Тайны мифологии: рождение вселенной – 2. Мифы мезоамерики ирландские саги

Корней у «древа мира», у «ясеня Иггдрасиль» в германской традиции – три, и это, опять-таки, очень верно. Думаю, ты уже понял, что речь идёт о нашем любимом с тобой «триединстве». И дело даже не в том, что объединение «первого Я» как связующей точки, «тьмы за глазами» как необходимого сырья, и «искры божественного мира» как начала необходимого для воспламенения этого сырья, даёт возможность для порождения первого большого взрыва, как и всех последующих. И даже не в том, что лишь этими новыми большими взрывами разворачивается материальная вселенная. Дело в том, что только эти начала и могут питать бесконечно растущую вселенную, ведь никаких других просто не существует. И то, что именно они образуют творящее «триединство», совершенно не случайно.

Таким образом, «первое Я» является, как одним из «корней» питающих бесконечный рост вселенной, так и его стволом, той «осью», на которую, условно говоря, нанизаны миры. Но, как ты уже понял, никакой «оси», на которую что-то «нанизано», нет. Есть «первое Я» как узловая точка, точка, действительно связующая миры – и верхний, и нижний, и потусторонний, все какие есть. Но, вернёмся к нашим братьям и Зипакне, сыну горделивой птицы.

Наказание старшего сына

Якобы именно за это, за его подвиг с разрушением дома для четырёх сотен братьев, наши герои и собрались наказать Зипакну. Казалось бы, их дальнейшие действия вполне могли бы символизировать второе творение, но ты увидишь, что символизировать они будут творение первое, то есть, мы вновь имеем дело с наслоением однородных мотивов.

Братья знали, что кайман Зипакна очень любит крабов. В этом сезоне крабов якобы было очень мало, что указывает нам на самое начало творения, на изначальную пустоту. Братья изготовили огромного искусственного краба и спрятали его в каньоне. Этот символ указывает нам, не только на первый большой взрыв, но и на его неестественность, неправомочность, на отсутствие у него прав на полноценное существование.

Братья пришли к Зипакне и сказали ему о том, что видели неподалёку огромного краба. Зипакна устремился в каньон, набросился на краба, и братья обрушили на него стены каньона. Всё. Первый большой взрыв схлопнулся в точку. Лишним подтверждением этому является то, что в оригинале текста, в описании того, как Зипакна набросился на краба, присутствует фраза – «вошёл со спины». Учитывая невозможность точного перевода, вполне естественно предположить, что речь идёт о движении назад, вспять, то есть о возвращении взрыва к истоку.

Второй сын птицы

Далее, братья взялись за второго брата несчастной птицы, за Кабракана – «разрушителя гор». Они накормили его отравленными курами, от чего он потерял силы и был похоронен ими заживо. Само имя второго сына птицы уже ясно указывает нам на то, что он символизирует этап схлопывания первого большого взрыва. Во вбирании вещества взрыва точкой его истока, совершенно естественно увидеть поглощение, пожирание чего-то. Учитывая, что в итоге это приводит к болезненной, испуганной сжатости, что часто символизируется сном, болезнью или смертью, совершенно естественно описывать поглощённое вещество символом ядовитой пищи.

Возможно, что этот символ связан ещё и с тем, что пространство пустоты, в которое распахивался первый большой взрыв, часто описывается в мифах как что-то ядовитое, отравленное, разъедающее. Таким образом, «разрушителя гор», как символ того, кто вбирает в себя большой взрыв, ещё и отравленный прикосновением к окружающей пустоте, нетрудно представить отравившимся ядовитыми курами.

Так же вполне понятна его дальнейшая болезненная обессиленность и захоронение его заживо. Мы уже говорили о том, что «первое Я» умирает – не умирая. Ведь, впервые пробудившись здесь, оно уже не может никуда исчезнуть вплоть до смерти нашей вселенной. А потому, «первое Я» на этапе схлопывания первого большого взрыва, символизируется Кабраканом – «разрушителем гор», младшим сыном горделивой птицы, отравившимся, обессиленным и захороненным братьями-богами заживо.

Второй раздел книги завершается фразой – «в мире восстановился порядок и равновесие». Ну что же… Вновь воцарившуюся во вселенной, после схлопывания в точку первого большого взрыва и «первого Я», ничем не колебимую пустоту, в каком-то смысле можно считать порядком и равновесием.

