Тайны мифологии: рождение вселенной – 2. Мифы мезоамерики ирландские саги

Далее нам рассказывается о том, что «бабушка» и сводные братья, жестоки к нашим героям, они им завидуют и не любят их. Однажды старшие братья даже посадили близнецов на муравейник в зарослях ежевики. В этих образах несложно увидеть положение пробудившегося «первого Я», осознающего себя одиноким и затерянным в полной пустоте, ощущающего её леденящее, разъедающее влияние угрожающее ему полным исчезновением, ощущающего невыносимость сложившейся ситуации. В первую очередь это касается новых «Я», пробуждающихся в своих новых пространствах, Но, в каком-то смысле, применимо и к «первому Я» разворачивающемуся, из своего состояния сжатости, к новому творению вселенной.

Об этом же чувстве острого дискомфорта, испытываемого новыми пробудившимися «Я», возможно говорит то, что братьев много раз пытаются убить. Но, у этого образа может быть и иной смысл, особенно в связи с тем, что их постоянно посылают на охоту. Конечно, выход героев на охоту вполне может быть символом перехода новых «мировых яиц» в их новые миры пустоты, где они развернутся пробудившимися новыми «Я», но, в связи с многочисленными попытками убийства наших героев, в многочисленных выходах на охоту можно увидеть образ множества новых первых больших взрывов, а в попытках убийства – множество новых схлопываний этих взрывов. То, что попытки убийства неудачны, не случайно, это очень правильный символ, ведь наши герои символизируют второе, настоящее творение вселенной, а оно неостановимо продолжается несмотря на все схлопывания новых взрывов.

Однажды братья вернулись домой без дичи и сказали сводным, что дичь осталась высоко на дереве и они не смогли её достать. Образ возвращения без дичи ясно указывает на новые «Я», каждое в своей пустоте, а образ дичи, оставшейся высоко на дереве, – на устремление этих новых «Я» назад к «божественному миру», то есть – на их желание убежать от сложившегося невыносимого положения.

Старшие пошли за ними к дереву, забрались на него, и оно сразу же начало расти ввысь. Образ старших братьев, забравшихся на дерево, ясно указывает нам на множество новых «Я», которые, благодаря своему устремлению к «божественному миру» невольно воспламеняют новые большие взрывы в своих новых пространствах. А то, что дерево сразу же начало расти, прямо говорит нам о том, что, благодаря этим новым большим взрывам, и происходит бесконечное разворачивание творящейся вселенной.

С огромным трудом сводные братья наших героев смогли спуститься с дерева, но при этом превратились в обезьян и разбежались. Образ спуска с дерева указывает на новые схлопывания новых взрывов. Превращение в обезьян говорит о новых сжатиях испуганных «Я» в точки, а то, что обезьяны разбежались, помимо скрытости этих точек, помимо их желания исчезнуть, указывает ещё и на то, что при их новых разворачиваниях, будет сотворено множество новых «Я», которые начнут свои новые первые круги творения. То есть – умножение, умельчение и общее расширение вселенной, продолжатся.

Пока что, всё это, как ты видишь, вновь отдельные, независимые образы второго творения состоящего из множества первых кругов творения. Таким же, на мой взгляд, является и следующий эпизод о пойманных за хвост, олене и зайце. Те сорвались и убежали, оставшись без хвостов. Образы, и оленя и зайца, особенно – оленя, зримо соответствуют символике первого большого взрыва. Охота на них – символизирует то же. Образ того, что они пойманы, схвачены за хвост, это очевидный символ прерывания расширения взрыва, то есть – его схлопывания к точке своего истока. А то, что животные сорвались и убежали, прямо говорит нам о продолжившемся творении, о настоящим творении вселенной. Хотя оба этих животных, в силу своих возможностей и повадок, как я уже сказал, очевидно могут символизировать первый большой взрыв, упоминание их в паре наводит на мысль о символах двух основных этапов первого круга творения. В первой части этой книги нам неоднократно встречались такие символы. В данном в контексте, олень очевидно символизирует расширение первого большого взрыва, а заяц, в силу того, что живёт в норе, ясно указывает нам на этап схлопывания первого взрыва в точку.

