Золото в нашей крови

«Лучше бы ты никогда не родилась».

« Почему ты жива, а не он?».

« Сама виновата. Его смерть на твоих руках».

Схватка на дереве начинает ослабевать, а тело наклоняется сильнее к пропасти. Желудок сжимается от страха, а мышцы рук неприятно ноют от неудобной позиции. Я нервозно вздыхаю, но не поднимаю голову, чтобы как можно сильнее запугать себя. Принести столько же страданий, сколько пережили люди, однажды встретившиеся со мной. С самым мерзким кошмаром и уничтожающим все вокруг проклятием.

В голове я слышу свой собственный крик отчаяния и ужаса, но игнорирую его, как и бессмысленные попытки тела спасти мое ничтожную жизнь. Это вечное противостояние, испытывающее меня изо дня в день. В одни моменты я требую от себя слишком многого, в другие – моя физическая оболочка просит того, что я не могу её дать. Безопасность, пропитание и немного отдыха. Эгоистичные желания.

Есть ли смысл жить, если ты разочарование для людей, породивших тебя? Боль для тех, кто попытался быть с тобой добрым. Сущее наказание для окружающих.

Я так часто спрашивала себя об этом, что только сейчас осознала ответ, который никак не хотела принимать.

Нет. Таким дарована только мучительная смерть.

Так много крови.

Так много жертв.

«Убийца, как и твой отец».

Ветер снова пытается меня отговорить от прыжка в воду, ударяя со всей мощью по моему слабому телу. Ноги подкашиваются, а пальцы сильнее сжимаются вокруг поручня, позволяя занозам впиться в ладонь еще больше. Меня потряхивает, а дыхание застревает в горле. День назад я бы прижалась спиной к железным прутьям и перелезла бы, спасая себя от верной смерти, но не сегодня.

Я резко разжимаю пальцы, но ничего не происходит. Ни приятной невесомости, что длиться всего несколько мгновений. Ни игл боли от удара о воду, выбивающего весь дух из меня. Ни ледяного холода, пожирающего, как изголодавшееся дикое животное, что не успевает даже прожевать плоть своей добычи. Только угнетающая тишина, своего рода тактовая пауза перед кульминацией смерти.

Ожидание.

Теплое, нежное прикосновение к талии застает меня врасплох. Руки обхватывают меня и притягивают к чужому телу. Горячее дыхание касается шеи, а затем и уха, опаляя все ледяные щиты, созданные мною. Уничтожает все шипы, вторгаясь на мою территорию. Я слишком наслаждаюсь этим, не нахожу сил противостоять незнакомцу, облеченному во тьму.

Губы касаются моего лба в мягком прикосновении. Таком нежном, что слезы жгут глаза от той любви внутри, что никак не может существовать во мне. От желания оставить это внутри себя.

Я кладу руку на его кожу и приподнимаю голову, утыкаясь в его грудь. Закрывая глаза, я даю волю боли и слезам, что тут же текут по моим холодным щекам.

– Спаси её, не меня,– отталкивая его ладонь от себя, я пытаюсь скрыть горечь в голосе. Однако парень снова тянется ко мне, – Пожалуйста,– мольба скользит по моему языку, вместе с кровью.

Грохот.

Я открываю глаза и пытаюсь вдохнуть, но выходит скверно. Словно кто-то забил горло кусками ваты. Откашливаясь от сухости во рту, судорожно протираю искусанные губы. На подушечках пальцев прослеживаются следы от крови вперемешку со слюной. По лбу текут капельки пота, а сердце не перестает причинять дискомфорт в груди.

Яркий утренний свет встречает меня, ослепляя своей радостью. Не ветер, не вода.

Я дышу. Я жива. Я на свободе.

«– Ана?».

Я осматриваюсь, замечая лишь странную тень в углу кабинета. Зрение затуманивается, рисуя мужской силуэт. Пытаясь успокоиться, я стараюсь вдохнуть в себя порцию воздуха, но терплю жалкое поражение. Руки хаотично касаются карманов пиджака. Призрачное ощущение чужого присутствия пугают меня, как и внезапное прикосновение к моим щекам. Я нервно взмахиваю руками, вскакивая с дивана, и сажусь возле чемодана, быстро скользя по молнии.

