Золото в нашей крови

Народ сошел с ума. Все в одну секунду. Как и тогда.

Трейси от ужаса закрывает рот, качая головой. Потому что не хочет верить своим глазам, что место, ставшее для неё спасением, превратилось в настоящую преисподнюю.

Она не реагирует на мужчин, голодно разглядывающих её, но мне хватает секунды понять, что может произойти через пару минут, потому утягиваю её в гримерку. Хлоя обнимает дрожащую Дженнифер, а Аманда что-то говорит, но резко встает, когда мы заходим. Никто из них не реагирует на опасность, но это бьет тревогой по мне. Как в тот день.

Я закрываю дверь, но больше ничего не предпринимаю. Сажусь на краешек стола и внимательно слежу за девушками, копируя их страх. Напрягаю тело, быстро дышу и дрожащей рукой провожу по лбу, но если они действительно переживают, то я смертельно спокойна.

– Уже едут,– Аманда подходит ближе и упирается руками в стеллаж, переводя дыхание,– Я знала, что произойдет что-то ужасное. Я знала.

Я прикрываю глаза, прислушиваясь к шуму за дверью, но музыка затмевает любую возню. Поворачиваю голову к администратору и замечаю пятно от алкоголя на её рубашке и испорченную прическу.

– Что случилось?– спрашиваю, в который раз за это день.

– Они обезумели. Сначала все началось с Дженнифер. Теперь это,– её телефон подсвечивается, но она игнорирует это.

– Что с Дженнифер?

– Она под кайфом. Приняла таблетки, которые якобы улучшают концентрацию и лишают усталости. На сцене почти скинула всю свою одежду под съемку, а потом…,– она злобно шикает на девушку, и та в свою очередь прикрывает пятно на шее от яростной страсти, – Но это не то, что её пугает. Их сняла девушка на телефон и сбежала. Питер побежал за ней, остальное ты знаешь,– я киваю на её рубашку,– Кто-то со сцены вылил.

Девушка тяжело дышит, тихо ругается вперемешку с просьбами о чем-то. Рука касается пятна, но она отдергивает её, все еще пытаясь побороться с зависимостью. Я беру первую попавшуюся кофту и протягиваю ей. Она понимает, как можно расстаться с ненавистной потребностью, агрессивно снимает рубашку. Почти срывая пуговицы, натягивает на себя белую кофту, открывающую её живот. Темный круг привлекает мое внимание. Лапа собаки или лисы с острыми ногтями, обведенная в круг. Я отвожу взгляд до того, как она замечает это и прикрывает татуировку.

Через пару минут музыка затихает, и слышатся крики и приказы. Девушки синхронно выдыхают, но я же ощущаю ожог от ложного прилива спасения.

Эта ночь безумия окончена, но что будет, когда солнце осветит все последствия произошедшего?

Глава 8.

« Круг влияния, состоящий из десяти семей, имеет отличительный знак. Вместе со своими гербами они с достоинством носят четырехконечную звезду, как покровительство Дона. Италия (семья Романовы) – восьмиконечная звезда. Франция (семья Рой) – лев. Соединенные штаты Америки (семья Оскал) – волк, Румыния (семья Суон) – лебедь, Испания (семья Айрес) – бык, Греция (семья Боцарис) – шакал, Египет (семья Фарез) – перо Маат, Бразилия (семья Коста) – мотылек, Швеция (семья Карссон) – слон, Китай (семья Чень) – барс».

«До этого в круг влияния были включены: Мексика(семья Де Ортега)– бабочка монарх, Германия(семья Майер)– василек, Россия(семья Румынские)– подснежник »

«Серебро носит лапу лисы, а Бронза – леопарда. Семьи, вышедшие из круга влияния или предавшие доверие Дона, в тайне сохраняют свою символику и наделяют ею членов серебра, чтобы отличить их от других.

