Золото в нашей крови

Анастасия Сант

Золото в нашей крови

Пролог.

«Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Моя последняя исповедь была в это же время, вчера. С тех пор их грехи таковы…»

Тайный обряд исповеди дочери Босса для членов Золотого мира

Звук щелчка скрывается сотнями ударов воды по тонкому стеклу. Ещё одна сотня перекрывает противный скрип входной двери. Уголки губ слегка поднимаются, когда я не слышу ни одного шороха.

Никого, кто мог бы помешать.

Делая осторожный, но уверенный шаг через порог, я останавливаюсь, когда где-то внизу раздаётся удар железной двери о раму. Бросив презрительный взгляд на перелёт лестницы, я заставляю себя обернуться и вернуть внимание к своей цели. Улыбка пропадает также быстро, как и появилась.

Закрываю дверь, заранее опустив ручку, но не до конца. Иногда видимость воспринимается людьми, как действительность. Маленькая щель пропускает лёгкий прохладный ветерок с ароматом пыли и сырой земли. Блаженная мелодия дождя немного успокаивает меня и напоминает о причине моего нахождения здесь.

Неприятный и чуть сладковатый запах аккуратно подкрадывается и прилипает ко мне. Внутренности скручивает, но мышцы рук расслабляются, отпуская металл дверной ручки. Мысли в голове временно исчезают, позволяя воспоминаниям настигнуть меня. Тряхнув головой, я сжимаю пальцы в кулак, игнорируя призрачное ощущение железа на коже. Пытаясь игнорировать протест моего организма, я вынуждаю глаза изучать комнаты, а мозг анализировать увиденное. В большинстве случаев мне хватает около двух минут, чтобы освоиться, но в этот раз все сложнее из-за раздражителя в виде приближающихся шагов. Я планировала прийти в солнечный и достаточно тёплый день, чтобы не допустить ошибок, но сроки сильно сократились, причём по моей же вине. И от этого мне становится ещё более тревожно.

С капюшона капает дождевая вода прямо на разбросанные в узком коридоре вещи, а покрытая свежей и липкой почвой подошва новых ботинок оставляет недопустимые для меня следы.

Брови хмурятся, зубы прикусывают нижнюю губу из-за расцветающего внутри разочарования и злости. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы привыкнуть к новой обуви, позволить себе непредвиденную трату, теперь же придётся избавиться от них.

Я отрываюсь от внутренних ощущений, заставляя себя исследовать пространство. По левую сторону коридора две закрытые двери, из одной из них льётся неоново-голубой цвет и слышен слабый шёпот и клацанье компьютерных кнопок. По правую сторону – большая кухня с маленьким квадратным столом, захламлённым грязной посудой. Из завалин выбираются крошечные, но слишком быстрые муравьи. Найденные крошки они спешат унести в свой дом, спрятанный в плинтусе. Старая, затёртая на углах клеёнка чуть съехала вниз. В некоторых местах видны засохшие пятна темной жидкости.

Два стула, причём один немного косит из-за недостающей пластиковой заглушки. Раковина чуть завалена набок. Покрытый ржавчиной и грязью кран пропускает несколько капель воды через щель. Шкафчики цвета серого графита открыты, но еда отсутствует. Обёртки от конфет, чипсов и других не самых полезных продуктов.

С маленького белого холодильника тычет вода. Скорее всего, сломан и есть вероятность, что недавно, так как дешёвый ламинат ещё не вздулся. Плесень, поселившаяся в углах, соседствует с паутиной, что покрылась пылью. Аккуратно открыв холодильник, я не нахожу ни еды, ни источника неприятного запаха, как и полок для хранения продуктов. На дне уже растаявший лёд, смешанный с темной кровью.

Закрыв дверцу, я поворачиваюсь к небольшому напольному шкафу, такого же цвета, что и сверху. Он пуст, но древесина покрыта каплями масла. Сверху стоит газовая плитка, где заметны следы сгоревшей еды. Кожаные перчатки касаются липкого переключателя мощности. Волоски на руках встают дыбом, стоит индикатору загореться ярко-красным цветом. Отступая назад, я возвращаюсь в коридор, прикрывая глаза от мучительных женских криков в голове.

Видя в каких условиях, он живёт, я могу попытаться понять причины его действий. Лишь попытаться, потому что он никогда не поймёт меня, не зная, что такое выживание. А тратить своё время, чтобы все это объяснить и быть понятой – роскошь, которую я не могу себе позволить. Никогда не могла, если быть откровенной.

