Читер

Я вздрагиваю и пытаюсь хотя бы условно изящно развернуться на звук его голоса, но наверняка напоминаю дорожный конус, подхваченный ураганом Катрин.

– Простите, я зашла к вам, думая, что вы здесь, – лепечу я.

– Ничего страшного, все суперсекретные документы я съел еще утром, – он играет бровями, и я перестаю улавливать происходящее. Он что, пошутил что ли? Эта угрюмая задница шутит? Со мной?

Каждый раз, когда литературные барышни не понимают, когда в отношении них у самого главного «буки» начинаются какие-то чувства, я готова верещать прямо на напечатанные строчки и биться головой об стену, но вот я сама оказываюсь в каких-то странных обстоятельствах и не понимаю сигналы этого человека. Он со всеми такой? Или только со мной? И если только со мной, то что это значит?

Лили! – Я отдаю себе мысленную затрещину – А ну хватит проваливаться в свой тревожный анализ! Людям что запрещено шутить? Ты не особенная, успокойся. Не хватало тебе на фоне расстройств психики заработать еще и синдром главной героини. Мир не вертится вокруг тебя, причем ты это прекрасно знаешь! Он просто пытается быть дружелюбным.

– Мистер Макдейл, – игнорирую я его эскапады – Вы меня вызывали.

– А, да, да. Присаживайтесь. Секундочку, – он пытается пародировать эквилибриста с двумя ведрами на велосипеде, который едет по натянутому канату, чтобы поставить эти грешные пакеты. Моя внутренняя спасательница не выдерживает, и я поднимаюсь, помогая ему расставить ношу.

– Благодарю, – улыбается он. Сегодня он даже выглядит моложе, с какой-то юношеской ошалелой беззаботностью.

– Что за праздник? – не удерживаюсь я, заинтригованная его поведением.

– О, у нас есть великолепный повод, – ухмыляется он. – Новый начальник в отделе продукта – выдает Макдейл и смотрит на меня.

– Мистер Макдейл, – начинаю я и он, в который раз, вставляет своё замечание.

– Тео.

– Да Господи! Мистер Макдейл! – я завожусь – Если вы обо мне, то я отказываюсь.

Он отчего-то начинает улыбаться еще больше.

– Я о вас, милая Лилиан, и мне абсолютно наплевать на то, что вы отказываетесь. Я здесь гендиректор, а вы – мой сотрудник. Куда хочу, туда и ставлю.

От возмущения у меня начинают подрагивать колени. От возмущения и чего-то еще, чему я не хочу давать названия. Нахал! Тоже мне гендиректор! Кто вообще себя так ведет? Где он тут милую нашел?!

Он замечает молнии, вылетающие из моих зрачков, и примирительно поднимает руки.

– Лилиан, я просто шучу. Не нужно быть такой напряженной. Я хочу, чтобы в нашем коллективе царила дружелюбная командная атмосфера. Я проанализировал все ваши показатели и не вижу никого, кто лучше бы подошел на эту должность, это будет более эффективная оптимизация чем та, которую предложили вы.

– Теодор, чего вы хотите? – устало спрашиваю я.

– Вас, – заявляет он и почему-то никак не заканчивает это предложение. Супер.

– Не знаю, что у вас на уме, но я не хочу эту должность. Я даже не хочу здесь работать, если уж быть совсем честной, но никогда не решусь на этот шаг.

Уже знакомая вертикальная черта прорубает его вылепленный профиль, словно он не до конца услышал мой ответ.

– Все-таки не хотите, – кивает он больше своим мыслям, чем моему ответу. – В чем причина, мисс Сандерс? – снова переходит он на деловой тон.

– У меня свои причины, мистер Макдейл и я не собираюсь это обсуждать на работе. Я хороший сотрудник, я выполняю свои показатели, если вы не довольны – мы можем обсудить это в HR-отделе.

– Лилиан, вы всегда сбегаете от неудобных чувств? – вдруг спрашивает он.

– Что, простите?

– Нет, ничего. – он отводит взгляд, но я успеваю заметить там нечто, напоминающее… отчаяние? – Вы сказали, что не хотите обсуждать это на работе. Что ж. Давайте пообщаемся вне работы? Может быть в выходные за чашкой чая.

– Я не пью чай, – машинально отзываюсь я, как делаю всякий раз, если мне предлагают эту невразумительную запаренную субстанцию из сена.

Его глаза озорно сверкают.

– Тогда кофе.