Помни, любая татуировка или клеймо – принадлежность к определенной семье. Будь то ключ, нота или капля – все это отличительные символы. Всегда обращай на них внимание»

Сборник для особых детей, глава «Гербы» с личным дополнением Михаила Романова

Люди, родившиеся под лучами ослепительного солнца, никогда не знали какого оказаться под тенью беспощадных туч. Никогда не знали, какого это ощутить холод от тьмы, пока обогревались светом. Никогда не чувствовали вязкость грязи и влагу, утягивающей на дно почвы, пока лежали на золоте и драгоценностях.

Они, привыкшие к роскоши и признанию, не могли понять, что такое грубое обращение и несправедливое отношение к женщинам и детям. Они, верящие в свой статус, который дарует им величие, надеялись оставаться в кругу света, но именно во тьме познаются все возможности. Они знают, на что способны и успокаиваются, ведь никто не претендует на их место, пока в тени люди забирают все самое ценное у тех, кого можно. И когда им становится мало, они ищут пути преодоления солнца, чтобы коснуться другого вида власти.

Я ненавижу то место, в котором жила. Ненавижу его правила, которые пришлось соблюдать. Иерархию, которой подчинялась и довольствовалась милостью, предложенной мне. Но именно эта среда научила меня жить. Научила выживать в непростых условиях, почти невозможных для социализации.

В какой-то мере, я благодарна времени, проведенному там. Обществу бездушных анархистов, насильно склоненных властью. Они научили меня жить меня без чувств, научили привыкать к безумию.

Но те, кто когда-то был под солнцем, рискуют попасть в объятия тени, а значит, и рискуют умереть или страдать от укусов отвратных условий.

Мужчина в форме продолжает записывать мои показания, постоянно поглядывая на часы. Тепло кружки согревает холодные пальцы, но даже самый обжигающий чай не может растопить лед внутри меня. Я пытаюсь проявить немного больше чувств, чем обычно, но от этого становится только противнее. Жалкая игра в шокированную и испуганную девушку, пережившую страшную смену в клубе.

Будь моя воля, я бы продолжила заполнять таблицы сегодняшней посещаемости, занялась бы подсчетом убытков и поиском клининговой службы, но для обычных людей – это будет странно. Я должна рыдать, как Трейси или Рокси. Заикаться, как Дженнифер или Бриджит. Дрожать, как Хлоя. Пытаться помочь полиции, как Дэвид, Аманда, Питер или Патрик. Выяснять какие-то детали, как Калеб, Оуэн или Мия. Но мне все равно на эти проблемы. На хаос, вокруг меня.

Они борются с ним, потому что всю жизнь сражаются с переменами, ищут способы преодолеть эти трудности, пока я позволяю этим сложностях поглотить меня, ведь в итоге останусь в живых, а им придется привыкать к новым изменениям.

– Можете повторить, где вы были с часу до трех?– он вновь смотрит на часы, но я подавляю желание разбить их о его голову. Это третий раз, когда он задает один и тот же вопрос, думая о чем-то другом.

– В кабинете, – просто отвечаю я, поднимая кружку к губам. Жидкость неприятно обжигает губы, но не согревает внутренности.

– В этом? Или в кабинете мисс Харрис? Поточнее, пожалуйста.

– Почему вы не рассматриваете вероятность, что я могла быть вместе с мисс Харрис у мистера Роя?– я посыпаю ему мягкую улыбку, и он встревоженно поднимает на меня глаза, наконец-то отвлекшись от часов.

– Извините?

– В этом,– я громко ставлю кружку и облокачиваюсь на спинку стула, следя, как смущение красными пятнами распространяется на его загорелых щеках.

– Чем…Чем вы занимались?– мужчина тяжело сглатывает, и я немного приподнимаю брови, наслаждаясь тем, как легко получилось загнать его в ловушку.

