Люди-губки

Разошлись мы только ближе к вечеру. Тора пообещала завтра со мной зайти и показать «что-то необычное». Бабушка накормила меня ужином. Мы с ней немного поболтали, и я отправился спать.

***

– Давай скорее! Идем!

На следующий день Тора вела меня… Куда-то. Незнакомое мне место за деревней, мы протиснулись в отломанный кусок забора, чтобы выйти на непонятную тропинку, ведущую через крохотный лес на речку. Но и тут она не остановилась: повела сначала через мостик, затем по заросшему травой заброшенному полю. Тора сжимала мою руку так, будто если отпустит хотя бы на немного, то я выскользну, останусь позади и брошу ее. Тора была полна энтузиазма: все время улыбалась, когда оглядывалась на меня, то ускорялась, то замедлялась, разочарованно оглядывая мое беспристрастное лицо.

– Ты всегда такой безэмоциональный! Хоть сделай вид, что тебе интересно…

Ее просьбу я проигнорировал. Может быть ее слова и являлись правдой, говорить это вот так в лоб… Даже я считаю, что довольно бестактно. Но глаза я раскрыл пошире, а шаг прибавил.

– Долго нам еще? – В десятый раз устало спросил я.

– Нет, еще чуть-чуть. – В десятый раз громко ответила она. – Закрой лицо ладонями!

Я недоверчиво на нее покосился, задавая немой вопрос. Тора настойчиво на меня глядела, на что мне пришлось сдаться и сделать то, что она попросила. Я спотыкался о валявшиеся ветки, камни, наступал в ямы, но рук с глаз не убрал. Тора вела меня, иногда поправляя траекторию, чтобы я не врезался в деревья.

– Открывай! – Вскоре скомандовала она.

Мой удивленный возглас донесся, должно быть, аж до соседней деревни, настолько он был громким. Тора привела меня на огромное поле подсолнухов, коему не было конца. Бескрайнее, не видно было ни его боковых границ, ни дальних. Высоченные подсолнухи, выше нас с ней, смотрели прямо нам в глаза, возвышаясь и смеясь над нашим низким ростом.

– Погода в этом году очень теплая, вот они и рано взошли. – Сказала Тора, вырывая мои мысли из астрала, в который я ненароком погрузился. – Хотела показать попозже, но побоялась, что их уже собрать успеют.

– Откуда ты про них узнала?

– Мимо проходила.

– За несколько километров от деревни?

– Ага.

Если говорить о Торе, то такое вполне могло произойти. Она снова взяла меня за руку и повела вглубь.

– Идем!

– Куда? Зачем? – Запротестовал я.

– Давай-давай!

С ней все зимне-весенние проблемы отступили. Я и забыл, что меня ждет через полтора месяца, полностью погрузившись в сегодняшний момент. Мы лежали на земле, окруженные подсолнухами, наши головы касались друг друга. Тора показывала в небо пальцем, разглядев в проплывающем облаке какую-то фигуру, но я ее не слушал. Глубоко вдыхал окружающие запахи. Подсолнухи, чистый кислород, немного хвои и шампунь Торы со вкусом лаванды.

– Ты когда уезжаешь? – Спросила меня она.

– В середине июля. – С ноткой грусти вздохнул я.

– Понятно. Я тоже в июле.

Мы помолчали несколько минут. Сто процентов наша одежда вся в земле, как и волосы и обувь, но разве в эту секунду это так важно?

– Тебе уже пора думать о том, чем по жизни хочешь заниматься. – Наигранно беспристрастно заключила Тора.

– Почему тебя так разозлило, что я в восьмой класс иду?

Она старалась сделать это тише, но я услышал, как она томно выдохнула. Цокнула языком и поднялась. Я остался лежать. Тора склонилась надо мной, и с ее головы мне на щеки упало несколько комков земли. Я поморщился, стряхивая их, но не пошевелился.