Предыдущая пара богов

Новый раздел начинается с упоминания о том, что отец и дед наших героев, Шпияйок, «великий отец», «зачинатель сыновей» умер. Это подаётся, как нечто связанное с убийством нашими героями «ложных богов». Всё верно. Ведь он символизирует «первое Я». А все убитые братьями «чудовища», символизировали всё ту же «смерть» или «болезнь» «первого Я» после его неудачи с первым взрывом. Что же может символизировать смерть, самого первого в этом повествовании, образа «первого Я»? Я надеюсь, что время от времени ты закрываешь глаза, чтобы ощутить себя им. Подробно прояснить, что происходит с сознанием «первого Я» при разворачивании во второе творение, мы попробуем в завершении этой книги. Пока же, можно предположить, что при этом выходе на настоящее творение вселенной, исчезает отдельность существования «первого Я». Ведь для того, чтобы этот выход стал возможен, «Я» должно осознать своё неразрывное единство с пустотой пространства «не Я» и незримым «божественным миром». Можно сказать, что при этом оно действительно перестаёт быть собой, то есть – «умирает» как «первое Я».

Дальше перед нами вдруг предстаёт предыдущая пара братьев-богов, Хунхунахпу и Вукубхунахпу, то есть – «один-один-владыка» и «семь-один-владыка».

Полагаю, что, как мы уже и прояснили для себя, приключения их будут символизировать первый круг творения. По крайней мере, на это ясно указывают их имена.

Нам рассказывается о том, что братья очень любили играть в мяч и делали это мастерски. Мы уже говорили о том, что образ игры в мяч является очередным символом двух основных этапов этого круга – расширения и сжатия. То, что здесь называется «игрой», по сути является всего двумя движениями, одним – вперёд и вширь, и другим – назад к схлопыванию в точку. Но пока, речь идёт не о первом круге творения. Для этого пока рано. Всё это – символы творческого потенциала братьев, который лишь проявится в будущем в виде первого круга творения. Пока же, «первое Я» в состоянии «мирового яйца» символизируемое нашими братьями богами, своим сознанием ещё находится в «божественном мире». То, что – «сами боги небес проявляли интерес к их игре» – ясно указывает нам на это.

Однажды братья затеяли игру на дороге в Шибальбу, «мир мёртвых». Там властвовали два духа, Хун Кам и Вукуб Кам. Мы помним, что «Хун» означает – «один», а «вукуб» – «семь». Совершенно очевидно, что Шибальба – это окружающая «первое Я» пустота «не Я», пустота пространства. Мы не раз уже говорили о том, что, в силу ограничения этого пространства законами, естественно ему присущими, оно часто именуется в мифах «миром мертвых». И часто, герой, спускающийся в мифе в этот мир, на самом деле символизирует проявляющееся туда из «божественного мира» «мировое яйцо». То, что в этом эпизоде речь идёт о «дороге в Шибальпу», на которой братья затеяли игру именно в этот раз, ясно указывает на начало, на этап, когда «первое Я» осознаёт себя висящим в пустоте «нигде». Хотя, мы видим, что, и имена наших братьев, и имена пары богов, хозяев Шибальбы, и идея игры в мяч, – всё ясно указывает на первый круг творения вселенной. Очевидно, что именно повествование о нём ждёт нас впереди.

Подземные боги были раздражены шумом игры братьев, а также оскорблены самим выбором ими места для игры. К тому же, они позавидовали их прекрасному снаряжению для игры. Как водится, они отправили к братьям посланца с приглашением на игру с богами. Эта игра должна была «сделать владык Шибальбы счастливыми». Все эти драматургические сложности, несмотря на то, что нам, как кажется, уже встретилось несколько явных символов всего первого круга творения, ещё раз указывают нам на его назревание.

Знакомые символы внимания богов «мира мёртвых» к главному герою или героям, здесь выглядят как раздражение и оскорблённость этих богов действиями героев, и как желание богов – «стать счастливыми» благодаря появлению братьев. И вновь, что уже встречалось нам не раз, – образ посланца с приглашением. Думаю, ты согласишься с тем, что навряд ли полная пустота Хаоса, пустота «ничто» может быть инициатором прихода в неё «мирового яйца». Полагаю, что всё это – символы ощущений «первого Я» от окружающей его пустоты. Сначала эти ощущения заставляют его пробудиться, выйдя из состояния «мирового яйца», а потом, своим острым дискомфортом, – они заставляют его устремиться назад к «божественному миру», что невольно приводит к воспламенению первого большого взрыва и всему дальнейшему.

