Золото в нашей крови

Румынская всегда будет игрушкой, потому что она была сломана с самого начала.

Стук в дверь прерывает поток мыслей. Опустив объедаемую огнем бумагу в корзину, подхожу к двери и приоткрываю её. Аманда радостно мне улыбается, но я даже не пытаюсь разыграть встречную эмоцию для неё. Девушка приоткрывает дверь, вторгаясь в мое пространство, но я не реагирую на это, не видя смысла. Принюхиваясь, она прикрывает свой нос, пытаясь найти причину запаха гари.

Я подхожу к столу и подталкиваю корзину с пеплом, натягивая на руки перчатки. Пальцы все еще покрыты пеплом, но я не обращаю на это внимание.

– Зачем её сжигать?– Аманда отходит подальше от моего стола, падая на кожаный диван и открывая дверь, чтобы впустить чужеродные запахи. Однако ничто не перекрывает этот уничтожающий аромат.

– Шредер сломался,– лгу я, передавая ей нужные папки.

– Я сообщу мистеру Рою,– надавливаю девушке на плечи, сажая её назад, и закрываю дверь, упираясь бедром к нему.

– Не усложняй себе жизнь,– мой голос лишен жизни, как и должно быть,– Что случилось?

– Что-то должно было произойти?– неловко спрашивает Аманда, даже не поблагодарив меня за проделанную работу.

– Ты всегда приходишь, чтобы посплетничать. Чем этот раз отличается от других?

– Я просто соскучилась,– защищается она, и я громко усмехаюсь, подойдя к окну.

Яркий свет убивает тень на улицах. Мне слишком безразличен мир, чтобы беспокоиться о подобном. Если бы кто-то вложил мне пистолет в руки, я бы не задумываясь, пристрелила себя. Однако мне нужно все закончить, чтобы никто его не искал, а после совершать самосуд.

– Что-то случилось? Ты расстроена чем-то.

Расстроена? Мне больно. Я хочу сбежать от этого. Забыть об этом, как и всегда, но почему-то даже физическая боль не перекрывает – душевную.

Пожав плечами, оборачиваюсь к ней, не скрывая своего настроения. Мне нужно просто увидеть чертову жалость, чтобы добить себя окончательно, что я и получаю. Она встает и, пытаясь меня подбодрить, кладет руку на плечо, поглаживая его.

– Знаешь, забудь. Мы все на нервах сегодня. Клуб открыли, не найдя причину массового отравления или опьянения. Жизнь продолжается в том же ритме. Я хотела тебе вот, что рассказать,– Аманда утягивает меня на диван,– Раз в году Миллер собирает крупных бизнесменов для проверок. Изучает данные. Тех, кто впутывается в нелегальные связи, лишает всего и поощряет тех, кто снабжает город всем необходимым и участвует в благотворительности. В общем, обыкновенные проверки. Суть в том, что в этом году мистер Рой берет с собой Луизу,– испуганно шепчет администратор зала.

– И что?

– Ана, Луиза – дочь Карла Харриса. В её же интересах лишить мистера Роя всех привилегий. Дружба с Миллером не спасет его, а проблема с наркотическим опьянением остается пятном на нашей репутации. Я в курсе, что Джошуа заинтересован тобой, поэтому прошу тебя заставить его поверить в надобность хороших отношений с мистером Роем,– она сжимает мои руки, нервно кусая губы.

– Почему Луиза замешана в этом?

– Она должна сделать все нужное для встречи с Миллером. Все расходы и доходы. Абсолютно все данные за этот год, поэтому она чтобы сэкономить свое время заставила работать тебя в сжатые сроки,– девушка приподнимает бумаги.

Каждые наши действия имеют последствия.

Если я заменю документы, то смогу встретится с Миллером. Это намного проще, чем взламывать телефон, подвергать Тоби опасности и ложью выманивать Райана из его логова. Мне достаточно проникнуть к нему в кабинет и достать номер Марселя, чтобы начать новую жизнь. Без побега, без ролей и мафии.

Безопасность, о которой я мечтала, будучи ребенком, слушая сказки со счастливым концом. Я судорожно вдыхаю воздух, поглощая отравляющие нотки пепла. Сердце вновь оглушает меня, напоминая о своем существовании. Мысли, которые пытались поглотить меня, становятся не такими мрачными. Они строят собственный мост от цели к её достижению. Тепло солнечных лучей обнимает меня, даря поддержку.

