Нёвиллет и Люмин

Слова Люмин повисли в тишине обеденного зала, отражаясь от хрусталя и серебра. «Часть моего пути…» Нёвиллет молча наблюдал за ней, его взгляд, обычно бесстрастный, как глубокая вода, казался сейчас чуть более проницательным, словно он пытался разглядеть не только спутницу по оружию, но и ту, что скрывалась за маской странствующей героини. Он медленно отставил вилку, так и не прикоснувшись к рыбе. Аромат блюда, такой манящий мгновение назад, теперь казался неуместным на фоне тяжести их разговора. Он понимал её стремление защищать, видел эту искру неукротимого духа в её глазах – искру, которая так часто горела на грани самосожжения. Но именно это и вызывало в нём растущую тревогу, непривычное, почти болезненное чувство, которое он не мог до конца объяснить даже самому себе. Он, Властелин Гидро Драконов, хранитель порядка и справедливости, ощущал смятение перед лицом её безрассудной храбрости и той хрупкости, которую она так тщательно скрывала.

– Ваш путь приводил вас во многие земли, Люмин, – наконец произнес он, его голос был тихим, но каждое слово весомо падало в образовавшуюся тишину. – Вы видели падение богов и рождение новых надежд. Вы сражались с чудовищами, порожденными самой Бездной, и выстояли там, где пали многие. Но скажите… – Он помедлил, подбирая слова, его взгляд не отрывался от её лица. – Эта готовность бросаться в самое пекло… она не иссякает? Даже сейчас, после Натлана, после всего, что вы пережили? Неужели в вас не накапливается… усталость?

Его вопрос был прямым, но лишенным осуждения. В нем слышалось не любопытство судьи, а искреннее беспокойство существа, которое само несло бремя вечности и ответственности, и теперь видело, как бессмертная – пусть и не совсем обычная бессмертная – взваливает на себя ношу, способную сломить любого бессмертного. Он видел темные круги под ее глазами, едва заметную дрожь в пальцах, когда она брала бокал с водой. Он видел напряжение в её плечах, которое не исчезало даже здесь, в относительной безопасности его дворца. И его собственное сердце, обычно размеренно отбивающее ритм законов и приливов, сжималось от непонятного предчувствия.

Люмин на мгновение отвела взгляд, посмотрев в высокое окно, где последние лучи заката растворялись в фиолетовой дымке над крышами Фонтейна. Усталость… да, она была не только физическая, от недавних боев и недосыпа, но и глубинная, душевная. Усталость от бесконечной дороги, от поисков брата, которые то вспыхивали надеждой, то снова гасли, оставляя лишь пепел разочарования. Усталость от потерь, от друзей, оставленных позади, от миров, которые она спасала, но которые так и не стали ей домом.

– Усталость есть, Нёвиллет, – тихо призналась она, снова поворачиваясь к нему. Её голос был ровным, но в нем слышались отзвуки долгих странствий. – Иногда кажется, что этот путь не закончится никогда. Что я так и буду идти от одного сражения к другому, от одной тайны к следующей, пока… пока сама не стану частью этой Бездны, с которой сражаюсь.

Она сделала паузу, вспоминая недавние события в Натлане, жестокость Пиро Архонта, леденящее прикосновение настоящей Бездны, забравшей Итэра. Паймон, оставшаяся там, наверное, сейчас нежилась в источниках, и Люмин внезапно остро ощутила свое одиночество. Но потом её взгляд снова смягчился, и она перевела его на Нёвиллета.

– Но здесь… в Фонтейне… что-то иначе. – Она чуть улыбнулась, вспоминая их совместную битву, изменившую всё. – Помните Нарвала? Всепожирающего Нарвала? Тогда казалось, что это предел, самая страшная угроза, с которой мы могли столкнуться. Мы оба были на грани, наши тайны вышли наружу… Вы узнали обо мне, я – о вас. – Её улыбка стала теплее, интимнее. – После Натлана та битва уже не кажется такой ужасающей, но… она была нашей. Она связала нас так, как не связывало ничто другое. Вы не отвернулись, узнав, кто я. И я… я увидела в вас не только судью, но и… нечто большее.

Её слова были смелыми, но она чувствовала, что сейчас, в этой тихой комнате, после всего пережитого, она может позволить себе эту откровенность. Она видела, как его обычно непроницаемое лицо слегка дрогнуло при упоминании Нарвала. Эта битва была не просто очередным испытанием; это был момент истины, когда их судьбы переплелись неразрывно.