– Это неуместно, – возражаю я.

– Мне плевать, – легко отвечает он. – Соглашайтесь. Суббота, час дня. Я заеду за вами.

Я ничего не отвечаю и выхожу из кабинета.

7 лет назад.

Лили.

Мы с Полом в который уже раз едем в его родной город – Кормак – чтобы навестить его старичков, и, если застанем на месте – мать. Честно говоря, я не хотела бы с ней встречаться, потому что эта женщина вызывает у меня весьма смешанные чувства. Она никогда не проявляла недружелюбия или неуважения в мой адрес, но есть в ней что-то пугающее. У самого Пола и то с ней довольно напряженные отношения. Его, как и меня, большую часть жизни воспитывали бабушка и дедушка, пока мать пропадала на каких-то заработках. Об отце Пола мы не разговариваем, поэтому даже те крупицы информации, которые он вскользь выдавал в последние пару лет ничего не говорят мне о том, кем он мог бы быть.

Мы только купили нашу первую, очень поддержанную, но свою машину, и сразу сорвались в полноценную поездку. Он прекрасный водитель, но я всё равно не могу расслабиться, сидя рядом с ним на пассажирском сидении, поэтому кручу головой практически на 360 градусов и периодически вскрикиваю, если мне кажется, что мы врежемся в несуществующую преграду.

– Вот кто настоящая помеха справа, – шутит Пол.

– Я просто переживаю, – обижаюсь я – А если бы мы влетели в отбойник?

– Лил, я же вижу, куда мы едем, – бурчит Пол – Лучше включи музыку.

Он кладёт руку мне на колено, и я успокаиваюсь. Ну правда, чего я так нервничаю? Глупости какие. Почти год на новой работе совсем расшатал мне психику, а бесконечные нравоучения отца по поводу того, как я должна себя показывать, чтобы ему не было за меня стыдно, накладывают и без того тяжелую ответственность на мои едва окрепшие плечи.

Я включаю наш с Полом любимый плейлист и забываю обо всем, пока мы мчимся по просторам штата. Он, как всегда, подпевает песням, и я подвываю вместе с ним. Вот он – мой любимый вид отдыха. Даже не книги уже, а ехать куда глаза глядят с самым важным мужчиной на свете.

Мы добираемся до Кормака и настроение портится. Не понимаю, почему мне так не нравится этот город, довольно чистый и приятный, но каждый раз оказываясь здесь, первое, чего мне хочется – бежать, сверкая пятками. Может, это как индивидуальная непереносимость лактозы? Только с менее критичными симптомами.

– Мы не задержимся надолго, – обещает Пол, замечая перемены на моем лице.

Его бабушка и дедушка тепло встречают гостей, бабушка сразу начинает ворковать над Полом, периодически отвлекаясь и на мою персону, но ограничиваясь несколькими дежурными фразами. Такая всеобъемлющая любовь к внуку порой даже немного обескураживает, но я понимаю, что Пол стал ей за эти годы скорее сыном, а уж о любви матери к сыну слагают целые легенды, хотя в жизни Пола почему-то эта история не сработала.

Вечер проходит довольно душевно, и несмотря на то, что я не чувствую себя в своей тарелке, я с удовольствием болтаю с дедушкой Пола, попутно вспоминая своего дедушку, который в свое время тоже стал мне вторым отцом, но, в отличие от первого, любил меня без всяких условий. Дедушка Пола настоящее сокровище, он шутит и травит байки, зовёт меня внученькой, и то и дело пытается подкормить, хотя за время нашего сожительства с Полом я и без того нехило так прибавила в весе. Пол любит вкусно покушать, а я хорошо готовлю, поэтому было бы странно, если бы мы с такими вводными не набрали по десятку лишних килограмм. Каждый день обещаю себе заняться спортом и сесть на диету, и ровно каждый вечер моя мотивация разбивается очередным предложением Пола в духе «А давай пожарим крылышек, как ты умеешь». Порочный круг.

Следующим днём мы всё же встречаемся с его матерью, которая за всё время общения едва ли по-настоящему интересуется делами сына и в основном рассказывает о себе и очередных своих условно грандиозных планах о лёгком заработке, которого, как я уже выучила, так и не случится. Я вижу, как Пол нуждается в эмоциональных поглаживаниях от той, кто подарил ему жизнь и мне становится очень больно за него, ведь он такой хороший, как она может этого не замечать? Разве не должна она гордиться тем, какой человек вырос в её продолжении?

