Путь к Белой Веже. Сказание о Ратиборе

Глава 27. Новые Люди

Снова в пути. Снова мерный скрип уключин и плеск весел. Но атмосфера в отряде изменилась. Суд Ратибора оставил глубокий след в душах людей. А присутствие двух бывших бродников вносило в эту атмосферу постоянное, фоновое напряжение.

Их звали Рогволод и Микула. Рогволод был тем, кого ранили в плечо – угрюмый, немногословный мужчина лет тридцати, с тяжелым взглядом и шрамом через всю щеку. Рану ему перевязала Зоряна, но он все равно морщился от боли при каждом гребке. Микула был молодым, лет девятнадцати, с испуганными, бегающими глазами. Именно он, похоже, и был тем, кто схватил сына Милослава.

Ратибор приказал разместить их на разных ладьях, чтобы они не могли сговориться. Их оружие было отобрано. Теперь у них были только весла.

Остальной отряд принял их, как организм принимает занозу: с болью и отторжением. Никто с ними не разговаривал. Когда наступало время трапезы, им бросали их долю еды – кусок хлеба и вяленой рыбы – как собакам, и они ели в стороне, под презрительными и ненавидящими взглядами. Особенно тяжело им приходилось под взглядом Ждана, который, казалось, только и ждал повода, чтобы прикончить их.

Любава каждый раз, когда Микула смотрел в ее сторону, инстинктивно прижимала к себе сыновей, и молодой парень съеживался под ее взглядом, полным материнской ненависти.

Вечером, на стоянке, когда пришло время выполнять грязную работу, Ставр взял на себя роль их надсмотрщика. Его единственный глаз не выражал ни ненависти, ни злости – только холодное, утилитарное презрение.

– Ну что, воины, – прохрипел он, подойдя к ним. – Отдыхать будете в могиле. А пока вы живы, будете полезны.

Он ткнул пальцем в сторону отхожего места, которое устраивали на приличном расстоянии от лагеря.

– Видите яму? Она недостаточно глубока. Копать. Пока я не скажу, что хватит.

Затем он указал на котлы, покрытые жирной, застывшей сажей после ужина.

– Потом вычистите это. Песком, до блеска. Чтобы я мог в них свое кривое отражение увидеть.

И наконец, он подвел их к месту, где лежали накрытые тела их убитых товарищей.

– А когда закончите, возьмете вон те два трупа и отнесете подальше в лес. На съедение волкам. Со своими вы прощаться не захотели, так хоть порядок за ними приберите.

Это было предельное унижение. Выполнять самую черную работу и хоронить своих же подельников, как падаль.

Рогволод молча стиснул зубы и, взяв лопату, пошел к яме. В каждом его движении сквозила подавленная ярость. Он подчинялся, но не покорился. Микула же, казалось, был сломлен. Он всхлипывал, размазывая по лицу грязь и слезы, но тоже взял лопату.

Ставр стоял над ними, опершись на копье, и молча наблюдал. Он не кричал, не подгонял. Его молчаливое, неусыпное присутствие давило сильнее любой плети.

Ратибор видел это, но не вмешивался. Он понимал, что Ставр делает это не из чистой жестокости. Это была часть их "перековки". Их нужно было сломать. Унизить до предела. Выбить из них всю бродническую спесь, все воспоминания о вольной, разбойничьей жизни. Только опустившись на самое дно, они смогут начать подниматься, но уже другими людьми. Людьми Ратибора.

Поздно вечером, когда вся работа была сделана, Рогволод и Микула рухнули на землю у самого края лагеря, подальше от костров. Они были грязные, измотанные физически и морально. К ним подошел Ратибор. Он молча протянул им по фляге с водой и по куску хлеба.

Микула схватил еду жадно, как изголодавшийся щенок.

Рогволод же посмотрел на воеводу долгим, тяжелым взглядом.

– Зачем, воевода? – тихо спросил он. – Проще было убить.

– Убить проще всего, – так же тихо ответил Ратибор, присаживаясь перед ним на корточки. – Я видел в бою, как ты дерешься. Ты хороший воин. Просто твою силу направили не в то русло. Я не знаю, получится ли из вас сделать людей. Может, вы сбежите при первой возможности. Может, предадите. А может, и нет. Я дал вам шанс. А что вы с ним сделаете – ваше дело. Но помни одно: второго шанса не будет.

Он встал и ушел, оставив их наедине со своими мыслями, своей болью и этим крошечным, едва тлеющим угольком надежды, который он им бросил.

