Переход

Его губы накрыли её. Поцелуй был мягким, слишком осторожным, будто они оба боялись расплескать эту хрупкую близость. Она ответила сразу – подняла руки, но сил хватило лишь обхватить его за талию. Они стояли так, без жадности, без спешки, сжигая минуты.

И всё же первая отстранилась она. Словно ледяной нож прошёл по сердцу – перед глазами встал Фориан, его взгляд вчера, полный молчаливого укора. Ей стало так же больно, как от свежего удара.

– Нортел… – выдохнула она, отступив на шаг, не смея смотреть ему в глаза.

Эльф сжал челюсть, но кивнул.

– Только дождись, – тихо сказал он. Но в его голосе это звучало не как просьба – как приговор.

Стоя у главных ворот замка, Бланса смотрела не на карету, что подкатила к подъёму, а в даль улицы, туда, где уже не было видно тяжеловесов. Белая пыль ещё висела в воздухе, напоминая ей о том, что ушло слишком быстро.

На плечо легла лёгкая ладонь – осторожная, но теплая, будто старалась удержать от падения.

– Мне жаль, – тихо шепнула Ретора.

Бланса лишь кивнула.

– Бланса, – позвал её со спины Триндом, – карета подана.

Внутри было душно и тесно: карета качалась на ухабах, а пространство делили только трое – чародейка, король и арданец. Но не просто арданец, отметила про себя Бланса. Лучший друг короля, его тень и щит. Неудивительно, что он сидит рядом.

До площади путь был коротким. Слишком коротким, чтобы вымолвить всё, что накопилось.

– Фориан, – спокойно позвала она.

Он будто не услышал. Лишь Триндом бросил взгляд на обоих, но тактично отвернулся в сторону.

– Я понимаю, какая сейчас ситуация, – продолжила Бланса. – Поэтому не держу на тебя зла. И хватит уже бегать от меня, как малое дитя! – добавила она, пряча боль за натянутой насмешкой.

Триндом не выдержал и хрипло рассмеялся, нарушив хрупкое молчание кареты.

– Это ты не держишь зла на меня? – неожиданно резко сорвался Фориан. Его голос был глухим, будто изнутри сдержанной ярости.

Бланса дернулась, но лишь едва заметно ухмыльнулась и тут же опустила взгляд.

– Я говорю о том, что ты оказался арданцем…

Фориан сжал губы так, что побелели скулы. Он отвернулся, уставившись в маленькое оконце, где мелькали серые улицы. В его позе чувствовалось, что любое слово ещё – и он взорвётся.

Триндом краем глаза заметил, как сестра отчаянно пыталась разрядить обстановку, но её слова только сделали воздух в карете ещё тяжелее. Он понимал: между ними произошло нечто, о чём ему лучше не знать. Но это понимание давило на него сильнее всего.

У эшафота толпа стояла плотным кольцом. Казалось, собрался весь Канчес. Арданцы выстроились полукругом вокруг возвышения, отсекая народ от помоста. Воздух был густ от запаха тел, горячего вина, дыма и страха. Бланса слышала лишь гул, который нарастал по мере приближения кареты – отдельные слова тонули в гортанной каше звуков, и от этого сердце било сильнее.

Боль в груди усилилась.

– Что такое? – мягко спросил Триндом.

– Всё в порядке, – ответила она, но голос предал – в нём сквозила боль.

– У неё дыхание сбилось, – негромко заметил Фориан, даже не повернув головы. – Выйдем, попросим воды.

Никто больше не пытался переубедить её отказаться от роли палача.

Когда карета подъехала к эшафоту, шум толпы оборвался, будто его ножом срезали. Тишина оказалась тяжелее любого крика.

И тогда вышел Триндом. Встал так, чтобы его видел весь Канчес, и заговорил – громко, уверенно, гулко:

– Народ Канчеса! Ваш истинный король жив! Вам лгали! Мой собственный дядя объявлял меня больным, уводил власть и обманывал вас всех!

