Тайны мифологии: рождение вселенной – 2. Мифы мезоамерики ирландские саги

Болеющий бог

Но, продолжим об отдельных эпизодах. Например, больной бог, часто изображаемый лежащим, – это прямое и очень ясное указание на «первое Я», отступившее, сжавшееся в точку после первого большого взрыва, испуганное, обожжённое пустотой, её ядом, её леденящим холодом. Рядом с ним часто изображают, пришедших к нему, всё тех же братьев-богов. Всё правильно, ведь, на данном этапе, они символизируют то же что и он, тот же самый этап схлопывания взрыва в точку. И если на изображении они, например, пытаются помочь ему, лечат его, это указывает на то, что «первое Я», на изображённом этапе, готовится к разворачиванию вовне, к выходу во второе, настоящее творению, к своему воскрешению.

Кража женщин

Мотив кражи братьями женщин, у этого или любого другого бога, указывает на то же самое. Здесь неважно – символизирует ли жена «тьму глазами» или она является символом пустоты окружающего «Я» пространства. Кража, и той и другой женщины, явно символизирует назревание готовности «Я» к новому творения.

Один вариант говорит нам о том, что оно начинает вновь вбирать в себя сырьё «тьмы за глазами» постепенно разворачиваясь вовне назреванием новых «мировых яиц» в их новых пространствах пустоты. Другой вариант указывает на то, что «первое Я» вновь решилось развернуться вовне, решилось открыться пустоте окружающего пространства. О какой бы из «женщин» мы ни говорили, о пустоте пространства или о «тьме за глазами», разворачиваясь к новому творению, «первое Я» символически забирает её у себя предыдущего, у себя одинокого, создавшего и прошедшего, первый круг творения.

Гремящий панцирь черепахи

Смысла этого символа мы уже касались, но будет не лишним повторить. Панцирь черепахи, как и глиняный горшок, один из тех, что чинила мать нашего героя, это достаточно ясный символ сосуда, замкнутости, кокона, то есть – новых «мировых яиц». Грохот же, извлекаемый нашим героем оленьими рогами из панциря черепахи, это первые эманации его пробуждения, его перехода от состояния свёрнутости к состоянию одинокой пробуждённости в пустоте. То, что этот грохот привлекает внимание «владык смерти» и заставляет их пригласить героя к себе, вовсе не говорит о чувствах или действиях пустоты пространства, которую символизируют эти владыки. Этот грохот, эти первые эманации символизируют начало того процесса перехода, в результате которого «первое Я» осознает себя одиноким, затерянным в пустоте пространства материального мира. Это пробуждение в пустоте, одинокого «Я», и описывается символом его прихода к владыкам Шибальбы.

Верхом на олене и кабане

Олень, как и бог сидящий на нем верхом, символизируют взрыв, а кабан, тем более, что всадник на нём лежит, указывает на сжатие, схлопывание взрыва. Олень достаточно ясно символизирует активный, чувственный, жизненный порыв; мы можем вспомнить в связи с этим один из образов господа Брахмы, о котором мы уже говорили выше. Кабан же, учитывая его склонность рыть, указывает на движение вниз, на сжатие, схлопывание, плотность. Тем более, если всадник на нём изображён лежащим, указывая тем самым на слабость, сон, смерть.

Семь клещей

Бог, судя по надписям называемый «семь клещей», символизирует всё то же болезненное сжатие после взрыва. Цифра «семь» могла бы говорить о семи составляющих взрыва, то есть – о взрыве, но поскольку, здесь говорится о клещах, то есть – о кусающих, о сосущих, речь идёт явно о сжатии, схлопываний всех этих семи составляющих, то есть – о сжатии взрыва в точку.

Бог леса

Если братья крадут женщин у, так называемого, «бога леса», речь здесь может идти не только о женщине, как символе сырья «тьмы за глазами» или символе пустоты пространства, примеры чего мы уже рассматривали выше. Этот «бог леса» может символизировать собой тот предвечный «божественный мир», из которого и появилось когда-то «мировое яйцо», а дочери этого бога, соответственно, символизируют ту «искру», что, будучи призванной «первым Я», даёт возможность для воспламенения и проявления первого большого взрыва.