– Вы правы, та битва многое изменила, – медленно проговорил Нёвиллет, его взгляд на мгновение затуманился воспоминаниями. Он помнил хаос, давление воды, рев чудовища и рядом – эту хрупкую на вид, но несокрушимую девушку, сияющую светом иного мира. Он помнил шок от её откровения и своё собственное, почти рефлекторное желание защитить её, несмотря на её невероятную силу. – Она показала истинную природу вещей. Он снова посмотрел на неё, и теперь в его глазах читалось не только беспокойство, но и глубокое понимание. Он, как никто другой, знал, что такое нести бремя тайны, бремя силы, отличающей тебя от всех остальных.

– И именно поэтому я спрашиваю об усталости, Люмин, – продолжил он мягче. – Сила имеет свою цену. Постоянная борьба истощает не только тело, но и дух. Вы ищете брата, вы сражаетесь за миры, которые не просили вас об этом… Это благородно, но… не слишком ли тяжела эта ноша для одних плеч?

Люмин глубоко вздохнула, чувствуя, как его слова находят отклик в самой глубине её души. Да, ноша была тяжела. Иногда невыносимо тяжела. Особенно сейчас, когда цель её путешествия – Итэр – снова ускользнул, оказавшись по ту сторону баррикад, во власти Бездны.

– Иногда мне хочется просто остановиться, – призналась она, её голос стал тише, почти шёпотом. – Найти место, где можно выдохнуть. Где не нужно каждый день смотреть в лицо опасности. Где можно… просто жить. Я прошла через столько королевств, Мондштадт с его ветрами свободы, Ли Юэ с его контрактами и традициями, Инадзума с её вечностью и грозами, Сумеру с его мудростью и лесами, даже огненный Натлан… Все они прекрасны по-своему. Но нигде я не чувствовала…

Она запнулась, подбирая слова. Как объяснить это чувство? Чувство порядка, справедливости, которое здесь, в Фонтейне, было не просто декларацией, а работающим механизмом, пусть и не всегда идеальным. Чувство… правильности? Или, может быть, дело было не только в Фонтейне?

– Фонтейн… – повторила она задумчиво, глядя на отражение свечи в его глазах, таких же глубоких и чистых, как воды этого королевства. – Он стал для меня особенным. Не сразу. Сначала это была просто очередная страна на моем пути, со своими законами, своими проблемами. Оратрис, суд, энергия пневмы и усии… Все это казалось сложным, чужим. Но потом… – Её взгляд снова потеплел. – Потом была битва с Нарвалом. Потом были разговоры с вами. Я увидела не только фасад справедливости, но и сердце этого места. Сердце, которое… бьется в унисон с Вашим. Она почувствовала, как щеки слегка залились румянцем от собственных слов, но не отвела взгляда. Это была правда. Фонтейн стал особенным не только из-за своих каналов, оперного театра или мелюзин. Он стал особенным из-за него. Из-за Нёвиллета, той странной, необъяснимой связи, которая возникла между ними – двумя одинокими существами из разных миров, несущими бремя долгой жизни и великой силы.

– Здесь я впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на… якорь? – Она чуть склонила голову, пытаясь лучше сформулировать свои ощущения. – Будто бушующее море моих странствий нашло тихую гавань. Даже несмотря на угрозу Бездны, которая, кажется, следует за мной по пятам. Здесь есть порядок, есть Вы, есть что-то, что заставляет меня думать, что, возможно, бесконечная дорога может когда-нибудь закончиться. Или хотя бы сделать передышку. Это было самое откровенное признание, которое она когда-либо делала. Признание не только в усталости, но и в зарождающейся надежде, в тяге к стабильности, к месту, которое можно было бы если не назвать домом, то хотя бы считать пристанищем. И она видела по лицу Нёвиллета, что он понял гораздо больше, чем было сказано слов.

Надежда и окончательный выбор.