Силуэт приближается ко мне, вынуждая нервничать еще сильнее. Открыв чемодан, выбрасываю все вещи, ища заветную пластиковую баночку. Парень садится рядом совершенно невозмутимый моей вспышкой паники от его присутствия и кошмара. Я не могу четко разглядеть черты его лица, но в глубине души знаю, что они совершенны. Длинные пальцы касаются моих, и вместо того, чтобы вздрогнуть, я застываю.

Тепло от чужого прикосновения выводит меня из равновесия. Мышцы тут же расслабляются, позволяя мне упасть бедром на пол. Плечи, что всегда напряжены до предела медленно опускаются, а спина выпрямляется, но это не причиняет мне неудобство. Наоборот, я словно обретаю контроль над собой. Заставляя себя вдохнуть кислород, я слежу за тем, как легкие свободно наполняются, горло расслабляется. Скованность конечностей исчезает, как и подступившая ко мне паника.

Я не вижу его улыбку, но знаю, что уголки губ растягиваются. Он помогает мне открутить крышечку и терпеливо дожидается моего решения. С каждой секундой силуэт становится более четким, приобретая больше человеческих черт. Темный ореол вокруг головы распадается, превращаясь в темно-каштановые волосы. Пряди идеально уложены назад, позволяя сосредоточиться на постепенно растворяющей пелене, скрывающей лицо юноши.

Я закидываю две капсулы в рот и мгновенно прокусываю их. Язык жжется от горечи лекарства, отрезвляя меня от нереального ощущения безопасности, но не от галлюцинации. Ожидая подобного от меня, парень усмехается и наклоняется ближе ко мне. Я могу оттолкнуть его, насколько это возможно с игрой моего больного мозга или встать и как можно дальше отойти, избегая его, но вместо этого, остаюсь на месте и закрываю глаза. Ища внутри себя крупицы простого страха или механизмы человеческого самосохранения, я нахожу лишь хладнокровное спокойствие. Его губы, как и в том кошмаре, останавливаются на коже лба. Приоткрыв один глаз, я вижу на своей руке изящные пальцы, покрытые чей-то кровью, и замечаю, что они становятся более размытыми, чем до этого, но продолжаю ощущать его рядом с собой.

Я хватаюсь за горячую цепочку на шее, притягивая к себе кулон с острыми углами, и со всей силой сжимаю звезду, игнорируя тупую боль. Через некоторое время медленно приоткрываю глаза. Галлюцинация исчезла вместе с раздражающей головной болью. Отпуская кулон, я запихиваю вещи и закрываю чемодан с глухим грохотом пластика.

Притягивая ноги к груди, убираю влажные пряди каштановых волос и даю себе время отдышаться от странного сна. Немного поворачиваю голову, жмурюсь от яркого солнечного света.

Только рассветы и закаты встречали меня с настоящей улыбкой на лице, а не с фальшивкой наподобие вежливости. Они приходили и уходили изо дня в день, не ожидая каких-то действий с моей стороны. И совсем неважно хотела ли я этого или нет. Боюсь, что только они оставались со мной несмотря ни на что. Хотя мне всегда казалось, что кто-то ещё должен быть рядом.

Ощущение, что что-то не так, не покидает меня, как и неприятное ожидание, похожее на пружину, готовую выскочить из моей хватки.

В моей жизни не было человека, который не лгал мне. Все, кто окружал меня, искали выгоду в этом общении. Мама твердила, что это не так, но и это была очередная ложь, изменившая раз и навсегда мою реальность. Мне слишком рано пришлось столкнуться с разочарованием других и тем, что мир не такой, каким мне его долгое время рисовали.

Когда обществу стало известно о моем появлении на свет, они тут же начали строить догадки, как я выгляжу. Большинство из них желало увидеть копию отца. Девочку со светлыми волосами, поблескивающими золотом. Со светло-серыми глазами, возможно, с легким подтоном голубого оттенка, будто ясное небо немного прикрыто опечаленными тучами. Мягкой улыбкой пухлых губ и светлым тоном кожи, что легко бы сгорал на солнце. Однако я украла красоту своей матери. Карие глаза и темный оттенок волос, маленький и аккуратный курносый нос, смуглая кожа. С годами черты стали более резкими, не такими как у неё, но от этого мне намного легче.

Люди строили планы, рассчитывая на покорный характер матери, что должен был передаться мне, но и этого не произошло, что повлекло за собой неприятные последствия, как и для меня, так и для остальных.

Внешне я была копией матери и всячески пыталась быть под стать ей, но отец видел во мне кого-то другого. Того, чье имя нельзя было произносить в семье. Возможно, он и сам лгал себе, потому что был помешан на нашем роде.