– Потому что чувствую себя глупо. – Вдруг заключила она и отвернулась.

– Из-за чего?

– Из-за того, что одиннадцатилетка идет в тот же класс, что и я.

Я все-таки приподнялся на локтях, заглядывая ей в глаза. Ее губы поджались, настроение заметно упало. Пришлось импровизировать в попытках исправить получившееся положение:

– Мне просто с памятью повезло. Ум здесь вообще ни при чем. – Сказал как можно ласковей. – Ты не глупая, Тора. Я, например, никогда не смогу рисовать так, как ты. Не смогу вызывать улыбки. Так разве это повод, чтобы расстраиваться?

Она сделала вид, будто мои слова хоть немного помогли, и усмехнулась.

– Редко ты такой… Чувственный. Если «никогда» можно назвать «редко».

– Ну уж вот такой я.

Тора поднялась на ноги, я тоже встал. Мы молча брели к нашему дереву через весь тот путь, что проходили к полю. Лес, речка, мостик, рука Торы…

Сидя на ветках, мы не смотрели друг другу в глаза. Хотя Тора заметно приободрилась, от нее все еще чувствовалась грусть, а я не знал, что сказать ей, чтобы не было лишним. Предложил поиграть во что-нибудь, она согласилась. Сыграли пару раз в «камень-ножницы-бумага», я позволил ей несколько раз дать мне щелбан, как она вдруг выдала:

– Дай мне обещание. – Выглядела она серьезно, хоть улыбка не сползла с лица.

– Какое?

– Всегда помнить обо мне.

Не понравилась мне эта интонация, этот тон, с которым она произнесла эту фразу. Я нахмурился:

– Что это значит?

– Ну мы видимся раз в год пару месяцев. Подумала, может ты забываешь обо мне, пока учишься. Пообещай, что не забудешь.

– Ну… Хорошо. – Неуверенно сказал я.

– Давай наше обещание на дереве высечем.

– Ладно.

Тора спустилась и так же быстро поднялась, держа в руках непонятно откуда взявшуюся заточку. На той ветке, где мы обычно сидим, высекла две буквы – «Т» и «Г», обведенные в кружочек.

Глава 8.

На выходных баба Марта попросила помочь ей на огороде. Откуда у Торы столько свободного времени – не имею ни малейшего понятия, она молчала, как рыба об лед, не упоминая ни родителей, ни род их занятий. Поэтому мы вместе летали по бабушкиному саду, как пчелы, делая все поручения подряд. В конце концов уселись на перевернутые ведра, чтобы прополоть морковку. Но тут она начала задавать мне странные вопросы, совсем не относящиеся к делу:

– А тебе уже нравилась какая-нибудь девочка?

Я чуть не поперхнулся от такой прямоты, но задумался.

– Нет. Мне одиннадцать, Тора. И я иду в восьмой класс.

– Ну и что?

– Времени и желания на такие вещи нет. Что за вопрос вообще?

– Просто интересно стало, что ты начал сразу? – Надула она губы. – Мне вот уже кое-кто понравился!

– Мои поздравления. – Ответил полный непонимания я. Что за странная тема разговора у нас зашла?

– И все? – Округлила она глаза, чуть не зарядив мне по носу только что содранным сорняком. – А как же спросить кто он?

– Боюсь, если ты скажешь, то мне это ни о чем не скажет. Я же не знаю его.

Тора замолкла, продолжив выдирать траву. Случайно вырвала морковку, я сделал вид, что ничего не заметил, когда она сунула ее обратно в дырку.

– Что, прям вообще никто? – С ноткой странной надежды спросила она.

– Да. – Категорично отрезал я.

Еще через какое-то время мы молча доделали эту грядку, и Тора подозрительно быстро ретировалась с бабушкиного участка. Ну и ладно, я все равно тоже устал.