Нёвиллет слушал её, не перебивая, его лицо оставалось почти неподвижным, но Люмин видела, как напряглись его пальцы, сцепленные на столе, как едва заметно дрогнули ресницы. Её слова, такие простые и искренние, проникали сквозь его вековую сдержанность, затрагивая струны, о существовании которых он и сам почти забыл. Тихая гавань… Якорь… В его мире, мире законов, обязанностей и вечного одиночества Гидро Дракона, эти понятия были чуждыми, почти немыслимыми. Но сейчас, глядя на Люмин, на её усталое, но одухотворенное лицо, он чувствовал, как внутри него что-то сдвигается. Её признание в привязанности к Фонтейну… он понимал, что это признание было адресовано не только королевству. Он медленно поднял бокал с водой, делая небольшой глоток, словно пытаясь выиграть время, собраться с мыслями. Что он мог ей ответить? Он, Верховный Судья, чья жизнь была подчинена долгу и справедливости? Мог ли он позволить этой страннице, этому светлячку из другого мира, нарушить размеренный ход его существования? Мог ли он… ответить на её невысказанные чувства?

– Фонтейн… ценит вашу преданность, Люмин, – произнес он наконец, его голос звучал ровно, но в нем появилась новая, едва уловимая теплота. – И я… рад, что вы нашли здесь то, что приносит вам покой, пусть и временный. Ваша усталость… она понятна. И заслуженна. Возможно… возможно, вам действительно стоит позволить себе эту передышку.

Он не сказал большего. Не предложил остаться навсегда, не заговорил о своих чувствах. Но в его взгляде, в этой мимолетной мягкости голоса было нечто большее, чем просто слова Верховного Судьи. Это было молчаливое признание её значимости. Признание того, что её присутствие здесь, в Фонтейне, в его жизни, меняло всё. Разговор сместился с обсуждения Бездны и стратегии на нечто гораздо более личное, хрупкое и важное. Атмосфера в зале изменилась, стала плотнее, насыщеннее невысказанными словами и зарождающимися чувствами, которые витали между ними, как мельчайшие капельки воды в воздухе Фонтейна. И оба понимали, что этот ужин – лишь начало чего-то нового и неизведанного.

– Я понимаю, – тихо произнес Нёвиллет, его взгляд словно проникал в самую душу Люмин. – Но позвольте мне хотя бы попытаться защитить вас здесь, в Фонтейне. Вы не обязаны нести это бремя в одиночку.

Он замолчал, и тишину нарушал лишь тихий звон серебряных приборов о фарфор. Люмин чувствовала, как его слова, простые и искренние, согревают ее изнутри. Эта забота, которую он так старательно пытался скрыть за маской беспристрастного судьи, трогала ее до глубины души. Именно здесь, в Фонтейне, среди строгих линий архитектуры и упорядоченного ритма жизни, она впервые почувствовала себя… дома. Не в смысле конкретного места, а в смысле эмоционального убежища, где можно было быть собой, не скрывая своей уязвимости.

– Нёвиллет… – начала Люмин, но не смогла подобрать нужных слов. Слишком много эмоций вихрилось внутри: благодарность, тепло, тревога и что-то еще, нечто новое и непонятное. Она опустила взгляд, разглядывая узор на скатерти, пытаясь собраться с мыслями.

Нёвиллет, тронутый её смятением, вдруг осознал глубину своих чувств. Эта хрупкая девушка, которая с такой легкостью владела стихиями, вызывала в нем не только восхищение, но и глубокую нежность. Он всегда был одинок, отгороженный от мира своим долгом и вечным бременем Властелина Гидро Драконов. Но Люмин… она была другой. Она видела его настоящего, скрытого за маской неприступности.

Не в силах больше сдерживаться, он протянул руку и нежно коснулся её пальцев. Легкое прикосновение, словно электрический разряд, пробежало по рукам обоих. Люмин вздрогнула и подняла на него глаза, в которых он прочел удивление и… ответное чувство?

– Люмин, – тихо произнес он, его голос слегка дрожал. – Вы… изменили Фонтейн. Вы изменили… меня.

Его признание, такое неожиданное и искреннее, разрушило оставшиеся барьеры между ними. Разговор перетек на более личные темы. Нёвиллет рассказал о своем одиночестве, о тяжести ответственности, которая лежит на его плечах. Он говорил о том, как её появление стало лучом света в его упорядоченном, но пустом мире.

– Я всегда жил по законам, – продолжал Нёвиллет, его голос был низким и глубоким, как шелест подземных вод. – Закон и порядок – это основа Фонтейна, это то, что я обязан охранять. Но иногда… иногда я чувствую себя заключенным в собственном дворце, отрезанным от жизни, которую должен защищать.

Он поднял глаза на Люмин, и в их глубине она увидела отражение своих собственных чувств: одиночества, поиска смысла и… надежды. Надежда на то, что можно найти родственную душу даже в самом необычном месте, даже в сердце самого строгого и неприступного Фонтейна.