На обратной дороге мы почти не разговариваем, потому что я понимаю – ничего хорошего я ему не скажу. Мне хочется упрашивать его больше не ездить к этой женщине, но, разумеется, у меня нет никакого морального права так говорить. Я ничего не имею против неё, но видя, как у Пола каждый раз немного трещит сердце от глухой стены, заменяющей материнскую ласку, я едва сдерживаюсь, чтобы не взорваться и не высказать всё прямо ей в лицо.

– Пол? – зову его я в тишине мерного гудения мотора.

– М? – отвлекается он от своих невеселых дум, не оборачиваясь ко мне.

– Я тебя люблю, – говорю ему я, стараясь вложить всю искренность своих эмоций в эту фразу. Он должен знать, что есть та, кто отдаст ему всю возможную любовь, которую он когда-то не получил.

– Ага. Я тебя тоже, – бормочет он, не отрывая взгляда от дороги.

Я тебя тоже… Сердце неприятно царапает дежурность такого ответа, но я не ропщу. Я все понимаю.

Настоящее.

Лили.

Мне кажется, или я старею? Что за идиотская реакция здоровья на изменения в атмосферном давлении? Я сижу с квадратной головой и не понимаю, что печатаю на компьютере.

– Так всё! – заявляет Энджи – Перерыв! Я уже не могу смотреть на эти новые формулы. Мне кажется, что наш новый босс какой-то злой гений. Всё, что он предложил – офигенно эффективно, молодец и все дела, но это же кощунство. Мой мозг изнасилован, я уже готова подать жалобу.

– Ничего не говори, – стону в ответ, хватаясь за гудящие виски – С такой хваткой, наша грешная конторка скоро будет в топе, вот увидишь.

– Что это? – притворно удивляется моя начальница – Я что, слышу восхищение?

– Эндж, – тяну в ответ – Не начинай, ты же сама видишь! Он совершенно повёрнутый на контроле математический маньяк. Ну на кой черт ему тайминги по каждой задаче! Ну это же нельзя объективизировать! Возьми того же Джека! Спроси Дэвида, сколько его драгоценный айтишник в среднем тратит на внесение одной правки и поищи в интернете сколько действительно требуется на такую правку времени – будут две полярные цифры!

– Я понимаю, – вздыхает Эндж – И, самое главное, понимает и босс. Не зря он это запросил. Не уволил бы он вообще половину офиса в итоге.

– Пусть уволит меня, – говорю я и прикрываю глаза – Я уже готова к любому исходу, лишь бы больше не чувствовать, что тебе молоточками долбят в глаза с обратной стороны.

– Лил, ты слишком серьезно подошла ко всему этому вопросу, не думаешь? – с сочувствием спрашивает Эндж – Ты уже сделала больше, чем он тебя попросил, зачем жопу рвать?

– Мне просто до сих пор стыдно за тот отчёт. Как будто я соплячка несмышленая!

– Он задел твою гордость, вот и всё, – заявляет Эндж – Тебе незачем ему что-то доказывать. И вообще никому ничего доказывать не надо, тебе почти 30, это игры, которые должны остаться в далеком прошлом.

– Ты права, – устало вздыхаю я. – Но я всё равно докажу.

Энджи понимающе смеётся.

– Твое бы упрямство, да в мирное русло, – риторически замечает начальница. – Нет, серьезно, если бы ты не тратила столько времени на то, чтобы бороться с самой собой, ты бы уже ела на завтрак Била Гейтса.

– Ты думаешь, мне пора становиться каннибалом? – вздергиваю бровь.

– Я думаю, тебе пора отстать от себя, Лили, – отвечает она.– Стать себе другом.

Мудрость Энджи не пробивает стену моего слабоумия, потому что я задалась целью выложить грандиозный отчет новому боссу исключительно в качестве реабилитации своих интеллектуальных способностей, а не чтобы утереть ему нос или как-то впечатлить. Совсем нет.

К вечеру допиливаю отчет, еще раз проверяю несколько формул, убеждаюсь, что выполнила всё идеально и с победным предвкушением иду к начальству. Спотыкаюсь на осознании того, что в офисе, по обыкновению, кроме меня уже никого нет, а значит и Макдейл, как вроде бы нормальный человек, тоже должен бы уже уехать, но узкая полоска света из-за его двери сообщает мне неприглядную правду – такой же ненормальный, как и я.

Я тихонько скребусь в его кабинет и проскальзываю после негромкого «Войдите» внутрь.