Стараясь не подавать виду, я задумчиво киваю девушке.

– Я подумаю.

Я все уже придумала.

***

Отбивая ритм быстрой мелодии пальцами по стене, продолжаю стоять у двери Луизы. За прошедшие тридцать минут, я подвергла все сомнению и укрепилась в правильности данного риска.

Харрис не проблема, но вот её отношения с Роем – может создать их. Кто угодно в клубе может готовить об их напряженной и непонятной связи, но если человек не избавляется от другого, значит, он что-то испытывает к нему.

Ахмед всегда верил в такое понятие как любовь, но я потеряла его для себя навсегда.

«Бог посылает нам испытания и самое большое из них это любовь».

Любовь всегда будет опаснее пули в лоб или яда в выпитом вине. Это медленная смерть. В ней нет ничего хорошего. Это слабость и страх за любимого человека.

Когда? Всегда.

Вечная проблема, и ты ничего не можешь с этим сделать. Лучше никогда не любить, чем всю жизнь быть рабом этого чувства.

Отца убила его любовь.

Мама обезумела от потери любимого, что иногда становилась копией Золотых карателей.

Они оба терялись в любви, тонули и умирали и где же теперь они? В раю или аду?

Любовь – это самая глупая вещь, необходимая всем вокруг. Сколько людей страдают, лишенные этой химии? Колоссальное множество. Но самое страшное из-за этого чувства получаются дети, которые медленно гаснут, не получая ее. Смотрят на ссоры родителей и терзают свое сердце. Когда те вновь сходятся, они тешат себя надеждой – все будет по-старому. Но нет, ничего не выходит.

Я верила, что когда-нибудь получу настоящую любовь, но каждый раз разбивалась с этой верой в лучшее.

К чему это привело меня? К прыжку с моста. К нравственному падению. Ко лжи и постоянному страху.

Дверь открывается, но не того кабинета, которого я ждала. Свон осматривает коридор и выходит из кабинета Роя, вставая напротив меня, устало привалившись к стене.

– Есть закурить? – я приподнимаю бровь, не понимая почему вопрос адресован мне,– Брось, Ана. Нервная работа, ужасный босс и директор. Никогда не возникало желание избавиться от стресса бутылкой вина или сигаретой?

Я осматриваю его спортивный костюм, взвешивая все плюсы и минусы моего ответа.

– Разве спортсмены не зациклены на своем здоровье?

– Разве администраторы знают, как правильно смешивать напитки?– скатываясь по стене на пол, парирует он.

Теперь настает его черед проанализировать её темно-синий брючный костюм, открывающий немного кожи на ключицах. Парень указывает на пол, и я медленно спускаюсь по стене.

– Босс не удивиться такому положению? – осторожно спрашиваю я, не зная какого ответа жду больше.

– Его нет, я специально подождал, когда он уедет,– он прочищает горло,– Слышал, у тебя некоторые проблемы с Оуэном,– пожав плечами, продолжаю отбивать ритм пальцами уже по полу,– На самом деле у каждого из нас есть причины не доверять новым лицам.

– Не боишься, что кто-то лишний услышит?– я показываю большим пальцем на дверь директора клуба.

– Она ушла, минут двадцать назад. Раньше кабинет Алекса был соединен с этой комнатой, потом там сделали кабинет для Лу, а их общую дверь не убрали. Она зашла в кабинет Роя и сбежала по пожарной лестнице,– поясняет он, пока я прижимаюсь затылком к стене, закатывая глаза, от разочарования потраченного впустую времени,– Оуэн и Мия были проданы Алексу мексиканским сутенером, когда им было по семнадцать. Вместе с ними были и Рокси, и Бриджит, которые теперь работают тут. Он спас их от проституции в борделях, отдав немаленькую сумму.

– Мия сказали, что они из приюта,– возражаю я.

– Они сбежали, и их поймал сутенер,– я киваю, прекрасно зная об условиях жизни в подобных приютах, и он продолжает,– Мой отец был полицейским, когда его убил один из мафиози,– все мое тело напрягается,– Я был на пятом курсе и не закончил его, желая мести. Меня едва не убили, но Алекс меня спас. К тому же у нас была общая бывшая, которая водила обоих за нос, что скрепила эту вражду дружбой, – тут я поднимаю на него глаза,– Она нам обоим нанесла сильный урон. Он перестал смотреть на женщин в целом. Я перестал им доверять. Я Мии-то едва могу верить, проверяя всю изложенную ею информацию.