Просматривая во второй раз коридор, убеждаюсь в том, что парень взял самую дешёвую съёмную квартиру. Старая, потёртая в некоторых местах мебель темных цветов, выкупленная, скорее всего, на распродаже, скудная планировка комнат. Если бы здесь действительно жила девушка, она бы приобрела зеркало, не говоря уже о туалетном столике. Женскую руку всегда видно, а в данном случае – её отсутствие.

Открыв дверь в неосвещаемую комнату, бегло осматриваю её. Пустая, крошечная спальня. Огромный слой пыли на маленькой тумбочке со сломанной дверцей. Жалюзи плотно закрыты, а щели скреплены бумажным скотчем, не пропуская и немного света в комнату. Ко всему прочему на улице ливень, и солнце спрятали тёмные тучи, мечтающие о своей власти над ним. Так всегда происходит. Люди, подобно солнцу, отдают себя без возврата, и поэтому всегда окружены грязными и алчными существами.

Поворачиваясь к гостиной, я тянусь к железной ручке на двери, где сидит моя цель. Рука касается ножа на бедре. Если он не заметит, все закончится через минуту, и мне удастся выйти через запасную лестницу. Если же заметит, придётся повозиться некоторое время.

Стук в дверь решает все одним ударом.

Немного лишней работы и потраченные впустую минуты.

Я вхожу в заранее открытую комнату и прикрываю её, отходя к стене.

Одноместная кровать заправлена бледно-розовым пледом, а цветочный аромат женских духов перебивает вонь внутри квартиры. Прижимаясь к безвкусным обоям затылком, прислушиваюсь к каждому звуку. Пять медленных шагов, и дверь в гостиную открывается. Голубой свет настолько ярок, что льётся даже через щель. Три шага, и открывается входная дверь. Значит, он действительно не боится за свою жизнь и не думает о банальной безопасности. Когда-нибудь они поймут, что сила не всегда скрывается в теле или в разуме. Везде нужен баланс.

– Я же сказал…– звучит мягкий, но и в тоже время раздражённый чем-то голос.

Шаг и грохот, будто что-то ударили об стену. Слышится хрипение и шорох одежды. Мои глаза закатываются. Парень ничем не отличается от других. Голова работает только перед экраном, без него – он ничто.

– Босс ждет уже два дня,– чеканит другой мужской голос, слишком тяжелый для парня. Скорее всего, мужчина.

– Дайте…день,– парень продолжает тяжело дышать и хрипеть, словно его душат. Работать с испорченным куском материи намного сложнее, особенно, когда тот потерт и разорван. Но ведь он им нужен живым, чтобы сообщить информацию, а значит, моя ткань должна остаться нетронутой.

– Последний,– хакер, видимо, падает, судя по шуму, и вбирает воздух всей грудью,– Но за ожидание должна прийти расплата.

Луч крошечной надежды гаснет во мне вместе с болезненным стоном парня и ударами об стену. Я разочарованно и громко выдыхаю, абсолютно не боясь, что меня услышат. Парень занят принятием боли и попытками спасти свое тело, мужчина – вымещением своей накопившейся агрессии.

Это цепочка насилия никогда не закончится, пока в ней не окажется испорченное звено для замыкания. Но такое звено я ещё не встречала, как и справедливость в нашем «идеальном» мире. Рано или поздно познавший жестокость применит свою боль на другом, более слабом существе.

Спустя пару минут мужчина, вошедший в квартиру, останавливается, и парень перестает хрипло умолять остановиться из-за сорванного голоса. Я протираю ухо, избавляясь от звона в голове и противных молитв. Посланный Мауро солдат ни за что бы не остановился. Для подобно им нужно что-то вроде сочувствия, не говоря уже о сердце. Странно, что хакер этого не понимает. Плохо, что никто из них не думает об этом заранее.

– Он тобой очень недоволен. Ты ведь знаешь, что с тобой будет, если информации не будет,– тишина и снова удар,– Да?

– Да.

– Хорошо, мы ведь не хотим тратить силы на то, чтобы убирать твой прах?

Садизм буквально витает в воздухе со странно-знакомым ароматом. Однако этот ярче, чем смерть.

– День, иначе ты труп.