– Своей работой,– он открывает рот, но я перебиваю,– Подробнее? Как я вам и говорила пару минут назад, я работаю администратором в этом заведении. Моя работа заключается в контроле за персоналом, ведением документов и договоров о мероприятиях. Я связывающее звено работников и директора. Достаточно подробно?

Полицейский кивает и продолжает делать вид, что заполняет протокол, но вновь посматривает на часы.

– Так, где вы были с часу до трех?– прикрыв глаза, выдыхаю, собирая последние частицы своего терпения.

– В кабинете,– я неосознанно поднимаю кружку, сжимая её для броска, но стук в дверь возвращает кандалы на мрачную сторону моей души, заковывая монстров,– Войдите.

Калеб осторожно приоткрывает дверь и заходит внутрь. Мужчина заметив его, быстро встает и грубо передает бумаги.

– Где ты пропадал? У меня нет столько времени на всех подозреваемых,– я смиряю его тяжелым взглядом, и он испуганно опускает глаза, продолжая говорить не так эмоционально и громко,– Я приду через пару часов для сбора крови. Будьте готовы.

– У меня недавно собирали анализы. Можете обратиться в больницу,– приподнимая кружку, делаю глоток дешевого и горького чая.

– Боюсь, придется сдавать их по новой,– робко произносит он.

– Нет,– я почти кидаю кружку, возвращая себе ноутбук, чтобы продолжит работу и разобраться с письмами. Свон похлопывает по плечу вероятнее всего своего знакомого.

– Я разберусь, можешь идти,– ухмылка расцветает на моем лице от уверенности в его голосе.

Мужчина кивает мне и быстро выходит из кабинета, боясь оставаться тут на одну секунду дольше. Калеб вальяжно садится на отодвинутое кресло и просматривает записи на бумаге.

– Сколько раз он нарисовал циферблат?– внезапно спрашиваю я, продолжая печатать ответ на отказ о бронировании зоны и требование о возвращении денег за предоплату.

Свон изумленно смотрит на меня и показывает планшет с бумагами. Три кружка с одним и тем же временем. Немного записей, но я сказала ему намного больше, чем он удосужился услышать. Переключившись на работу вновь, открываю еще одно письмо об отмене брони.

– Насколько все плохо?– он кивает на мой ноутбук.

– Пока четыре отмены, десять отказов от покупки пригласительных и около пятнадцати писем от журналистов. И это еще не конец,– я отправляю письмо и перехожу к новому,– Отказ от сотрудничества. Пока первый.

Мужчина закрывает мой ноутбук и отодвигает его ближе к себе, чтобы бы я не успела забрать его. Вырвав лист, он заполняет новый и выжидающе смотрит на меня.

– С часу до трех ты была тут?

– Где мой адвокат? Он же полагается при допросе для защиты моих прав,– Калеб усмехается и касается уголка своей брови. Деталь в его поведении. Не значительная, но существенная. Он думает, анализирует.

– Вот и ты настоящая,– шепчет он, но я нахожусь достаточно близко, чтобы услышать.

– Да. Это называется эмоции. Ты сейчас видишь раздражительность,– я обвожу свое лицо,– Я хочу спать, но делаю свою работу, которая уже должна быть окончена. Я хочу есть, потому что из-за всего этого пропустила свой прием пищи. Я хочу оказаться в своей квартире и снять этот чертов костюм. Возможно, сделать вид, что этого дня не было, пока вновь не наступит время окунуться в этот ужас.

Я набираю в легкие воздух. Калеб молча смотрит на меня, но сожаление в его зеленых глазах не вызывает желчь или липкость по телу. Наоборот, я рада видеть, что он способен проявить ко мне сочувствие без лицемерия и постоянного подозрения. Как будто я стала для него человеком, а не оружием массового уничтожения.

– Так что да, мистер Свон. Я настоящая. Настоящий человек с обыкновенными биологическими потребностями. Если я как-то отличаюсь от привычного для тебя образца поведения, то извини, но это называется особенностью личности.

