к выстрелу будет крик совы. Я подам».

Захар молча кивнул, его морщинистое лицо было серьёзным. Радомир лишь чуть склонил голову, принимая задачу.

«Как только часовые падут, – продолжил Свенельд, – в дело вступает вторая группа, штурмовая. Это главная сила. Я, мои два дружинника, ты, Микула, с твоим молотом, и ты, Ондрон, с топором». Его взгляд остановился на крепких фигурах кузнеца и мельника. «Наша задача – ворваться в лагерь с главного входа, как только он станет свободен. Мы должны ударить по тем, кто у костра. Максимально жёстко и быстро. Кричать, наводить ужас, не дать им сгруппироваться. Сеять смерть и панику».

Микула и Ондрон переглянулись. В их глазах была мрачная решимость. Это была работа для них.

«Третья группа – группа поддержки и охвата, – Свенельд повернулся к остальным. – Степан, братья-смолокуры, Тимофей, Глеб. И ты, мой раненый товарищ, – он кивнул одному из своих людей, который был ранен в руку, но мог держать щит. – Ваша задача – самая сложная. Вы подниметесь на тот склон вместе с Радомиром и Захаром. Когда мы ударим с фронта, вы с криком обрушитесь на них сверху, с тыла. Ваша цель – не дать никому убежать. Окружить их. Добивать тех, кто попытается прорваться в лес. Глеб, Степан – вы прикроете фланг у лошадей, чтобы никто не смог удрать верхом. Братья – ваш сектор другой край оврага. Тимофей – ты быстр, будешь метаться туда, где понадобится помощь. Ваша внезапная атака с тыла окончательно их сломит. Они решат, что окружены большим отрядом».