Новые люди были в отряде. И никто не знал, станут ли они его силой или его погибелью.

Глава 28. Дикое Поле

Они шли уже почти месяц. Постепенно, почти незаметно, мир вокруг них начал меняться.

Сначала леса по берегам поредели. Могучие сосновые боры и тенистые дубравы сменились редкими перелесками, рощами кривых, низкорослых берез и осин. Потом исчезли и они. Правый, высокий берег Днепра все еще был покрыт зеленью, но левый, низменный, начал расползаться вширь, превращаясь в бесконечную, плоскую равнину.

Однажды утром они проснулись и увидели, что леса больше нет. Совсем.

Куда ни кинь взгляд, до самого горизонта расстилалась степь. Дикое Поле. Ковыль, высокий, по пояс человеку, качался под ветром, как седые волны бескрайнего сухопутного моря. Воздух изменился. Он больше не пах влажной землей и прелой листвой. Теперь он был сухим, горьковатым, пропитанным запахами полыни, чабреца и пыли.

Для людей, выросших в лесной зоне, это зрелище было одновременно и величественным, и пугающим.

Пропало чувство уюта, защищенности, которое давали деревья. Теперь над ними было только огромное, высокое небо, а вокруг – бескрайнее, открытое пространство. Они были как на ладони. Каждый их шаг, каждый дымок от костра был виден за десятки верст.

Изменились и звуки. Вместо пения птиц и шелеста листвы теперь слышался только непрекращающийся свист ветра в траве и пронзительные крики степных орлов, паривших высоко в небе. Эти орлы провожали их взглядом, словно высматривая падаль.

Чувство угрозы стало другим. В лесу опасность таилась в тени, за каждым деревом, в каждом омуте. Она была близкой, почти осязаемой. Здесь же угроза была разлита в самом воздухе. Она была в безграничном пространстве, в невозможности спрятаться, в осознании того, что из-за любого холма, из любой балки в любой момент может появиться конный отряд – и бежать будет некуда.

– Вот оно, царство печенегов, – проговорил Ставр, щуря свой глаз на горизонт. – Здесь они хозяева. Конь для них – что для нас ладья. Мы для них – медлительные черепахи.

Женщины стали кучнее сбиваться в центре ладей, инстинктивно ища защиты. Даже дети притихли, подавленные этим огромным, молчаливым пространством. Теперь они плыли не по реке, текущей сквозь лес, а по синей вене, прорезавшей тело огромного, дремлющего хищника.

Ночевки стали еще более тревожными. Лагерь разбивали прямо на голом песчаном берегу. Не было дров, чтобы развести большой костер. Приходилось обходиться мелкими, чадящими кострами из кизяка и сухого камыша, которые давали мало тепла и света. Ночи здесь были холодными, а небо – невероятно черным и усыпанным яркими, чужими звездами.

Караульные теперь смотрели не только на реку и прибрежные заросли, но и вглубь степи. Каждый силуэт на горизонте, каждый далекий столб пыли заставлял сердца замирать. Однажды они увидели далеко-далеко табун диких лошадей, и весь лагерь схватился за оружие, пока не поняли, что это не всадники.

Напряжение не отпускало ни на минуту. Люди чувствовали себя чужими, беззащитными. Словно они покинули свой мир и вторглись в другой, живущий по иным, жестоким законам. Здесь не было леших и русалок. Духи этого места были иными: духи ветра, духи открытых пространств. И они не привечали чужаков.

Даже река здесь казалась другой. Уже не Славутич, кормилец и поилец. Здесь она была просто дорогой. Опасной дорогой через враждебную, чужую землю, которая смотрела на них молча, равнодушно и ждала, когда они совершат ошибку.

Глава 29. Огни Кочевников

Они разбили лагерь на низком песчаном мысу, вдающемся в реку. С трех сторон их защищала вода, но с четвертой, со стороны степи, они были полностью открыты. Сумерки в Диком Поле наступали иначе, чем в лесу. Небо не темнело, а наливалось густыми, фиолетово-багровыми красками. Горизонт казался бесконечным.

Именно тогда они и увидели их.

Далеко-далеко в степи, там, где земля сливалась с темнеющим небом, зажглись огни. Не один и не два. Десятки крошечных, мерцающих точек, словно на землю упала горсть оранжевых звезд. Они располагались хаотично, покрывая огромное пространство.