У моего отца было несколько зависимостей. Его социальный статус, достигнутый кровью, потом и жизнями дорогих ему людей. Тайники, секретные проходы и сложные загадки. В свободное время он полностью посвящал себя им. А также история. Но он любил свою историю, а не ту, что противоречит его вере и предположениям. Люди, пытающиеся доказать ему истину положений всегда умирали. Либо мучительно, если правда сильно разнилась с его мнением, либо быстро, если отец был слишком занят для пыток. Для меня навсегда останется загадкой тот факт, что он смог образование в сфере истории и не повздорить со своими преподавателями.

Мама не любила говорить о нем, но иногда бывали дни, когда она делилась осколками своей души, что пронзали меня. Отец верил, что данное им имя сможет как-то изменить мою жизнь. Екатерина для близких, Катерина – для других. Босс, вероятнее всего, называл бы меня Каталиной, если бы ему было до меня дело.

Мама пошла против его воли и дала мне другое имя, но мы обе прекрасно знали, как сильно ранили меня случаи, стоило ей назвать меня его вариантом, чем она и пользовалась, когда это было необходимо.

Чистая, светлая, безупречная и непорочная3.

Ни одно из вариантов не могло бы описать меня, как бы я не старалась измениться или изменить отношение общества к моей сущности.

У отца была еще одна зависимость. Самая главная в его жизни. Причина его существования и низменных поступков, которые называли благородными. Болезненная любовь к маме. Когда-то я считала, что мы можем уйти с шахматной доски, но недооценила его безумие и её эгоизм.

У людей это принято называть любовью. Прощение ради чувств после побегов, постоянных ссор и бесконечных капризов и прихотей с его стороны. Страдания от сжигаемой внутри ревности, страха за его жизнь и беспомощность из-за законов – с её.

Они привязались друг к другу. Запретной и нездоровой любовью. Только что дала она им? Смерть и меня в качестве проклятия и самой непростительной ошибки.

Положив руку на кожаный диван, я встаю с пола, а после разминаю затекшую шею. Пальцы сильно сжимают потную кожу, чтобы снять напряжение и привести меня немного в чувство. Тело ломит от усталости, голова продолжает болеть, хоть уже не так сильно. Колени трясутся от слабости, поэтому я прижимаюсь бедром к дивану и тянусь к телефону, спрятанному между подушкой и подлокотником.

Семь утра. Подавляя жалобный стон и возрастающее раздражение, я бросаю его и протираю глаза, чтобы как-то избавиться от жуткой сонливости. Нервный час отдыха – это наказание даже для моего организма. Последний клиент едва ушел бы сам, если бы не его любезный друг, решивший забрать его и избежать скандала.

В целом, прошло все неплохо. Намного проще, чем я думала. В этом клубе спокойнее, чем в том, где я работала. Гости более спокойные, персонал дружелюбный и вежливый. Охрана выполняет свою работу, а не прячется за спиной у начальника, просматривая видео с камер в закрытых зонах, где ищут немного уединения пьяные пары, срывающиеся с себя одежду. Никаких проблем с документацией и правоохранительными органами.

Не уверена разочарована ли в этом я, но с другой стороны, это был только первый день. Трудности закаляют меня, а отдых усыпляет бдительность.

Выпрямляясь, я проверяю свой внешний вид. Пытаюсь поправить брюки, но складки не намереваются исчезнуть. Из косметички беру зеркало и смотрю на своё отражение. Стрелки стерлись, бальзам на губах испарился, будто его и не было. Тяжело вздохнув, я собираюсь с мыслями и натягиваю что-то наподобие улыбки. Пусть и очень вымученной. Поправив макияж и собрав волосы в низкий хвост, натягиваю перчатки и выхожу из кабинета, закрывая его на ключ.

Синий мрак никуда не исчезает, пока я не спускаюсь на первый этаж. Теперь вместо него мягкий белый оттенок, освещающий весь зал. Я замечаю осколки разбитого стакана под столом. Где – то лежат деньги, скорее всего мокрые из-за разлитого виски. Люди, опьяненные свободой, забывают о своих моральных правилах и законах, которым так слепо следуют, но уже на трезвую голову. На сцене валяется чье-то нижнее белье зеленого цвета. Смотря на него, пытаюсь вспомнить, было ли что-то похожее на стриптиз, но не могу ничего припомнить.