Но на следующий день она не пришла. И на следующий. Я вышел на улицу и стал ее звать, засунув свое смущение так далеко, как только мог, но Тора не появлялась. Уже хотел пойти бабушку попросить ее найти (баба Марта, по ее словам, знала родителей Торы, но и она предательски скрывала их местонахождение в деревне), однако передо мной точь-в-точь повторилась ситуация недельной давности. Только я зашел в дом, как застал бабу Марту за столом с Торой, которая сидела на стуле и болтала ногами, как ни в чем не бывало попивая чай.

– И что тут происходит? – Скептично спросил я. Тора подорвалась, подошла ко мне и мягко обняла. Я не отстранился, но и не подался вперед.

– Как – что? – Невинно похлопала ресницами Тора. – Пришла бабу Марту проведать! И ты садись, чай стынет…

Вряд ли я когда-то привыкну к причудам этой взбалмошной девчонки. Вот уж кто не является человеком-губкой, так это она. Никакого влияние из вне, Тора поступает только так, как вздумается ей. И, честно признаться, уж лучше бы все люди были как Тора, а не как мой отец. Я принял решение обдумать это чуть позже и сел за стол.

После чая мы собрались идти купаться. Бабушка долго не хотела меня отпускать, говоря, что мы еще слишком маленькие для того, чтобы самостоятельно идти на речку, но каким-то невероятным даром красноречия Тора уговорила ее позволить мне пойти с ней. Мол, Торе же уже четырнадцать, что уж она, не сможет приглядеть за мной?

Мы пошли к той речке, через которую Тора вела нас к полю подсолнухов. Расположились у берега, где песка побольше, я решил сначала полежать на солнце. Но в одном месте я просчитался. Когда стянул футболку, Тора вскрикнула, чем заставила меня поморщиться.

– Это что у тебя?! – Кричала она, показывая пальцем на мой обнаженный живот.

Я вообще забыл про тот гигантский синяк, образовавшийся от полученных увечий. Прошло около недели, так что он не такой темный и страшный, каким был на первый день, но все равно выглядел внушительно.

– Синяк. – Пожал я плечами.

– Да я не дура! – Она дотронулась до него, на что я шикнул. – Откуда он?

– Упал неудачно.

– Так, Герман! – Скрестила она руки недовольно. – Рассказывай, что с тобой! То непонятный шрам, какие-то недомолвки, то ты очень худой и заросший… Откуда это все?!

Я понял, что не могу ничего от нее скрыть. А думал еще, что хороший лжец. Вздохнул, готовясь к долгому разговору. Уселся на полотенце, Тора приземлилась рядом на песок, уставившись на меня всевидящими голубыми глазами. Невольно я на них засмотрелся на секунду дольше, чем следовало, и начал говорить.

– Ничего с этой информацией не делай. Советов мне не давай, никому не рассказывай. – Только когда Тора кивнула, я продолжил, – Когда мама умерла у меня было несколько вариантов. Первый – это баба Марта, но она уже старенькая, ей самой-то тяжело, а тут еще и я. Второй – это детский дом. Но знаешь, я столько про него наслушался… Там до января отопления не было. Условия ужасные, меня бы там морально уничтожили. И третий – это мой отец. Биологический. Полицейский нашел его, счел условия достаточно приемлемыми для ребенка вроде меня. Он ошибался.

– Так твой шрам и синяк… – Начала Тора, я не дал ей закончить.

– Это он. – Без подробностей заключил я.

Тора сначала повела плечами, поджав губы. Затем усмехнулась, взяв лицо в ладони. Засмеялась странным смехом, ухватившись за живот.

– Ты чего? – Спросил я.

Тора вдруг дернулась вперед и обхватила меня руками, заключая в объятия. В нос ударил сладкий аромат лавандового шампуня и зеленого чая. Она немного подуспокоилась, прекратив смеяться, и громко сказала:

– А я, дура, еще на свою жизнь тебе жаловаться хотела! – Обнимала она меня крепко.