– Но он ведь и сейчас болен, – шепнула Бланса Фориану, не снимая капюшона.

– Людям не надо этого знать, – коротко бросил он.

– Нолин Гродринг обвиняется в следующих деяниях! – разнёсся громкий голос глашатая. На эшафот вывели потрёпанного мужчину. Его одежда была изодрана, лицо в ссадинах, но он шёл с гордо поднятой головой, будто это не позор, а триумф. – Сокрытие правды от собственного народа! Сокрытие истинного короля! Покушение на королевскую семью! Он приговорён к смертной казни! Приказываю исполнить приговор!

Бланса вышла вперёд. Капюшон скрывал лица внизу, и это облегчало дыхание. Она встала боком к толпе, держа длинный меч, и смотрела на Нолина. Тот уже стоял на коленях, но вдруг поднял глаза и усмехнулся:

– А как же последние слова?

Бланса замерла, опустив меч.

– Что происходит? – шепнула Ретора за спиной Фориана.

– Триндом? – спросил он.

– Не знаю… – сжав пальцы, процедил король.

И в этот момент Нолин встал. Его движение было медленным, нарочито величественным. Толпа загудела.

– Я признаю все обвинения в свой адрес! – громко произнёс он, перекрывая шум. – Да, я скрывал правду. Да, я поднял руку на семью. Но всё это – ради вас! Ради лучшей жизни для народа я был готов взять на себя любые грехи.

Шёпот прокатился по толпе, кто-то вслух сказал: «Слушайте, что он говорит!»

– Какого демона он несёт? – сквозь зубы выдохнул Фориан, косясь на Триндома. – Его надо остановить.

– Нельзя, – резко ответил Триндом. – Если лишить его слова, люди решат, что мы чего-то боимся.

Нолин же смотрел прямо в толпу, словно там сидел суд. Его голос стал мягче, но проникал под кожу:

– Запомните… власть меняется, короли приходят и уходят. Но дом у вас только один. Канчес. – Он сделал паузу, медленно обводя глазами людское море. – Не дайте его погубить.

Толпа шумнула сильнее. Одни кричали в поддержку, другие – освистывали, но равнодушных не осталось. Нолин же вновь сел на колени, сохраняя гордое выражение лица, будто сам выбирал момент своей смерти.

Триндома охватил холод, будто сама темница дышала ему в лицо. Он видел, как Бланса заносит меч – и не успевал ничего сказать.

– Слава королю Нолину! – выкрикнули из толпы.

Смех Нолина прорезал воздух, дикий, истеричный, словно он уже праздновал свою победу.

Толчок в спину. Меч рванулся вперёд.

Всплеск крови ударил в лицо и руки. Голова Нолина покатилась по доскам, тело, всё ещё на коленях, осело, будто в поклон.

На площади воцарилась короткая, мёртвая тишина. А потом – рев, крики, визг, что хлынули стеной. Толпа загудела, как раскалённый улей.

Бланса стояла, задыхаясь от тяжёлого воздуха и запаха крови. Меч дрожал в её руках, пальцы не слушались. Всё вокруг расплывалось, лица людей превратились в безликую массу.

Фориан прорвался к эшафоту, Триндома уже держала стража. Но Бланса почти не видела их.

Ноги подкосились. Мир качнулся. Она рухнула на колени, а затем лицом в алую лужу, что разливалась по эшафоту и капала с него вниз. Горячая кровь коснулась губ – и в тот же миг тьма сомкнулась, уводя её прочь.

Глава 6 – Узел

Бланса пришла в себя в купели, распластанная в полный рост. Только голова покоилась на мягкой ткани у края. Вода была тёплой, слишком тёплой, будто чужие руки держали её, не давая утонуть. Шевелиться не хотелось. Но ещё страшнее было то, что она не могла.

Дверь резко скрипнула.

– Присвятые… ты очнулась!

Ретора почти рухнула к купели, пальцы торопливо коснулись её щеки.