– Какая-то дамочка кинула их, вынув из кармана, по словам Хлои, – звучит бодрый голос бармена, отражающийся от стены.

Обернувшись в сторону бара, вижу его, набирающего определенную программу на кофемашине. Затем звучит протяжный писк, и кофе льется в маленькую белую кружку. Вместо запаха табака, ощущается аромат орехового напитка. Я вдыхаю аромат так глубоко в себя, пока легкие не дают понять, что они наполнены до предела этим запахом. Такой аромат принадлежал лишь одному человеку. Теперь он лишь напоминает мне о пепле прошлого и сожалении. Пустота по-прежнему находится во мне, но это не мешает мне натянуть наигранную и милую улыбку. Придерживаясь о поручни, чтобы не упасть из-за сильной слабости в теле, спускаюсь вниз и медленно подхожу к бару, делая вид, что осматриваюсь, но на самом деле пытаюсь не потерять равновесие.

– Доброе утро, – начинает разговор Дэвид, замечая меня с прикрытыми глазами. Я просто киваю ему.

– Ты и бариста?

– Да. Если просто, то Дэвид Бар, – он неловко смеётся, следя за моей реакцией, а я пытаюсь понять шутка ли это.

– Бар – это фамилия или псевдоним?

– Фамилия. С самого детства знал, кем стану, – я чуть приподнимаю брови, желая показать ему легкий намек на удивление такому совпадению,– А ты знала, кем будешь?

Кровь сходит с лица, позволяя покрыться ледяной испариной. Меня пробивает дрожь, а внутри все скручивается. Вопрос кажется совершенно невинным, но мне хочется изменить уже начало этого дня. Избежать этого.

– Нет,– как можно спокойнее и медленнее отвечаю, – В детстве я хотела стать…, – замолкаю, думая, что сказать, но решаю выбрать одно из моих детских желаний, – Наверно, хотела быть свободной от всего этого. Хотела не плыть по течению, а сама создавать его.

– А родители чего хотели от тебя? – интересуется Дэвид.

У этого парня талант находить мои проблемы и задавать вопросы, указывающие на это. Будь я в отличном настроении, похлопала бы даже.

Отец хотел быть моим кукловодом. Использовать наше родство в своих целях и как можно выгоднее выдать замуж, чтобы приобрести верных союзников. Все ради статуса, который тяжело приобрести, но легко отнять. Мама хотела угодить отцу, даже когда мы ушли от него. Они оба требовали от меня подчинения, угрожая её свободой и жизнью.

– Это неважно. Даже если они, чего-то и хотели, то этого не произошло.

– Это хорошо. Такие люди берут первые куски торта от этой жизни,– нервно усмехнувшись, пожимаю плечами, никак не ответив на это. Как-то этот кусок еще не оказался на моей тарелке.

Дженнифер сонно проводит руками по лицу и подходит к пульту. Шорты обтягивают её ягодицы, но она, очевидно, привыкла к красоте своего тела, раз носит и приталенную футболку, оголяющую её плоский живот. Бирюзовые волосы растрепаны, а металл в её носу блестит от света на сцене. Теперь я замечаю и голубые тени на глазах, и ярко-голубую помаду на пухлых губах.

– Джен, иди спать,– просит парень, но она отмахивается от него, ища что-то в своем плейлисте,– Сумасшедшая.

Мягкие нотки скрипки и пианино медленно распространяются по залу и затмевают любой вздох. Дженнифер поднимается на сцену и встает в первую позицию. Лениво оборачивается вокруг шеста, поднимаясь на носки, а затем пытается сделать арабеск.

– Я похожа на балерину?– шутит девушка, обращаясь к нам.

Боль разрезает кожу на ногах, и я сжимаю руки в кулаки, мысленно представляя укус холодного металла. Пытаюсь подавить панику внутри себя. Зрение туманится, забирая меня в место, где нет ни боли, ни чувств. Туда, где мне всегда было лучше, чем в мире полном злости и зависти.

Кто-то вновь толкает меня, и объятия безопасности пропадают, возвращая меня в покалеченное тело и разбитую душу. Трейси улыбается мне, собирая рыжие волосы в пучок.

– Ты куда-то ушла,– нотки волнений немного удивляют меня, но я не показываю этого, как и свой изучающий взгляд, требуя уголки губ подняться и изобразить глупую улыбку. Повторить ту же эмоции, которую они так любят и восхваляют.

