Переход

Эльф отвёл взгляд, тяжело вздохнул и поднялся. Подошёл ближе, осторожно обхватил её лицо ладонями. Его пальцы были тёплыми и сухими. Он наклонился и коснулся её губ – сначала осторожно, почти боясь. Поцелуй был тихим, бережным, но за ним стояла вся накопившаяся тоска.

Бланса ответила, судорожно вдохнув его близость. Её охватило отчаяние: долгожданные прикосновения, которых всегда было слишком мало и которые опять нужно будет отпускать.

– Я вернусь, – прошептал Нортел, прижавшись к её лбу. Его дыхание щекотало её губы. – Обязательно вернусь. Только дождись меня.

Чародейка промолчала, даже не шелохнулась.

Три года они не виделись. Теперь он снова уходил. Она ненавидела такую жизнь: ждать, гнить в одиночестве, когда он сам выбирает дорогу – и эта дорога всегда дальше от неё. Может, это жестоко, но выбор Нортела был очевиден: он оставался верен долгу, а не ей.

Бланса прикусила губу, сдерживая всхлип. В груди жгло осознание: она больше не увидит Нортела. Никогда не останется в замке, где её сделали калекой. И это «никогда» жгло сильнее бинтов и боли в лёгком.

Мысль об этом толкнула её вперёд. Она потянулась к нему. Их губы встретились.

Поцелуй был не стремительным, а медленным, вязким. Нортел двигался мягко, почти ласково – словно пытался утешить её, дать надежду, что всё ещё можно исправить. Но Бланса не искала надежды. Она жадно запоминала его – движения, вкус, тепло. Запоминала, как он держит её лицо, как его пальцы скользят по щеке, задерживаясь у бинтов. Она впивалась в эти мгновения, будто в последний глоток воздуха.

Дверь тихо скрипнула. Они даже не заметили – пока резкий хлопок не расколол тишину.

Они резко отпрянули друг от друга.

На пороге стоял Фориан с подносом. Лицо его было открыто, и именно это сбило дыхание Блансы: маска не скрывала ровным счётом ничего, но всё равно невозможно было понять, что он думает.

Она уставилась на него с тем самым детским ужасом – как если бы её застали не за поцелуем, а за чем-то куда более запретным. Сердце билось в висках.

Фориан не сказал ни слова. Он прошёл к столу, поставил поднос – бульон ещё дымился, рядом лежал ломоть хлеба. Его движения были аккуратны, почти нарочито спокойны.

И, не взглянув больше ни на Блансу, ни на Нортела, он быстро развернулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Тишина после его ухода оказалась тяжелее любого крика.

Нортел долго смотрел на дверь, за которой исчез Фориан. В зале повисла гнетущая тишина, нарушаемая только слабым потрескиванием свечей. Эльф медленно выдохнул, провёл ладонью по лицу, будто хотел стереть выражение, но пальцы дрогнули и опустились.

Он шагнул ближе к кровати. Его взгляд задержался на бинтах, на её лице, на усталых глазах, в которых ещё теплился след страха. Бланса отвела взгляд – ей не хватало сил встретить его прямо.

Эльф опустился на край кресла, сгорбился, будто внезапно стал старше. Его уши едва заметно дрогнули, улавливая тишину.

– Пока я выбирал свой народ… – произнёс он негромко, словно сам себе, – ты выбрала того, кто был рядом.

В его голосе не было ни злости, ни укора – только горечь, которую невозможно скрыть. И от этой сдержанности Блансе стало тяжелее, чем от любой вспышки ярости.

Глава 4 – Нежная

За дверью её комнаты жизнь текла своим чередом – шаги, голоса, скрип половиц, но для неё всё это будто было в другом мире. Она лежала, запертая в собственном теле. Мысль о том, что она снова просто лежит, выворачивала изнутри. Бланса решилась подняться. Надо было занять себя хоть чем-нибудь, иначе сойти с ума.