Мужчина сплевывает, и слышится громкий удар закрывающейся двери о раму, и тяжелые шаги за ней. С каких пор на подобные задания он стал отправлять таких людей? Я не исключаю того, что внешняя сила вызывает страх, но ни один профессионал в здравом уме не оставит следы. Если такая оплошность происходит, то обязательно от всего избавляются, как мне придется сжечь свои ботинки. Пусть это вынужденная мера, но я всегда остаюсь в тени благодаря этому. С другой стороны, мне не придется тратить силы, здесь полно улик и все ниточки идут не ко мне.

– Урод,– скулящий от боли голос прерывает гробовую тишину. Парень находит в себе силы встать, не упуская возможности полить солдата грязью.

Что ж, это, по крайней мере, похвально.

Я достаю пистолет, и хватка на нем кажется как всегда слишком легкой, но знаю, что она надежна. У меня ушло не так и много времени, чтобы перестать сомневаться в себе. Если бы не она…

К черту.

Выйдя из своего убежища, смотрю на парня. Средний рост, русые волосы, худое телосложение. Голова чуть наклонена вперед из-за долгого нахождения перед экраном. Дешевая футболка, свисающая на одно плечо и растянутые в коленях штаны. Обычный, как и все они. Ничем не примечательные на первый взгляд, но у каждого в голове паразит, диктующий им, как дистанционно ломать чужие жизни.

Он набирает кого-то по телефону и прижимает к уху, шипя от боли в челюсти.

– Мне нужны билеты на сегодняшний рейс в Лос-Анджелес,– иностранные слова искажаются русским акцентом и растягиваются слишком большими паузами в речи,– Я больше не могу ждать,– замолкает, слушая своего собеседника,– Если я не покину Россию сейчас, я уже никогда не смогу этого сделать. Тогда и она окажется в руках у Мауро. Романова – ценный товар, и вы не единственный покупатель, мистер…,– он поворачивается ко мне, но не успевает ничего сделать, так как я быстро бью его рукояткой пистолета по голове, абсолютно не щадя.

Тело мгновенно падает на пол с громким выдохом. Я жду хоть капли сочувствия или сожаления, но металл пистолета жжет кожу ладони, противно напоминая о тенях прошлого.

Я осознаю, что это достаточно больно для человека, но больнее всего, когда ты понимаешь, что уже поздно что-то менять. Присев на корточки, я стираю струйку крови, словно избавляюсь от тонкого слоя пыли на книжной полке. Наклонив голову, я еще более внимательно приглядываюсь к чертам его юного лица, но не вижу ничего достойного. Всего один взмах, и он еще один образец. Еще одна строчка в моем отчете.

Странный звук отвлекает меня, и я поворачиваюсь к улетевшему к двери телефону. Подобрав его, протираю треснувший экран. Он вспыхивает, напоминая о звонке.

+1 310.

Я сбрасываю вызов, но не блокирую телефон.

Это уже интересно.

***

Если раньше я думала, что в квартире бардак, то тут творится сущий хаос. Продавленный диван грязно-бежевого цвета с двумя большими подушками синего цвета. Они выглядят новыми, хотя так, скорее всего, и есть.

Внутри обивка, наспех запихнутая вовнутрь, и несколько порошков с наркотиками, которые он так упорно хотел спрятать от чужих глаз. Жадность или стыд?

Я не должна задумываться об этом, не должна искать причинно-следственные связи, но сущность сильнее моральных ценностей. Сильнее пустоты внутри физической оболочки, что многие годы правит мной и руководит большинством моих действий.

Взгляд вновь задерживается на маленьком комоде с тремя ящиками со сломанными ручками. Несколько бесполезных подделанных документов, расписанные планы, зачеркнутые жирной полоской черной пасты. Стеллаж с книгами, корешки которых практически не сломаны, из-за того, что их содержимое очевидно не читали. Внутри некоторых томиков лежат деньги, горящие также просто, как и обычная бумага, особенно если это материал дешевый.

Большой, но поцарапанный кем-то стол в левом углу. Похоже на домашнее животное, но никаких следов жизни питомца в этой квартире я не нашла. Если только стол был не забран со свалки, владельцы которого оставили его там, не справившись с последствиями игры своего пушистого друга.