– А как же их отношения с Луизой?– я не хочу позволять этому вопросу передать мое волнение.

– Он – деловой человек. Ты и сама, работая на него, понимаешь, что и как тут устроено. Секс для него просто перезагрузка. Сброс настроек,– я фыркаю, прижимая колени к себе. Калеб с доброй улыбкой смотрит на меня, с веселыми глазами, напоминающими её. А потом вновь возвращается к рассказу,– Здесь все нуждались в помощи, и он дал её. Поэтому ради Алекса готовы на многое,– он наклоняется ко мне ближе, рука касается моей ноги для поддержки равновесия. Переглянувшись, Свон наклоняется к моему уху,– Мы хотели понять, что с тобой не так, потому что сама видишь, что происходит,– парень отталкивается от меня, но не сокращает дистанцию, все еще держа руку на моих коленях. Я же не испытываю дискомфорта от такой близости.

– Вы думали, что все эти беды моих рук дело?– предлагаю я, и он кивает.

Я, все еще находясь в своих мыслях, аккуратно вытаскиваю старую пачку и зажигалку. Калеб тихо смеется, но останавливает меня до того как я вытаскиваю сигарету.

– Позволь мне тебя спросить. Если бы ты знала о человеке что-то ужасное, доверяла бы ему?

– Да,– не раздумывая, отвечаю я, – У каждого свои скелеты, Калеб, но их нельзя самому доставать, поранишься. Дождись, когда человек сам откроет это шкаф, и ты поймешь, из чего состоят косточки этих скелетов.

Он вынимает из пачки сигарету и дожидается, когда я подпалю её. Огонь из зажигалки выпрыгивает и сразу перебегает на бумагу, позволяя дымку подниматься к потолку. Калеб делает одну затяжку и, кашляя, передает мне. Я втягиваю дым в полость рта, позволяя вишневому липкому веществу заполнить его.

– Нервная работа, да?– он вновь откашливается, вызывая у меня улыбку от его неудачной попытки поговорить со мной, – Я не курю на самом деле, очень редко. Бросила около года назад. В те годы это был единственный способ справиться со стрессом,– он не спрашивает, а мне хочется рассказать что-то свое,– В то время у меня умерла мама. У нас с ней были не очень хорошие отношения, но я очень сильно была к ней привязана, как я думала. Я закрывала на многие проблемы глаза, веря в её заботу обо мне. Не хотела верить в то, что у нас вместо дома был бордель, потому что она пожертвовала нормальной жизнью ради меня,– выдыхая дым, я ищу жалость в его глазах, но вижу лишь интерес,– Так и началась моя история с сигаретами.

– Ты сказала бордель,– он проводит пальцем по брови, что-то крутя в своей голове.

– А как назвать дом, в котором ходят мужчины, имеющие мою мать?

– И ты находилась и во время…

Я не отвечаю ему на это, передавая ему горящую сигарету. Пару секунд я размышляю над ответом, а потом, смотря ему в глаза, признаюсь.

– Первые годы меня не трогали. Потом у нас начали заканчиваться деньги, и мама начала продавать мои «услуги»,– я делаю пальцами кавычки под его пристальным взглядом. Первый раз я была слишком напугана, второй же смогла избежать. Затем просто решила не появляться дома. Ждала, когда последний клиент выйдет, и я смогу хотя бы поспать пару часов.

Он снова кашляет, но не решается отказаться от этого и прервать мои минуты откровения, передает мне. Дым вырисовывает круглые и волнистые линии, пока я что-то рисую сигаретой.

– Почему полиция не замечала этого? Соседи?

Я горько смеюсь.

– Калеб, всем плевать,– чеканю я грубым голосом, смотря на пепел травы и бумаги на полу,– Никого не волновало, почему девочка гуляет ночью зимой в одной кофте. Никому не было дела до подростка, работающего на не самых престижных подработках. Я всегда была сиротой, хоть с матерью, хоть без нее.

Он печально кивает.

– Когда, я потерял отца, весь мир для меня потух. Я жил лишь местью. А когда до меня дошло, что я остался один на всем свете, я ненавидел всех и каждого, кто был любим и счастлив.

– А мать? Родные?– интересуюсь я.