Жаба

Почему я так думаю? Среди традиционных изображений индейцев мезоамерики, есть одно очень интересное. На нём один из братьев играет в мяч с гигантской жабой. Это тот самый брат, чья рука была откушена. Но, на его носу мы видим новую руку, руку «бога леса». Также, мы видим шляпу «бога леса» на его голове. Я вижу в этом ясное указания на объединение «первого Я» с той самой «искрой», изшедшей из предвечного «божественного мира». Именно это объединение, как мы с тобой уже поняли, даёт «первому Я» возможность выйти во второе, настоящее, бесконечное творение вселенной. Позже мы поговорим об этом моменте подробнее. Жаба, судя по всему, символизирует, окружающую «первое Я» пустоту. То есть, это символ всё тех же владык Шибальбы. Жаба побеждена героем, а это значит, что речь действительно идёт о втором творении, ведь во время первого круга, сам герой повествования был побеждён этой пустотой. Мы уже говорили подробно о значении образа победы героя над символом пустоты пространства.

Четырнадцать ладоней

Очень интересно, что нам сообщается о размере мяча, которым играл один из братьев. Это – «четырнадцать ладоней». Неважно, как измерялся мяч. Неважно, идёт ли речь о длине веревки, которой он обматывался, или о чём-то ещё. Важно то, что нам указано на число и это число является удвоением цифры «семь». Соответственно, оно указывает нам, и на взрыв с его семью составляющими, и на сжатие, схлопывание с его составляющими. То есть, этот мяч символизирует для нас весь первый круг творения. А значит, учитывая то, что в игре этим мячом жаба была побеждена нашим героем, что явно говорит нам о втором творении вселенной, этот мяч символизирует множество новых первых кругов творения, множество циклов расширения и сжатия, циклов, делающих творение вселенной бесконечным и неостановимым.

Рыба

У юного «бога кукурузы» в мифах индейцев есть много параллельных ему героев проходящих через сходные мифологические эпизоды и часто, эти герои – братья. Сам же он, помимо куста кукурузы, кукурузного початка и зёрнышка кукурузы, может быть «громом» и даже «рыбой». Эти символы кажутся мне достаточно ясными. «Первое Я», проснувшееся среди «нигде», среди бездны космических вод, вполне можно назвать «рыбой», к тому же, взрываясь, распространяясь вширь, пытаясь заполнить эту бездну собой, оно, символически, ныряет в неё или даже топится в ней.

Гром

Гром, для индейцев мезоамерики с её засушливым климатом, это гроза, дождь и, следовательно, урожай, то есть – это рост, это питание, это жизнь. В отличии от засухи, ассоциируемой с космической пустотой, гром, а следовательно, и гроза, это заполнение пустоты жизнью, это побеждающая бездну, живая вселенная. К тому же, гром – это небо, а значит – вышние боги, причём – боги созидания, ведь гром – это дождь, дождь – это урожай, а урожай – это жизнь. То есть, гром вполне может быть символом «первого Я» и первого большого взрыва, а, с ещё большим основанием – символом, выхода «первого Я» на второе творение вселенной, и самого этого творения.

Кукуруза

Кукуруза – и растение, и початок, в полной аналогии с Осирисом, символизирует зерно воскресшее после смерти в земле. Початок кукурузы, полный зёрен новой жизни, ясно указывает на бесконечно разворачивающуюся, бесконечно множащуюся вселенную. На то же самое указывает и куст кукурузы, символизирующий, к тому же, и «мировое древо», то есть – вселенную в купе со всеми незримыми мирами. Единичное зёрнышко кукурузы так же вполне соответствует образу ничтожной, затерянной в «нигде» точке «первого Я».