– Стойбище, – глухо сказал Ставр, и в его голосе не было и тени сомнения. – Большое стойбище. Печенеги.

Все, кто был на ногах, замерли, глядя на далекие огни. Они были так далеко, что казались безопасными, но само их присутствие меняло все. Хищник, о котором они думали, не дремал. Он был здесь, рядом. Он жил, дышал, жег костры. И, возможно, смотрел в их сторону.

Страх в лагере стал осязаемым. Можно было не бояться того, чего не видишь. Но когда враг обозначал свое присутствие, пусть и за много верст, воображение начинало рисовать самые страшные картины. Конные лавины, тучи стрел, кривые сабли.

– Нас видно, – прошептал Ждан. – Наш костер они видят так же, как мы их.

– Потушить костер! – скомандовал кто-то из дружинников.

– Поздно, дурень, – оборвал его Ставр. – Если они нас уже заметили, потушенный костер скажет им только одно: здесь чужаки, и они боятся. Это лучшее приглашение для их утренних разъездов.

Люди сбились в кучу, их голоса стали тише. Ратибор чувствовал, как паника начинает расползаться по лагерю, как ядовитый туман. Ему нужен был не приказ. Ему нужно было чудо.

Он посмотрел на Зоряну. Ведунья стояла чуть поодаль, на самой границе света от их костра и степной тьмы. Она смотрела не на огни кочевников, а на небо, на звезды, словно читая по ним.

– Они нас еще не видят, – наконец сказала она, не поворачиваясь. – Но могут почуять. Их шаманы слушают ветер. Их злые духи-помощники летают в ночи, ищут добычу. Наш дух, дух чужаков, для них – как запах крови для волка.

– Ты можешь что-то сделать? – спросил Ратибор.

– Могу, – кивнула она. – Я закрою нашу тропу. Сделаю нас невидимыми. Для тех, кто смотрит злыми глазами.

Она не стала просить помощи. Этот ритуал был ее личным делом. Она отошла от лагеря в степь, туда, где уже не было ничьих следов. Она сняла с себя все металлическое – маленький нож, пряжку с пояса. Затем распустила свои длинные, тронутые сединой волосы.

Встав лицом к далеким огням, она начала свой странный обряд. Она не жгла трав и не шептала громких заговоров. Она начала двигаться. Это был не танец, а скорее плавное, медленное кружение на месте. Ее руки чертили в воздухе невидимые знаки, ее тело раскачивалось в такт неслышимой музыке.

Она собирала вокруг себя силы этого места. Она не приказывала им, а вплетала их в свой узор. Она брала дыхание ветра, горький дух полыни, холодный свет далеких звезд, тишину степной ночи. Она сплетала из всего этого невидимый кокон, покрывало, которое должно было укрыть их лагерь от чужих глаз.

Ратибор и остальные наблюдали за ней, затаив дыхание. Это было завораживающее и пугающее зрелище. Казалось, что фигура Зоряны в темноте то исчезает, то появляется снова. Ветер, до этого дувший ровно, начал кружить вокруг нее, поднимая пыль и сухую траву.

Потом она остановилась. Она взяла горсть сухой степной земли, смешала ее со своей слюной и начертила у себя на лбу, на ладонях и на ступнях какие-то символы.

– Все, – сказала она, возвращаясь к костру. Ее лицо было бледным и осунувшимся, ритуал отнял у нее много сил. – Я спрятала нас. Накинула полог морока. Их шаман увидит лишь пустое место. Их духи пролетят мимо. Но это только на одну ночь. Утром, с первым лучом солнца, морок рассеется. Нам нужно уйти отсюда до рассвета.

В ее словах была такая уверенность, что люди поверили. Паника отступила. Вместо нее пришла вера – не в Бога, не в командира, а в древнюю магию этой странной женщины, которая умела говорить с ветром.

Ночь прошла в напряженной тишине. Огни на горизонте продолжали гореть, но теперь они не казались такими угрожающими. Они были за стеной. За невидимой стеной, сотканной из шепота, земли и звезд.

Ратибор поставил часовых, но понимал, что этой ночью их главный страж – не человек с мечом, а хрупкая женщина, спавшая у костра. И он в очередной раз осознал, насколько же сложен и многогранен мир, в который он привел своих людей.

Глава 30. Первый Обстрел

Они ушли за час до рассвета, как и велела Зоряна. Бесшумно, под покровом предутренней мглы, ладьи отчалили от берега и скользнули вниз по течению. Когда солнце первыми лучами коснулось ковыльной степи, они были уже в нескольких верстах от своей ночной стоянки. Огни кочевников погасли.