Теодор недоуменно смотрит на меня, а после на свои часы, желая убедиться, по всей видимости, что ему не кажется.

– Лили? Ты почему еще здесь? – не понимает он и даже не обращает внимание на то, что снова перескочил на «ты». Последнее время это происходит с ним всё чаще.

– Я доделала задачу, которую вы просили к сегодняшнему вечеру. Прошу прощения, что задержалась – говорю я и кладу документы к нему на стол, исключая касания, как это было в прошлый раз. Вдвоем в пустом офисе в восемь вечера – и без того неловкая ситуация.

Теодор растеряно кивает и быстро пробегает глазами по представленным данным, после сводит брови к переносице и я вижу, что он углубляется в чтение. Я без его разрешения присаживаюсь на краешек стула и отворачиваюсь к панораме ночного Блэкстоуна – красивое зрелище. Теплые желтые огни утомленного города, как один большой ночничок для засыпающей малышки-Вселенной.

– Лилиан, – он вырывает меня из вороха смутных наваждений – Вы это сделали за сегодня?

– Ну да, вы же утром поставили задачу, – напоминаю ему.

– Невероятно, – замечает он, слегка округлив глаза.

Я безбожно совру вам, если не скажу, что ликую, как школьница, получившая свою первую пятёрку за контрольную и вручившая табель восхищенным родителям. Знай наших!

– Вы удовлетворены? – спрашиваю я, всеми силами скрывая радость и некоторое злорадство.

– Вообще нет, – как-то сипло произносит Теодор, чем выбивает меня из колеи. Чего? Это же превосходный отчет! Возможно, лучший, что я вообще за все восемь лет могла бы изобразить!

Я поднимаю глаза, чтобы оценить траекторию возможного полёта моего каблука в его лоб, но замечаю ответный взгляд и теряюсь. Он смотрит на меня не «потемневшим» взглядом, нет. Он смотрит на меня так, как постившийся целый месяц религиозный человек, смотрит на доступные наконец-то желанные продукты. Мне это не нравится, мне это совсем не нравится. Однако, влага, образовавшаяся где-то между ног обличает мой самообман и я радуюсь, что он не может этого заметить.

Прокашливаюсь и делаю вид, что не услышала его двусмысленного замечания. К тому же, где гарантии, что я не придумала эту двусмысленность? Может я и впрямь хреновый аналитик, написала ему бред сивой кобылы, а уже навыдумывала чуши.

– У вас есть конструктивные замечания? – спрашиваю я, переводя взгляд на бумаги – Скажите, что вас не устраивает и я переделаю.

– Отчет блестящий, Лили, – через паузу отвечает он. – Вы очень способная молодая женщина, но я так и не могу вас разгадать – с обезоруживающей прямотой заявляет он.

– Как хорошо, что этого и не требуется, – отвечаю я чуть более резко, чем хотела бы.

– Я намерен исправить это, – говорит он – В субботу.

Я думала забыл, блин!

– Я еще раз детально изучу все материалы и дам обратную связь, – тем временем продолжает Теодор – А сейчас, пожалуйста, поезжайте уже домой.

– Как скажете, – только и отвечаю я.

Покидать этот кабинет с чувством неопределенности и не понимания становится моим новым хобби.

5 лет назад.

Лили.

Мне всегда казалось, что абсолютное счастье – нечто недостижимое, непостижимое и недоступное ни одному человеческому существу. Это, конечно, если не брать в расчет всяких просветлян, денно и нощно созерцающих собственные внутренности в тибетских медитациях.

Но сейчас – каждая молекула в моем бренном тельце радостно сообщает своей соседке состояние эйфории и радости. Я листаю подарок Пола к рождественским праздникам и не верю тому, что это происходит со мной. Никто никогда не делал для меня ничего подобного, и я тону в ощущении того, как сильно он, должно быть, любит меня, раз так заморочился.

Это альбом. И не просто альбом, а целая хроника самых прекрасных моментов за последние годы. Он попросил всех моих друзей написать мне по бумажному письму и вклеил эти письма к фотографиям, где мы запечатлены вместе. Как это трогательно и чудесно! Я плачу от восторга, перечитывая и перелистывая страницы по третьему кругу. Воспоминания сами собой воспроизводят фильм в голове, да в таком ванильном изложении, что в пору задуматься о своем интеллекте, который, видимо, покинул мой рациональный разум на самом старте нашей истории.