Люмин слушала его, затаив дыхание. Каждое его слово было словно капля воды, падающая в тихую гладь озера, расходясь кругами по поверхности. Она понимала его, как никто другой. Она тоже была одинока в своих странствиях, несмотря на верных друзей и союзников. И в этом одиночестве она нашла с ним нечто общее, нечто важное и ценное. Эта связь, невидимая, но прочная, сплетала их судьбы воедино, обещая что-то новое, неизведанное и… волнующее. В тишине зала, нарушаемой лишь треском камина, родилось чувство, которое изменит их жизни навсегда.

– Люмин, – начал он, и его голос был тихим и хриплым. – Есть кое-что, что я должен вам сказать. С тех пор, как вы появились в Фонтейне… моя жизнь изменилась. Вы принесли с собой… свет, который рассеял мрак, окутывавший меня веками.

Он поднял ее руку к своим губам и нежно поцеловал тыльную сторону ладони.

– Я… привязан к вам, Люмин. Больше, чем могу выразить словами. Ваше присутствие здесь… оно делает меня… счастливым.

Люмин смотрела на него, затаив дыхание. Его слова были неожиданными, но… желанными. Она и сама чувствовала необъяснимую тягу к этому загадочному и могущественному Владыке Гидро Драконов.

– Нёвиллет… я… – начала она, но он мягко прервал ее.

– Не спешите с ответом, Люмин, – сказал он, поднимая на неё взгляд, полный смятения и надежды. – Я понимаю, что ваш путь – это путь странствий и открытий. Я не хочу вас удерживать. Просто… знайте, что здесь, в Фонтейне, у вас есть место, куда вы всегда можете вернуться. Место, где вас ждут и… любят.

Слова Нёвиллета повисли в воздухе, наполняя комнату теплом и надеждой. Люмин смотрела на него, чувствуя, как внутри борются противоречивые чувства. С одной стороны – зов приключений, жажда новых открытий, поиск брата. С другой – тепло и спокойствие, которые она нашла здесь, в Фонтейне, рядом с Нёвиллетом. Что выбрать? Путь странствий или остаться здесь, приняв его чувства и подарив ему свою любовь?

Люмин сделала глубокий вдох и мягко улыбнулась.

– Нёвиллет, мне нужно время, чтобы все обдумать, – сказала она тихо. – Но… я благодарна вам за ваши слова. И… я тоже чувствую к вам нечто особенное.

В ее взгляде светилась надежда, а на губах играла робкая улыбка. Мир между ними перевернулся, и теперь все было возможно.

– Знаете, Люмин, – начал Нёвиллет, его голос был тихим, почти интимным, – я часто думал о том, что было бы, если бы мы встретились при других обстоятельствах. Не на поле боя, не во время очередного кризиса…

Он замолчал, словно подбирая слова. Его взгляд, обычно спокойный и проницательный, сейчас был полон какой-то неуверенности, что делало его еще более привлекательным. Люмин почувствовала, как учащается её сердцебиение.

– Я… я ощущаю с вами странную связь, – продолжил он, наконец, встречаясь с её взглядом. – Словно мы… знаем друг друга уже целую вечность. Это… трудно объяснить. Слова Нёвиллета повисли в воздухе, тяжелые и значимые. Люмин, смущенная его признанием, отводила взгляд. Комната вдруг стала слишком маленькой, воздух – слишком густым.

– Нёвиллет… – начала она, но не знала, как продолжить. Словно все слова вдруг куда-то исчезли, оставив лишь смутную смесь эмоций.

– Я… – Нёвиллет поднялся из-за стола и сделал шаг к ней. Его высокая фигура отбрасывала длинную тень на полированный пол. – Люмин, я… – Он снова запнулся, и в этот момент все его тщательно выстроенные барьеры, вся его сдержанность, казалось, рухнули. – Я… испытываю к вам… чувства, которые… которые мне трудно понять. Но я знаю, что они… сильны.

Она поднялась из-за стола и, не говоря ни слова, подошла к окну. Город внизу мерцал тысячами огней, похожими на рассыпавшиеся звезды. Она смотрела на этот мерцающий океан света, пытаясь осмыслить то, что только что произошло. Признание Нёвиллета было неожиданным, волнующим… и пугающим.