– Не выспалась.

– Такое бывает,– она кладет бледную руку мне на плечо и чуть сжимает. Жар её тела вызывает раздражение внутри меня, но я стараюсь не реагировать на это,– Тебе бы пару дней отдохнуть, освоиться. Аманда поймет,– я киваю девушке.

– Ты права, – я поднимаюсь с барного стула, смотря на ничтожные попытки Дженнифер встать в четвертую позицию,– Неплохо выходит,– лгу я, зарабатывая признательную улыбку от неё.

Влиться в коллектив пока важнее моего плана. Не вызвать подозрения и затаиться на пару дней. Удостовериться, что никто не идет по моему следу.

Я поднимаюсь наверх, забираю чемодан и прощаюсь с работниками клуба, пытаясь скрыться как можно скорее. Девушки, словно не отработав смену, продолжают танцевать, как и Дэвид, не способный расстаться с баром.

Улицы пусты, людей будто и нет в городе, музыка не звучит. Эта часть Лос-Анджелеса видит вероятнее всего уже не первый сон, что не удивительно. Она больше наполнена ночными обитателями, чем дневными. Здесь нет школ, офисов или больниц. Магазины, клубы, бары и отели. Другими словами улицы отдыха от типичных будних дней и наслаждение от выходных и праздников, даже если календарь не говорит об их наличии.

Проходя мимо еще одного магазина, по моим расчетам десятого, я невольно останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к нему, разглядев название «PRADA». Здание черных оттенков с выдвинутой белой частью.

Посмотрев на параллельную улицу, замечаю другие магазины брендовой одежды. По карте мне следует дойти до конца этой улицы и повернуть налево, но что-то останавливает меня. Мне хочется остаться здесь и зайти в каждый бутик. Коснуться руками искусства моды и элиты. Побывать в своей мечте. Стать маленькой частичкой этой великой вселенной. Исполнить хоть на кромешный миг желания маленькой девочки, которую заковали цепями жестоких законов.

Закрыв глаза, я медленно выдыхаю, отвергая эти мысли. Чем больше, я себе позволяю, тем сложнее будет придерживаться дисциплины.

Захожу в квартал высоких зданий. В целом, это похоже на главные улицы Москвы, хотя по сравнению с Лос-Анджелесом они теперь кажутся немного беднее. Помимо домов, поблизости два торговых центра и пару мелких магазинов. Районы Западного Голливуда4 покрыты всем, что говорит о роскоши. Мне повезло оказаться на несколько минут в нем. Жить в одном из кварталов Западного Голливуда – тоже роскошь, которая будет причинять боль, обжигая мою кожу своим блеском. Я не могу почувствовать здесь спокойствие, хотя это не Южный Централ5, где преступность – образ жизни. Круг насилия тяжело искоренить, уничтожив одну его черту.

Добравшись на такси до Плейа – Виста,6 в спальный район, ищу нужный мне дом. Людей по-прежнему я не вижу, поэтому приходится рассматривать каждую табличку, содержащую информацию о номерах квартир. Зайдя в здание, задерживаю дыхание от просторного помещения одного из нескольких этажей. Дверь и стены лифта из матового стекла. Оказавшись на двенадцатом этаже, осматриваю площадку. Лишь одна железная чёрная дверь с номером "12" смотрит на меня. В углу мигает красная лампочка снимающей камеры. Звон костяшек по металлу отражается эхом по всей территории этого огромного этажа.

Дверь открывается и показывается девушка лет двадцати с копной рыжих волос, собранных в высокий хвост. Пару прядей выбились из ее прически, что делает её, может, немного моложе реального возраста.

– Алисия?

– Да, а вы Ана?– я киваю,– Проходите, – она говорит с мягкой улыбкой, которая обволакивает теплым пледом, но он тут же соскальзывает, не желая задерживаться на ком-то вроде меня.

Я переступаю порог и оглядываю помещение. Двухкомнатная квартира-студия. Просторный зал и соединенная с ним кухня. Мраморные обои и натяжной чёрный потолок с множеством светодиодов, похожих на маленькие, разбросанные в хаотичном порядке звезды. Порог является своеобразным подиумом с тремя ступеньками, внутри которых спрятаны лампочки. Пустые рамы для фотографий, стеллаж, незаполненный книгами или личными вещами. Полки, на которых стоят вазы и огромное количество новых ароматических свечей красных и белых цветов. Белый кожаный диван в центре зала, на стене телевизор. Справа в самом конце тёмная деревянная дверь, ведущая в другую комнату, в левом конце зала ещё одна дверь. За диваном виднеется кухня. Я пробегаю глазами по кухонному гарнитуру. Все сделано в стиле черного мрамора, вот только духовка и холодильник, просто черные без белых полос.