На тумбе ждал поднос: мясной бульон, пахнущий пряностями, булочка и компот. Желудок отозвался голодным спазмом. Бульон ещё тёплый – значит, недавно заходили. Она скользнула взглядом к часам в полумраке. Если глаза её не обманывают – половина девятого.

Попытка встать обернулась резким уколом под рёбрами. Лёгкое будто вспыхнуло болью. Перевязка держала, но внутри что-то тревожно сдвинулось. Левая нога, хоть и сросшаяся, не желала подчиняться – стоило опереться, как сустав предательски дрогнул. Перенеся вес на правую, она ухватилась за столб балдахина и, стиснув зубы, почти вприпрыжку добралась до подноса. Каждый шаг отзывался одышкой, дыхание рвалось, грудь горела.

Дверь резко распахнулась.

– Что ты творишь? – голос мужской, чужой и недовольный.

На пороге стоял молодой мужчина. Чёрные волосы, простая, хоть и королевская одежда. В отличие от Нолина – никакой показной роскоши. Лицо осунувшееся, усталое, но живое, слишком живое для того, кто пережил переворот.

– Ложись обратно, – коротко приказал он, подойдя ближе. Его тон был не жёстким, а скорее усталым, но возражать не оставлял места.

Она позволила себя уложить обратно. Он сел рядом, на кресло, и какое-то время просто смотрел на неё. Бланса тоже не отводила глаз – жадно разглядывала его черты, словно пытаясь найти сходство, понять, кого же он напоминает.

– Меня зовут Триндом, – сказал он наконец.

– А… освобождённый король, – усмехнулась она. – Знаю.

Он нахмурился.

– Мне сказали, ты не помнишь, что произошло в зале.

Она промолчала.

– Тебе мать не рассказывала… откуда она?

– Пф. – Бланса закатила глаза. – Она – нет. Зато твой дядя уверял, что она из Канчеса и была придворной чародейкой.

– Это лишь половина правды, – Триндом заметно напрягся. Его пальцы теребили подлокотник кресла, голос срывался то тише, то громче. – Мой отец не знал её прошлого. Но… да. – Он замолчал, будто подбирал слова, и только после выдохнул: – В общем… ты – моя сестра.

Воздух в комнате застыл.

Бланса моргнула и тихо рассмеялась, хотя внутри что-то болезненно дёрнулось.

– Смешно, – сказала она, не меняясь в лице.

А парень только смотрел, словно сам не верил, что произнёс это вслух.

– Ладно, – Триндом пожал плечами и наклонился вперёд, опершись локтями на колени. – Мой отец был женат, но их брак был… пустым. Королева не могла забеременеть. Они оба угасали, становились тенями. Это мне няня рассказала. – Он замялся, будто оправдываясь. – Возможно, он отчаялся. Возможно, просто искал тепла. Так или иначе, наша мать стала его любовницей. Он был влюблён, ослеплён ею. А королева, узнав, ничего не сделала. Или не смогла.

Он провёл рукой по шее, нервно усмехнулся.

– Говорят, она долго скрывалась от людей, притворялась больной. На деле же – грызлась стыдом. А потом стыд сменился яростью. Тем временем… мама забеременела почти сразу. Для отца это было чудо. Он сиял. Няня рассказывала, что он даже начал меняться – снова смеялся, снова был живым.

Его улыбка погасла.

– Но когда мы родились… королева уже кипела от ненависти. Она обвинила мать в колдовстве. Сказала, что та зачала нас при помощи магии, околдовала его… – он замолчал, покачав головой. – Абсурд. Но её слово весило слишком много. Стража ворвалась в покои. Маме пришлось бежать через катакомбы. Она уносила только тебя.

Тишина растянулась, словно трещина.

– Отец… – Триндом сжал пальцы в замок, опустив взгляд. – Он всегда говорил о ней с теплом. Что она любила нас обоих. Когда я спрашивал, почему она оставила меня… отвечал, что она будто подарила его наследника короне. – Он горько усмехнулся. – Удобное объяснение, правда?