День обещал быть жарким. Безмолвие степи давило на нервы. Все взгляды были прикованы к берегам. Теперь, после ночного происшествия, каждый куст, каждый холмик казался засадой.

Беда пришла оттуда, откуда ее не ждали. Не из плоского левого берега, а с высокого, правого. Он был покрыт оврагами и редкими зарослями, идеальное место для укрытия.

Это случилось около полудня. Без предупреждения. Без крика.

Т-сс-с-с!

Сухой, змеиный свист пронзил воздух, и рядом с бортом флагманской ладьи взметнулся фонтанчик воды. Еще один. Потом третий.

– Стрелы! – взревел Ставр, и его голос сорвался на хрип. – С правого берега!

В следующую секунду на них обрушился настоящий ливень. Десятки стрел, выпущенных с высокого утеса, летели по крутой траектории, нацеленные не на убийство, а на то, чтобы посеять панику и нанести как можно больший урон.

Начался хаос.

Тук! Тук! Тук! – стрелы с глухим стуком впивались в деревянные борта и палубу. Одна из них пробила мешок с мукой, и в воздух взметнулось белое облако. Женщины завизжали и сбились в кучу, пытаясь прикрыть собой детей. Гребцы инстинктивно вжали головы в плечи, нарушая ритм. Ладьи начали терять строй, их стало разворачивать течением.

Одна из стрел попала в плечо молодому дружиннику. Он вскрикнул не столько от боли, сколько от неожиданности, и выронил весло.

– Навались на весла! Не останавливаться! – кричал Ратибор, пытаясь перекрыть панику.

Но его никто не слушал. Все смотрели наверх, на высокий берег, откуда сыпалась смерть. Там, на самом краю обрыва, мелькали фигурки всадников в островерхих малахаях. Печенеги.

Они не пытались спуститься. Они просто развлекались, поливая беззащитные суда стрелами, как на учениях.

Ратибор понял, что еще минута такой паники – и они станут легкой мишенью. Кого-то убьют, ладьи столкнутся, их вынесет на мель, и тогда их перережут, как овец.

– Щиты! Поднять борта! – закричал он во всю мощь своих легких, и в его голосе прозвучал металл, перекрывший визг и шум.

Воины, пришедшие в себя от команды, очнулись. Они начали действовать. Дружинники выставили вверх свои большие круглые щиты, создавая над головами гребцов подобие черепашьего панциря. Другие поднимали и закрепляли на бортах дополнительные деревянные щиты-фальшборта, которые они везли с собой именно для таких случаев.

Д-дзынь! Тук!

Теперь стрелы глухо стучали по дереву и металлу, не причиняя вреда.

– Грести! – снова прорычал Ратибор. – Ровнее! Мимо утеса! Прорвемся!

Приказ и вид организованной обороны подействовали на остальных. Гребцы, чувствуя себя защищенными, снова навалились на весла. Строй выровнялся. Флотилия, ощетинившаяся щитами, медленно, но неотвратимо, как бронированный зверь, поползла вперед, выходя из зоны обстрела.

Печенеги, видя, что их забава больше не приносит результата, проводили их еще одним, жидким залпом и скрылись за утесом.

Все закончилось так же внезапно, как и началось.

Когда ладьи вышли на безопасное расстояние, Ратибор позволил перевести дух. Щиты были утыканы стрелами, как подушки иголками. Палуба была засыпана щепками. Раненому воину уже перевязывала плечо Зоряна. Рана была неглубокой, стрела лишь прочертила борозду по мышце.

Никто серьезно не пострадал. Но все были напуганы до смерти. Они впервые почувствовали на себе дыхание настоящей степной войны. Внезапной, безжалостной и ведущейся на расстоянии. Это была не схватка лицом к лицу, а хладнокровный расстрел.

Ратибор обвел взглядом свой отряд. Люди были бледны, но паники уже не было. Они смотрели на своего воеводу с новым уважением. Он не растерялся. Он отдал четкие, правильные приказы и спас их.

Но сам Ратибор чувствовал ледяной холодок в животе. Это была лишь проба сил. Разведка боем. Где-то там, в глубине степи, за ними теперь следили не просто одинокие лазутчики, а целый отряд. И они знали, что русичи уязвимы. Первый обстрел они выдержали. Но Ратибор понимал, что это было только начало. Настоящая война еще не началась.