Наполнение внутренней тьмой

Проясняя мотив «кражи женщин», я упомянул момент нового наполнения «первого Я» «тьмой за глазами» при его выходе из состояния болезненной сжатости, свёрнутости. Думаю, ты заметил, что момент этот является новым и не очень понятным. Хотя, если вновь закрыть глаза, что я предлагал тебе делать периодически, многое проясняется. Перенесясь, таким образом, в состояние «первого Я» созерцающего окружающую пустоту, представив, как оно может пытаться свернуться в самоё себя, чтобы скрыться от этой пустоты, почувствовал, что происходит с ним, когда оно находит в себе силы вновь ей открыться, ты можешь ощутить важную роль пространства «тьмы на глазами», «потустороннего», внутреннего пространства для прохождения этого ключевого этапа. Несложно заметить, что именно эта «тьма», в наименование которой я, конечно же, не вкладываю никакого негативного смысла, именно она наполняет «первое Я» и любое новое «Я», давая им возможность и силу, вновь развернуться к пустоте внешней, вновь предстать перед ней. Исходя из этого, вполне резонно предположить, что изначальное разделение на «первое Я» и пустоту пространства «не Я», пространства, которое «Я» изначально определило как «не себя», на самом деле и, в гораздо большей степени, было разделением некоего изначального единства на пустоту внешнюю и пустоту внутреннюю, разделением, невольно совершённым самим «первым Я» при его пробуждении первым же движением его сознания, его восприятия. Соответственно, кажется очень вероятным, что именно объединение этих двух пространств сознания даёт возможность «первому Я», как и любому человеку, обрести единство с окружающим миром и сделать свою жизнь беспрерывным, истинным творчеством.

Как ты сам понимаешь, здесь мы имеем дело с тем, что невозможно до конца прояснить на словах, с тем, что нужно непосредственно прочувствовать и увидеть.

А теперь, нас ждёт следующая тема. Думаю, ты понимаешь, что, учитывая то, сколько раз нам, раскрывая образы мифов мезоамерики, приходилось обращаться к параллелям с образами мифологии кельтской, избежать этой темы нам не удастся.

Мифология кельтов

Это будет большая и непростая глава, но в ней мы найдём не только новые подтверждения уже понятому, образы кельтской мифологии укажут нам на несколько новых, важных аспектов, проясняющих, всё описание сотворения вселенной, весь его алгоритм. Ты уже замечал, что космогонические повествования далеко не всегда содержат в себе образы богов и их деяний. Порой, о сотворении вселенной нам говорит описание событий, на первый взгляд, вполне человеческих. И здесь, мы имеем дело со, своего рода, психологическим барьером. Трудно поверить в космогонический смысл событий, происходящих с участием, не богов, а, пусть и необычных, но, всё же людей. Тем более, когда эти события связаны с определённым местом и временем в человеческой истории. Хотя, связь эта конечно же условна. И всё же, в процессе нашего с тобой путешествия, ты убедишься в том, что рассматриваемые нами мифологические образы, вполне допускают их космогоническое толкование, а некоторые из них, совершенно очевидно не допускают никакого иного.

В основном, мы будем говорить здесь о героических ирландских скелах, самом ярком примере кельтской мифологии сохранившемся до наших дней. Гораздо чаще их называют «сагами», хотя это и не совсем верно. По большей части, нам встретятся здесь скелы рассказывающие о известнейшем герое ирландского эпоса Кухулине. А причём же здесь сотворение мира – ты скоро увидишь сам.

Конечно, символика подобных повествований рассказывает и о многом другом. В ней можно найти очень многое об образе жизни того или иного народа в давние времена, много можно узнать о нравах, отношениях, взглядах на мир, в том числе и магических. Но и тем, кто целенаправленно изучает подобные аспекты жизни древнего человечества, будет полезно узнать, об обилии космогонических символов в этих повествованиях и о непосредственном значении этих символов. Осознавая этот важнейший момент, они смогут точнее определять для себя поле собственных изысканий.

Рождение Кухулина

Путешествие в неведомое

…Однажды, когда Конхобар вместе со своими самыми знатными воинами находился в Эмайн-Махе, случилось вот что. Налетели на окрестные поля птицы неведомой породы и стали пожирать все плоды, злаки, траву, всю зелень до самого корня, так что остались после них лишь сухая земля да голые камни. Великая печаль охватила уладов при виде того, как погибает от этих птиц все пропитание их…

Если опустить привычное для мифологии очеловечивание образов, связывание их с чем-то хорошо знакомым людям, если опустить драматизацию, то всё очень просто. Приведённая выше часть говорит нам о пустоте, среди которой осознало себя пробудившееся «первое Я», о его неуюте и одиночестве. В первой части этой книги, мы не раз встречали сходные образы описания этого этапа творения вселенной в сказках и былинах.