– Мама ушла от нас к мужчине, что задаривал её подарками. Её родственники умерли после их развода, а родных папы я не знаю. Мы не общались из-за того, что отец ушел от них. Мне было три, когда мы остались с ним одни, – я соглашаюсь с ним, понимая это тяжкое состояние,– Папа вышел на пенсию, и мы были на грани нищеты, когда ему предложили найти того ублюдка за неплохую сумму. Он напал на след Адана Айреса, но тот убил его и выкинул труп в море. Его искали несколько месяцев,– Калеб сжимает ладони в кулаки.

Значит, отец Свона нашел правителя Испании. Они имеют дурную славу, и каждый знает о них непредельной любви к насилию.

– Сколько тебе было?

– 17 лет не стало отца. Нас с Алексом познакомил Райан, мне было почти 19. Он и меня с Кристи свел. Когда Рой приставил пушку к голове, я узнал, что она его невеста. В тот же год она исчезла, и мы подружились.

– Как хорошо, когда нет бывшей общей подружки,– со смехом заявляю я, сжимая уже потухший окурок в ладони, и прах заполняет сетку, едва не прожигая её.

– Я буду не удивлен, если у тебя будет меньше пяти интрижек. Ты выглядишь разбирающейся в выборе партнеров, – он привстает и схватывается за сердце,– Только не говори, что больше.

– Почему все сводится к отношениям? Разве без них невозможно жить?– расслабляя руку, я смотрю на прах, избегая ответа.

– Я дважды пытался это узнать,– признается Калеб, возможно все еще рассчитывающий на мое откровение.

– И после ты перестал доверять.

Это утверждение, но и он понимает, что здесь все очевидно. Калеб – человек, нуждающийся в платонической любви. Он как Ахмед. Ему не обязательно нужна физическая близость, он нацелен на эмоциональную привязанность. Ему не нужна девушка, которая будет только с ним удовлетворять физические потребности. Ему нужен друг, в женском лице, принимающий его. Человек, идущий с ним по одному пути, полностью сливаясь в мыслях друг друга.

– Ты человек эмоций. Тебе нужны красивые признания, слова, внимание,– Он качает головой, улыбаясь.

– Ты лиса,– снова произносит он мое прозвище, привязавшееся ко мне в детстве, – Да, я нацелен на такую любовь. А ты, как большинство девчонок, как будто не нуждаешься в этом?

– Мне нужны поступки,– он задумчиво кивает,– Я не верю словам, как ты. Хотя, если мне будет хорошо с человеком, почему я должна связываться узами брака?

– О, потерянная душа,– говорит он.

Я цокаю языком, Калеб кивает в сторону коридора, намекая, что речь вовсе не обо мне. На нас смотрит Луиза в короткой юбке с замком посередине и в красивой белой водолазке. Её синие волосы дополняют идеальный образ.

« Да на тебя никто и никогда не взглянет!»– мамин голос подобен колоколу в храме. Слишком оглушающий и поглощающий.

Я закрываю глаза, пытаясь встать, когда парень помогает мне подняться. Калеб, человек преданный Александру Рою, но по какой-то причине решился открыться мне. Позволил увидеть некоторые из его скелетов.

Он протягивает мне мизинец.

– Мир, лисица?– с веселой улыбкой спрашивает парень.

Я молча смотрю на его руку, потом на лицо.

Почему он это делает? Зачем ему это? Какая выгода от перемирия со мной? Попытка ослабить мою осторожность и добиться доверия, чтобы всадить нож в спину при удобном случае?

Я выдыхаю и неуверенно пожимаю своим мизинцем его. Калеб улыбается от этого сильнее, и меня пробивает волнение. Ощущаю себя вновь той шестнадцатилетней девчонкой, смутившейся от напора Кирилла при нашей первой встречи.

– Отчеты нужны до смены,– холодным тоном сообщает Луизе он.

– Ага, – она вставляет ключ и открывает дверь.

– Луиза?– зову я ее. Она с раздраженным выдохом поворачивается ко мне, рассматривая свои ногти,– Мне нужно связаться с твоим братом.

Калеб моментально поворачивается ко мне. Его брови сходится на переносице, а губы сжимаются в тонкую линию. Он открывает рот и тут же закрывает его.

– Могу я поинтересоваться, зачем?

– Должок отдать, – она теперь с довольной улыбкой наблюдает за мной.

– А я уж думала, ты забыла, – она открывает маленькую сумочку и протягивает мне свой телефон.

Я по какой-то причине была уверенная в том, что она не подвергнет себя риску быть взломанной, так раз так и делает.