– Ещё бы, – хрипло усмехнулась Бланса, хотя язык едва ворочался, а горло было сухим, как пепел.

– Ты два дня не приходила в себя, – быстро заговорила лекарь, будто боялась умолкнуть хоть на миг. – Мы меняли воду каждые пару часов. Фориан сам тебя перекладывал, а я не отходила ни на шаг. Триндом только и спрашивал: «Очнулась ли?»

Бланса слушала, но слова будто тонули в вязкой тёплой воде. Она чувствовала их, но не могла зацепиться.

– Ты как себя чувствуешь? – наконец спросила Ретора.

– Есть хочу, – с трудом выдавила Бланса и попыталась шевельнуть рукой. Та отозвалась странным онемением, словно принадлежала не ей.

Они переглянулись и почти одновременно улыбнулись.

– Значит, идёшь на поправку, – обрадованно сказала Ретора, вставая. – Мне позвать Фориана или…

– Да зови уже, – ответила Бланса с усталой усмешкой.

Когда Ретора убежала, в купельной снова воцарилась тишина. Тепло воды перестало быть спасительным – оно тянуло вниз, как оковы. Бланса попробовала поднять ноги, но тело не слушалось. Словно это была не она, а тяжёлый, обмякший труп. Паника поднималась медленно, как холодная волна.

Вскоре дверь распахнулась. Вошли Фориан и Триндом – шаги быстрые, радостные. Но их лица резко изменились.

Бланса сидела в воде, наклонившись вперёд, с липнущими к лицу волосами. Плечи её мелко дрожали.

– Бланса? – Ретора бросилась к ней, прижимая ладонь к лбу.

– Что болит? Не молчи!

Губы девушки дрогнули, но звука не было. Она с трудом подняла взгляд, полный ужаса и недоумения.

Её пальцы бессильно соскользнули по борту купели, как у куклы с обломанными нитями.

Бланса лежала в постели в лёгкой сорочке, взгляд пустой, затуманенный. Ретора водила ладонями по её ногам, выискивая хоть искру отклика. Фориан и Триндом стояли рядом, словно на суде, ловя каждое движение лекаря.

– Переверните её, – велела Ретора, зачерпнув ладонями воду.

Бланса безвольно позволила себя тронуть. Фориан аккуратно приподнял сорочку выше пояса. Триндом тут же отвернулся, стиснув зубы. На коже под рёбрами, в районе поясницы, темнел свежий рваный шрам – след от стрелы, с трудом стянутый и ещё воспалённый.

Лекарь надела «водяные перчатки» и медленно провела руками вдоль позвоночника. Вода звенела едва слышно, словно откликалась на её сомнения. В одном месте Ретора задержалась дольше, пальцы на миг сжались.

– Здесь… – пробормотала она. – Внутри что-то вроде узла. Уплотнение. Оно и держит ноги неподвижными. Спинной мозг, к счастью, цел, но этот сгусток…

– Ты можешь это исправить? – резко перебил Фориан, возвращая сорочку на место и осторожно укладывая Блансу обратно.

Ретора отвела взгляд.

– Я… должна подумать.

– Ты не смогла даже ребро залечить, – хрипло выдавила Бланса, – а теперь думаешь вернуть мне ноги?

– Бланса… – позвал её Триндом, но лекарь вскинула руку, требуя молчания.

– Это похоже на сгустки крови, – сказала она с трудом, будто сама не хотела произносить это вслух. – Я не могу дать тебе надежду.

– Уходите, – тихо, но твёрдо произнесла чародейка.

Они не шелохнулись.

– Уходите! – сорвалась она, голос дрогнул, обнажив слабость.

Ретора первой подчинилась, кивком указав мужчинам на дверь. Когда створки закрылись, в комнате осталась только тишина и тяжёлое дыхание.

Бланса вцепилась в одеяло, сжимая его до боли в пальцах. Тело не слушалось. Она судорожно пыталась пошевелить ногами – и каждый раз натыкалась на пустоту. Злость смешалась с отчаянием.