Бланса хмыкнула, взгляд её оставался холодным.

– Папа сказал, тебя назвали при рождении Соран. Это значит «нежная». Когда я впервые услышал имя, я засомневался – та ли это девочка, которую привели в Канчес. Хотел увидеть сам. Хотел убедиться. – Он поднял на неё взгляд, и на миг в его глазах мелькнула почти мальчишеская надежда. – Ты взяла имя мамы. Наверное, чтобы спрятаться.

Он чуть улыбнулся, мягко, как будто хотел согреть её этим светом:

– Я мог доверить твой поиск только одному человеку. Тому, кому верил так же, как себе. У него была лишь фотография матери и твоё имя. Даже не представляю, как ему удалось… – он выдохнул с тихой улыбкой. – Но он справился.

После встречи с Форианом она лишь однажды назвала своё имя – и то не при нём. Значит, он всё-таки слышал его… или просто доверился интуиции. Выходит, с самого начала знал, кто она такая. Вот почему он был таким сдержанным? Он никогда не смотрел на неё как на женщину. Для него она оставалась сестрой лучшего друга. Сестрой, с которой он, чёрт возьми, успел переспать пару раз.

Или… Нолин был прав, и Фориан видел в ней вовсе не сестру, а именно мать?

Бланса поджала губы и потерла переносицу, чувствуя, как в висках стучит. Фориан видел вчера её с Нортелом. Господи, как же мерзко было осознавать всё это разом…

Их мать – любовница короля.

Она сама – дочь бывшего монарха и сестра нынешнего.

Её плечи дёрнулись. Сначала сорвалась усмешка. Потом вторая. А через миг хриплый смех прорвался наружу, гулкий, надсадный, и остановить его она уже не могла. Боль простреливала грудь, но это только сильнее подстёгивало. Она смеялась так, словно хотела вывернуть из себя всё, что скапливалось годами.

– Я могу лишь представить, что у тебя сейчас внутри, – осторожно сказал Триндом, растерянно следя за ней. – Но почему ты смеёшься?

– Что ты хочешь услышать? – выдохнула Бланса, всё ещё дрожа от смеха. – Или лучше – на что надеешься?

– Честно?.. – Триндом отвёл взгляд. – Услышать, что мама… любила нас. Что жалела, оставив меня.

– Я не стану кормить тебя сказками, – резко отрезала она, вскинув голову. – Мать была учителем. Жёстким, холодным, порой жестоким. Доброй – никогда. Всё тепло я знала от бабушки, но не от неё. Про тебя она не говорила ни слова. И про то, что я – дочь короля, тоже.

Новый приступ смеха согнул её пополам. Раны в груди ныли, дыхание сбивалось, но остановиться было невозможно. Слёзы выступили на глазах, но она смеялась ещё громче, срываясь почти в хрип.

– Вот это ирония! – выдавила она, хватаясь за волосы так сильно, что ногти царапнули кожу. – Мне даром не нужна жизнь в замке, а судьба всё глубже заталкивает меня в эту треклятую дыру!

Триндом сидел прямо, не шелохнувшись, наблюдал за этой истерией. Его лицо оставалось спокойным, только в глазах проступила усталость.

– Чего ты от меня хочешь? – резко бросила Бланса, прикрывая половину лица рукой, но улыбка не сходила с губ.

– Она… мертва? – тихо спросил он.

– Да.

Он опустил взгляд, и в комнате стало так тихо, словно стало слышно шаги на другом конце замка.

– Когда отец умер, я занял его место… но, откровенно говоря, был зелёным мальчишкой, – Триндом усмехнулся без радости и отошёл к окну. Силуэт его казался вытянутым в свете свечей, будто он и сам ещё не дорос до своей короны. – Я знал, какая на мне ответственность. Знал, что есть советники, вельможи, люди рядом… но внутри всё равно чувствовал себя один. Совсем один.