…И они решили снарядить девять колесниц, запрягши в них самых быстрых коней, какие только были в Уладе, чтобы пуститься в охоту на птиц. Выехал на охоту и сам Конхобар, и сестра его Дехтире с ним; она в ту пору была уже взрослой девушкой и служила ему возницей. Выехали также и другие герои и возницы уладов…

Здесь, сразу же, мы видим переход к символу первого большого взрыва через образ движения вперёд и вширь. Множественное число героев и колесниц ясно говорит нам о расширении. Правда, в отличии от множества других мифов, в том числе и ирландских, здесь не звучит заветной «семёрки», здесь, так же, как это часто бывает в мифах германцев, упоминается «девятка». Там мы с тобой предполагали, что, к семи составляющим первого большого взрыва, плюсуются: «искра» – частица непроявленного «божественного мира» из которого и проявилось ранее в наш мир «первое Я», и «тьма за глазами», то есть – две части «триединства» необходимого для воспламенения первого большого взрыва. Две части, за вычетом самого «первого Я».

Мы уже не раз говорили о том, что, в отличии от тьмы внешней, от пустоты пространства, «тьма за глазами» находится именно там, «за глазами», не – перед ними, не – перед тобой когда ты закрываешь глаза, а – позади твоих глаз, позади тебя как «первого Я», внутри тебя. Закрывай глаза время от времени, чтобы увидеть и прочувствовать творение вселенной, описываемое нам этими символами, чтобы прочувствовать его – «от первого лица». Как ты помнишь, «искра» необходима для воспламенения, для проявления взрыва, а «тьма» является его топливом.

Сама же отправная точка, «первое Я», не включена в символ девятки потому, что присутствует априори, как сам главный герой мифа. В эпизоде о девяти дней самораспятия например, это был бог Один. Возможно, что и здесь мы имеем что-то подобное. Предполагаемый главный герой здесь, хотя и не очень ярко выраженный, – это король Конхобар.

Или же, девятка в данном случае образуется от прибавления к семи составляющим взрыва – «первого Я» и «тьмы за глазами», которые символизируют – король Конхобар и его сестра Дехтире. Кстати, среди героев сопутствующих им, зачем-то упомянут ещё один, только один. Его называют – Брикрен, сын Карбада. Возможно, что он символизирует ту, необходимую для «триединства», «искру», хотя, выражено это не очень ярко, как, в общем, и всё остальное.

…Прекрасна была стая, улетевшая от уладов. Во главе ее как вожак неслась большая птица, величайшая, прекраснейшая в мире. Девятью двадцать было число всех птиц…

Учитывая символы «величайшей и прекраснейшей», символы значительного множества, в описании птичьей стаи, может показаться, что она так же является образом первого большого взрыва, на это будут ещё некоторые указания далее, но, одновременно и несомненно, стая символизирует пустоту пространства, которую взрыву никак не догнать, не заполнить собой.

…они разделялись на пары, каждая из которых была соединена цепочкой из светлого золота. Двадцать же птиц прекрасной раскраски летели впереди других при каждой переправе, и каждая пара их была соединена цепочкой из красного золота…