Она резко откинула одеяло и ногтями вонзилась себе в бёдра, вдавливая до крови. Но боль не пришла. Ни малейшей искры.

Губы её дрогнули, и она вгрызлась зубами в край одеяла, глуша всхлип. Глаза зажмурились, слёзы прорвались наружу. Тихий, жалобный вой сорвался, ломая дыхание. Но ноги оставались чужими, мёртвыми.

Фориан остался стоять у двери, слушая приглушённый плач. Каждый всхлип резал его сильнее, чем собственная рана. Кулаки сжались так, что ногти впились в ладони. От злости. От бессилия.

Для Блансы всё это было слишком жестоко. Она мечтала лишь уйти, вернуться к прежней жизни… А оказалась прикованной к постели.

– Чем я могу быть полезен? – первым делом спросил он, войдя в кабинет Реторы.

Лекарь сидела, склонившись над грубой книгой, и не сразу заметила его. Её волосы выбились из косы, под глазами темнели круги.

– Что касается лечения… – Ретора медленно провела пальцами по строчкам и задумчиво проговорила, будто сама себе, – максимум, что ты можешь, это принести из библиотеки всё, что найдёшь. Я даже не знаю, что ищу. Истории, редкие практики, магические теории… хоть что-то. – Она устало прикрыла лицо ладонями.

– Не вини себя, – тихо сказал Фориан. – Это не твоя вина.

– Её жизнь сейчас на моих руках, – отрезала Ретора, глядя ему прямо в глаза. – Неважно, как она до этого дошла. Я должна хотя бы попытаться. Так что книги, чары, методы – всё, что попадётся. И ещё… – крикнула она ему вдогонку, когда он уже тянулся к двери. – Ты был с ней дольше всех. Твоя компания ей нужна больше, чем моя забота.

Она запнулась, нахмурилась, будто сказала лишнее.

– И не моё это дело… но перед тем, как уехали эльфы, к ней заглянул один. С хвостом. Нортел. Она была подавлена после его ухода. Я уверена, они были близки. Может, стоит послать гонца в горы?..

Фориан нахмурился, но коротко кивнул:

– Я разберусь.

Выйдя в коридор, он шёл медленно, в замешательстве. Перед глазами снова вставал тот эльф, которого он видел рядом с ней незадолго до казни. Мысль о том, что Бланса могла быть с горным эльфом, жгла хуже ножа. Он чувствовал себя использованным, будто всё время был для неё только заменой.

Но и сам-то он не лучше. Всё их путешествие скрывал, что он арданец. Врал, притворялся. А теперь злится на неё за молчание. Смешно. Жалко. От этого становилось тошно.

Они провели вместе почти полтора года. Каждый день. И теперь разлуки в стенах замка ощущалась ненормальной, словно вырвали кусок самого сердца.

Мысли об эльфе потянули за собой другое воспоминание: встреча с горцем и двумя водными. Тогда – случайность. А что с ними стало после стычки с браконьерами? Выжили ли они хоть?..

Фориан встряхнул головой, прогоняя наваждение. Уже стоял у двери кабинета короля. Глубоко вдохнул и толкнул створку.

– Триндом, я… Ты в порядке?

Король сидел за столом. Услышав звук, резко выпрямился. Но, увидев друга, снова бессильно обмяк, опустив голову на руки.

– Смотря, что считать «в порядке»? – усмехнулся Триндом, но усмешка вышла сухой, безжизненной. Он даже не поднял головы от бумаг. – По части королевских дел всё… на удивление неплохо, – он всё-таки выпрямился, но в осанке не было силы. – Надо отдать должное Нолину. Он не был человеком, который просто дорвался до власти. Работал. Дела шли. Хотя… – Триндом скривился, перелистывая бумаги, – кое-что он пустил на самотёк. И ещё этот внезапный бал… Казна просела. Но в целом – даже не так плохо, как я боялся.

– Рад, что хотя бы это на тебя не давит, – искренне улыбнулся Фориан, стараясь подбодрить.

