Читер

Удивительный человек. В моей жизни уже был мужчина, который говорил мне, что и как делать, подчинял своей воле, вызывая сопротивление, сравнимое с давлением водной толщи на дне Марианской впадины, а здесь, этот добрый, мягкий голос, и этот указ, который даже скорее успокаивающая просьба, нежели что-то иное. Оценив масштаб провала у меня срывает колпачок и я начинаю смеяться. Нет, я начинаю гоготать таким пронзительным хохотом, как полоумная чайка-помоечница в неблагополучном районе города. Тео не выдерживает этих рулад и подхватывает мой смех, и вот мы уже как два полоумных идиота буквально ржем сквозь слезы от нелепости ситуации.

С трудом успокоившись я вдруг осознаю, что мы всё еще едем, а наш город тем временем остался где-то далеко позади.

– Тео, а куда мы, собственно, едем?

– Ну наконец-то, – растекается он топленым маслом по сковородке.

– Что наконец-то? – не понимаю я.

– Наконец-то ты сама назвала меня по имени.

Я смущаюсь. Действительно, чего это я…

– Мы едем в одно особенное место, – тем временем продолжает он. – Я уверен, тебе понравится.

– Оно за городом? – уточняю я.

– Это сюрприз, – отвечает Тео.

– Скажи, что ты не тот босс, который привезет меня – слабую и беззащитную – в свою загородную резиденцию графа Дракулы и не отведет меня в «красную комнату боли» – иронизирую я.

– Три мысли, – отвечает Тео и я вздергиваю бровь – Первая – он загибает один палец на руке – Едва ли я назвал бы тебя слабой и беззащитной, потому что вообще-то я пытался поправить твою голову, пока ты спала, чтобы ты не билась ей об окно, а ты практически двинула мне в челюсть. Это во сне-то.

Мой уничижительный стон услышит вся страна. Серьезно.

– Бооже, – еле выговариваю я и прикрываю глаза рукой. Тео не смущают мои причитания, и он продолжает.

– Вторая, – он загибает следующий палец – Ты слишком много читаешь явно странной литературы.

Я смеюсь. Тео, Тео, знал бы ты.

– И третья, но не по важности, – говорит он и загибает третий палец – Если ты так хочешь… – начинает он, но я бью его сумкой в плечо раньше, чем он успеет закончить свое крамольное изречение.

Мы снова заливаемся смехом, как два весенних соловья и остатки напряжения покидают меня. Тео становится серьезным и смотрит на меня, иногда отвлекаясь на дорогу.

– Ты очень красивая, особенно когда так смеешься, – произносит он своим бархатным тембром.

Я слышу пульс в ушах.

– Спасибо, – говорю я и отворачиваюсь. Зачем он говорит это? Я нормально выгляжу, относительно того, как было раньше, но красивой я не была никогда.

– Ты мне не веришь, да? – скорее констатирует он.

– Это не имеет значения, – вяло шепчу я в ответ.

– Конечно имеет, ёжик. – он берет мою руку в свою – Ты очень красивая. Просто прими как факт.

– Ёжик – фыркаю я. Не надо давать мне милых прозвищ, это слишком клишировано. Руку я не забираю.

Разве это не планировалась как деловая поездка? Босс хочет узнать свою подчиненную, все ведь так делают, да? Черный пояс по самообману в студию.

– А я вообще весь клишированный, – замечает Тео.

– Как интересно. И как много клише ты знаешь?

– Аллооо, я даже специально надел пальто сегодня, надеялся, что ты заметишь, – прыскает он.

– Это недостаточное клише, мистер Теодор Макдейл, – включаюсь я в игру, стараясь игнорировать своего внутреннего критика, достающего из-за пазухи биту.

– Большая машина, – накидывает Тео свои знания о мире мужских стереотипов.

– Маленький член, – не задумываясь парирую я.

Он округляет глаза и начинает кашлять. Поперхнулся, милый маленький мальчик Теодор. Не на ту напал, злорадно думаю я.

– Ауч! – выговаривает он, откашлявшись.

– Это все клише или будут еще? – выгибаю я уголки губ.

– Поездка-сюрприз?

– Возможно, только если это не похищение, с целью продажи меня на органы или в сексуальное рабство.

Он откровенно наслаждается нашей перебранкой, я же вижу.

– Ты должна мне подготовить список своих самых грязных романчиков, ёжик. Это что-то, – смеется он.

– Ты ничего не знаешь о настоящих клише, Тео, – менторским тоном занудствую я, поднимая указательный палец к потолку.