Далее, братья спрашивают у «бабушки» о снаряжении их отцов, о снаряжении для игры в мяч. Ты видишь, что здесь мы имеем очевидную параллель мотиву спрятанных «священных инструментов» погибшего отца из мифов о мальчике – «боге кукурузы».

Братья поели острой традиционной индейской еды и стали испытывать сильную жажду. Вижу в этом очередной, хотя и новый для нас, образ пробуждения «первого Я» в пустоте. Я уже упоминал о том, что в мифах, а ещё чаще в сказках, символ этого перехода «первого Я» в состоянии «мирового яйца» из «божественного мира» описывается как потеря героем своих качеств, своих возможностей, своих достижений. Образ очень точен, ведь, проявляясь в пустоте материального мира, «первое Я» теряет всю ту наполненность, цельность, все качества, которыми оно обладало находясь в единении с «божественным». Здесь же, единение с «божественным» описывается как поедание братьями острого праздничного блюда, а потеря «первым Я» – цельности, наполненности, счастья, описывается как возникшая у них сильная жажда. Очевидно, что за этим должны последовать образы первого большого взрыва или взрывов.

Они попросили «бабушку» сходить за водой для них. Та пошла, но никак не могла наполнить кувшин, потому что в нём была дыра. Ей на помощь отправилась их мать, но тоже никак не могла справиться с задачей. Как кажется, мы вновь видим описание первого круга творения, хотя, братьям-богам третьего поколения, давно уже пора рассказать нам о настоящем творении вселенной. Возможно, образы второго творения мы увидим тогда, когда братья наконец-то доберутся до, снаряжения для игры в мяч, их отцов. Конечно, образы того, что делают, «бабушка» и мать героев, могут указывать на множество новых первых больших взрывов, но признаков этого я здесь не вижу.

Я помню, что говорил тебе о том, что «бабушка» Шмуканэ символизирует пустоту пространства, а Шкик – «кровавая луна» символизирует «тьму за глазами», но здесь, отправленные нашими героями за водой, они очевидно символизируют первый большой взрыв, никак не способный заполнить собой окружающую его пустоту, соединиться с ней. вот что символизирует кувшин, который никак не получается наполнить водой. Ты помнишь германского Тора, который пытался опустошить рог, что вручили ему великаны Уттгарда. Фактически, он пытался выпить тогда именно пустоту пространства, но выпить её он пытался именно как первый большой взрыв, пытающийся полностью покрыть её. Очень верным моментом является то, что это совершается ради утоления жажды наших героев, то есть – ради изменения, крайне неуютного положения «первого Я».

Конечно, проще было бы предположить, что поход за водой «бабушки» – это указание на предыдущий шаг, на невольное создание «первым Я» пустоты окружающего пространства прикосновением своего внимания. Но, она пытается набрать воды, а это – о взрыве. Так же непонятно – почему взрыв символизируется двумя последовательными действиями, почему за водой идёт сначала «бабушка», а потом мать наших героев. Очень удобно было бы увидеть в двух женщинах символы двух основных этапов первого круга творения – расширение и сжатие. И хотя, некий намёк на это в образе Шкик как «тьмы за глазами», как мы уже знаем, есть, указаний на этап схлопывания здесь, всё же недостаточно. Правда, символ схлопывания первого большого взрыва можно увидеть в том, что вода вытекает из отверстия в кувшине. Тогда, сам процесс наполнения этого кувшина который никак не удаётся завершить, будет символизировать расширение взрыва. В таком случае, с некоторой натяжкой, символ двух женщин, зачем-то последовательно совершающих одно и то же действие, можно трактовать как очередное указание на первый круг творения, на первый большой взрыв и его схлопывание в точку. В любом случае, дальше мы наконец-то видим символы второго творения, а главное – символы продолжения истории отцов наших героев.

Продолжение истории отцов

Благодаря этой проволочке, в результате которой женщины ушли из дома, братья смогли отыскать снаряжение их «отцов». На деле, мы понимаем, что дальнейшие действия братьев, символизирующие начало второго творения вселенной, происходят именно как результат этой самой проволочки, ведь она символизировала первый круг творения, результатом которого становится выход «первого Я» на настоящее творение вселенной. Хотя, формально, мы видим здесь, наконец-то продолжившуюся историю предыдущей пары братьев-богов, «отцов» наших героев.