То есть, действия нашей пары героев и чувства богов Шибальбы, вызванные этими действиями, – всё это является символом, уже хорошо знакомого нам с тобой этапа. Речь вновь идёт о постепенном проявлении «мирового яйца» из «божественного мира» в мир полного «ничто», в абсолютную пустоту, которую Гесиод в своей «Теогонии» называл Хаосом. Выйдя из состояния «мирового яйца», пробудившись здесь, «первое Я» своим вниманием, первым его прикосновением создаст пространство в котором и будет происходить творение всей нашей вселенной.

Братья оставили дома свой мяч и снаряжение для игры и отправились в путь. Этот символ прямо указывает нам на переход «первого Я» из «божественного мира». Вся абсолютность, вся наполненность, всё счастье, что «Я» ощущало там, оно, пробудившись здесь, в «нигде», в пустоте материального мира, теряет.

Этот переход, этот разрыв с «божественным миром» в сказках и былинах часто символически описывается как старость, сильного и славного когда-то героя, потерявшего теперь всё это.

По дороге братья встретили реку наполненную скорпионами, реку крови, и реку гноя. Возможно, ты помнишь о том, что в русских сказках, песнях и заговорах нередко встречается «пучай-река» или речка «смородинка», что значит – смрадная. Часто же, речка упоминается без названия. Пустота «не Я», пустота окружающая «первое Я», часто ассоциируется с жгучим, разъедающим ядом, холодом или огнём. Нетрудно понять, откуда взялись эти образы. Достаточно вновь закрыть глаза и ощутить свою полную ничтожность и одиночество в этой леденящей пустоте, грозящей, как кажется, растворить, поглотить, погасить тебя.

Братья преодолели все эти реки, после чего, оказались на странном перекрестке разноцветных говорящих дорог. Дороги путали братьев и, в итоге, чёрная уговорила их выбрать её. По чёрной могли идти только мёртвые. Вижу в этом символ того мига, когда «первое Я», желая сбежать от ужаса окружающей его пустоты и устремившись в «божественный мир», невольно создаёт «триединство» и, тем самым, воспламеняет первый большой взрыв. Ты помнишь, что «триединством» я называю объединение «первого Я» с «божественным миром» и «тьмой за глазами». «Я», как связующая точка, объединяет сырьё «тьмы на глазами» с «искрой», частицей «божественного мира», воспламеняющей его в первый большой взрыв. Перекрёсток разных дорог разного цвета ясно указывает на этот миг объединения.

Выбор же братьями «чёрной дороги», той, по которой «ходят лишь мёртвые», указывает нам на тот миг, когда «первое Я» осознаёт, что вернуться в «божественный мир» не получилось, что, желая убежать от окружающей бездны, оно, тем не менее, взорвалось, вывалилось, пролилось в эту самую бездну. Полагаю, что именно этот принципиальный момент описывается нам символом «выбора чёрной дороги». Если говорить в терминах этого эпизода, хотя прямо нам здесь об этом не сообщается, выход братьев на «перекрёсток разноцветных дорог» – это их попытка убежать из Шибальбы к «богам неба», а «выбор чёрной дороги» – это осознание себя вновь оказавшимися там, в «мире мёртвых», в Шибальбе.

Придя в Шибальбу, братья встретили чучела владык Шибальбы и приняли их за самих владык, чем очень их насмешили. Это было издевательским испытанием для всех приходящих туда. Образ также вполне понятен. Сходный с ним мы встретим в мифологии Японии, где «богиню солнца» Аматерасу обманули ее отражением. Также ты можешь вспомнить историю об Осирисе, спутавшем свою сестру Нефтиду со своей сестрой-женой Исидой и «вошедшем» к ней по ошибке.