– Окей, научи меня, – дразнит Макдейл.

– По всем канонам, ты должен был с первого дня влюбиться в мою неотразимую красоту и харизму, но бороться со своими чувствами и потому беспрерывно гнобить. Я бы, конечно, тебя ненавидела и как дура в упор не замечала твоих ненавязчивых знаков внимания или помощи, за которую ты обязан был бы себя ругать. Потом случилась бы классическая «девушка в беде» и ты, весь такой неприступный и грозный примчался бы спасать меня из пожара. Ну или от гопников. Или нет, нет, от потопа в квартире. Обнажив свои красивые рельефные плечи, промокнув до явных очертаний накаченного торса, а я бы уже бегала и искала фен.

– Чтобы кинуть его включенным рядом со мной? – веселится Тео.

– Ну почти – улыбаюсь я.

– Что ж, учту на будущее, – говорит Тео и я вижу какую-то уязвимость в его взгляде. – Так что я, получается непредсказуемый что ли? – интересуется он.

– Ты мой босс, Тео и мы просто едем на кофе, – заключаю я и отворачиваюсь. С ним удивительно легко и спокойно, но я напоминаю себе обо всём и особенно о том, что мне совершенно этого не надо.

Не после всего, Лилиан. Не после всего.

Он больше ничего не говорит, лишь задумчиво смотрит на дорогу. Мы подъезжаем к какому-то странному, видавшему лучшие виды кафе на трассе между нашим городом и соседним, и я с сомнением смотрю на Тео.

– Просто доверься мне, – говорит он заговорщическим тоном и подает мне руку, помогая выбраться из его танка.

Мы проходим в кафе от силы на четыре столика. Стены обшарпаны и кое-где висят старые постеры, краска на которых покинула этот бренный мир еще лет 40 назад. При этом здесь довольно чисто. Тео подходит к стойке и шумно здоровается с какой-то грузной пожилой женщиной восточной внешности. Она прижимает его к своей необъятной груди, как любимого сына и ерошит ему волосы, Тео пытается отодвинуться, но то, как он это делает говорит скорее о том, что он просто создает видимость.

– Лили, познакомься, это Росалия и сейчас ты попробуешь самый лучший кофе, который только может быть – по-мальчишески улыбается Тео.

– Приятно познакомиться, – говорю я и киваю этой монументальной женщине. От нее исходит такая энергия, что не влюбиться с первого взгляда просто невозможно.

– Мой мальчик, а я всё ждала, когда ты познакомишь старуху Росалию со своей подружкой, – говорит она с явным акцентом и подмигивает Теодору.

– Я не… – начинаю возражать я, но она спешно сбегает куда-то на кухню, а Тео лишь пожимает плечами.

Через минут десять Росалия выносит поднос, где дымятся две причудливые крошечные турки и маленькая розеточка с рахат-лукумом. Она собственноручно выливает кофе в маленькие чашечки и ставит перед нами песочные часы.

– Только после последней песчинки, поняли?

Мы синхронно киваем, причем Тео явно здесь не впервые, но этой женщине невозможно не подчиняться, и оба загипнотизировано уставляемся на треклятый песочек, который как на зло замедляется в своем уверенном беге. Наконец спустя полторы минуты я пробую напиток и … и взрываюсь ощущениями. Я – кофеман со стажем, который пробовал даже, прости Господи, копи-лувак5, – исчезаю из этого мира. Это и терпко, и чуть кисловато, и как будто одновременно по-шоколадному горько, и чуть апельсиново-сладко. Это лучшее, что я пробовала вообще за всю свою жизнь. Я прикрываю глаза и готова расплакаться от этого кофейного катарсиса. Тео лишь понимающе кивает и тоже прикрывает веки.

– Это. Просто. Невероятно. – чеканю я, с сожалением допивая последний глоток.

– Я знаю, – просто соглашается он. – Она чудесная, правда? – кивает он в сторону Росалии и я киваю даже интенсивнее, чем вообще может позволить моя шея.

– Как ты вообще нашел это место? Это же бриллиант среди стекла.

– Так вышло, – только и отвечает он.

Не хочет рассказывать – ну и ладно. Но я обязана попробовать еще. На этот раз я встаю сама и Тео поднимает на меня заинтересованный взгляд.

– Ты поедешь назад один, так и знай. Я остаюсь здесь, – заявляю я и разворачиваюсь в сторону Росалии. Тео склоняет голову и отводит уголки губ. Я заказываю еще порцию этого божественного напитка, не скупясь на похвалу и оплачиваю наш счет.