Мы уже говорили о том, что придираться к образу «двух отцов двух сыновей» нет никакого смысла, ведь мы говорим не о людях, не о героях и даже не о богах, мы говорим о началах участвующих в космическом творении.

Братья стали играть в мяч в том же месте, где играли их отцы, предыдущая пара братьев-богов, то есть – на дороге в Шибальпу. Это прямое указание на то, что «первое Я» вновь постепенно разворачивается вовне, в пустоту окружающего пространства. И происходит это разворачивание благодаря новым «мировым яйцам», так же постепенно проявляющимся в пустоте материального мира. Это постепенное проявление, как ты помнишь, и символизируется «дорогой в Шибальбу», ведь сама Шибальба, несмотря на то, что её именуют «миром мёртвых», это ясный символ пустоты материального мира.

Далее, вся история «отцов» наших героев повторяется, но – с некоторыми поправками. Братья перешли реки, но, как кажется, более правильно. На перекрёстке говорящих разноцветных дорог они выбрали зелёную.

Мы можем понять символику зелёного цвета связав её с воскрешением, как, например, Осириса, так и «молодого бога кукурузы», к тому же, одного из наших братьев, по одной из версий перевода, зовут «зелёным ягуаром».

Братья не дали себя обмануть чучелами владык Шибальбы, воспользовавшись помощью комара. Все эти различия с путём их «отцов» указывают на то, что здесь мы видим символы именно второго, настоящего творения вселенной. Хотя оно и состоит из множества – рождений и смертей, расширений и сжатий, начал и завершений, само оно расширяется неостановимо, и происходит это именно благодаря тому, что состоит это расширение из, бесконечно увеличивающегося множества новых первых кругов творения.

Сам же образ того, что братья не дали себя обмануть чучелами владык Шибальбы, ясно говорит нам о том, что «первое Я» преодолело своё заблуждение, в результате которого оно воспринимало окружающую пустоту чем-то отдельным от себя, чужим, враждебным и опасным.

Братья не сели на раскалённую скамью, вновь распознав обман хозяев «мира мёртвых». Этот образ указывает нам на то, что «первое Я», разворачиваясь из своего сжатия во второе творение и объединившись теперь с «искрой божественного мира», больше не совершает прежних ошибок. Оно не пытается убежать от пустоты пространства, с которой теперь осознало своё полное единство, не пытается вернуться назад в «божественный мир», и соответственно – не воспламеняется первым большим взрывом, который неизбежно привёл бы его к осознанию своей ошибки, своего поражения, к отступлению и схлопыванию в точку. Очевидно, что первый круг творения был, своего рода, судорогой. Теперь же, эти судороги происходят для новых «Я», но, благодаря тому, что их теперь много, для «первого Я» начинается процесс спокойного, планомерного, бесконечного разворачивания вселенной. Теперь, осознав своё неразрывное единство с пространством пустоты и «божественным миром», оно не нуждается в достижении чего бы то ни было. Теперь оно просто позволяет «божественному» проявляться через себя, что и становится неостановимым творением вселенной.

Продолжая проходить испытания, проваленные когда-то их «отцами», братья

терпеливо просидели всю ночь в доме мрака, не потратив – ни лучин, ни табачных листьев. Этот образ так же ясно указывает нам на то, что теперь в положении и состоянии «первого Я» нет ни малейшего дискомфорта. Для него нет теперь одиночества, нет разъедающей пустоты, нет неприятия существующего положения вещей.

Я всё время говорю о «первом Я», забывая, что наших героев двое. Но, в значительной мере, это оправдано. Ты ведь помнишь, что в историях пары их «отцов», все знаковые действия совершались Хунхунахпу – «один-один-владыкой». Так же и знаки происходившего с братьями, имели прямое отношение именно к нему. Это он выстрелил в птицу, ранив её, и это ему птица откусила руку. Похоже, что его брат Вукубхунахпу – «семь-один-владыка», действительно символизировал «искру божественного мира» и первый большой взрыв как её проявление, как её проекцию в материальном мире.