Не могу сказать ничего определённого про эти странные «переправы», но, попарная связь цепочкой из золота, на мой взгляд, является символом достаточно ясным. Нам нужно вспомнить ситуацию вынудившую «первое Я» перейти к активным действиям для её изменения, в виде первого большого взрыва. Это был этап разделения единства «мирового яйца» на «первое Я» и пустоту пространства «не Я». Если вспомнить самый простой геометрический символ этого этапа – точку в центре окружности, образ попарной связи птиц золотой цепочкой станет ясен. Нет, я не имею в виду, что они символизируют саму первую двойственность, саму пару «Я» и «не Я». Полагаю, что они символизируют протяжённость пространства. Тем более, что, судя по всему, цепочка каждой пары была растянута перпендикулярно к направлению полёта этих птиц. А если вспомнить, что это пространство было создано вниманием «первого Я», что эта, бесконечно расширяющаяся пустота пространства, в каком-то смысле, разлетелась от него, как окружность от точки в её центре, если вспомнить «первую женщину», «дочь» сотворённую Брахмой и бросившуюся убегать от него, то нам станет ясно, что, попарная скованность птиц цепочками, символизирует то новое, что возникло для пробудившегося «первого Я», а именно – ширь пространства, его протяжённость, окружающая «Я» со всех сторон и, одновременно, убегающая от него вдаль, что символизируется тем, что наша стая улетает от уладов.

…Затем птицы исчезли из глаз уладов, и никто не знал, куда они девались, кроме трех птиц, которые полетели на юг. Улады устремились вслед за ними, но тут настигла их ночь, так что и эти три птицы скрылись от них…

Казалось бы, всё ясно, но здесь мы вновь встречаем символ связанный с первым большим взрывом. Я имею в виду «трёх птиц», к тому же – «полетевших на юг». Несмотря на то, что эти три птицы скрылись от наших героев по причине наступившей ночи, они совершенно очевидно указывают нам на символ «триединства», воспламеняющего первый большой взрыв. К тому же, как мы выяснили в первой части этой книги, оккультное значение направления на юг, символизирует именно первый большой взрыв.

Подобные сказания очень часто складывались из множества более ранних мифов и отдельных их эпизодов и, в большинстве случаев, без понимания настоящего смысла их символов. Так что, подобное наслоение образов и смешение их смыслов совершенно не странно. Мы встретим здесь подобное великое множество раз. Но, продолжим.

Наши герои остановились в лесу и отправили разведку, в поисках какого-нибудь жилья. После чего, после обычных и долгих, споров и разговоров, все отправились в дом найденный разведчиками.

…Всё же улады решили направиться в этот дом. Они вошли в него все, сколько их было, поместились в нем со всеми своими конями и колесницами, и оказалось, что все это заняло очень мало места в доме. И они нашли там вдоволь пищи и одеял, всякого удобства и приятности; никогда еще не случалось им лучше проводить ночь…

Судя по всему, в этом небольшом отрывке нам символически описан весь первый круг творения, ведь произошедшее в последних строках, явно указывает на схлопывание первого большого взрыва в точку. На это же указывает и многое другое, но не столь ярко. Задумайся.

Все многочисленные птицы, преследуемые нашими героями, скрылись из виду. Как это понимать? Птичья стая символизирует пустоту пространства, окружающего «первое Я». Исчезновение птиц можно объяснить лишь одним, – отступлением «первого Я», в виде первого большого взрыва, назад, к своему истоку. Мы помним, что «Я» сжимает всё вещество первого взрыва и сжимается само, чтобы буквально исчезнуть из этого пространства, чтобы скрыться от его ужасающего воздействия. Только на этом этапе мы можем говорить об исчезновении символов пустоты пространства, как это произошло со стаей птиц. Да, это не очень яркий, не очень говорящий символ, но он подтверждается другими.

Ночь, прервавшая погоню уладов за удивительными птицами, так же указывает нам на прекращение происходящего, а значит – на прекращение расширения первого большого взрыва и его переход к схлопыванию. Три птицы, летевшие на юг и скрывшиеся от погони благодаря наступлению ночи, очевидно, как мы уже выяснили, символизируют, воспламеняющее первый большой взрыв «триединство». На что может указывать образ их исчезновения? Он ясно указывает на прекращение взаимодействия этих трёх начал. «Первое Я» больше не ощущает прикосновения к «божественному миру» и, соответственно, сырьё «тьмы за глазами» больше не воспламеняется «искрой» этого самого мира, то есть – первый большой взрыв лишается возможности дальнейшего распространения и переходит к отступлению и схлопыванию.