Тянусь к ноутбуку, пока он позволяет мне это сделать, и открываю его, заполняя ответ на новое сообщение.

– И теперь, если ты мне позволишь, у меня еще двадцать пять…,– звук новых сообщений перебивает меня,– двадцать восемь писем, на которые необходимо ответить, потому что мисс Харрис не способна сегодня работать,– я останавливаю себя, понимая, что отыгрываюсь на нем. Выдохнув, продолжаю говорить спокойным голосом, без яда и сарказма,– Я понимаю, что для остальных это потрясение. Для меня тоже, но каждый реагирует на стресс по-разному. Я не злюсь на Луизу, что она не может выполнить свою работу, не злюсь на людей, которые пишут гневные письма о возвращении денег или требуют компенсации за моральный ущерб. Я просто выполняю свою работу, потому что это отвлекает.

Свон опускает голову и начинает заполнять бумагу, а я отвечать на письма. Через пару минут он протягивает мне заполненный лист. Я неуверенно беру его и внимательно изучаю содержимое. Он записал абсолютно всю важную информацию, которую я рассказала его знакомому. Подчеркнул промежуток с часу до трех и мое местонахождение. Я оставляю свою подпись и протягиваю ему, никак не комментируя тот факт, что либо он прослушал все через жучок в этом кабинете, либо стоял за дверью.

– В какую больницу должны были прийти твои анализы? – его голос обретает нотки доброты и чего-то более живого и уважительного ко мне.

– В больницу Марина Де Рей,– он кивает, доставая фруктовый батончик из кармана, и кладет на мой стол.

– Дэвид делает дерьмовый чай, это хоть немного разбавит горечь,– Калеб делает несколько шагов к двери,– И Ана? Никто не подозревает тебя, лично я восхищаюсь твоим хладнокровием. Другие вероятнее всего шокированы, но они впервые испытали что-то подобное, а ты – нет,– он поджимает губы,– Не работай слишком много. Даже тебе необходим отдых, чтобы ты там не думала.

Мои пальцы замирают на клавиатуре. Я быстро анализирую услышанное, ища какой-то подвох или ловушку в них, но ничего не могу найти. Человек, вроде него, проявляет обычную доброту и заботу, но с незнакомцами так не поступают.

– Спасибо,– проговариваю я, не замыкаясь в себе. Парень в очередной раз кивает, как будто стыд лишает его слов и покидает мой кабинет.

***

Я вытягиваю руки и перекидываю ногу на ногу, продолжая слушать монотонную речь полицейского и эксперта. Аманда в очередной раз толкает Дэвида, чтобы он поднял голову, но сон пленит его. Дженнифер пришлось отпустить для обследования, Хлоя и Трейси ушли за ней, чтобы помочь. Рокси продолжает перешептываться с Бриджит о произошедшем, но замечая мой взгляд они замолкают, делают вид, что внимательно слушали речь мужчины.

– Так и что будет дальше?– спрашивает Аманда, сильно толкнув Дэвида, что тот едва не ударился о стену позади себя.

– Изучим ваши анализы и будем искать источник массового отравления.

Я пододвигаю к себе лицензии на алкоголь, перекупленные у Карла Харриса. Квитанция чиста и совершенные операции расписаны по секундам, так и суммы за каждую бутылку. Я провожу пальцем по последней строчке, замечая, что за ней нет закрепленной стоимости.

Довольно интересно будет проследить за ходом их расследования. Найти общие точки соприкосновения у пришедших вчера будет трудно. Одни из элиты, другие экономили, живя в спальных районах.

– Пока клуб будет закрыт для обыска, а после и чистки.

– На какой срок?– встрепенувшись, вскрикивает Бриджит, но Рокси удерживает её на барном стуле.

– Примерно на неделю. Я бы закрыл на две, но мистер Рой…

– Но я договорился только на неделю.