Старый процессор, компьютер, хакерский роутер, огромное количество флэшек и огромная пробковая доска, наполненная ответами на мои вопросы. Все заметки скреплены тонкой ниткой, ведущей к размазанной фотографии испуганной девушки. Как будто весь мир сосредоточен только на ней. Я в который раз дергаю нить, проверяя её на прочность и качество изделия, и свои нервы, также легко вибрирующие от любого внезапного прикосновения. Так же, как она вздрагивала от шепота или приближающейся тени, пока не…

Измученный стон отвлекает меня от мрачных воспоминаний. Я нехотя отрываюсь от доски, со скукой изучаю будущий экспонат действительно занимательной работы.

Парня я усадила на стул и обмотала хрупкие конечности найденным армированным скотчем. Вид у него крайне истощенный. Темные круги под глазами, бледный тон кожи, благодаря свету потолочной ленты схожий – с трупным. Вены исколоты и покрыты мерзкими синяками. Я знаю, почему он это сделал. Смотря на его уставшую оболочку, понимаю, почему разорвал границы обычного и опасного миров. Разглядывая его жалкую квартиру, взятую со свалки и распродажи мебель, осознаю, почему так нуждался в помощи и попытался сделать намного больше того, на что способен.

Мы просто последствие действий других. Однако, парень будет мертв, так и не найдя в себе сил доказать, что он опасный результат, а я просто следствие чужих решений, которое мириться с подобным, пока это не касается меня.

Я сижу напротив него, машинально затягивая дым в легкие, и выпуская его на охолодевшие кончики пальцев, спрятанные кожей. Хоть что-то перебьет этот тошнотворный запах. Лента снова и снова ослепляет меня, перемещая в огромное холодное и сырое помещение под землей. Однако белая плитка каждый раз становится цементной стеной, которую я не могу вспомнить, но тело дает понять, что события произошедшие там – не из приятных.

Живот сжимается, а лодыжку будто охватывают холодные оковы. Я делаю еще одну затяжку, пытаясь зацепиться на чем-то существенном. Наконец-то парень медленно открывает глаза и морщится. Я с громким выдохом выпускаю дым, позволяя ветвистым узорам загородить его. Возможно, я ударила слишком сильно. Или это следствие других травм за сегодняшний день?

Мужское лицо сливается с десятками других. Во внешности нет ничего особенного. Ни шрама, скрывающего за собой призраков из прошлого. Ни татуировки с историей, о которой я хотела бы послушать. Ни светлых глаз, постоянно цепляющих мое внимание. Очередное пятно на моей одежде. Типичная кукла их манипуляций. Еще одна невинная и случайная приведенная в этот кровавый мир жертва.

Он импульсивно дергает руками, и не останавливается, даже когда замечает ленту на своих запястьях. Его голова слишком быстро дергается, чтобы найти в пространстве меня, и почти запрокидывается назад из-за чувства невесомости в его теле. Темные глаза, подсвеченные противным ярко-голубым цветом встречаются с моими. Я внимательно слежу за его реакцией на меня, одновременно поглощая еще одну порцию моего любимого яда.

Одни из них вздрагивают, видя пугающее хладнокровие своей смерти, другие же – пытаются показать, что я – ничтожество по сравнению с ними и их заслугами. Последние – доставляют мне крупицы удовольствия жалкими исповедями. Момент, когда они понимают, что проиграли, чрезмерно насыщенный. Словно на акациевый мед посыпали еще несколько ложек сахара, из-за чего организм не может принять такую дозу сахарозы и фруктозы одновременно и борется. Но эти секунды настолько важны для меня, потому что заполняют пустоту, но лишь на некоторое время. Иногда этого достаточно, иногда – нет.

– Карма,– он едва не выплевывает это, скалясь.

– А я уж думала, придется потратить на тебя больше времени,– я наигранно улыбаюсь ему. Дым плавно выскальзывает изо рта,– Как ты вышел на неё?

– Чего ты хочешь?– задает он мне вопрос, в отличие от того, чтобы ответить мне.

– Что один, что второй,– шепчу я, имитируя разочарование,– Нельзя ответить на интересующие меня вопросы?

– Каков смысл, если ты все равно убьешь?

– Как ты нашел её? – продолжаю настаивать я.

Он опускает глаза и упрямо молчит, вынуждая меня тяжело вздохнуть. С ними никогда не получается быстро. Что плохого в том, чтобы сознаться во всем перед тем, как навсегда замолчать? Надеяться на то, что с тобой быстро разберутся в таком случае – бессмысленно.

Взглянув на часы, понимаю, что через пару минут включат свет в этом здании, так и на всей улице, поэтому нужно поторопиться и попытаться вытянуться из него хоть что-то ценное, пока этим не занялся кто-то другой.