В тишине, нарушаемой лишь тихим гулом города, она пыталась разобраться в своих собственных чувствах. Нёвиллет… Гидро Дракон, Верховный Судья Фонтейна… человек, которого она уважала, с которым прошла через огонь и воду… человек, который только что признался ей в своих чувствах. Её сердце билось где-то в горле. Она знала, что должна что-то сказать, но слова застревали где-то внутри. Она повернулась к нему, встречая его взгляд. В глазах Нёвиллета она увидела ту же смятение, ту же неуверенность, но еще и… надежду?

– Нёвиллет… Я… – начала она, но он поднял руку, прерывая её. Он подошел к ней, его взгляд был полон нежности.

– Не нужно говорить ничего, Люмин, – тихо произнес он. – Я понимаю… Просто знайте, что… что бы ни случилось, я всегда буду рядом.

– Люмин… – начал он, и само звучание ее имени с его губ было иным, личным, лишенным официальной дистанции. – Я сказал… Я выразил то, что долгое время было скрыто даже от меня самого. Века уединения учат скрывать чувства, считать их слабостью, помехой долгу. Но ваше появление… оно нарушило этот порядок. Оно принесло… свет.

Он сделал паузу, собираясь с духом. Люмин чувствовала его внутреннюю борьбу – борьбу между вековым долгом и внезапно расцветшим чувством.

– Я не жду… Я не смею требовать ответа, – продолжил он, и в его голосе проскользнула тень былой сдержанности, как защитный рефлекс. – Ваш путь – это поиск, движение. Фонтейн – лишь одна из остановок. Я понимаю это. Но я должен был сказать. Должен был… признаться.

Собравшись с духом, он осторожно коснулся ее плеча, и его прикосновение, легкое, почти невесомое, заставило ее вздрогнуть. Он медленно повернул ее к себе. Его глаза, цвета глубокой воды перед грозой, были полны такой неприкрытой эмоции, такого смятения и надежды, что у Люмин перехватило дыхание. В них больше не было холодной отстраненности судьи – лишь уязвимость того, кто рискнул открыть свое сердце.

– Я люблю вас, Люмин, – выдохнул он, и эти три слова, простые, но такие весомые, разрушили последнюю стену между ними.

Миг растянулся в вечность. Мир сузился до пространства между ними, до отражения огней Фонтейна в его зрачках, до стука их сердец, звучащего в унисон. А затем, не в силах больше сдерживать веками копившуюся нежность и внезапно обретенную смелость, он наклонился и коснулся ее губ своими. Поцелуй был легким, почти целомудренным, но в нем чувствовалась вся глубина его новообретенных чувств, вся тяжесть его одинокого прошлого и вся хрупкость надежды на будущее. Это было признание, не требующее слов, обещание, данное не разумом, но душой.

Когда он отстранился, оставляя на ее губах ощущение прохлады и влаги, словно прикосновение дождевой капли, Люмин смотрела на него сквозь блестящую пелену слез. Это были не слезы печали или боли. Это были слезы облегчения, слезы узнавания, слезы, смывающие пыль долгих дорог и горечь потерь. Они катились по щекам, горячие и соленые, но на губах играла робкая, дрожащая улыбка. Она медленно подняла руку и коснулась его щеки, ощущая под пальцами гладкую, прохладную кожу. Его ресницы дрогнули от ее прикосновения.

– Нёвиллет… – ее голос был тихим, срывающимся, но твердым в своей искренности. Слезы продолжали течь, но взгляд был ясным и прямым. – Мое сердце… оно тоже… давно принадлежит тебе. С того самого момента, когда мы стояли плечом к плечу против нарвала, или может, даже раньше… Я просто… боялась признаться в этом даже себе. Боялась снова привязаться к месту, к кому-то… Боялась снова потерять.

С этими словами она сделала шаг вперед, стирая последнее расстояние между ними. Ее руки обвились вокруг его шеи, пальцы зарылись в шелковистые серебристые волосы на затылке. Она прижалась к нему всем телом, чувствуя, как он напрягся на мгновение от неожиданности, а затем медленно, осторожно обнял ее в ответ, его руки легли на ее талию, притягивая ближе, словно боясь, что она растворится, исчезнет, как видение.