Возвращаюсь к столику и ловлю недовольный взгляд. Поднимаю ладонь.

– Даже не начинай.

– Не надо было.

– Я вполне могу оплатить наш кофе за одно только то, что ты привез меня в это место – безапелляционно говорю я.

– Ладно. Но больше так не делай, – хмурится он.

– Не буду, – легко соглашаюсь я, а сердце сладко замирает от мысли о том, что это не последний раз в неформальной обстановке с этим мужчиной. Лили, Лили. На те же грабли? Но я вижу, как светлеет его лицо от того, что я не отталкиваю его, и гоню грустные мысли. Почему бы просто не попробовать наслаждаться конкретно этим моментом?

Мы разговариваем обо всём на свете. Он рассказывает мне о своем непоседливом детстве и родителях, которых обожает так же, как, судя по его словам, они обожают друг друга. Мне приятно видеть, как увлеченно он рассказывает о вещах, которые его занимают, слышать его бархатный хриплый голос. Лишь одна деталь немного выбивает меня из колеи, – оказывается Тео родом из того же города, что и Тот Кого Нельзя Называть, Знать и Помнить Ни При Каких Обстоятельствах. Но эта мысль быстро растворяется в теплой дружеской беседе.

Мы сидим у Росалии вплоть до закрытия и даже чуточку дольше, прежде чем она не выгоняет нас строгим взглядом смеющихся глаз, объясняя, что её старые кости не такие молодые, как мы, и требуют своей заслуженной кушетки. Мы извиняемся и покидаем её уютное пристанище. Обратно едем в умиротворяющем молчании, на плеере машины играют избранные композиции Тео, и, к моему удивлению, я знаю каждую. Восприятие начинает притупляться и на какую-то секунду мне кажется, что я нашла что-то давно утраченное.

Тео провожает меня до подъезда, я почти решаюсь пригласить его в гости, но торможу себя прежде, чем язык наворотит очередных глупостей, и мы просто прощаемся. Тео целует мне запястье, отчего все нервные окончания раскаляются как от удара дефибриллятором и не оборачиваясь уходит.

Только проводив взглядом его удаляющуюся машину, я вспоминаю, что мы так и не обсудили, ни мою предполагаемую новую должность, ни работу в целом. Черт.

4 года назад.

Лили.

Пол сидит, обхватив голову руками.

– Да что опять-то не так? – восклицает он, пока я угрюмо гремлю тарелками на кухне.

– Ничего, всё отлично, – как обычно отмахиваюсь я.

– Лили, давай поговорим. Что тебя не устраивает? – просит Пол, и я готова разбить каждую чашку в этом доме от бессилия и осознания того, что ему надо объяснять элементарные для такого срока отношений вещи.

– Я же говорю, всё в порядке! – настаиваю в ответ.

– Мы оба знаем, что это неправда, – отвечает он.

– Хватит! Я сказала: у меня всё нормально! – чуть не рычу я и чувствую, как гнев, который стал моим вечным спутником, застилает глаза.

– Я больше не могу, – вздыхает он.

– Так давай! Уходи! Ты же так можешь! – выплевываю я и осекаюсь. Перегнула. В который раз.

Он долго смотрит на меня и выходит из кухни. Слезы расчерчивают влажную карту на лице, и я бросаю недомытую тарелку, которая разбивается в крупу стеклянной пылью.

– Блеск, – бормочу я и усаживаюсь прямо на пол рядом с этим крошевом. Истерика накрывает, словно гроза над морем в июне. Хочется выть и качаться, но всё, что я могу – это выдавливать дыхание, которое не смогло покинуть легкие.

Я устала от бесконечных ссор, которые больше похожи на соревнование, нежели на реальную попытку услышать друг друга. Пол, который долгое время не мог найти подходящую работу, наконец-то нашел что-то, что ему нравится – теперь он преподаватель в школе актерского мастерства. Преподаватель среди кучи молодых студенток. И я – подзаплывшая за годы брака барышня, которая ходит на работу, как на каторгу. Все мои попытки переговорить с отцом, чтобы он разрешил – именно разрешил, мне, замужней совершеннолетней женщине – уволиться и наконец-то дышать свободной грудью, заканчиваются провалом. «Жопа в тепле, сиди и не рыпайся». Отлично. Когда я перестану замирать перед ним как кролик перед удавом? Гнев на то, что он до сих пор учит меня жизни и ярость от того, что я не могу перестать на это вестись, трансформируются в голодную черную дыру, пожирающую внутренности и силы. Я смотрю на то, как наконец-то реализует свой потенциал Пол и понимаю, что я ему… завидую. Как это низко с моей стороны. Знаю, знаю. Сама себя осуждаю в такие моменты.