Вот мы в нашем самом первом путешествии на побережье, где он сфотографировал меня, пока я расслабленно смотрела куда-то за синие дали горизонта. Вот мы вместе с его дедушкой и бабушкой в наше первое знакомство, у меня на этой фотографии такое мученическое лицо, что я весело хихикаю внутри себя, вспоминая, как боялась этого визита до потных ладошек. В итоге оказалось, что они опасались этой встречи не меньше моего и весь вечер нахваливали своего «золотого мальчика», переживая, что я украду их сокровище и им достанется меньше внимания. Прошла пара лет, прежде чем они поняли, что я не представляю угрозы их милому общению.

Вот мы с Полом обнимаем Ала и Полин на их чудесной свадьбе и сердце мурчит, как сладкий маленький котенок, вспоминая тот восхитительный день. Даже моя собственная свадьба не принесла мне столько умиротворения и влюбленности в жизнь, как их праздник. Несмотря на то, что мы все буквально вымокли до нитки, был дождь и холод, это один из самых теплых моментов за все время.

Вот мы с Полом на собственном бракосочетании, смешные и напуганные новым статусом. Я вспоминаю, как мы просто договорились пожениться, так как уже тогда понимали, что хотим провести эту жизнь бок о бок и он, в итоге, сделал мне символическое предложение, нацепив на безымянный палец, купленный в поездку донатс. Потом я долго шутила на тему того, что попросту съела свое помолвочное кольцо.

Вот мы смотрим на нашего нового члена семьи – рыжего кота, которому зачем-то дали имя скандинавского бога Тора. Чего мы ожидали? Что это будет меховая пуська? Как бы ни так. Иногда мне кажется, что это он нас усыновил, а не мы его взяли к себе. Хотя ничего общего с малышом на фотографии этот шерстяной засранец с неповоротливой оранжевой тушей, которая есть сейчас, уже не имеет.

Фотографии с наших университетских выпускных, где мы оба полны надежд на светлое будущее и невероятную жизнь, ожидающую за поворотом.

Фотография, которую Пол украдкой сделал, когда я вернулась с первого рабочего дня в компании ДиАр Корпорейтед. Даже по выражению моего лица понятно, как я воодушевлена новой работой (нет).

Жаль, что в последние несколько месяцев фотографий почти нет, но это ничего. Просто мы оба много работаем и уже не так энергичны, как в 20 лет, уже меньше куда-то выбираемся. Мы обязательно это исправим, у нас всё впереди.

Я пролистываю альбом снова и снова, и хочу остановить момент. Пусть он длится вечно. Пусть мне всегда будет вот так хорошо. Это душевное, ценное время. Разумеется, не всегда всё так, как на этих фотографиях, но разве два любящих человека могут с чем-то не справиться.

Я снова улыбаюсь и смотрю на Пола.

– Любимый, это невероятно – я проглатываю ком в горле – Ты невероятный.

Он поднимает уголки губ, но улыбка не касается его глаз.

– Что-то нет так? – сразу же напрягаюсь я. Навык скоростного считывания любой перемены эмоционального состояния прочно закрепился в самом корне моих инстинктов.

– Нет, все хорошо. Я рад, что тебе нравится. – отвечает он и обнимает меня за плечи.

Я мгновенно расслабляюсь и растворяюсь в ощущении безопасности. Рядом человек, который никогда не предаст, и я понимаю, что всегда мечтала именно об этом.

Настоящее.

Лили.

Я бегаю по квартире так, словно за мной гонится стадо самых страшных тараканов, пытаясь отыскать блузку в этом творческом бардаке. Лили, серьезно, надо хотя бы раз в неделю следовать приличиям и прибирать дом. Тем более, это арендованная квартира, а хозяйка может заявиться за оплатой в любую минуту. Внутренний монолог заставляет устыдиться, и я попутно начинаю раскидывать вещи в разные стороны, чтобы хотя бы условно создать иллюзию порядка. На телефон приходит сообщение и я, пытаясь прорваться к нему через собственноручно выстроенные текстильные баррикады, растягиваюсь на полу в позе звезды. Отличненько. Тор подходит ко мне, слегка трогая меня лапой, а потом смешно стряхивает её, будто наступил не на хозяйку, а в весьма определенную субстанцию.

– Спасибо, говнюк – шиплю я и всё-таки дотягиваюсь до телефона.

М.Макдейл: Лилиан, доброе утро. Буду через час.

Лили: Доброе утро, мистер Макдейл. Хорошо.

М.Макдейл: Тео.