Он на мгновение запнулся, лицо его дёрнулось.

– Был ещё дядя, но… ты сама знаешь, какой он. – Он отвернулся к стеклу. – Всё чаще я возвращался мыслями к сестре, которую потерял ещё ребёнком. Надеялся, что Фориан найдёт тебя. Держался за эту надежду, как за воздух… и боялся, что это всего лишь детская глупая мечта. – Он криво улыбнулся. – Ретора говорила, что именно это и подкосило меня. А Нолин… воспользовался.

Он замолчал, и Бланса с удивлением отметила: этот человек и правда король? Слишком мягкий. Слишком неуверенный.

– Но теперь ты здесь, – вдруг сказал он, развернувшись. Его лицо озарила яркая, почти мальчишеская улыбка. – И я хочу наладить с тобой отношения. Ты и я… брат и сестра. – Он протянул руку, вытянул мизинец. – Давай дружить?

Жест был нелепым, детским. Бланса нахмурилась. Всё в ней сжалось – то ли от неловкости, то ли от раздражения. Что он от неё хочет? Чтобы она повторила этот цирк? Чтобы притворилась маленькой девочкой, которая радуется игрушке?

Она отвернулась.

Рука Триндома медленно опустилась. Его улыбка погасла.

– Как мне к тебе обращаться? – спросил он после паузы, голос стал тише.

Она открыла рот… и тут же сомкнула губы. Слово застряло в горле. Кто она? Соран? Бланса? Имя матери? Своё?

– …Бланса, – выдавила она наконец.

Триндом кивнул.

– Я понимаю, что тебе тяжело, Бланса. – Его голос снова был мягким, почти извиняющимся. – И я не собираюсь торопить. Не оставлю тебя одну. Но и давить не стану. Единственное, чего прошу… – он на секунду замялся, но всё же улыбнулся, – будь со мной честной. Если захочешь спросить что-то, встретиться, поговорить… да хоть прокричать всё в лицо, – просто найди меня. Я постараюсь всегда для тебя быть.

Бланса поджала губы. К её ужасу, в горле защипало, дыхание сбилось, глаза затянуло влагой. Чужие слова вдруг резанули слишком глубоко. Чужой человек – вот в чём было дело. Может, и брат. Но чужой. И именно это слово мгновенно заставило её зажать все чувства в кулак.

Она резко моргнула, вытирая влажные ресницы.

Сентиментальность – роскошь, которой она позволить себе не может.

– Где… Фориан? – выдохнула она, сделав несколько тяжёлых вдохов, будто каждое слово вытаскивала из груди.

– Я… – Триндом на секунду запнулся, нахмурился. – Сегодня его ещё не видел. Странно. – Он наклонил голову, и в голосе прозвучала осторожная нотка. – Но я передам, что ты ищешь его. Может, ещё что-то? – в его взгляде скользнула надежда, что она скажет больше.

– Просто… – Бланса с силой потерла переносицу, словно пытаясь стереть боль. Ей было мучительно трудно о чём-то просить. – Просто скажи ему, что мне надо поговорить. И пусть… пусть не убегает от меня.

Их глаза встретились. Триндом чуть приподнял брови, но, увидев твёрдость в её взгляде, лишь коротко кивнул.

В этот момент в дверь постучали.

Звук был резким, гулким, словно удар в колокол.

– Войдите! – голос Триндома мгновенно стал командным, и это неожиданно для Блансы: мальчишеская неуверенность исчезла, уступив место королю.

В комнату вошла Ретора. Её шаги были быстрыми, взгляд – холодным.

– Эшафот готов, – сказала она, скользнув взглядом по чародейке. – Раз я иду к принцессе, а с ней сам король.

– Отлично, – кивнул Триндом, поднимаясь с кресла. – А палач?

Ретора замялась. В её лице мелькнула тень сомнения.

– Что-то не так? – голос Триндома стал ниже, настороженнее.