То же самое можно предположить и в отношении «детей» наших «отцов». Хунахпу – «один-владыка» – это, судя по всему, новый образ «первого Я». А Шбаланке – «зелёный ягуар», «молодой ягуар», «скрытый, незримый ягуар», а может быть, и «олень» – это новый символ «искры», теперь объединившейся с «первым Я». Краткие прикосновения к ней новых «Я», становятся для них новыми «искрами», воспламеняющими их новые первые большие взрывы. Таким образом, Шбаланке одновременно является и всеми этими взрывами.

Пройдя все испытания «владык Шибальбы», братья удостаиваются чести сыграть с ними в мяч. В первой же игре, выясняется, что в мяч, которым играют владыки, вделано лезвие. Тем не менее, Хунахпу ловит его ракеткой. Я уже не раз говорили о том, что символ игры в мяч сводится к, всего лишь, двум действиям. Бросок мяча в одну сторону – это символ расширения взрыва, а бросок в другую – символ его схлопывания. То есть, этот образ говорит нам о первом круге творения, а точнее – о множестве новых первых кругов.

Символ мяча с лезвием указывает нам на идею, прерывания расширения взрыва и обращения его к истоку. То, что «один-владыка» ухитряется поймать его без потерь, указывает нам на то, что второе творение преодолевает принцип сжатия, как в самом своём начале, так и на каждом новом этапе.

Дальше, братья играют уже своим мячом. Тем не менее, они проигрывают и, в наказание, отправляются в «дом ножей». Позже выяснится, что братья специально, раз за разом, проигрывают, чтобы, в наказание, отправляться на различные мучительные испытания для того, чтобы успешно проходить их. Всё это, вновь указывает нам на бесконечную череду расширений и сжатий. А то, что наши братья добровольно идут на все эти поражения, вновь ясно указывает нам на то, что вселенная, символизируемая нашими героями, неостановимо разворачивается именно благодаря множеству первых кругов творения, то есть – идёт через бесконечную череду этих расширений и сжатий.

Когда братья попадают к вампиру, к «летучей мыши смерти», они прячутся в тростниковые трубки, но, когда Хунахпу выглядывает осмотреться, вампир сносит ему голову. В этом, уже привычном нам, символе мы вновь видим образы новых схлопываний новых больших взрывов. Голову относят на поле для игры и младший брат, Шбаланке играет с владыками ею вместо мяча. Это ясный символ разворачивания новых сжавшихся «Я» в их новые вторые творения, символ бесконечности повторений, всё более многочисленных новых первых кругов творения возникающих на каждом новом этапе.

Когда братья наконец-то выиграли, их посадили в огромную печь и сожгли, пепел выбросили в реку, где они обратились в двух сомов, а потом в двух юношей. Всё это – символы всё того же, бесконечного творения вселенной. То, что братья здесь выиграли, означает для нас неизменную победу принципа расширения, разворачивания вселенной над принципом сжатия, ведь каждое схлопывание в точку, в итоге оборачивается новыми, ещё более многочисленными творениями. Я говорю именно о победе над принципом сжатия потому, что в эпизоде игры в мяч «отцов» наших героев, победа над ними владык Шибальбы символизировала именно схлопывание первого большого взрыва в точку. Также символ победы братьев-близнецов можно рассмотреть и в свете их победы над пустотой пространства, которую прямо символизируют владыки. Действительно, второе творение вселенной – это полная победа над пустотой. Во-первых, по причине неостановимого распространения вселенной, неостановимого её наступления на пустоту. Во-вторых же, по причине объединения «первого Я» с ней как с неотъемлемой частью себя, в результате чего, пустота, как отдельная величина, просто исчезает.

В этом же эпизоде мы видим новые символы этого самого, бесконечного распространения творящейся вселенной в пространстве. Братья, посаженные в огромную печь, символизируют множество новых больших взрывов. То, что они в ней сожжены до пепла – ясный символ новых схлопываний в точки. То, что этот пепел брошен в реку, говорит нам о назревании множества новых «мировых яиц» в их новых пространствах пустоты. Символ обращения пепла в двух сомов, а потом – в двух юношей, прямо указывает нам на то, что, через все эти бесконечные этапы преобразований, начав с выхода на второе творение, проходят неизменными наши братья-близнецы, два основных творящих принципа, «первое Я» и «искра божественного мира».