Мои пальцы вздрагивают, но я стараюсь сохранить невозмутимость, перелистнув бумаги. Полицейский замечает это и выдергивает документы из моих рук.

– Поэтому,– он упаковывает их в пакет,– Советую вам сдать анализы сразу, а не дожидаться звонков от нас. Если расследование зайдет в тупик, мы будем вынуждены продлить срок на неопределенное время.

Я складываю руки на груди, желая чем-нибудь их занять. Дэвид протягивает стопку салфеток, которые упаковывает в пакет, и я берусь за предложенную работу, пока могу отвлечь свои мысли. Я подавляю желание обернуться и взглянуть на него. Посмотреть в его лицо, после того, как был милым со мной, но подарил наслаждение Луизе. Одарил меня работой, но освободил её.

Может, потому что в течение этой недели, он хочет иметь доступ к ней? Может, он готов на такие траты, чтобы отдохнуть от проблем, но при этом наградить сложностями нас?

Я неосознанно сжимаю салфетку и резко разжимаю руку, удивленно глядя на созданный мной хаос. Отодвинув салфетки подальше, сжимаю руки на груди и сразу же кладу их на колени, чтобы не казаться подозрительной.

Что это за эмоция? Злость от несправедливости? Но она горчит намного сильнее, чем просто раздражительность. Давит на сердце и сжимает внутренности.

– Мистер Рой,– обращается к нему мужчина в форме и подходит ближе.

Он начинает с ним шептаться, и я пользуюсь возможностью посмотреть на него. Откинувшись на спинку стула, чуть поворачиваю стул, чтобы было проще посмотреть на него. Волосы немного растрепаны, белая рубашка обтягивает мышцы. Воротник все так же смят, но намного сильнее, чем это сделала я. В руках он держит компьютерную сумку, портфель и женскую сумку. В другой же отданный мной зонт сегодня, когда нас попросили закрыть все кабинеты и спуститься вниз. Я не смогла решиться лично отдать, потому что…

Честно говоря, побег кажется мне лучшим путем отступления.

– Мы с вами еще поговорим, когда Миллер приедет в город.

– Мисс Романо,– обращается ко мне Луиза, используя не мою фамилию. Я поднимаю глаза на неё, но не стесняюсь того, что она поймала меня на изучении её объекта воздыханий.

Она немного отталкивает полицейского и подходит ко мне. Я спрыгиваю со стула, выпрямляя спину, не думая о последствиях. Девушка останавливается в половине шага от меня, выглядя так, словно мечтает разобрать меня по частям. Но мне нравится это, потому что не чувствую себя особенной из-за подобного желания по отношению к ней. Разбить её голову и насладиться кровавой картиной. Не моргая следить, как жизнь покидает её глаза, пульс останавливается, и она медленно превращается в мою куклу на секционном столе под звук мигающей люминесцентной лампы.

– Вам придется разобраться со всеми письмами и приглашениями до следующей пятницы.

– Клуб закрывают,– напоминаю я ей.

– Будете вручную искать и заполнять, а после отправлять мне на проверку.

– Я думала, вы заняты восстановлением своего ментального здоровья, раз мне приходится выполнять вашу работу,– она делает шаг ближе, наступает на мои туфли и пытается причинить дискомфорт.

– Что ты сказала?

– Что я делаю вашу работу,– повторяю я тем же ледяным тоном,– пока вы якобы ментально восстанавливаетесь,– резко убрав ногу, делаю шаг в бок, когда она теряет равновесие и почти падает на барную стойку,– Смотрите, как бы я не занялась другой вашей работой,– я бросаю взгляд на Роя, и это приводит её в бешенство.

– Сука.

Она поднимает руку, чтобы ударить меня, но я не способна даже дернуться. Я никогда не воспринимала женщин, как соперниц. Они намного слабее мужчин физически, так что их удары ничто по сравнению – с мужскими.