Повисла тяжёлая пауза.

– Ты… не был у Блансы? – спросил Триндом тихо, будто боялся услышать ответ.

– Нет. Сначала – у Реторы, потом сразу сюда, – Фориан потер лоб, задумавшись, и добавил: – Разговор у меня к тебе. Ретора видела Блансу с эльфом, перед тем как они уехали. Она думает, они были близки. Предложила отправить гонца в горы.

Триндом вскинул взгляд.

– Допустим, так и есть. И ты говоришь об этом спокойно? Я же видел…

– Сейчас важно не моё к этому отношение, – резко перебил его Фориан.

Король осёкся и замолчал, уткнувшись взглядом в одну точку.

– Известно, кто именно? – наконец спросил он.

– Нортел, – коротко ответил Фориан.

– Ох… – Триндом на мгновение даже оживился, а потом нахмурился. – Это бывший вожак гор Хагента. Ну, Бланса даёт, – он усмехнулся, но усмешка прозвучала больше как нервный смешок. – Но сейчас там крайне неспокойно. Любая попытка выдернуть звено из их круга – опасна. А гонца туда послать… самоубийство. У нас нет даже коней, способных пройти горный хребет. Ты видел этих тяжеловесов… – он резко прервался и тяжело вздохнул. – Прости. Я вынужден отказать. Если бы я не был королём, выбрал бы сестру без раздумий… Ох… – Триндом вдруг замялся и откинулся на спинку стула.

– Что? – насторожился Фориан.

– Просто… – он слабо улыбнулся, – до сих пор странно вслух называть её сестрой.

– Ты, кстати, собираешься объявить её народу?

– Нет, – отрезал Триндом, не раздумывая. – Она ясно дала понять: ей это не нужно. И словами, и тем, что оставила мамино имя, а не старое. – Он криво усмехнулся, но в усмешке не было радости. – Я хочу наладить с ней отношения, а не закопать их под титулом. Пока она остаётся просто Блансой – она свободна сама выбирать, куда идти, с кем быть. Но как только она официально станет Грондринг, всё изменится. Для всех. И уж точно она не та, кто смиренно примет политический брак.

– Это да, – ухмыльнулся Фориан.

– Хотя… если бы речь шла о вожаке гор… даже бывшем… – Триндом поднял глаза и тут же заметил, как лицо друга потемнело. – Прости. Я не должен был…

– Проехали, – оборвал Фориан, не поднимая взгляда. – Я понимаю.

– Да и… – Триндом задумался, пальцы скользнули по подлокотнику кресла. – Если честно, не уверен, что её вообще кто-то возьмёт в жёны.

– Из-за ног? – Фориан посмотрел на него пристально.

Триндом промолчал, и этого оказалось достаточно.

– Жестоко ты, – сказал Фориан хрипло.

– Я знаю, как это звучит, – признал король. – Но я обязан думать о Канчесе, а не только о ней. Потому и выбираю чувства сестры, а не… свои.

Фориан стиснул зубы. Несколько мгновений в кабинете стояла глухая тишина.

– Если гонца ты отказываешься посылать, – произнёс он наконец, – тогда прошу перевода.

– Куда? – Триндом поднял голову.

– К Блансе.

Король удивлённо вскинул брови, потом тихо усмехнулся и откинулся в кресле.

– Даже так. Что ж… без документов обойдёмся.

Повисло молчание. Фориан сказал то, что хотел, но чувствовал – разговор не окончен.

– Расскажи… – замялся Триндом. – Какая она?

Фориан позволил себе улыбку, устраиваясь удобнее.

– Дерзкая. Острая на язык, особенно когда злится. Непредсказуемая, – вспомнил он, как Бланса оставила его в порту с мешком золотых керанов. – Но добрая, по-своему. Взбалмошная, иногда недальновидная, – он хрипло рассмеялся, вспомнив её схватку с меллоксом. – Скрытная… – нахмурился. Как она сумела разобраться с арданцами и меллоксом без посоха?.. – И, конечно, упрямая.