На то же самое прямо указывает образ прекращения погони и то, что сначала наши герои ставят «все колесницы вместе». Описание найденного разведчиками дома, небольшого и почти совсем пустого, так же говорит нам о сжатии. И совсем уже ясное указание мы встречаем в недавних строках:

…Всё же улады решили направиться в этот дом. Они вошли в него все, сколько их было, поместились в нем со всеми своими конями и колесницами, и оказалось, что все это заняло очень мало места в доме…

Весь, бесконечно огромный первый большой взрыв, действительно уместился в ничтожно малой точке, он сжался в неё. Таким образом, в этом небольшом вступительном эпизоде, мы действительно видим символическое описание всего первого круга творения вселенной. Значит ли это, что дальше нам встретятся образы настоящего, второго творения вселенной? Не думаю. Но, давай проверим.

…После того как они с удобством там расположились, они увидели в дверях мужа, с виду юного, необычайно высокого роста, с прекраснейшим в мире лицом. Он сказал им:

– Если вы считаете, что уже пришло время для ужина, то он будет вам сейчас подан. Ибо то, что вы ели раньше, было только закуской…

Но, после угощения, возникает неожиданная ситуация:

…Тогда тот же муж им сказал:

– Моя жена лежит сейчас в соседней комнате и мучится, рожая. Хорошо было бы, если б эта девушки с белой грудью, что с вами, пошла помочь ей.

– Пусть идет, – сказал Конхобар.

Дехтире вошла в комнату, где рожала женщина. Вскоре та произвела на свет мальчика. В это же самое время статная кобыла, что была при доме, принесла двух жеребят, и юный муж подарил младенцу этих жеребят на зубок…

Сложно не увидеть очевидной параллели между гостями, набившимися в маленький дом, и беременностю женщины. Очевидно, что оба символа говорят нам о назревание чего-то к новому проявлению. Хотя, на мой взгляд, дальше речь идёт не о новом проявлении, а о новом варианте описания, всё того же первого круга творения.

«Юный муж» – хозяин дома, своим описанием явно указывать на прикосновение наших героев к «божественному миру». На это же указывает то, что в этом пустом доме, им всем удалось вдоволь наесться и очень удобно расположиться. То есть, мы имеем здесь наложение символов двух разных этапов творения. Схлопывание первого большого взрыва в точку, плавно переходит в самое начало творения, в назревание «мирового яйца», в котором, «первое Я» находится ещё в объединении с «божественным миром». Эти этапы могут показаться сходными, но это не совсем так. В состоянии «мирового яйца», «первое Я» находится в состоянии цельности и счастья, в состоянии же сжатия после схлопывания первого большого взрыва, оно одиноко и так испугано, что пытается исчезнуть, пытается больше вообще не быть.

Образы схлопывания первого большого взрыва, как и образы его расширения, во всей рассмотренной нами выше истории, не были очень яркими, тем не менее, по своему настроению, они очевидно отличались от ситуации встречи наших героев с хозяином дома,

Полагаю, что этот хозяин вместе с хозяйкой, как и сам их дом, теперь наполненный всевозможными удобствами, символизируют «мировое яйцо», в котором «первое Я», находящееся в единении со всем «божественным миром», готовится к пробуждению и творению вселенной. На это назревание к пробуждению ясно указывает образ родов хозяйки. А пустоту, в которой пробудится «первое Я», символизирует Дехтире, сестра Конхобара, «девушка с белой грудью», которую попросили помочь роженице.

Образ животных, рождающихся одновременно с героем, очень часто встречается в мифах и сказках. Здесь эта пара, на мой взгляд, символизирует два пространства, две пустоты, среди которых пробуждается «первое Я». Пустоту внешнюю, которую так же символизирует Дехтире, и пустоту внутреннюю, пространство «тьмы за глазами».

Учитывая, что конь – это сила воина, его возможности, символ пары жеребят можно увидеть и несколько иначе. Они могут символизировать тот потенциал, что понадобится «Я» для воспламенения первого большого взрыва. То есть, это могут быть символы «тьмы и за глазами» и «искры божественного мира», хотя, упоминаться на этом этапе им ещё рано. Но, возможно, что речь действительно идёт о потенциале, который проявится в будущем.