Переписав номер, с милой улыбкой протягиваю телефон ей. Девушка входит в свой кабинет, потом сразу же выходит и проходит в комнату Роя. Она кидает бумаги на стол и падает на главное кресло в этом кабинете, будто находится в своем. Демонстрация своих отношений с боссом. Мама тоже так делала на вечерах, когда кто-то из женщин пытался побеседовать с отцом. Ревность – полезная вещь. Позволяет понять, что в тебе видят конкурента.

– Харрис,– тяжелый голос встречает меня.

– Это Ана.

– Ана, детка, я думал, ты и забыла,– мужчина сразу же изменяет голос на любезный тон,– Я – место, ты – время.

– Через 10 минут, у меня скоро работа,– Калеб начинает печатать что-то в своем телефоне, бросая на меня встревоженный взгляд зеленых глаз.

– Ну, так не пойдет. Всего лишь 40 минут.

– Так я откупаюсь, а не встречаюсь с вами из личных желаний. Может, быть на выходных. Я – место, вы – время, – сладко шепчу я, успешно играя на чужих желаниях.

– Ты меня заинтриговала,– слышится шорох одежды и тяжелый женский вздох.

– Это вы заинтригуйте меня, что у вас было право владеть моим временем,– сбрасываю вызов. Свон убирает телефон и сжимает руки на груди, пытаясь придать более грозный вид.

– Играешь с огнем,– проходя мимо меня, говорит он.

– Калеб,– он останавливается, но не смотрит на меня,– Мы с мистером Роем похожи. Он по неизвестной причине помог тебе, зная, что ты спал с его невестой. И я, хотя должна злиться на вас,– пару минут он размышляет, а после понимает, что я специально связалась с Джошуа.

– Может, вас, поэтому друг к другу тянет?

– Не тянет,– упрямо отрицаю я.

– Ага, повторяй себе это днем и ночью. Может, тогда я стану курильщиком, – он уходит, не обернувшись.

Глава 11.

«Мы нашли её, Миша. Адевск. На счет некоторое время приходили деньги из неизвестного источника, пока ищем отправителя, но скорее всего ничего не найдем. Есть небольшая проблема, требующая твоего незамедлительного прибытия в Россию. У неё две новорожденные девочки»

Из личной переписки Альберта и Михаила Романовых

Я никогда не ходила на свидания.

Обращая внимание на это, у меня было достаточно теоретической части, касающейся этого. Я знаю, что следует говорить или делать, но у каждой девушки свое представление этих встреч. Кто-то отдавался через пару часов, говоря, что свидания для этого и существуют, вроде Адель. Кто-то проверял терпение своих возлюбленных на еще двадцатой романтической встречи, как Надья.

Они обе учили и первому способу, и второму, в зависимости от партера. Если он будет интересен – ждать все двадцать свиданий и следить за его выдержкой, ведь самое изысканное вино – дождавшееся своего времени. В последнем варианте, если он будет слишком горяч – продолжать вечер в уединенном месте. Кир же сказал, что если партнер будет мне неприятен, то, конечно же – выжимать из него нужную мне информацию и сделать все, чтобы мы больше никогда не встретились. Этим советом я не пренебрегала.

Однако я никогда не думала, что мне это понадобиться. Честно говоря, все это я запоминала, чтобы не обидеть девочек, но не исключаю и того, что лишней информации никогда не бывает.

Люди всегда ждут чего-то особенного. Красивой или символичной даты, важного повода или момента, но никогда не рискуют сделать и обычный, грустный день чуточку лучше для другого. Время идет, и его ничто не остановит.

С самого детства я слишком критична к публичным местам. Большое скопление людей портит интимность уединения. Ласковые и трепетные слова перебиваются чужим смехом или грубой руганью. Мне никогда не нравилось быть в центре внимания, быть на виду у каждого. Не нравилось быть обсуждаемой. В какой-то степени мне безразлично мнение людей, но их сплетни о значимых мне людях выводили из себя, что было опасно в моей ситуации.

Меня вырастили консерваторы. Для нас было привычно следовать семейным традициям, учиться быть верным родным и быть готовым на все ради мафии. Ради нашей большой Семьи. Но и не забывать о величие Золота – было нельзя. Если хоть кто-то посмеет запятнать его грязью, никто не станет брезгать или бояться испачкать руки в чужой крови. Поэтому каждый в мафии боялся Михаила. Но меня всегда удивляло, как люди тратят свое время впустую, пока я уважала его и важность каждого мгновения.