Далее повторяются сходные образы говорящие нам о том же самом. Братья сжигают дома и восстанавливают их, приносят друг друга в жертву и воскрешают. Всё это – новые и, казалось бы, не обязательные образы, всё тех же, бесконечно повторяющихся циклов расширений и сжатий.

Владыки Шибальбы, узнав о таких чудесах совершаемых какими-то неизвестными им братьями, пригласили их к себе. Это, уже хорошо знакомый нам, символ проявления множества новых «мировых яиц» в новых пространствах пустоты. Наши герои сожгли дом владык и восстановили его, после чего, убили их собаку и воскресили. Шбаланке, на глазах владык, принёс в жертву Хунахпу, после чего, также воскресил его. Всё это, вновь о том же. Это символы множества новых первых кругов творения, от пробуждения новых «Я», через взрывы и схлопывания в точки, приводящих, в итоге, к нарождению новых, ещё более многочисленных «Я».

Здесь я так же, как ни странно, нахожу параллель с мифологией Ирландии, с историями о, всё том же, герое Кухулине, а позже, с рыцарскими романами. Вскоре мы дойдём и до этого. Но, продолжим. Восхищённые этими чудесами владыки, попросили сделать с ними то же самое. Братья убили двух главных владык Шибальбы, а воскрешать не стали. В этом мы видим ещё один, даже более яркий, образ победы творящейся вселенной над пустотой пространства. Чуть выше об этом уже было сказано подробно. Творящаяся вселенная побеждает разделение на «первое Я» и пустоту «не Я», на каждом новом этапе побеждает принцип сжатия и, побеждая таким образом саму смерть, является беспрерывным торжеством жизни, её неустанным наступлением.

Остальных духов Шибальбы братья пощадили, провозгласив, что отныне – «Шибальба больше не будет местом поклонения и величия». Образ духов, которым наши герои сохранили жизнь, так же понятен, ведь для каждого нового «Я» новая пустота пространства существует, без неё, без восприятия её чем-то отдельным, творение вселенной было бы невозможным.

Далее, как водится в мифах мезоамерики, братья находят и откапывают тело отца, после чего, в повествовании вновь повторяется образ бесконечно растущего дерева. Братья залезают на него, и оно начинает расти до самых небес, где они становятся Солнцем и Луной. Символ, растущего до небес дерева, символ «древа мира» как образа бесконечно растущей вселенной совершенно здесь очевиден. Идея того, что в этом росте проявляется воскресение отца наших героев, – так же совершенно ясна. Второе, настоящее творение вселенной, именно и начинается, как мы с тобой помним, с нового пробуждения, нового оживления, воскресения «первого Я» сжавшегося в точку после схлопывания первого большого взрыва.

Образ Солнца и Луны, как основных небесных тел, можно было бы трактовать как то, что братья теперь являются самой вселенной, но это, более общая трактовка. Несмотря на то, что наша пара, судя по всему, символизирует «первое Я» и «искру божественного мира», символы Солнца и Луны, о чём мы уже не раз говорили, ясно указывают на два основных принципа творящейся вселенной, на расширение и сжатие.

Этим эпизодом завершается космогоническая часть «пополь-вух». Думаю, что, на основе всего уже нами пройденного здесь, ты понял, что начинает твориться с мифом, когда настоящий смысл образов теряется. Как они начинают разрастаться, повторяться, видоизменяться и запутываться. К счастью, настоящий смысл среди всего этого сохраняется и обнаружить его мы можем.

Важные детали

Завершая мезоамериканскую тему, хочется поговорить об отдельных эпизодах и символах. Я имею в виду малопонятные части текстов, надписи на традиционных изображениях и сами изображения. Я думаю, что, в контексте моих идей, многое, непонятное до сих пор, мы с тобой можем попытаться прояснить.

Четыре цветка и четыре оленя

Например, есть упоминание о том, что ту самую, надменную птицу Вукуб Какиш убивают в месте, что называется – «четыре цветка», или что-то в этом роде. Мы с тобой уже касались этой темы. Символ цифры «четыре» можно трактовать несколькими образами, и все они, как ты сам увидишь, вполне применимы в данной ситуации.