– Я стану палачом Нолину, – резко перебила Бланса.

Тишина ударила сильнее любого крика. Она произнесла это спокойно, но в её глазах плескался холодный огонь. На мгновение даже боль в груди отступила – осталась лишь ярость, сжатая в кулак её воли.

Триндом медленно обернулся к ней. На лице – тень шока, но в голосе он удержал спокойствие.

– Ты… уверена?

– Да. – Её ответ прозвучал, как удар клинка о камень.

Он встретил её взгляд – и понял, что возражать бессмысленно. Решимость в её глазах была куда сильнее боли и усталости.

– Ретора, – его голос вновь зазвучал властно, – подготовь одежду для Блансы. И помоги ей собраться.

Глава 5 – Последние слова

Молодой король в строгом тёмном кафтане шёл по коридору уверенным шагом. Два стражника следовали за ним, тяжёлые сапоги отдавались гулким эхом в каменных сводах. Темница находилась у самой стены замка – холодная, пропитанная сыростью и железом. Здесь всегда тянуло сквозняком, пахло плесенью и потом, и даже частые уборки не могли перебить запах отчаяния.

Триндом собирался менять её. В этих стенах сидели те, кого ещё можно было исправить, спасти. Но не Нолина. Своему дяде он не верил – слишком хорошо знал, каким ядом тот был пропитан.

И всё же он шёл к нему. Хотел услышать слова из первых уст. Хотел понять: чем он оправдывает предательство? Может ли хоть что-то спасти его жизнь? В глубине души теплилась слабая надежда, но он уже знал – Бланса не простит. Для неё и утопить Нолина в купели показалось бы слишком лёгкой смертью.

Они вышли в широкий зал с камерами. Здесь было чуть светлее – факелы, ровные стены, каменные полы. Но воздух всё равно густо тянул тухлой вонью: находились такие, кто намеренно гадил себе под ноги – не из нужды, а из упрямства.

– Оставьте нас, – приказал Триндом. Его голос звучал твёрдо, но мягкости он не скрывал.

Стражники подчинились, оставаясь в конце зала – так, чтобы видеть короля, но не слышать каждое слово.

Триндом перевёл взгляд в камеру. Нолин сидел на узкой кушетке, боком к решётке, будто увлечён разглядыванием трещин в стене. Волосы его были ещё чисты, уложены; одежда – та самая, в которой он пал в зале, – местами порвана и запятнана кровью. Под прорехами виднелись свежие бинты. Несмотря на всё это, его поза была спокойной, взгляд – холодным. Даже здесь он умудрялся держать себя с достоинством, как будто стены тюрьмы – лишь декорации.

– Дядя, – тихо позвал его Триндом.

Мужчина нехотя обернулся. Взгляд его скользнул по племяннику – равнодушный, с ленцой. Молча вернулся к стене.

– Я хочу поговорить, – сказал Триндом.

Ответа не последовало.

– Мы же родственники, – продолжил он, не повышая голос. – Зачем ты начал всё это? Чего хотел достичь?

Пауза растянулась. Тишина давила, пока Триндом сам не отвёл взгляд в пол, думая, что ответа так и не будет.

И вдруг:

– Ты весь в отца, – неожиданно сказал Нолин, даже не глядя на него. – Объявил меня предателем, а сам пришёл… мириться? – он усмехнулся. – Ты – тряпка. Бесхребетный сопляк.

Его слова звякнули холоднее, чем решётка между ними. Триндом стоял прямо, не отвечал, но внутри что-то болезненно сжалось.

Нолин усмехнулся, и в его улыбке было что-то болезненно-спокойное.

– Твоя мать всегда казалась мне слишком строптивой, – произнёс он лениво, будто обсуждал нечто неважное. – Но одно в ней было бесспорно: она принесла в наш род магию. Чародейскую кровь.

Он повернул голову, скользнув равнодушным взглядом по племяннику.