Обида затапливает с головой. Сколько раз я проводила с Полом настоящие «психологические сессии», где рассказывала ему, какой он удивительный, как много он может сделать, сколько поддерживала его начинания. Не сказать, чтобы и он не оказывал мне поддержку, но я всегда хотела от него чего-то большего. Воображение рисовала картины, где он – рыцарь в сияющих доспехах – приходит и заявляет, мол, любимая, увольняйся и живи, я тебе помогу во всём. Должна заметить, один раз он даже так сказал, но я не поверила. На интуитивном уровне не поверила и не смогла расслабиться. Пока я наблюдаю за тем, как налаживается жизнь Пола – отдельно взятая от меня жизнь, где мне нет места – все внутри сковывает страхом. Я вдруг четко осознаю, что в какой-то момент он поймет, что я ему не нужна. Тем более глядя на всех этих молодых талантливых девочек. Каждый раз, когда я поднимаю эту тему, он злится и доказывает мне, что это не более чем мои фантазии, но как же страшно. Я выросла с этим – с вереницей любовниц отца. С одной я даже дружу уже много лет. Её зовут Санни, она безумно красивая и добрая женщина, которая заботилась обо мне больше, чем вся моя семья. Однако, это не умаляет подсознательного животного ужаса, который появляется каждый раз, стоит лишь допустить подобное в отношении себя. Нет, со мной такого не будет. Только не со мной. Это же Пол. Самый надежный в мире человек.

Он возвращается остывший спустя пару часов, и я спокойно накладываю ужин, попутно радуясь, что в этот раз он не стал настаивать на том, чтобы поговорить прямо здесь и сейчас, а дал мне время на обработку чувств. Обычно он ведет себя иначе, не давая мне справиться с подавленной годами агрессией.

Я слабо улыбаюсь ему.

– Прости, любимый. Мне было бы приятно, если бы ты хотя бы иногда радовал меня без особого повода, вот и всё, о чем я прошу. Так я чувствую, что ты меня любишь.

– Разве ты не чувствуешь этого в обычные дни от моих действий? – интересуется он.

Я задумываюсь и чувствую себя идиоткой. Ну конечно, он ведь помогает мне в бытовых делах. Зачем бы он стал, если бы не любовь.

– Конечно, чувствую. Прости меня. Ты прав. Мне ничего не нужно, – я выдавливаю еще одну улыбку и откладываю эту ссору в мысленный ящик с названием «Еще одно, к чему мы больше не будем возвращаться».

– Мы поедем на выходные к твоим родителям? – уточняет Пол.

– Да, отец настаивает, что мы давно не приезжали.

– Поговори с ним – советует, Пол. – Скажи, что ты больше не можешь работать на этой работе, он должен понять.

– Хорошо, – вяло соглашаюсь я.

Когда наступают выходные я превращаюсь в один большой оголенный провод, который стоит только задеть и полыхнёт весь город – уровень накручивания 100 из 100. Я проигрываю различные варианты реакций отца и ни в одной из них не получается ничего хорошего. С тех пор, как он женился в третий раз, он стал менее непредсказуемым и даже отчасти поборол зависимость, у нас выровнялись отношения, однако, императивная составляющая в некоторых принципиальных вопросах всё никак не уйдёт.

Я захожу к нему в кабинет, мысленно обращаясь сразу ко всем высшим и низшим силам.

– Пап, у меня к тебе небольшой вопрос, – говорю я.

– Да? – откликается он, не отрывая глаз от телефона.

– Я хочу уволиться с работы, – решаюсь наконец.

Только теперь он поднимает взгляд на меня, и я читаю в нем некое надменное отчуждение.

– Причины? – спрашивает он. Коротко и по делу. Таким тоном он разговаривает в двух случаях: или с подчиненными или когда недоволен. В основном недоволен он мной, поэтому дело дрянь.

– Я устала. Мне не нравится работа. Я могла бы найти себя где-то еще.

– Где? Может в танцульки подашься, как твоя мамаша? – упоминание матери больно ранит.

– Нет, почему. Есть много других вариантов.