Эти образы, несмотря на некоторую путаницу, ясно указывают нам на ошибку «первого Я», при своём пробуждении с первого взгляда оценившего окружающее как – «не себя». Весь первый круг творения, вместе с его печальным завершением, является результатом этой ошибки. А значит, момент, когда братья приняли чучела владык Шибальбы за самих владык, может символизировать, как пробуждение «первого Я» в пустоте, так и первый большой взрыв, невольно воспламенённый им именно в результате этой ошибки. Мы уже не раз говорили о том, что выход на настоящее, бесконечное творение материальной вселенной становится возможным лишь тогда, когда «первое Я» освобождается от этого своего заблуждения.

Следующим издевательским испытанием владык была скамья, на которую братьям предложили сесть. Скамья оказалась раскалённой плитой для приготовления пищи, и братья получили страшные ожоги.

Раскалённость этой скамьи и ожоги, в результате прикосновения к ней, достаточно ясно говорят нам о первом большом взрыве и его схлопывании в точку.

Сесть на что-то другое, отдельное от тебя и при этом раскалённое, опереться на это и жестоко обжечься, – это вполне узнаваемые образы «первого Я», невольно отдавшего себя первому большому взрыву и поплатившемуся за это. Не зря, попытка преодолеть эту пустоту, эту «реку» чтобы достигнуть «божественного мира» называется в сказках – «калиновым», то есть – «раскалённым» мостом. Но, попытка не удаётся, и герой падает в смрадную реку, в «речку смородинку», то есть – первым большим взрывом распахивается в пространство пустоты.

Также, в символе раскалённой плиты можно увидеть образ пустоты пространства, её обжигающего, разъедающего воздействия. В таком случае, «первое Я» «садится на неё» именно первым большим взрывом и, чуть не потеряв себя в ней, «обжегшись», отступает к точке своего истока, сжимается в неё. Как ты видишь, обе трактовки очень близки.

Далее, братьев ждало испытание «домом мрака». Получив по лучине и по табачному листу, или по сигаре в другом варианте перевода, они должны были утром вернуть их в целости, всю ночь просидев в непроглядной тьме. Вновь, достаточно ясный образ «первого Я» очнувшегося среди «нигде» в этом «доме мрака» и ощущающего себя затерянным в абсолютной пустоте и тьме.

Братья не выдерживают, то ли скуки, то ли ужаса тьмы, тратят то что им выдано и, в итоге, не проходят испытания. Они сожгли лучины и выкурили листья. Это совершенно ясный символ. «Первое Я», как мы вновь видим, использует то что имеет для того, чтобы изменить неприятное для него сложившееся положение, и тратит это, оставаясь в итоге ни с чем. Ты понимаешь, что этой «растратой» является первый большой взрыв, изначально обречённый на неудачу. А что же тратит «первое Я»? Полагаю, тратит оно ту частицу «божественного мира», до которой дотягивается в своём устремлении к нему. А как её можно было бы не тратить? В первую очередь, для этого нужно было бы принять сложившуюся ситуацию, а не пытаться убежать от неё. Но, подробнее об этом – позже.

Думаю, ты заметил, что мы встретили, как минимум три эпизода, символически рассказывающих о первом круге творения. Это – эпизод с чучелами владык Шибальбы, эпизод с раскалённой скамей и эпизод с лучинами в темноте. Символ «триединства» в мифологии нередко описывается как три отдельные ситуации разнесённые во времени. А поскольку, каждый из этих эпизодов начинается с символов первого большого взрыва, указание на «триединство», воспламеняющее этот взрыв, совершенно оправдано.

За это последнее, не пройденное испытание владыки Шибальбы приносят братьев в жертву. Сам символ принесения жертвы, это ещё один образ первого большого взрыва как отдачи себя в пространству. Но то, что, в данном случае, принесение в жертву является не только убийством, но и отсечением головы, прямо указывает нам на схлопывание первого большого взрыва в точку.