– О чем ты?

Тора отстранилась, не смотря мне в глаза.

– Хотела поплакаться о том, как плохо живу, человеку, которому еще хуже.

Мне вспомнился открытый мною феномен мнимой проблемы. Однако, признаться, если бы Тора начала мне жаловаться на всякие мелочи, я бы ее выслушал и постарался помочь, закрыв глаза на собственное положение.

– Раз уж я тебе доверился, теперь твоя очередь. – Упрекнул я ее. Она невесело усмехнулась:

– Не сегодня. – И сняла топик, оставшись в пестром купальнике.

Вернулись только под вечер. Плескались в воде, забыв обо всех проблемах, дурачились, бросали друг друга в воду. Пришли голодные. Сразу же накинулись на свежеприготовленные драники, затем на раннюю малину, и еще несколько часов проиграли в настольные игры, позвав даже бабушку.

Разошлись ближе к полуночи. На следующий день встретились на дереве, где я уселся на две высеченные буквы. Тора подкралась незаметно и хотела напугать меня, но я ее приметил еще на земле, поэтому сокрушительно не позволил ей этого сделать, сразу же завалив ее вопросами:

– Что ты имела в виду вчера? Ну, про свои проблемы?

Тора замолчала и замерла. Покачала головой и выдала:

– Это не так важно и…

– Важно. Я же не идиот, вижу, что что-то не так.

Она прикусила губу и принялась теребить пальцы, поеживаясь, сидя на ветке.

– Ладно! Черт возьми, ладно, только перестань смотреть на меня таким взглядом!

Я немного отвернулся от нее, но все еще держал в поле зрения. Пальцами нашел высеченные буквы и принялся их изучать наощупь.

– Как бы начать… – Раскачивала она ногами, смотря куда-то вдаль нечитаемым взглядом. Вроде расслабленный, но руки напряжены и сжаты в замок.

Сегодня погода не такая хорошая, как была вчера, неподходящая для купания. Подул ветер, растрепавший хвост Торы, обнаживший ее плечи. Зашелестели листья, качнулись ветви, в том числе та, на которой мы сидели. Раньше мы пугались внезапному раскачиванию, но сейчас привыкли и даже глазом не моргнули. Облака заволокли небо, закрывая солнце, но дождя не должно быть, по крайней мере так сообщила бабушка, все утро слушавшая радио.

– Ты удивительный, Герман. Я уверена, тебя ждет великое будущее и большой успех. Такие как я тебе не ровня. Я просто груз на твоей шее. Обуза. Ничто по сравнению с тобой.

– Не говори так. – Возмутился я, уставившись на нее. Вечно улыбавшаяся, сейчас она выглядела так, будто только что съела луковицу. – Я ничем тебя не лучше.

– Да ну? – Грубо парировала она, но смягчилась. – Второй раз уже перескакиваешь через класс, заканчиваешь школу круглым отличником…

– Это ты откуда узнала? – Не понял я.

– Баба Марта сказала. Это не важно. – Покачала Тора головой. – Ты так по-взрослому себя ведешь! Над тобой издевается отец, не так давно умерла мама, а ты и бровями не ведешь, а я тут как плакса сижу перед тобой и распинаюсь о том, как ты крут…

Я пододвинулся к ней и положил ладонь ей на плечо. Она посмотрела на меня взмокшими глазами.

– Я никогда не считал тебя обузой, грузом или как там еще ты себя назвала. Оценки в школе не показатель, так же как и возраст, в котором ты окончишь школу…

– У меня нет друзей, Герман. – Призналась она, снова отвернувшись. – Я стараюсь учиться, но ничего не получается. Ты вроде просто мелкий засранец, но ты лучше меня во всем. Не удивлюсь, если ты школу окончишь, когда будешь моего возраста…

Я не ответил, но по моему сконфуженному выражению лица она все поняла.