И тогда она ответила на его поцелуй. Ответила со всей страстью, которую так долго подавляла, со всей нежностью, что накопилась в ее душе за время их негласного понимания и взаимной поддержки. Это был поцелуй, в котором смешались отчаяние одиночества и ликование обретения, горечь прошлого и надежда на будущее. Это был поцелуй двух существ, проживших слишком долго, видевших слишком много, но впервые нашедших истинный дом – друг в друге. Мир вокруг них окончательно растворился. Исчезли тревоги о Бездне, забылись раны и усталость. Остались только они – мужчина и женщина, дракон и сошедшая, две души, нашедшие свою гавань посреди бушующего океана времени и судьбы. В тишине зала слышалось лишь их прерывистое дыхание да тихий шелест слез, падающих на воротник его безупречного сюртука. И в этот момент оба поняли: что бы ни ждало их впереди, они встретят это вместе. Мир действительно перевернулся, но теперь у него появился новый центр.

Воздух в кабинете Нёвиллета казался густым и наэлектризованным, насыщенным невысказанными словами и только что вырвавшимся признанием. Их поцелуй, страстный и отчаянный, все еще горел на губах Люмин, смешиваясь с соленым привкусом слез, которые она не смогла сдержать. Его руки, обычно такие сдержанные и властные, все еще лежали на ее талии, излучая непривычное тепло, а ее собственные пальцы замерли на ткани его строгого сюртука, ощущая быстрое биение сердца под ладонями. Тишина, нарушаемая лишь их сбившимся дыханием и далеким, мерным шумом фонтанов снаружи, давила своей значимостью. Мир, который Люмин знала – мир бесконечных дорог, поисков, битв и одиночества – только что ощутимо качнулся на своей оси, угрожая рассыпаться или же, напротив, обрести новый, неожиданный центр. Она слегка отстранилась, ровно настолько, чтобы встретиться взглядом с глазами Нёвиллета – цвета чистейшей воды, но сейчас потемневшими от бури эмоций, которую он, казалось, больше не пытался скрыть. В них читалось столько всего: вековая усталость, недавно обретенная уязвимость, робкая надежда и страх отказа.

Она медленно высвободилась из его объятий, сделав шаг назад, к огромному арочному окну. За ним раскинулся Фонтейн, залитый мягким светом заходящего солнца. Огни фонарей начинали зажигаться вдоль каналов, отражаясь в воде причудливыми бликами. Город жил своей жизнью, размеренной и упорядоченной, под защитой своего Дракона-Судьи. Люмин смотрела на эту картину, но видела не только ее. Перед ее внутренним взором проносились другие пейзажи: вольные ветра Мондштадта, величественные скалы Ли Юэ, грозовые острова Инадзумы, мудрые леса Сумеру, опаленные земли Натлана… И везде – тень ее брата, ускользающая, манящая вперед. Ее путь всегда был ясен: найти Итера, раскрыть тайны этого мира, вернуться домой. Но что такое «дом» теперь? Этот вопрос звенел в тишине кабинета с оглушительной ясностью. Она устала. Не только физически, от бесконечных сражений и недавнего ранения, но и душевно. Устала от вечного поиска, от потерь, от одиночества, которое понимал, кажется, только тот, кто стоял сейчас за ее спиной, такой же вечный, такой же чужой в этом мире смертных. Фонтейн… Нёвиллет… могли ли они стать ее гаванью? Или это лишь иллюзия, опасная ловушка, которая отвлечет ее от главной цели? Сердце ныло от противоречий. Долг звал вперед, в неизвестность. Но что-то новое, хрупкое и невероятно сильное, тянуло остаться здесь, в этом городе законов и воды, рядом с тем, кто впервые за долгие века заставил ее почувствовать себя… не такой одинокой.

Она медленно повернулась, встречая его напряженный взгляд. Взвесив все «за» и «против», она поняла, что весы склонились. Возможно, это безрассудство. Возможно, это ошибка. Но впервые за долгое время решение не казалось навязанным судьбой или долгом. Оно было ее собственным.

– Нёвиллет, – тихо начала она, голос слегка дрожал, но обретал твердость с каждым словом. – Мой путь… он всегда вел меня вперед, от одного королевства к другому. В поисках брата, в поисках ответов… Я думала, что не имею права останавливаться. Что у меня нет дома, кроме той цели, что ждет впереди.

Она сделала паузу, собираясь с мыслями, видя, как напряглись его плечи, как он ждал ее вердикта, почти не дыша.

– Но здесь… Фонтейн стал для меня чем-то большим, чем просто очередная остановка. И ты… ты стал кем-то большим, чем просто союзник или друг. – Она глубоко вздохнула, отгоняя последние сомнения. – Я не знаю, что ждет нас впереди. Бездна не дремлет, и мой поиск не окончен. Но… я хочу попробовать. Я хочу остаться. Здесь. С тобой. Если ты… если мы оба этого хотим.