Голову старшего брата, брата Хунхунахпу, «один-один-владыки», отделили от тела и повесили на бесплодное тыквенное дерево. Дерево сразу же покрылось плодами, среди которых уже было не отыскать голову. Казалось бы, исчезновение головы – это указание на «первое Я», отступившее, пытающееся сжаться, спрятаться, исчезнуть от ужаса окружающей его пустоты. Но тыквенное дерево, к тому же – «покрывшееся множеством плодов», ясно указывает нам на «мировое древо» и множество новых «мировых яиц», образующих его. Образ того, что голову Хунхунахпу – «не отыскать среди этих плодов», можно было бы трактовать как то, что теперь каждый из многочисленных плодов этого дерева является подобной головой, но это не совсем верно. Голова героя символизирует «первое Я» и первый большой взрыв сжавшиеся в точку, а многочисленные плоды – «за которыми её больше не отыскать», указывают нам на то, что разворачивание точки «первого Я» вовне уже началось, и началось оно именно назреванием множества новых «мировых яиц». Иначе говоря, голова становится всеми этими плодами, как «первое Я», разворачиваясь, становится этими новыми назревающими «мировыми яйцами».

Владыки удивлены и испуганы произошедшим, а потому, издают указ о запрете приближения кого бы то ни было к этому дереву. Не так давно, как ты помнишь, эти же Владыки были раздражены и заинтригованы шумом игры наших братьев настолько, что захотели встретиться с ними.

Это символизировало ощущения спящего «первого Я» от окружающей его пустоты символизируемой владыками, ощущения, зовущие его к пробуждению. Здесь же, удивление и испуг владык Шибальбы, а тем более – запрет на приближение, ясно указывают на полную замкнутость новых «мировых яиц», на их, пока полную отделённость от окружающей пустоты.

Уточню ещё раз. Когда, какой-либо символ пустоты пространства в мифе, испытывает, или проявляет действием, какие-то чувства, это всегда указывает нам на состояние «первого Я», на его ощущения от окружающей его пустоты, а не на чувства этой пустоты. Я исхожу из того, что единственной чувствующей единицей в подобных ситуациях является «первое Я». Несмотря на то, что пространство им творится из частицы своего сознания, я не думаю, что мы можем всерьёз говорить о каких-либо чувствах этого пространства.

Итак, владыки испуганы, и на приближение к дереву наложен запрет. То есть, и сжавшееся в точку «первое Я», и формирующиеся «мировые яйца», находятся пока в полном отрыве от окружающей их пустоты, своим сознанием они ещё объединены с «божественным миром». Ты мог заметить, что этап болезненного сжатия «первого Я» в точку, сжатия, в котором оно может лишь мечтать о контакте с «божественным миром» находясь в ужасе одиночества, минул в этом повествовании незаметно. Едва герою срубили голову, что символизировало сжатие в точку, как её повесили на дерево, которое тут же покрылось плодами, что символизировала формирование новых «мировых яиц», а значит – новую наполненность «первого Я» жизнью в результате новообретённого контакта с «божественным миром», ведь только этот контакт может быть причиной такой наполненности.

Тела же наших братьев, зарыли на поле для игры в мяч в общей могиле, в чём мы ясно видим, просто ещё один символ схлопывания первого большого взрыва в точку. Далее в повествовании появляется некая девушка. Это Шкик – «кровавая луна», дочь «собирателя крови», одного из владык Шибальбы. Я уже говорил тебе о том, что образ «кровавой луны» в данном случае, кажется мне вполне приемлемым символом «тьмы за глазами», то есть – того вещества, того сырья, только благодаря которому и может возникнуть первый большой взрыв и все следующие большие взрывы. Образ же «собирателя крови», отца девушки, ясно указывает на сжатие взрыва, то есть, утекание к началу, к истоку, в сторону той самой «тьмы».

Однажды, когда Шкик приблизилась к дереву, один из его плодов заговорил с ней и попросил протянуть руку. Когда она сделала это, плод обернулся черепом Хунхунахпу и плюнул ей в ладонь. Слюна сразу же исчезла, а девушка вскоре забеременела. Мы с тобой встречали разные символы созревания, сжавшегося в точку «первого Я», к выходу на новое творение, символы этого перехода от сжатия в точку к новому разворачиванию вовне.