Глава 31. Урок Тактики

Как только они отошли на безопасное расстояние и убедились, что погони нет, Ратибор приказал пристать к низкому левому берегу, чтобы перевести дух и оценить ущерб. Воины вытаскивали из бортов и щитов печенежские стрелы, осматривая их с мрачным любопытством. Женщины успокаивали детей, а Зоряна, закончив с раненым, осматривала пробоины в мешках с мукой. Ущерб был невелик, но урок был жесток.

Ратибор стоял на носу своей ладьи, проигрывая в голове атаку. Он спас людей, отдал правильные приказы. Чувство гордости за собственную выдержку боролось в нем с холодным осознанием их уязвимости.

– Радуешься, воевода? – раздался за спиной знакомый хриплый голос. Ставр подошел и встал рядом, глядя на реку. – Думаешь, хорошо сработал?

– Мы отбились, – сдержанно ответил Ратибор. – Потери – один раненый и несколько мешков муки.

– Потери – один раненый и тридцать ударов сердца, которые мы подарили врагу, – отрезал Ставр. – Тридцать ударов сердца, за которые они могли перебить нас всех. Нам повезло, что это были сопляки, которые просто развлекались. Если бы на том утесе сидел опытный сотник, мы бы сейчас кормили раков на дне.

Ратибор нахмурился, его гордость была уязвлена.

– Что мы сделали не так?

– Все, – просто ответил Ставр. – Ты крикнул: "Щиты! Поднять борта!". И что началось? Балаган. Каждый хватал свой щит, кто-то искал фальшборта, кто-то пытался грести, кто-то просто орал. Мы потеряли строй, потеряли ход. Мы были как оглушенная рыба. Это продолжалось достаточно долго, чтобы они успели дать три залпа. Будь у них луки получше или стрелки поопытнее, этих трех залпов хватило бы.

Он повернулся к Ратибору, и его единственный глаз смотрел сурово, как у строгого учителя.

– Твоя команда была правильной. Но она была одна на всех. А так не бывает. В бою каждый должен знать свое дело еще до того, как командир откроет рот.

Ставр обвел взглядом весь отряд, собравшийся на берегу.

– Собирай всех! У нас будут учения.

Через десять минут флотилия снова была на воде, но не двигалась по течению, а стояла недалеко от берега. Воины и поселенцы с недоумением смотрели на Ратибора и Ставра.

– Отныне у нас новый порядок! – громко объявил Ставр, встав во весь рост на носу ладьи, чтобы его было слышно всем. – Больше никакого стада! Каждый из вас – часть одного тела. И это тело должно двигаться как одно целое.

Следующий час он гонял их до седьмого пота. Это была настоящая военная муштра прямо на воде.

– Я кричу: "Воздух!" – ревел он. – Это значит – атака с берега. Лучники! Все, у кого есть луки, к правому борту! Остальные воины – поднять щиты и фальшборта с той же стороны! Женщины и дети – на дно лодки, в центр! Гребцы на левом борту гребут, на правом – пригибаются, но весел не бросают! Движение не останавливать!

Они пробовали. Снова и снова. "Воздух!". И начиналась суматоха, но уже более осмысленная. Ставр орал, ругался последними словами, не щадя никого.

– Куда ты лезешь со своим щитом, медведь?! – кричал он Милославу. – Твое место – сзади, ты – наш таран! Ждан, твой щит прикрывает не твою башку, а голову гребца перед тобой! Вы – одна стена!

Затем он ввел новую команду.

– Я кричу: "Вода!". Это значит – атака с реки, как было с бродниками. Правый борт гребет, левый – к бою! Крючья и багры наготове! Рубить канаты и руки, которые лезут к нам на борт!

Снова и снова они отрабатывали маневры. Ладьи сходились и расходились. Люди учились двигаться слаженно, не толкаясь, зная свое место. Даже бывшие бродники, Рогволод и Микула, которых поставили на самую тяжелую работу – поднимать и опускать тяжелые фальшборта, – выполняли команды молча и четко.

К концу учений все были мокрые и злые, но паники в глазах уже не было. Появилась осмысленность. Они перестали быть просто толпой в лодках. Они становились боевым подразделением.

Ратибор стоял рядом со Ставром и молча наблюдал. Он не вмешивался. Он учился вместе со всеми. Старый гридень преподавал ему самый важный урок тактики: бой выигрывается не в момент боя, а задолго до него. Он выигрывается муштрой, дисциплиной и четким пониманием каждого своего маневра.