– Упрямство я заметил сам, – Триндом тоже улыбнулся, видя, как друг отзывается о его сестре, но быстро помрачнел. Его взгляд скользнул в сторону. – Она говорила, что мать была жёсткой учительницей. А отец отзывался о ней только с теплом…

– Иногда, – тихо продолжил Фориан, – когда мы оставались одни и ей, возможно, казалось, что я на неё не смотрю… Она становилась очень задумчивой. Иногда это читалось на лице: грусть, злость, презрение… А иногда… – он нахмурился, – невозможно было догадаться, о чём она думает. Смотришь на неё – и кажется, она вот-вот убьёт кого-то… или уже убила.

– Когда ты видел это в последний раз? – уточнил Триндом.

Фориан на мгновение замолчал, будто обдумывая, стоит ли говорить.

– Когда я показал ей свою брошь, – признался он негромко. – Её лицо изменилось, словно по щелчку.

– Теперь понятно, – протянул Триндом, внимательно следя за выражением друга. – Вот почему ты тогда так себя вёл.

Оба замолчали.

– Она и раньше получала травмы, – выдохнул Фориан, словно оправдываясь самому себе. – Падения, шрамы, ранения… Но потеря ног – это совсем другое. Даже представить страшно, что ей может в голову прийти.

– Поэтому её нельзя оставлять надолго одну, – серьёзно сказал Триндом, а потом добавил, чуть понизив голос: – Но мне кажется, дело не только в ногах. Дело в Нортеле, верно?

Фориан не ответил. Его пальцы сжались на подлокотнике, взгляд метнулся в сторону, но слов он так и не нашёл. Мысли спутались: ревность, вина, обида и то, что он сам себе не решался признать.

Триндом не стал настаивать. Он уже всё понял.

Глава 7 – Ешь и ненавидь

Фориан сидел в кресле рядом с кроватью Блансы. Когда он вошёл, одеяло было скомкано возле её головы, опухшие веки плотно сомкнуты, дыхание сбивчивое, почти детское. Он на мгновение задержался, глядя на её лицо, а потом поспешил в библиотеку, где с помощью библиотекаря наскрёб первую охапку книг по медицине. Всё это он сразу отнёс Реторе. Та, в ответ, протянула ему тонкую книжицу – пособие по уходу за лежачими больными.

Фориан читал её у изголовья, но взгляд то и дело возвращался к Блансе. Вскоре он заметил на простыне тёмные пятна. Кровь. Её кровь. Девушка, должно быть, в очередной раз царапала собственные ноги, пытаясь хоть как-то почувствовать их. Сердце сжалось, когда он осторожно смывал запёкшиеся следы с её бледной кожи. Она спала и не знала, что творила. Проснётся – велит служанкам сменить бельё, а он унесёт с собой эту тайну.

В памяти вновь вспыхнул тот миг, когда он увидел её падающей, со стрелой, торчащей из спины. Всё их полтора года пути промелькнули в один короткий удар сердца.

Их встреча была случайностью. Он долгие месяцы искал девушку с фотографии, заглядывая в каждую деревню. Нити вели в никуда, пока однажды его не направили в Мёртвый лес. Он считал это глупой шуткой – но именно там её и нашёл. Испуганную, грязную, растерянную… и всё же живую, невредимую. Тогда Фориану показалось, что сама Ладарнейт улыбнулась ему.

Имя сбило его с толку. Не Соран – как упоминал Триндом, а Бланса, имя матери. Он был уверен, что нашёл мать друга, а не сестру: схожесть на фотографии и в реальности была пугающе точной.

Конечно, для самой девушки он выглядел вором. Артефакты стоили дороже жизни, и зачем ещё ему мог понадобиться её посох? Ему, однако, он был не нужен. Ни за какие сокровища. Только на третью «случайную» встречу, которую он сам же и устроил, она соизволила с ним заговорить. Но сперва сломала ему нос, обвинив в преследовании. Именно тогда он понял, с каким характером придётся иметь дело.