– Жаль, что чародеем уродился не ты. – В голосе слышалось даже сожаление, странно искреннее. – Я хотел продолжить славную, негласную традицию своего брата.

Триндом нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?.. – спросил он, стараясь держать ровный голос, хотя сердце сжалось.

Нолин замолчал, выдержал паузу. А потом, глядя прямо в глаза племяннику, обронил:

– Это благословение – для любой девки оказаться в постели короля.

Он чуть склонил голову.

– Даже если эта девка – твоя сестра.

Тишина рухнула тяжёлым камнем.

У Триндома перехватило дыхание. В горле пересохло, пальцы сжались в кулак до боли. Воображение само рисовало отвратительные картины. Кровь стучала в висках.

– Она же твоя племянница, – выдавил он сквозь зубы.

– Я знаю, – равнодушно пожал плечами Нолин. Будто говорил о погоде.

– Ты… мерзавец.

– Хм. – Нолин усмехнулся, скосив глаза в сторону стены. – Неужели это всё, что ты можешь сказать, нисе?

– Не называй меня так, – резко отрезал Триндом.

– Ах да. – Тон дяди стал издевательски мягким. – Тогда пусть будет «племянник». Нет, лучше – «Ваше величество». Так, пожалуй, звучит комичнее.

Триндом глубоко вдохнул, удерживая себя.

– Значит, трон тебе нужен был только ради того, чтобы влить магию в род?

Нолин оторвался от стены и поднялся. Его шаги были медленными, размеренными. Он подошёл вплотную к решётке, и теперь их взгляды встретились на одном уровне.

Металл отделял их, но Триндому пришлось сдержать желание отступить.

– Ты погубишь этот трон, нисе, – тихо сказал Нолин. В его голосе не было уже насмешки – только холодная усталость. Он прищурился, хищно улыбнувшись. – Благо я не увижу, как ты валишься в ту же яму. Как и твой отец. Как и твоя мать.

– Откуда такая уверенность? – слишком резко спросил Триндом.

– Потому что ты не готов, – почти шёпотом, но с полной серьёзностью произнёс Нолин. – К власти. К одиночеству.

Триндома обдало жаром, но он не дрогнул.

– Я не был хорошим братом, – добавил Нолин после паузы, отходя от решётки. – Но я не желал смерти твоему отцу. Я хотел сохранить наследие. Продолжить то, на что у тебя кишка тонка.

Он снова опустился на скрипучую койку, откинулся назад и закрыл глаза, словно разговор его утомил.

Триндом ещё несколько мгновений стоял, чувствуя, как слова дяди давят на виски. Потом резко развернулся и ушёл, не оглядываясь.

Коридор встретил его гулкой тишиной. Каменные стены тянули холодом, шаги отдавались эхом. Стражники стояли вдалеке, не смея приближаться.

Триндом прошёл мимо них, сохраняя лицо неподвижным. Но едва свернул за поворот, когда их взгляды больше не могли достать его, пальцы сжались так, что ногти впились в ладонь. Тепло крови прорвалось сквозь кожу.

Он остановился, уткнулся лбом в ледяную стену и выдохнул так тяжело, будто в груди держал раскалённый камень. Хотелось закричать – во весь голос, так, чтобы обрушить этот проклятый замок. Но звук не сорвался. В горле застрял глухой ком.

Он просто стоял и дышал.

Мальчишка, которому слишком рано пришлось стать королём.

А за его спиной Нолин наверняка всё ещё улыбался.

– Ну что за вздор? – ворчала Ретора, затягивая повязку так туго, что Бланса едва не выругалась. – Тебе бы сначала на ноги нормально встать, а не мечом головы сносить.

– Хватит бухтеть, – сквозь зубы бросила чародейка, перенося вес на левую ногу. Сустав хрустнул, отозвавшись тупой болью, и губы сами скривились в оскале. – Как старуха, честное слово… Где твоя чопорная сдержанность, а? – она попыталась усмехнуться, но резь в груди перерезала смех пополам. – Ты что, нарочно так туго тянешь?