– Так и знала. – Заключила она, посмеиваясь. – Так и знала…

Вроде ничего такого не сделал, а посмотреть ей в глаза так и не смог. Мы просидели так, наверное, около часа, просто рассматривая камни и пыль на дороге, затем разошлись и завтра вновь встретились, как ни в чем не бывало, продолжив летние приключения.

Что мы только не делали, где только не были! Время пролетало незаметно с ней, таким счастливым я не чувствовал себя с самой смерти мамы. Все мои глубокие размышления о мироздании и составу общества стали просто пылью на фоне Торы. То, как переливались на солнце ее светлые локоны, как блестели ее глаза, как подрагивали ее плечи при смехе, как дергался нос, когда она ела что-то вкусное… Мне показалось, что она стала намного расслабленнее после того разговора, отчего я тоже облегченно выдыхал всякий раз, когда видел ее улыбку.

Уже пятнадцатого июля бабушке нужно было уезжать из деревни. Она человек верующий – ей нужно что-то там делать для церкви все оставшееся летнее время. То ли куда-то уехать, то ли руководить процессией – она не вдавалась в подробности, а я и расспрашивать не стал. По мере приближения этой даты Тора расстраивалась все сильнее, хоть и не показывала этого.

– Ты ведь в Мёлькерне живешь? – Спросил я.

– Ну… Почти. – Мялась она.

– Что значит – «почти»?

– Тут мама живет. Я ведь к ней приезжаю.

– И не скажешь где. – Досадливо закатил я глаза.

– Ага, не скажу. – Лыбилась она.

В мой последний день здесь, четырнадцатого числа, мы сидели на моей кровати и играли в карты. Ее волосы распущены, сама она в пижаме. Сегодня Тора остается у нас, и спать мы будем вдвоем на моей большой кровати.

– Так не хочется прощаться. – Грустно говорила она, разглядывая карты у себя в руках и стараясь подглядеть в мои, пока я делал вид, будто этого не замечаю.

– Возможно, я на новый год сюда приеду, если бабушка не будет против.

Тора улыбнулась, но ничего не сказала. Положила карту, которую я тут же покрыл и начал ход.

– Новый год… Да, думаю, хорошая идея.

– Ты ведь тоже можешь приехать маму навестить в зимние праздники.

– Ты прав.

Карты отправились в «биту», и я положил последнюю карту, определяющую мою сокрушительную победу. Тора посмеялась и сгребла их всех в одну кучу.

– Я думаю пора спать. Ты же завтра уже уезжаешь, замотаешься…

– Я не очень устал, но если тебе хочется спать, то давай.

Тора убрала карты в коробочку и нажала на кнопку выключателя. Она примостилась на краю кровати, я пододвинулся ближе к стене, чтобы ей хватило места. Мы немного помолчали в темноте, когда Тора сказала:

– Ты хороший друг, Герман. Мой единственный.

– И ты тоже моя единственная подруга, Тора. – Признался я вслед за ней, после чего спиной почувствовал, как она приподнялась.

– Правда?

– Ага. Сложно найти друзей в школе, когда скачешь из класса в класс.

Она помолчала немного и легла обратно.

– Это были лучшие полтора месяца в моей жизни.

– Да, и мои.

– Нет, серьезно, Герман. Я так счастлива, что подружилась с тобой.

– Я тоже счастлив.

Тора немного помолчала, после чего тихо, шепотом произнесла, видимо, надеясь, что я не услышу:

– …Ты мне нравишься…

Я замер. Сонливость как рукой сняло. Вот такого поворота событий я точно не ожидал и даже не знал, что мне ответить. С одной стороны, черт возьми, мне одиннадцать, а ей четырнадцать, с другой стороны… С ней я испытываю то, что не испытывал никогда. Она заставляет меня улыбаться, как дурака, а все ее выходки, ее прямолинейность… Заставляет что-то внутри просыпаться. Что-то, что давно мертво и похоронено вместе с мамой.