Джошуа Харрис – человек, демонстрирующий свой доход и влияние, как и его сестра.

Он забрал меня из клуба в красивом синем костюме в клеточку. Волосы были уложены, а одеколон пытался скрыть женский аромат цветов, которым мужчина насквозь пропах. Находясь в машине, я специально извинилась, если отвлекла его от важных дел, но не стала уточнять, что прекрасно понимала, чем он был занят.

Я не люблю подобные личности. Но ими, стоит признать, легко манипулировать. Они привыкли считать себя чем-то божественным. Человеком, которому завидуют и жаждут его внимания. Они не признают тот факт, что могут быть не интересны кому-то. Что, кто-то не мечтает быть рядом с ними, не хочет быть замеченным в одном кругу. Им проще закрыть на это глаза, и выставить таких людей странными, подпортить репутацию, сделать все возможное, чтобы они пожалели об этом.

Но благодаря этому, они не способны увидеть чужие игры. Такие мужчины не верят в силу женского ума. Не ожидают ножа в спину от той, что лгала о своей любви к нему.

С одной стороны, я помогаю самой себе, пробиваю путь к своей цели, даже если с каждым днем я все сильнее скучаю по настоящей себе. Это как пытаться подняться на поверхность, имея на лодыжке цепь с грузом, постоянно тянущим на дно.

С другой стороны, я оказываю поддержку Рою, хоть и должна стараться держать дистанцию, тем более, сейчас, когда он мне больше не нужен. Но это важно для Александра.

Слишком добрая? Может быть.

Мне не хочется позволять жестокости схватить меня. Грубости овладеть сердцем. Я всегда боролась с внутренним зверем, стараясь противостоять ему. Стать чистой, какой меня хотели видеть. Светлой, какой хотела быть.

«-Наивная».

Каждый раз, когда мне дают выбор, я все больше путаюсь в своих желаниях. Может, поэтому я стала замечать, что угрозы и кровожадность привлекают меня все чаще? Лишение свободы – своеобразный вид воли для таких, как я?

Харрис выбрал самое дорогое кафе в Беверли-Хиллз. Заказав простой салат и стакан ягодного сока, я замечаю обиженное выражение лица мужчины.

– Принеси нам еще белое вино,– я поворачиваю к официанту, снова замечая, что он вцепился в меня взглядом. Поняв, что я поймала его, кивает Харрису и спешит отойти, ни разу не обернувшись.

Я не привередлива к видам алкогольных напитков, но фаворитами у меня всегда остаются красное вино и сладкие ликеры. И каждый был полезен в моих же целях. Многим людям известно, что для любого яда идеальную пару составляет вино. Оно позволяет быстро в себе раствориться и замаскировать горький запах ядовитого вещества. Но красное вино больше подходило мне по характеру. Что же касается ликера, то он болезненно напоминает дом.

Я ненавидела праздники, где мое присутствие было обязательным. Я возненавидела фальшивые улыбки и лицемерные комплименты. Но музыка и вид ликера, стоящего на столе всегда отвлекали мое внимание от этих встреч. Мне нравилось рассматривать цвета алкоголя, удивляться его разнообразию.

Он раскрывает мои глубокие раны и дарит воспоминания и о хороших днях в Италии. О ярком обжигающем солнце и доброй прислуге, которая всегда тайно приносили нам тяжелые, набитые корзины фруктов и ягод, наивно надеясь, что смогли хоть как-то осветить нашу мрачную жизнь в цепях власти и роскоши.

Каждое лето их отпускали к семье, поэтому мы с Марселем и Ахмедом были предоставлены самим себе. Когда-то у меня был еще один человек, встречавший со мной и первый снег, и первый осенний дождь, но события лишь одной ночи заставили нас расстаться.

– Как ты себя чувствуешь? – внезапно интересуется он, но не выглядит действительно вовлеченным в этот разговор.

– Переезд выбивает из колеи, даже если не в первые дни.

– Это, поистине, удивительно,– он наклоняется ближе,– Я слышал, что все русские слишком холодные, но ты выделяешься. Неужели таешь на нашем солнце?

– У нас одно солнце,– с улыбкой отвечаю я, и сразу дополняю ответ, чтобы он не был такой саркастичный, – Просто начала согреваться от сибирских морозов.

– Проще и быстрее растаять рядом с теплым местным мужчиной,– его прерывает официант, грубо поставивший перед нами заказ.