– Тебе никогда не было интересно, почему её никогда не удается поймать? – заманиваю в ловушку я,– Столько лет я охочусь за ней, и каждый раз, наступая ей на пятки, она ускользает.

– Значит, ты не так и хороша в этом, раз до сих пор не поймала её,– изъявит хакер, повторно дергая руками, но сейчас движения плавные и расслабленные, нежели опасные и резкие.

– А ты не так и умен,– парирую я, абсолютно не злясь на него, и вдавливаю окурок в фотографию молодой девушки с рыжими волосами. На фотографии они ярче, чем в жизни, – Высокомерие завело тебя в эту пропасть,– он фыркает, и я мысленно подмечаю это,– Ты мог остаться на мирной стороне. Пусть и жить, как большинство людей, считать свои сбережения, экономить на всем, но зато быть рядом с любимыми…,– перевожу взгляд на мертвое тело, лежащее на его диване,– С живыми любимыми,– вяло дополняю я.

Источник неприятного запаха – труп девушки, вероятнее всего лет двадцати. Возможно, сестра, раз избранница ждет его за границей, судя по продолжительной переписке, которую я бегло изучила, пока он был без сознания. Пальцы подрагивали снять тонкий полиэтилен, но я заставила себя оставить её в покое.

– Ты ведь понимаешь, что они специально дали тебе первую дозу, чтобы надеть этот поводок? Им нужен твой бездарный талант,– спокойно проговариваю я, ожидая отвращения, но этого не происходит, – Ты мог бы дать мне её координаты и остаться в живых, но ты выбрал их,– я указываю на номер, прибитый ржавым гвоздем к доске. Но он продал её жизнь не Мауро, а кому-то другому.

Парень продолжает молчать, но его взгляд все время возвращается к трупу. Глаза стекленеют, и это заставляет меня нахмуриться, чтобы напрячь свой разум в попытках найти причину такого поведения. Доза или вина? Кайф или чувства?

– Хранить её в холодильнике было неправильно,– внезапно отчитываю я, приваливаясь затылком к доске, – На рынке уже не примут. Как минимум труп следовало бы хранить в морозильной камере, так бы ты мог остановить период рас…

– Я не хочу её продавать!– голос звенит, отскакивая от сырых и холодных стен, и возвращается к нему, ударяя той же болью, которой он хотел наградить меня.

Гнев – это ошибка. Проявление искренних эмоций, но лучше это, чем ничего. Как по мне хладнокровие страшнее импульсивности.

И все же в её местонахождении здесь есть и моя вина. Если бы работники морга не были молчаливее трупов, её тело находилось бы там. Они предпочли свои ответы огню, а не мне.

– Сначала – да, но после ты её решил оставить, потому что боишься, что тебе не заплатят, и понадобиться доза,– всхлип вырывается из его груди, и он зажимает разбитую губу между зубами. Я закатываю глаза, мысленно проклиная все. Потраченное время, сломанные и покалеченные души.

Проходит несколько секунд, и он выдыхает свои сожаления, предавая и себя, и тех, кто помогал ей убежать.

– Она купила билеты в Москву. Рейс SU 1419, место 23.

– Когда самолет?– я в очередной раз изучаю комнату, уже запомнив расстановку предметов от скуки, овладевающей мной время от времени.

– Сегодня в три ночи,– он замолкает, что-то обдумывая,– Она не останется там.

– Почему?– я резко перестаю осматривать помещение и сосредотачиваюсь на его задумчивом голосе.

– Её найдут в России в любом случае. Сколько она будет прятаться тут? Такие как она, будут искать поддержки и защиты. Она должна отправиться в Лос-Анджелес.

Я спрыгиваю со стола и подхожу к нему. Мои пальцы снова касаются его раны и стирают каплю свежей крови. Он почти не обращает на это внимания, углубляясь в размышления.

– Ты ведь так не считаешь. Кто тебе это сказал?

– Мой заказчик,– быстро сознается парень из-за действия введенного мной наркотика, поэтому сейчас даже не понимает по какой причине не чувствует боль, недомогание и легко рассказывает то, что не собирался, – Он не уверен, но сделает все, чтобы удержать Оскала в своих руках и через него получить её.