Когда беременность девушки стало уже невозможно скрыть, и владыки потребовали от неё открыть имя отца, она отвечает, что – «не знала лица этого мужчины». Из этой фразы мы мы с тобой так же можем кое-что извлечь. Во-первых, «первое Я» в этом состоянии, пытается сжаться до полного исчезновения из пространства которое оно пыталось заполнить взрывом. На этом этапе у него действительно «нет лица», в любом смысле этого слова, ведь его практически нет здесь. А во-вторых, «тьма за глазами», «тьма позади», в которую оно себя почти выдавливает пытаясь убежать от окружающего его пространства, эта «тьма» находится позади него, то есть, оно входит в неё спиной, не лицом. Ты можешь вспомнить Зипакну, старшего сына «горделиевой птицы», что «со спины» накинулся на фальшивого краба подсунутого ему братьями-богами, а можешь обратиться к истории всё того же героя древней Ирландии Кухулина, который «поворачивается спиной внутри кожи» в определенной ситуации. Конечно, строго говоря, это совершенно не одно и то же – «зайти спиной», «повернуться спиной», «зайти со спины»; можно сказать, что это вещи прямо противоположные, но, учитывая трудности перевода и, естественную для мифологических символов, путаницу, всё в общем убедительно. Шкик символизирует ту самую «тьму за глазами» которая становится наполнением первого большого взрыва и в которую он почти входит когда отступает назад к истоку схлопываясь в точку. Этот момент, момент «вхождения» в неё «первого Я» вместе со всем сжимающимся веществом первого взрыва, «вхождения спиной», вполне можно рассматривать как её оплодотворения тем, «чьего лица она не знала».

Владыки приговорили Шкик, то ли к изгнанию, то ли к смерти, то ли к тому и другому. Так или иначе, но её не убили. Изгнанная, она отправилась к Шмуканэ, к «бабушке», хотя, учитывая, что наши герои осуществляли первый круг творения, Шмуканэ должна была бы считаться их матерью. Важнее другое, Шмукане в «пополь-вух», была первым образом пустоты пространства созданного прикосновением внимания пробудившегося «первого Я». А значит, приход забеременевшей девушки к ней символизирует назревание готовности сжавшегося «первого Я» к новому разворачиванию вовне. К этому моменту можно придраться, ведь девушка, как кажется, пришла из Шибальбы, где она жила вместе с владыками символизирующими то же пространство. Но, во-первых, подобные детали часто не важны, а во-вторых, Шкик, как мы уже говорили, является дочерью «собирателя крови», то есть – его результатом, его следствием. Что же является следствием схлопывания первого большого взрыва к своему истоку, что и символизирует «собиратель крови»? Это схлопывание приводит нас к тому, что находится там, во «тьме за глазами», во «тьме за спиной». О том же, полагаю, говорит нам значение имени Шкик – «кровавая луна». Луна, через идею лунного месяца, символизирует весь первый круг творения и, одновременно, вместе с образом крови, она говорит о внутреннем наполнении, о той самой «тьме за глазами» являющейся сырьём для всего творимого во вселенной.

Отдельные истории Шкик и её сыновей

Итак, Шкик приходит к Шмуканэ и объявляет себя женой Хунхунахпу. «Бабушка» потребовала доказательств, для чего отправила Шкик в поле, собрать мешок кукурузы. Та нашла лишь один стебель кукурузы. Сам выход нашей героини «в поле», как и образ стебля кукурузы, уже говорит о назревании нового творения, о постепенном разворачивании «первого Я» вовне, о начале настоящего творения вселенной символизируемого этим стеблем как «осью», как «древом мира».

Тогда Шкик просит о помощи светлые женские божества, что в переводе называются, то ли – «женщины-однодневки», то ли – «календарные женщины». Те, с помощью своих чудесных сил, наполняют её мешок кукурузой. Думаю, для тебя очевидно, что мешок полный кукурузы и беременность Шкик – это символы одного и того же состояния. Это – и готовность «первого Я» к новому творению, и назревание множество новых «мировых яиц», что и составят в сумме это творение. Помимо початков кукурузы в мешке, на множество новых «мировых яиц», на мой взгляд, указывает и образ множества «женщин-однодневок», ведь их помощь в появлении целого мешка кукурузы можно трактовать, как их преобразование в эти самые початки кукурузы.

Шмуканэ принимает девушку в семью и, вскоре, та рождает братьев-близнецов Хунахпу и Шбаланке, «один-владыку» и «зелёного ягуара», о приключениях которых нам уже повествовалось. Хотя, все эти события и вписаны в общее повествование, ты заметил, что они являются отдельными, короткими и лаконичными, эпизодами описывающими переход ко второму творению вселенной. То же мы видим и далее.