– И каких? Думаешь такая умная? Устала? Ну иди полежи. Это нормальная, стабильная работа с более чем хорошей для тебя зарплатой. Лучше ты явно не найдешь, а тут всё понятно. Давай тебя переведут в другой отдел. Мне один звонок сделать.

– Не надо – бормочу я, сдаваясь.

Не вышло.

– И вообще. Сколько тебе лет уже? Вы так долго вместе живёте. Этот твой вроде зарабатывать начал, пора думать о детях.

«Этот твой». У отца удивительно легко получается балансировать между тихим презрением к моему мужу, которое он раз от разу выказывает лично мне, и дружелюбным принятием, которое он оказывает лично Полу.

– У меня не получается, – выдавливаю я, смотря на свои трясущиеся руки.

– Получится. У твоей матери тоже не сразу получилось и ничего, вон какая кобыла выросла. Надо денег на обследование?

Перед внутренним взором рисуется картина той девочки, которой я когда-то была и сейчас мне кажется, что она купается в кровавых реках.

– Нет, пап, спасибо, – отвечаю и голос предательски вибрирует.

– Ну и чего ты устраиваешь? Глаза на мокром месте. Послушай, я же твой самый близкий человек, я о тебе забочусь и здраво оцениваю твои возможности. Ты как твоя мать опять придумала себе какую-то авантюру и веришь в нее, а у тебя в жизни всё спокойно. С этой работы прекрасно уходить в декрет, вот и давай, занимайся. Ни один мужик не будет столько ждать, пока ты соберешься.

– Но нам еще рано, – вяло сопротивляюсь я.

– Не рано. В твоем возрасте у меня уже ты была и ничего, вырастил же.

Вырастил… Как же. Но я проглатываю обиду и кивая выхожу из кабинета. Пол, который возится с обожающим его Арчи, взглядом спрашивает меня о результатах переговоров, я отрицательно мотаю головой и закрываюсь в ванной. Я знаю, что она придет и накроет. Не хочу, чтобы кто-то это видел. Три, два, один… оборвавшийся вдох.

Настоящее.

Лили.

Чат «Book bestie»:

Полли: Ана, мне кажется, или нам зажали историю?

Ана: Не знаю, не знаю.

Лил: Не понимаю о чем вы.

Полли: Ана, мы это уже слышали, или меня память подводит?

Ана: Точно слышали.

Лил: Не о чем говорить. Мы просто съездили на кофе.

Полли: С часу дня.

Ана: До 12 ночи.

Полли: И все это время кого-то не было в сети.

Ана: И на звонки никто не отвечал.

Полли: И упорно продолжает молчать.

Ана: Мне кажется, или наша подружка охуела?

Лил: Лааадно! Ладно. Это было… мило.

Полли: РАССКАЖИ НАМ ВСЁ!

Я записываю тридцать видео-кружочков с подробным рассказом о своем приключении с начальником, которые больше помогают мне упорядочить мысли, нежели информируют подруг о моих слюнявых провалах. Они смеются и уже крестят наших будущих детей. Я лишь улыбаюсь. Нет уж. Ничего такого не будет. Психологи говорят, что ощущение бабочек в животе – верный сигнал организма о том, что рядом опасность или что-то идёт очень и очень сильно не так. Психологам виднее.

Я отговариваюсь делами и укладываюсь на кровать. Смотрю в потолок, вспоминаю субботу и мне становится так грустно, что хоть вой. Была бы это не я, а кто-то другой, более легкий, более свободный и решительный, может быть, я бы даже сама сделала первый шаг, ведь он явно чего-то хочет от меня. Тем более, мне не привыкать, в моей истории уже был подобный эпизод. Но та юная смешная девочка погребена под гранитной плитой из боли, отчаяния и выводов, которые принёс пережитый опыт. Она отпета и забыта. Нет, я не буду развивать эту тему и больше не стану встречаться с Теодором вне работы.

С ощущением груза от принятого решения я закрываю глаза и проваливаюсь в тревожные сновидения, но отчего-то кошмары в эту ночь решают оставить меня в покое.

Просыпаюсь через восемь часов с ощущением беспрерывного избиения погаными тряпками на протяжении всей ночи и плетусь выполнять свою утреннюю рутину: душ, кофе, потупить в интернете, снова кофе, дежурная утренняя сигарета, тысячное обещание себе бросить эту дрянь и поездка на работу.