Что мне ответить, чтобы не сделать хуже? Что делать? Какая будет у нас дружба независимо от того, соглашусь я или откажусь?

Я пошел на отчаянный шаг, ва-банк. Хуже не будет, лучше – возможно.

– И ты мне. – Так же тихо прошептал я, почувствовав, как она дернулась.

По отношению к ней у меня явно не то чувство, какое у нее ко мне. Мне нравится проводить с ней время, нравится просто быть с ней, но не в том плане, в котором наверняка имеет в виду она. Но если сейчас я ей откажу, то вряд ли что-то еще может быть хорошее между нами.

Она не ответила. Естественно, сон как рукой сняло, поворачиваться к ней я не хотел. Но перевернуться пришлось, когда рука, на которой я лежал, уже начала затекать. Тора сопела, ее лицо источало умиротворение, а подушка, на которой она спала, взмокла. Приглядевшись, я увидел, что она плакала, прежде чем уснуть. Большим пальцем я вытер влагу с ее щеки и постарался не думать о том, что, вернее, кто меня ждет завтра.

Утром я проснулся по будильнику, но Торы рядом уже не было. Мне показалось это странным, учитывая, что будильник был заведен на довольно раннее время, но особого внимания не обратил. Может, спалось плохо.

Я переоделся, взял подготовленный вчера рюкзак и спустился вниз. Бабушка уже во всю порхала над сырниками, а я отправился умываться.

– Не видела Тору? – Спросил-таки, выйдя из ванной.

– Нет, а она что, убежала уже? – Удивилась баба Марта. Вот уж кто реально рано встает, так это она, и было подозрительно, что Тора умудрилась сбежать еще раньше.

– Да. Ты ведь знаешь, где она живет?

– Могу только догадываться. – Пожала она плечами. Привычка, которая досталась мне как раз от нее. – Я ведь тут всех знаю, но есть пара домишек на окраине, в которых она может в теории жить.

Я кивнул, принимая такую логику. Значит, эта засранка даже от бабушки смогла скрыть свой адрес. Ну ничего, я ее найду, когда позавтракаю, и устрою пару ласковых за то, что ушла, не попрощавшись. Быстренько умял пару сырников, спросил, о каких домах идет речь и побежал прямо туда, пока автобус еще не приехал.

О той зоне, о которой сказала бабушка, и правда сложилось впечатление нежилой. Сначала я вежливо стучался в ветхие домишки, затем просто открывал незапертую дверь. Сады заросшие, огороды заброшены, видно, что участки не нужны хозяевам, если они вообще были. Последний домик привлек мое внимание, что-то подсказывало, что там все-таки кто-то был. Обувь у порога, наполненная пепельница, стоящая на крыльце, сырой коврик…

Я зашел внутрь. Отставил занятие стуком – еще разбужу кого-то из соседей, кто еще спит. Огляделся – интерьер мало отличается от дома бабушки, разве что тут более пусто. Нет скатерти на столе, всякой кухонной утвари. Заглянул направо, там, где у нас комната бабушки – никого. В ванной тоже. Начал подниматься на второй этаж.

Тусклый свет еле пробирался через крохотное оконце на другом конце комнаты. Сырой запах ударил мне в нос, заставляя морщиться, вдруг стало очень холодно, я поежился. Тишина резала уши, только скрип ступенек врезался в уши.

Да, тут была Тора.

Только я совсем не ожидал ее увидеть вот такой. Она была бледной, почти белой, ее выражение лица было пустым, а губы синие. Она висела над полом с натянутой на шее веревкой, привязанной к люстре. Глаза – ее прекрасные голубые глаза – пустые, черные, смотрели вперед, в пол. Даже блондинистые локоны показались серыми, безжизненными. Рядом валялась табуретка – единственный предмет мебели в комнате, кроме крохотной кровати за ней.