Дэвид пытается загородить меня, Аманда оттащить, но Рой вовремя ловит Луизу и немного приподнимает её, отворачивая от нас.

– Пусти меня!– вскрикивает Харрис, направляя свои руки ко мне, но Александр уносит её из клуба, скрываясь за дверью.

– Ты что делаешь?– Аманда дергает меня.

– Отношусь также как и ко мне,– я продолжаю следить за Харрис, ненавидя тот факт, что она ушла от меня невредимой.

– Одно её слово, и тебя выгонят,– предупреждает девушка.

– Пусть попробует,– шепчу я, забирая сумку с барной стойки.

Ни с кем не прощаясь, я выхожу из клуба. Капли дождя продолжают заливать землю. Я неуверенно смотрю на свои туфли, но собравшись с силами, выхожу из укрытия под ледяной дождь. Идя вдоль тротуара, поднимаю голову, чтобы убедиться в беспощадном прогнозе. Темные тучи затянули небо и скрывают даже лучи солнца, позволяя миру погрузиться в тень.

Мимо меня проноситься белая машина, обрызгивая грязной водой на дороге. Я застываю, не веря в произошедшее. Грязная вода стекает по моей одежде, лицу и волосам. Внутри меня медленно закипает кровь от ненависти, которую я не испытывала еще ни к кому. Стираю грязь с губ и щеки, чувствуя, как гнев бежит по венам. Будь у меня такие же возможности как в Адевске, её бы уже через минуту привезли ко мне на растерзание.

Подавлять.

Румынская была самым добрым человеком. Она улыбалась даже тем, кто считал её монстром и дочерью убийцы. Позволяла публично оскорблять себя, утыкаясь в страницы учебников.

Слишком часто я стала проявлять себя настоящую. Почему сейчас? В моменты, когда моя игра должна быть превосходной, чтобы поддерживать план. Чтобы оставаться нераскрытой.

Я закрываю глаза, держа голову над потоками дождя. Жжение в них не проходит, как и ком в горле, мешающий дышать.

«– Не смей лить слезы напрасно. Увижу хоть слезинку, они будут кровавыми».

Я вытираю глаза, хмурясь от резкой смены погоды. Дождь перестал заливать мне лицо, волосы и одежду. Я открываю глаза, уставившись в черный зонт.

Вновь он оказывает мне поддержку.

Я оборачиваюсь, слишком вымотанная этим чертовым днем. Александр держит ручку зонта, но не протягивает её мне, как в прошлый раз. Он медленно изучает мой испорченный его любовницей вид. Сгустки грязи, стекающие по лицу и волос на мокрый пиджак. Замахнувшись на него, останавливаю руку возле его лица. Внимательно изучаю его реакцию, но он проявляет необычайное спокойствие. Даже не моргнул, не проявил ни злости, ни возмущения. Я сужаю глаза, не веря тому, что это никак не удивило его.

– Если вы хотели наглядно продемонстрировать мне непозволительное отношение, проявленное Луизой, то я осознал это и приму меры.

– Румынская.

– Что?– он хмурит брови, не понимая к чему я клоню.

– Моя фамилия Румынская,– скрепя зубами, произношу я,– Вы никогда не обращаетесь ко мне по фамилии. На самом деле вы вообще не обращаетесь ко мне, ни по имени, ни по фамилии. Из-за этого она считает, что может использовать другие фамилии на мне, оскорбляя тем самым.

– Вы хотите, чтобы я обращался к вам по фамилии?– изумление звенит в его бархатном голосе.

– Это вас удивляет? – я тяну руку к себе, но он берет её в свою сухую, чуть сжимая. Я пытаюсь вернуть себе хладнокровие, но та вспышка удивления была уже замечена им.