Я усмехаюсь, не веря в то, что слышу. Какова вероятность, что и тут я переборщила? Я абсолютно не знаю его норму и могла её легко превысить, поэтому он начинает фантазировать или верить в то, во что никогда бы не поверил. Выпрямившись, качаю головой и делаю шаг в сторону, чтобы выйти из комнаты, заканчивая это дело, но внезапно останавливаюсь.

– Имя?– связки вибрируют от напряжения в горле.

– Я не могу сказать,– честно признается хакер, и я сжимаю челюсть.

– Ты сразу выбрал его и играл с Мауро. Не боялся, что тебя убьют?

– Все данные от моего информатора в голове. Они не убьют меня, потому что знают, что ничего не получат,– с легкими нотками сомнения произносит. Это не его мысли, но парень слишком предан этой цели. Он верит, что его спасут. Или доверяет своей девушке.

Указав на фото рыжей девушку, ожидаю ответа, но он качает головой. Приподняв бровь, я прикусываю губу, прокручивая в голове еще людей, готовых сделать все, чтобы лишить её жизни, но на ум больше никто не приходит. Романова – умна и крайне избирательна в своих связях. Иметь в своем окружении предателей – будет огромным разочарованием для нас.

Я снова смотрю на труп девушки, чьи волосы выглядывают из черного мешка. Сколько ей было, когда она оказалась заложницей этого круга ада? Свидетельницей другой части мира, за что и была убита.

Подойдя ближе, я по привычке не жмурюсь от тошнотворного запаха разлагающейся плоти и бережно заправляю волосы в пакет.

– Предупреждение?

– Да,– сразу же отвечает парень,– Она хотела спасти меня, но не смогла.

– Иногда спасать себя приходится самому. Если бы ты был сильнее тех обстоятельств, она бы не умерла.

– Я не виноват,– его язык заплетается, буквы вяжутся, почти не складываются в слова, так что мне удается понять его только через несколько секунд.

– Виноват,– злобно усмехаюсь я,– Она ведь пошла к ним ради тебя, а ты не смог пойти против них?

– И как я должен был это сделать? – я не удостаиваю его своим вниманием, концентрируясь на силуэте тела. Еще одна невинная душа, лишенная возможности существовать.

– Во-первых, не стоило лезть туда, где тебе не место. Если бы твоя подружка, окруженная сейчас защитой,– акцентирую его внимание на этом, – не заставила тебя заняться этим, ты бы и дальше продолжил работать в детской больнице и помогать сестре заботиться о детях-инвалидах,– не веря в услышанное, он приоткрывает рот. Благодаря ленте, я замечаю не естественно расширенные зрачки,– Ты же не думал, что я просто избавляюсь от вас?– наклонив голову, я усмехаюсь, – История вашей жизни и причины поступков – самое главное в моей работе. Без них – я не вижу смысла браться за это. Итак,– я подхожу ближе и ласково провожу рукой по его волосам,– Любовь. Стоило ли она этого? Стоит ли того, чтобы умереть за человека, который палец о палец не ударил ради тебя и так подставил?

Сжав пряди, я приближаю его лицо к своему, чуть наклоняясь. Кожа натягивается, а уголки губ кривятся от внезапной вспышки боли, но это абсолютно меня не заботит. Я считала, что когда-нибудь испытаю хоть каплю жалости к подобным жертвам таких обстоятельств, но каждый раз, сталкиваясь с пытками и убийствами, я понимаю, что это бесполезно пытаться что-то почувствовать к ним. Любой из тех, кто сдает данные, знает, на что идет. Просто не догадывается, как скоро придет расплата.

– Тебе не понять,– он лениво моргает, считая, что уже одержал победу, оставив меня ни с чем, но я получила гораздо больше.

– Знаешь, ты прав. Они тебя не убьют, и она это знает. Знаешь, что с тобой произойдет завтра, когда Лус придет за своим? – я отпускаю его, медленно сведя руку на его горло и немного сдавливаю его, чтобы немного припугнуть,– Он собственноручно будет отрезать от тебя по кусочку и скармливать своим псам. Сдавливать кости и травить галлюциногенами. Представляешь, как это паршиво видеть своих родных поедающих тебя вместо собак или слышать обвинения и их мучительные крики? И это будет длиться, до тех пор, пока ты, умоляя оставить хоть что-то от себя, не расскажешь ему абсолютно, что хранится в твоей голове,– он дергается, пытаясь сделать глоток воздуха, и я моментально отпускаю его и выпрямляюсь.