Тихо. Непривычно тихо рядом с самым громким и веселым человеком, которого я только знал. Воздуха не хватает, его как будто нет в этой комнате, пропахшей сыростью и пылью. А, нет, воздух есть, это я просто от шока забыл, как дышать. Я просто разглядывал ее нежное, но очень уж бледное личико, еще вчера признававшееся в своих чувствах.

Мои ноги подкосились, я упал на колени, обхватив лицо руками. Вдруг очень захотелось выдрать на себе волосы, которые она мне стригла в начале июня. Этого не может быть.

Это не может быть правдой. Ну точно, это очередной ее розыгрыш.

Я подполз к ней и тронул за висящую ногу. Обхватил лодыжку и прижался к ней лицом, почувствовав неестественный холод, исходящий от нее. По щекам потерли слезы, они попадали на ее пальцы, белоснежные носки тут же взмокли.

– Тора… – Позвал я ее хриплым голосом, тут же заглотнув поток слез. Она не ответила. Я позвал еще раз, громче.

И вот, я сижу и ору во все горло ее имя, наплевав на соседей, о которых беспокоился каких-то минут десять назад.

Мир вокруг начал плыть. Кровать заплясала, тумбочка пошла ходуном. Руки поразила дрожь, я держался за нее, не в силах отпустить. Мое сердце билось настолько громко, что хватило бы нам двоим для разгона крови, но ей это уже не нужно.

Она мертва. Тора. В состоянии оцепенения и странного наваждения, я поставил табуретку и снял ее с люстры, даже не развязав веревку. Аккуратно положил ее на пол, движением руки закрыл глаза и просто сжимал в ладонях лицо, больше похожее на бетонное. Запах чая и аромат лаванды ударили мне в нос, но я не смог ими насладиться, как сделал бы вчера.

– Когда мама умерла ты не так реагировал. – Сказал мне внутренний голос.

– Мама умирала постепенно. Я видел, как она угасала, и был к этому готов. – Ответил я ему, разглядывая ресницы Торы.

– А может, ты просто не любил ее?

– Я… – хотел возразить, но не смог найти, чем.

– Во-от. А Тору любил?

– Наверное. Иначе бы так не реагировал… – Шептал я самому себе, раскачиваясь взад-вперед.

– А может это не ты вовсе? Что если твое эго реагирует на то, что ты не смог этого предотвратить? – Усмехнулся внутренний голос.

– Заткнись. – Прорычал я, и он заткнулся.

Я был готов просидеть с ней хоть весь день, но нужно было торопиться на автобус. Чмокнул Тору в лоб, аккуратно положил ее на пол, сняв с шеи веревку, и уже хотел спуститься, как заметил на кровати сумку, наспех прикрытую одеялом. Нахмурился и подошел к ней, открыл. Мне показались инструменты для рисования: блокнот, раскиданные ручки, карандаши, вон ластик лежит… Я еще порылся в карманах и нашел в закрытом внутреннем отсеке кошелек с принтом бабочек, ключи с таким же брелком и паспорт.

– Лиора Кэмпбелл? – Не понял я, разглядывая улыбающуюся фотографию в паспорте. Это определенно Тора, но имя почему-то указано другое.

Я подошел к ней и мягко коснулся ее щеки.

– Ты даже имя от меня скрыла? – Я коснулся пальцем до ее нижней губы, чуть приоткрывая рот. – Эх, ты. Тора…

Вышел из дома, прихватив ключи и паспорт Торы. Попросил бабушку подождать меня еще немного и добежал до нашего дерева. Ключами нацарапал, исправляя, поверх буквы «Т» букву «Л». Теперь там зияло «Л» и «Г», обведенные в кружочек.

«Люди-губки – осенило меня. – Это они виноваты. Тора… Лиора говорила, что у нее нет друзей, кроме меня. А почему это? Потому что общество людей-губок не может признать того, кто от них отличается. Индивидуальность, не внушаемую…»