– Теперь понятнее, воевода? – спросил Ставр, когда учения закончились.

– Понятнее, – кивнул Ратибор, и в его голосе не было обиды. Только уважение. – Спасибо, учитель.

Ставр впервые за весь поход почти улыбнулся – одними морщинками у глаза.

– То-то же. А теперь пусть гребут. Впереди у нас самое веселое место на всем Днепре. Пороги. И если они там начнут так же суетиться, нас даже стрелы не понадобятся. Река сама нас сожрет.

Глава 32. Охота на Волка

После обстрела и жестких учений прошло несколько дней. Отряд шел дальше, теперь более собранный и осторожный. Новая тактика отрабатывалась каждый день, и движения людей становились все более слаженными. Однако возникла другая проблема: голод. Нехватка свежего мяса становилась все ощутимее, особенно для детей и раненых. Охота в лесу провалилась, а разорять редкие рыбацкие деревушки, которые могли встретиться на пути, Ратибор не собирался.

– Нам нужна дичь, – сказал он как-то вечером, обращаясь к Ставру и скифу Арианту, который после появления печенегов стал их главным советником по степным делам.

– Степь не лес. Оленя или кабана тут не встретишь, – ответил Ариант, вглядываясь в закатное небо. – Здесь водятся сайгаки, но они быстры, как ветер. Нам их с нашими луками не взять. Есть тарпаны, дикие кони, но это добыча для целого племени, а не для горстки пеших воинов. Остается… волк.

При слове "волк" многие поморщились. Волчье мясо было жестким, с сильным запахом, и многие считали его "нечистым". Но голод был лучшим поваром.

– Его мясо даст нам силы, – продолжал скиф. – А его шкура – тепло. Но охота на волка в степи опасна. Он умен. И он никогда не бывает один.

– У нас нет выбора, – решил Ратибор. – На рассвете идем.

Он выбрал для вылазки небольшую, но самую надежную группу: себя, Ставра с его опытом, Арианта с его чутьем следопыта, Ждана как лучшего лучника, и молчаливого, выносливого Рогволода – бывшего бродника, который своим усердием и силой начал завоевывать толику уважения. Он был силен, знал дикую природу, и Ратибор решил дать ему шанс проявить себя.

На рассвете, когда над степью еще висел холодный туман, пятеро воинов бесшумно покинули лагерь и углубились в Дикое Поле. Они двигались не как охотники на зверя, а как разведчики во вражеском тылу – пригибаясь в высокой траве, перебегая от одной балки к другой.

Ариант вел их. Он не искал следы. Он читал степь. Он замечал примятую траву, едва видные тропы, прислушивался к ветру. Через час он остановился и указал на землю.

– Они были здесь. Этой ночью. Большая стая.

Остальные не видели ничего, кроме обычной травы, но они доверяли скифу. Они пошли по невидимому следу. Охота была долгой и изнурительной. Солнце поднялось высоко, и степь превратилась в раскаленную сковороду. Тишина и однообразие пейзажа действовали на нервы.

Наконец Ариант залег на гребне невысокого холма и жестом подозвал остальных. Ратибор подполз к нему. Внизу, в небольшой лощине у пересохшего ручья, они увидели их. Стая. Около десятка серых, поджарых хищников. Они отдыхали в тени, вывалив языки. В центре лежал их вожак – огромный, матерый зверь с седой холкой и порванным ухом.

– Крупный, – прошептал Ждан, накладывая стрелу на тетиву. – Шкура будет знатная.

– Тихо, – остановил его Ратибор. – Подождем. Они близко. Бить нужно наверняка. Цель – вожак. Убьем его – остальные разбегутся.

Они залегли, выжидая удобного момента. И в этот момент они услышали то, от чего у них застыла кровь в жилах. С востока донесся далекий, но отчетливый конский топот.

– Ложись! – прошипел Ставр.

Все пятеро вжались в землю, в сухую, колючую траву, боясь дышать. Топот приближался. Через несколько минут на гребне соседнего холма показался конный разъезд. Человек двенадцать. Печенеги. Они ехали неторопливо, осматривая свои владения.

Отряд Ратибора замер. Их отделяло от врага не более трех сотен шагов. Если их заметят, им конец. Уйти от конницы в открытой степи было невозможно. Даже волки в лощине притихли, прижали уши и замерли, учуяв всадников.