Я закатываю глаза и продолжаю борьбу с хаосом, который просто физически не могла устроить одна единственная девушка и её толстый кот.

К часу дня я еще раз оглядываю себя в зеркало. Должна признать, выгляжу я неплохо. Обтягивающая правильные места блуза, стильные рваные джинсы, любимые серьги и браслет на руке с цитатой, непрерывно греющей нутро. Я бы сказала, что я этакая по-деловому расслабленная дамочка, готовая покорять мир. Плюс последних нескольких лет в том, что я похудела ровно настолько, чтобы нравиться себе в зеркале. Я подвела свои ярко-зеленые глаза коричневым карандашом и они приобрели оттенок свежей травы. За почти 30 лет так и не привыкла к тому, как глаза то и дело меняют цвет. Пухлые губы накрасила нежным розовым блеском и добавила на свой небольшой носик чуть-чуть хайлайтера, так, чтобы выглядеть свежей и отдохнувшей, а не истеричкой, всю ночь пролежавшей с упором взгляда в потолок от вороха тревожных мыслей. Вроде – ничего.

Телефон звенит уведомлением. Это Тео и он уже внизу. Черт, черт, черт! У меня сводит скулы от волнения, и я уже готова сдать назад и сказать, что у меня, ну не знаю, случайно на лестнице отвалилась нога. Или рука. Или я вся случайно отвалилась. Но я напоминаю себе, что я уже давно настоящий взрослый, а не просто притворяюсь им, и выхожу из дома.

Он стоит, расслабленно облокотившись на свой внедорожник и я невольно задумываюсь о том, является ли он доказательством расхожей теории о величинах машин в мужском мире, но сразу прогоняю непрошенные образы. Макдейл открывает мне дверь, и я пытаюсь собрать всю свою элегантность в область ног, чтобы не выглядеть, как те странные куклы у магазинов, чей корявый танец поддерживается попеременной подачей разного количества воздуха.

В его машине пахнет кедром, металлом и кожей, а еще мёдом в шоколаде и туманом, блуждающим по реке на заре дня. Я понимаю, что это запах Тео и начинаю волноваться от того, какие ощущения будят во мне эти ароматы. На одно мгновение мне кажется, что я погружаюсь в теплую, но темную и небезопасную глубину, однако, это наваждение исчезает, как только Тео садится в машину. Такой уверенный и мощный, что участь любого треволнения – быть погребенным под такой непоколебимой харизмой.

Мы едем через весь город и молчим, но тишина не удручает, а наоборот, становится подозрительно комфортной. Я не понимаю, куда он везет меня, но уточнять не решаюсь. Миссис Лорелин – мой психоаналитик – часто напоминает мне о том, что я не могу всё контролировать, как бы ни стремилась, и, даже если мне кажется, что хоть что-то в моей жизни подчинено моей воле, в 90% – это лишь иллюзия. Я решаю прислушаться к её советам и пустить всё на самотёк, особенно учитывая тот факт, что я и так уже натворила слишком много глупостей, одна из которых – эта поездка.

Буквально на секунду прикрываю глаза, ведь усталость уже прочно закрепилась в моих мышцах, а потом резко открываю их, когда понимаю, что умудрилась задремать, да не просто задремать, а со всеми «вытекающими». Причем буквально вытекающими. Слюнями. Изо рта. Прямо на плащ. Твою мать, Лилиан! Я пытаюсь незаметно скосить глаза на Теодора и оценить обстановку, когда замечаю, что он смотрит прямо на меня и счастливо улыбается.

– Проснулась? – как-то особенно тепло интересуется он. – Если тебе нужно поправить волосы или что-то еще – в бардачке есть расческа и влажные салфетки – говорит он и я понимаю, что я не только отключилась и залила слюнями свой светлый тренч, но еще и показала сию прелестную композицию своему, блядь, начальнику. Во всей красе. А вдруг я храпела? Боооже… Может прямо на ходу выпрыгнуть из машины и всё? А что, вполне себе вариант.

– Не стоит. – смеется он.

– Что? Я что вслух сказала? – недоумеваю я.

– Нет, просто ты ТАК красноречиво смотришь на ручку двери, что мне кажется, я услышал твои мысли. Кстати, ты очень мило сопишь во сне – добавляет Макдейл и я чувствую, как снова начинаю превращаться в чертов мухомор.

– Лили, ты пыхтишь, как злой ёжик. Расслабься, – говорит Тео и я слушаюсь его.