Алисия следит за мной, все время скромно убирая пряди огненных волос за уши.

– Там ещё спальня и ванная,– застенчиво произносит она, пытаясь вызвать мой интерес.

Иду за ней, очарованная квартирой, хотя и пытаюсь скрыть это. Левая дверь открывается, и я рассматриваю ванную комнату. Черный кафель, круглое зеркало с двумя полочками.

Девушка ведет меня в противоположную сторону, дверь снова открывается, демонстрируя мне просторную спальню. Односпальная кровать у стены с небольшим деревянным изголовьем. Черный шкаф с раздвижной дверью. Окно находится справа, напротив шкафа, что открывает вид на гудящий город.

– Ну как?

– Она прекрасна,– честно отвечаю я.

– Хорошо,– дрожащий выдох привлекает мое внимание, но я быстро отвожу взгляд, чтобы не быть пойманной, – Я рада, что она нашла нового владельца. Я купила эту квартиру для новой жизни, но мой брат забирает меня в другой город,– неловко подбирает слова,– Может быть, ты найдёшь в нем счастье?

Для девочки, которую растили в богатстве, эта квартира – слишком мала, а для той, что выживала на улице – настоящий замок. Золотая середина.

То, что мне по душе.

Глава 3.

Карма.

«После создания мафии, многие преступники примкнули в ряды посвященных. Однако не все понимали, что значит быть преданным Семье. Только единицы после исповеди сумели освободиться от цепей Серебряного мира, а те, кто захотел покинуть – Золотой? Их ждала мучительная смерть от рук верных Дону карателей. Рано или поздно они придут за ней. Осознавая весь риск, готова ли ты забрать работу своего собрата, маленькая Карма?»

14 февраля, 2018

Из личной переписки Т. Герры и Мими

Подняв решетку, проползаю через дыру в ограждении и оглядываюсь по сторонам. Вроде бы спокойно, если это возможно в таком районе. Выйдя из своего укрытия, широкими шагами иду по асфальтированной дороге, стряхивая грязь и пыль с ладоней. Фонари либо давно не подпитывают энергией, либо кто-то лишил их этой возможности, но приближающаяся тьма нисколько не пугает меня. Закат медленно ускользает за горизонт, пытаясь ухватиться за что-то.

В полуразрушенных домах с разрисованными граффити стенами горит свет и идет дым. Несколько парней в потрепанной одежде смотрят на меня из разбитых окон. Я широко ухмыляюсь им и бодро машу рукой, словно мы близкие друзья. Один из них указывает на меня, что-то говоря товарищам, и они соглашаются с ними кивками, но подойти ко мне у них не хватает либо сил, либо храбрости. Я оставляю их позади, продолжая спокойно прогуливаться по дороге окраины Южного Централа.

Когда солнце заходит, позволяя еще неокрепшей луне немного осветить падшую землю и её обитателей, я замедляю шаг, наслаждаясь атмосферой опасности. Слышатся крики и веселый смех банд где-то поблизости. Стоны и рев мотора.

В любом кусочке мира найдется эта темная сторона. Мир преступности. Мир, от которого бегут невинные и адекватные люди, способные выжить, нагибаясь под другими, вроде членов мафии. Те в свою очередь видят в бандитах – легкую помощь в своих планах. Они привыкли манипулировать проблемами сломавшихся от бездействия правительства существ. Они родились с ложью на устах и золотом в руках. И продолжают верить, что это золото нельзя забрать, а ложь – стереть ядом.

Я останавливаюсь, замечая парня сидящего на тротуаре, поджигающего что-то в руках. Подкрадываясь к нему, смотрю на свернутый в бумагу табак, который никак не поддается огню. Я протягиваю ему свою зажигалку, и он выхватывает её, даже не посмотрев на меня. Яркое пламя прыгает на бумагу, и парень резко притягивает самокрутку ко рту, вдыхая слишком много. Тяжелый кашель сотрясает его хрупкое тело, а рука трясется, передавая мне зажигалку. Я поджигаю свою влажную от дождя сигарету и выпускаю мутный дым в небо, наблюдая за завитками линий.