Во-первых, в контексте четырёх сторон света, этот символ говорит о самой пустоте окружающего «первое Я» пространства. Надменная птица Вукуб Какиш действительно, и появляется, и погибает именно в этом пространстве. Всё верно.

Во-вторых, хотя, с этого стоило начать, символ цифры «четыре», в связи с той же символикой пустоты пространства, часто применяется к образу самого «первого Я», точнее – к образу его пробуждения. Учитывая то, что при своём пробуждении «первое Я» видит эту пустоту, окружающей его со всех сторон, учитывая символ цифры «четыре» в связи с ней, вполне естественно описать это пробуждение «Я» символом, обретения им четырех голов или четырёх лиц.

В-третьих, вновь в связи с первым вариантом, символ цифры «четыре» вполне применим к первому большому взрыву, ведь он распахивается «на все четыре стороны» именно в этом самом пространстве. Как ты хорошо понимаешь, наша птица является ясным символом, этого самого первого большого взрыва, который – распахнувшись, обрекает себя, тем самым, на схлопывание, на гибель. То есть, смерть птицы прямо проистекает из самого факта её появления как символа первого большого взрыва каковой вполне может символизироваться цифрой «четыре».

Также взрыв может символизироваться четвёркой по причине того, что он является следующим шагом после этапа тройки, символизирующего объединение трёх начал воедино, то есть – страивания, ради порождения, воспламенения этого самого взрыва. Я вновь говорю о символе, самом, пожалуй, распространённом во всех культурах человечества, о «триединстве». Кстати, именно отсюда, из этого «страивания» русские слова – строить, устраивать и прочие, да и все многочисленные, зачастую, за давностью уже непризнаваемые таковыми, корни – «стр».

В-четвёртых, первый круг творения, основа всего творения вселенной, состоит, как мы уже не раз говорили, из четырёх этапов. Это – пробуждение «Я», воспламенение большого взрыва, переход взрыва от расширения к схлопыванию и окончательное сжатие в точку. Со всем основанием мы можем сказать, что надменная птица гибнет именно в этом месте, в месте, где осуществляются эти четыре этапа, и в результате их завершения.

Очень, на мой взгляд, вероятно, что с этим же связан образ некой «четырёхоленней женщины», то есть – женщины, в наименовании которой, каким-то образом фигурируют четыре оленя. Символ оленя очевидно является активным, говорящим нам о движении. А значит, образ этой женщины вполне применим к двум последним вариантам. Мало того, как ни странно, он применим и к образу пустоты пространства, то есть – к варианту первому. Ведь при самом своём возникновении от прикосновения внимания «первого Я», при возникновении из частицы этого внимания, она, в каком-то смысле, «разлилась», «убежала», «ускакала» во все стороны бездны, «на все четыре стороны». В первой части этой книги мы рассматривали историю о пробуждении Брахмы символизирующего «первое Я». В том эпизоде пустоту пространства символизирует дочь Брахмы, первая женщина которую он сотворил. Там она, испугавшись настойчивого внимания своего отца, обернулась самкой оленя и побежала от него. Это и было символическим описанием, пробуждения «первого Я» и сотворения им пустоты окружающего пространства. Брахма, также обернувшись оленем, погнался за ней, что символизировало первый большой взрыв. Ты видишь, что образ «четырёхоленней женщины» вполне уместен в контексте тем, рассматриваемых нами здесь.

Хочу сказать, что мне показалось очень странным то, что столь далекие от нас культуры мезоамерики, культуры людей с, казалось бы, совершенно иным менталитетом, донесли до нашего времени не только отчётливые следы того самого, древнейшего знания, объединяющего всё человечество, но даже и искажали его сходным образом. Те же, вполне узнаваемые символы, те же искажения, та же путаница, то же самое, уже знакомое тебе, наслаивание образов, создание длинных историй из разных образов одного и того же события. И, что самое странное, это совершенно понятная, узнаваемая цифровая символика, несмотря на, казалось бы, совершенно иное отношение к цифре. Мы уже встречали с тобой единицу, тройку, семёрку и даже четвёрку. Вскоре поговорим и о четырнадцати.