– Хоть ты теперь и «принцесса», – Ретора ухмыльнулась и подтянула бинт ещё выше, – но я жопу перед тобой целовать не начну. Было б проще, если бы ты думала башкой, а не яростью. Палачом решила стать… Ты хоть в руках держала топор?

– Я и мечом не раз снимала головы, – хрипло, но уверенно ответила Бланса.

– В здоровом теле, а сейчас? – лекарь дернула повязку, и Бланса втянула воздух сквозь зубы.

– Хватит причитать, – огрызнулась чародейка. – Лучше скажи… посох?

– Всё глухо, – коротко бросила Ретора, натягивая на неё чёрную рубаху. Ткань холодно легла на кожу, задевая рёбра. – Даже профессор Сточер присоединился к нашим спорам. Столько легенд знает, а толку ноль. Одни догадки.

Она ловко застёгивала пуговицы, а пальцы при каждом касании жгли болью.

– Триндом уже подумывает дернуть Чертог, чтоб выслали своего историка, – добавила Ретора, опускаясь на колени, чтобы протянуть ей широкие чёрные штаны.

– Значит, всё плохо, – констатировала Бланса. – В купели я вспомнила… как тогда в зале управляла водой. Движение рукой… словно бы с посохом. – Она замолчала, задумавшись, а потом выдохнула. – Попробовала повторить – и ничего.

– Может, телу нужно перестроиться? – осторожно сказала Ретора, помогая ей просунуть ногу в штанину. – Ты всё ещё еле держишься на ногах. Если хочешь… – она подняла взгляд, и в её голосе впервые мелькнуло смущение, – я могу дать тебе пару уроков.

– Ха. Подумать можно, – усмехнулась Бланса, хотя внутри признала: уроки ей бы не помешали. Мать учила работать только с посохом, без него она словно искалечена.

Стук в дверь оборвал их разговор. Звук резкий, словно молот по наковальне.

Ретора успела застегнуть ремень на её талии.

– Войдите, – громко сказала она.

В проёме показался эльф.

– Ретора, оставь нас, – мягко, но с нажимом сказала Бланса.

Лекарь метнула взгляд на эльфа, потом на чародейку и, едва заметно усмехнувшись, вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Нортел не улыбнулся. Его лицо было каменным, только глаза задержались на ней чуть дольше.

– Что? – выдохнула она, горько усмехнувшись, подхватив с кровати плотный чёрный плащ. – Тоже будешь твердить, что я схожу с ума?

– Даже не думал, – сухо ответил он, перехватив ткань у неё из рук. Его пальцы едва задели её кожу – и этого хватило, чтобы сердце предательски кольнуло. – Мондданс сделал заявление. С гор прискакал гонец на тяжеловесе. Мой старый друг прибыл в Хагент, Лэдост ждёт встречи с вожаком здешних гор.

Бланса опустила взгляд. Она уже знала, к чему всё идёт.

Нортел бережно накинул на неё плащ, запахнув его у горла. Его руки задержались на её плечах, крепкие и тёплые, будто пытались удержать.

– Мондданс уезжает прямо сейчас, – его голос стал мягче. – Я пришёл попрощаться.

Он стоял вплотную, и она ясно ощущала его дыхание. Голова её едва доставала ему до груди, но взгляд упрямо скользнул к окну, за которым плавно летал редкий снег.

– Желаю лёгкой дороги, – глухо произнесла она.

Нортел кончиками пальцев осторожно повернул её лицо к себе. Она не сопротивлялась. Его взгляд прошёл по её лицу, задержавшись на шрамах на шее, будто хотел врезать их в память.

– Если бы я только мог… – его голос стал почти шёпотом. – Я бы забрал тебя. Честное королевское.

Бланса закрыла глаза. Губы сжались, тяжёлый вздох сорвался из груди. Она кивнула едва заметно – и этого хватило.