Он был готов терпеть этот характер ради друга. Но в один из дней всё изменилось: впервые ему довелось ухаживать за ней, перевязывать её раны. Он ничего не потребовал взамен. На её резкий, прямой вопрос – чего он добивается – Фориан ответил просто. И ответ прозвучал так искренне, что мог бы польстить даже ей:

Ты красивая. И нам по пути.

Бланса тогда поверила.

Их первая близость случилась по её инициативе. Она назвала это «благодарностью» – будто мимолётную услугу. Для неё это не имело веса, а для него стало началом конца.

Фориан пытался убеждать себя, что всё это ничего не значит. Что Бланса – всего лишь задание. Его долг. Сестра лучшего друга и будущего короля. Он должен был видеть в ней только цель. Но чем дальше они шли вместе, тем больше она становилась для него женщиной, а не «чужой ношей».

Он ненавидел себя за это. Ненавидел за то, что украдкой наблюдал, как она поправляет волосы у костра, как смеётся слишком звонко, как спит, свернувшись клубком, будто беззащитный ребёнок. Он знал: в замке ей будет тесно, она не создана для клеток. И всё равно тянулся к ней.

Когда он узнал, что она не мать, а сестра Триндома, камень с плеч будто рухнул. Он чувствовал облегчение – впервые за полтора года. Но радость мгновенно сменилась жгучим ударом: имя Нортела. Мысль, что Бланса могла быть с другим, с горцем, вонзилась глубже любой стрелы. Он ведь сам всё это время лгал, притворялся, скрывал, что он арданец. И теперь имел ли он право злиться? Выходит, он предал обоих – и её, и Триндома.

Он помнил, как ещё вчера они вместе пересекали поле на конях, а сегодня смотрел на неё, прикованную к постели, и не мог выдержать боли. Она хотела мстить, и мстила: отрубила Нолину голову. Но ноги – цена оказалась слишком страшной. Стоило ли?..

Стража нашла стрелка уже в первый день, но чистки продолжались, улицы и дома переворачивали вверх дном. Всё это казалось бессмысленным.

Фориан думал только об одном: если бы он раньше узнал, что Нолин узурпировал трон, он смог бы спасти её. Вытащить, предупредить. Но он не сделал этого. Всё, на что его хватило, – показать брошь. Жалкая, запоздалая попытка, когда всё уже было предрешено.

Фориан вернулся с подносом. На серебряных крышках едва не дрожали его руки.

– Суп. Хлеб. Немного вина, – сказал он почти по-военному сухо и поставил всё на столик у кровати. – Попробуй поесть.

– Не хочу.

– Ты должна, – упрямо возразил он. – Тебе нужны силы.

Бланса резко отвернулась, волосы хлестнули по щеке.

– Силы? Для чего? Чтобы снова лежать, как кукла без нитей? – голос её дрогнул, но тут же стал жёстким. – Ты ничего не понимаешь.

– Я понимаю больше, чем ты думаешь, – выдохнул Фориан, присаживаясь ближе. – Я видел, как ты дерёшь себя до крови. Видел, как ты глотаешь слёзы, чтобы никто не услышал.

Она резко повернулась к нему, в глазах вспыхнула ярость.

– А что ты предлагаешь, Фориан? Жить так? Смотреть, как все вокруг шепчутся за моей спиной? Ты тоже на меня так смотришь – с жалостью!

– Это не жалость, – он схватил её за запястье, сжал крепко, но не больно. – Это… чёрт возьми, это всё, что я чувствую последние месяцы.

Она дёрнула рукой, но он не отпустил. В её взгляде мелькнула растерянность, но голос сорвался на горький смех:

– Не смей. Ты видел меня с Нортелом, и после этого избегал меня, как чумы. Смотрел исподлобья, молчал, будто я тебе противна. А теперь признаёшься в чувствах? Так открыто… Словно пытаешься что-то доказать – себе или мне.