– Ана,– я сжимаю другую руку в кулак, желая так спрятать свои эмоции от него, но мое тело подводит меня. Сердце начинает биться сильнее, а руку, которую он сжимает в своей, немного дрожит,– Я прощу прощение за ужасное поведение с моей стороны.

Я киваю, желая разорвать этот контакт. Александр стягивает с моей руки перчатку и засовывает её в карман. Я тянусь к ней, но он отворачивается, кружась возле меня, чтобы защитить от дождя. Заметив его усмешку, сжимаю рукав мужской рубашки, обжигаясь температурой его тела.

– Вот сейчас я действительно могу сделать больно,– угрожаю я, но использую русский язык.

Однако его улыбка расширяется. Рой чуть наклоняется ко мне, стирая остатки грязи на щеке, и заправляет волосы за ухо, чтобы приблизиться к нему.

– Твоя жестокость так прекрасна,– отвечает он на совершенном русском.

Акцент выдает его, но это не убавляет моего восхищения. Редко кто может похвастаться владением такого чистого произношения, не поломав несколько слов. Я замираю, почти не моргая, пронзительно всматриваясь в его черты лица. Обыкновенные слова, привычный для меня язык, но я не могу объяснить своей реакции на это.

Он притягивает меня ближе, положив руку на талию, пользуясь моим замешательством, и ведет ближе к дороге.

– Куда вы меня ведете?– я снова перехожу на английский, не готовая столкнуться вновь с его произношением.

– Отвезу домой,– просто отвечает он.

– Я способна дойти пешком.

– Как выяснилось, у тебя на ближайшую неделю слишком много работы, чтобы просто гулять под дождем. К тому же я не думаю, что ты планируешь делать её, страдая от простуды.

– В прошлый раз вы не заботились об этом, просто отдав зонт,– я пытаюсь притормозить, но он упорно ведет меня к своей машине.

Он открывает мне дверь, но я стою, позволяю холоду взобраться в его машину и поселиться, как новому хозяину. Александр усмехается в который раз, рассматривая мое лицо. Искорки настоящего веселья блестят в его темных глазах. Улыбки, которые он дарит своим работникам никогда не касаются глаз, но сейчас это веселье соткано из искренней эмоции, и я причина этому.

Это немного сбивает меня с толку, что я застываю, чтобы запомнить это выражение лица. Сохранить еще одну улыбку в моем сердце и поверить в то, что мама иногда ошибалась во мне. Я сжимаю руку в перчатке, чтобы не прикоснуться к его губам и убедиться в реальности.

– Я надеялся, что твоя любимая судьба вновь нас сведет, что и произошло, но вот то, что ты оставила его, не отдав мне лично – удивило.

– Не хотела отвлекать,– его улыбка меркнет, из-за чего мне становится хуже.

– Садись в машину,– требует он.

– Нет,– протестую я,– Чтобы из-за меня вам пришлось оставлять её в салоне, а бедным работникам в сжатые сроки выполнять ваши заказы?

Я делаю шаг, но он останавливает меня, складывая зонт, и забрасывает его на заднее сидение. Дождь мгновенно нападает на его сухую одежду, но, кажется, мужчину это ни сколько не смущает. Не смущает, как его идеальный вид опрятного человека исчезает на моих глазах. Почему он так стремиться показать мне то, чего не раскрывает для других?

– Теперь им в любом случае придется работать в сжатые сроки. Садись.

Я еще секунду колеблюсь, но все же опускаюсь на кожаное сидение, наблюдаю, как он закрывает дверь и направляется к своей двери. Пристегнувшись, прячу руки в карманы, чтобы согреть озябшие от влаги и холода пальцы и рассматриваю дорожки воды на стекле. Рой заводит машину и замечает, как я сижу. Он резко выезжает, из-за чего я прижимаюсь спиной к сидению. Бросив на него предупреждающий взгляд, жду, что он сбросить скорость, но он этого не делает, улыбаясь вновь той широкой улыбкой. Это доставляет ему удовольствие.