Аудиокнига в ухе сглаживает углы и жить становится хотя бы относительно выносимо. Параллельно смотрю в мессенджере сообщения Аны, которые мы любя называем «бабкины кружочки», обожаю слушать её «подкасты» о том, как она сегодня не хотела вставать на работу, а потом съездила в сто мест в городе, увиделась с тысячей людей, попутно заехала в какой-то бутик и накупила себе странно-стильных вещей, а потом еще успела познакомиться с каким-то горячим восточным парнем – всё как она любит. Ана – уникальный человек, она может сколько угодно говорить об отсутствии энергии, но при этом даже сама энергия завидует её энергии. Отсыпала бы мне что ли…

Я захожу в офис, погруженная в мысли о том, какие чудесные у меня подруги, но стоит мне переступить порог и сердце начинает разгоняться, как пьяный гопник на старом авто, поэтому всё, о чем думаю – надо зайти в уборную и проделать дыхательные упражнения. Последние несколько дней приступов почти не было, и я опрометчиво понадеялась на то, что они оставят меня хотя бы на время.

Захожу в кабинет и выдыхаю, видя лицо Энджи. Она встревоженно смотрит на меня.

– Лил, что случилось?

– Всё в порядке, – отзываюсь по привычке. – Сейчас полегчает.

Её сочувствующий взгляд неожиданно неприятен, но я борюсь со своими демонами. Не хватало еще, чтобы скопившаяся ярость влияла на моих близких. Прелесть Энджи в том, что ей даже не нужно ничего объяснять, она с ловкостью меняет тему.

– Что ты решила с должностью? Ты говорила, что собираешься обсудить это с Макдейлом.

– Ничего не решила.

– Но Лили, ты бы справилась. Ты умная и сильная, что тебе какой-то там отдел из 10 человек. Ты знаешь, я тебя люблю и нам комфортно вместе работать, но ты приросла, тебе нужно двигаться дальше.

– Эндж, я благодарна, что ты так веришь в меня, но я просто не хочу.

– Лилиан, ты просто трусишь.

– Пусть так, – покладисто соглашаюсь я, ведь она права больше, чем на 100% – Даже если так. Я больше никому не хочу объяснять причины своих поступков. Достаточно просто отсутствие желания.

Энджи словно смотрит на меня как-то по-новому и осторожно кивает. Честно говоря, я и сама немного в шоке от своих заявлений. Верю ли я в них? Хороший вопрос, но какая разница, если я всё равно начинаю следовать им.

– Хорошо, тогда собери мне данные для кварталки. Кажется, отдел снабжения снова перепутал колонки в сводниках и от эйчаров еще вообще нет никакой информации. Пусть представят инфу и поясниловку о причинах задержки, – распоряжается Энджи, и я с радостью погружаюсь в свое знакомое вонючее болотце.

Я трачу целый день на приведение информации хотя бы в условно структурированный вид и клепаю дашборды. Краем уха слышу, как прощается Энджи и говорит что-то о том, что мне не стоит задерживаться, я только машу в ответ и углубляюсь в расчеты. Каждый квартальный отчет – это мое личное испытание на прочность. Мало того, что половина коллег относится к своим обязанностям спустя рукава, чем неимоверно бесят, так еще и часть из них, словно издеваясь, скидывает цифры в текстовом виде. Они бы их еще прописью на туалетке писали.

Я кипячусь и скрупулезно перепроверяю информацию. Кто бы знал, как я это ненавижу, но не могу оставить всё это, не доделав работу хотя бы до какого-то логического завершения. На миг я отлетаю в собственные несбывшиеся мечты, вспоминая, как всегда мечтала стать писателем. Или журналистом. Или даже фотографом. Мне так хотелось делиться своим видением мира, своими чувствами. Некоторые дети, которые видели в детстве мало любви, вырастают с не зарастающей дырой, в которую сколько ни кидай этой любви, ее никогда не будет достаточно. Некоторые – напротив, готовы обнять целый мир и залюбить каждого, кто подвернется под руку, потому что этого ресурса не растрачено ни на йоту. Я же – нечто среднее, вот уже 30 лет прыгающее между этими крайностями. Когда я предавалась мечтам о творческой профессии как раз была стадия «люби весь мир». Хорошее было время.

В момент, когда я со вздохом возвращаюсь к опостылевшему монитору, дверь в кабинет открывается и я вздрагиваю.

– Лили, что ты здесь делаешь? Почти десять вечера. – говорит Тео и я разворачиваюсь к нему.

– Могу задать тот же вопрос, – устало улыбаюсь в ответ.

– Туше, – ухмыляется Макдейл – Может по чашке кофе?