Пророческий этюд

Но рассказать о своих планах старый вир не смог, так как был прерван нечеловеческим стоном. Раздался он, казалось, где-то глубоко под землёй, и в нём было столько боли, страдания и… облегчения?

Рон замер и удивлённо посмотрел на своего наставника, и от увиденного его сердце предательски ёкнуло. Мастер Нил, казалось, узрелсвою смерть: он стал бледен, на его широком лбу выступила предательская испарина, а руки нервно подрагивали.

– Что это было, Мастер?

– А? – непонимающе переспросил смотритель, но ученик своим вопросом всё-таки добился главного: вывел старого вира из ступора. – Кривые клинки Ялиги! Началось! Коро! Найди своего братца и немедленно спускайтесь! Нам понадобитесь вы оба! Рон! Следуй за мной! Продолжение твоего обучения сейчас оказалось под большим вопросом! Впрочем, как и все наши жизни. Пришла пора «Саурскому жалу» покинуть свои ножны.

Глава 4

Глава 4

«И сели три брата за стол. Долго они молчали и друг на друга исподлобья зыркали. Да вот только нельзя молчать, когда весь свет не на жизнь, а на смерть бьётся. А кому, как не им троим, решать судьбу мира, если они были волшебниками, коим равных по силе и не сыскать никого было? И первым слово взял старший брат. Говорил он коротко, зло. Будто не с братьями беседу вёл, а команды на поле брани отдавал. Ибо стезёй его была смерть. А смерть всегда с войной и мором рука об руку идёт. Старший брат требовал прекратить кровопролитие и сдаться беспутным братьям на его милость. Склонить свои головы перед ним, как завещано предками младшим братьям: чтить старшего и слушать его во всём. Но возразил ему средний брат. Не любил он войну, но жизни не видел без своих ненаглядных железок да машин хитро сделанных. А старший задумал его их лишить.

Долго они пререкались да спорили, пока, наконец, младший брат не предложил им решение дельное: поделить все земли на три части и править каждому из братьев в своём царстве так, как ему вздумается. Рассмеялись братья тогда, подняли младшего на смех. Ведь за ними стояла сила великая: смерть и железо склоняли головы перед их искусством. А младшему повиновалась сама жизнь, и в ратном деле он был не силён так, как в деле лекарском да земледельческом.

Посмеялись братья, но к совету всё же прислушались. Поделили они земли обетованные на две части равные, да условились: чтобы не было больше лютых войн, что расколют мир в пыль и крошево, чтоб не попала в руки злые их сила великая, создать надобно каждому из братьев символ силы их. Чтобы каждый муж, будь то воин аль пахарь, позаимствовать мог кроху силы той, коли есть у него к тому таланты врождённые. Чтоб не видел мир вновь волшебников, что с богами наравне могли разговаривать.

На том и порешили братья.

И возвёл старший брат башню белую. Средний брат создал молот аспидный. Младший же лишь раздал часть сил пятерым своим послушникам. Затаил он на братьев злобу лютую.

Привела его злоба чёрная через сто земель прямо в топь бескрайнюю. Встретил младший брат в топи той ведьму старую. Испросил у неё он совета и помощи. Долго думала ведьма старая, как помочь ему в деле тёмном том. И нашла она для него силу чёрную, одной лишь капли чьей было вдосталь, чтоб извратить дотла саму жизни суть. Но и плата была подобающей: запросила ведьма часть души в залог.

И, не думая, согласился брат. Отдал часть души, но взамен её подселил к себе в сердце тьму.

Так увидел белый свет рождение Падшего.»

Отрывок из сказа «О ведьме и Падшем»

Эпоха Белого солнца

И вновь перед молодым магом оказался настоящий вир: решительный, целеустремлённый и уверенный в себе. Мастер Нил споро убрал аппаратуру в шкаф и выудил оттуда несколько крупных кусков янтаря.

– Мы собрались воевать с целым отрядом Иных? – посмотрел на накопители Рон.

– Вроде того. Хотя, как по мне, лучше бы мы столкнулись именно с ними, – буркнул смотритель маяка. Вслед за янтарём шкаф явил на свет уже знакомый Шусту-младшему клинок. – Забери их Ялига! Да я готов сравнить своё Искусство с любым из Пятерых, лишь бы не спускаться вниз!

Очередной стон оказался гораздо громче предыдущего. Пол задрожал, внутри шкафа что-то жалобно звякнуло, а старый Вир помянул Ялигу и Троих. Казалось, что этот ужасный звук издаёт сама неугасающая башня.

– Тебе знакомы слоги плетения «Жемчужного тумана»? – уже на выходе из кабинета спросил Нил.

– Да. Вы собираетесь принести в жертву ту деревню порков? – уточнил Рон.

– И гарнизон, если это понадобится, – серьёзно посмотрел на ученика вир.

– Этого янтаря должно хватить. Концентрация эфира на…

– Мне!

Быстро спустившись по крутой винтовой лестнице, они оказались на небольшой овальной площадке первого этажа. С одной стороны находилась входная дверь из обитого металлом морёного нирийского дуба, а с обратной – другая дверца: поскромнее, но от этого не менее надёжная. По крайней мере, Рональд не заметил ни привычных замков, ни петель, ни даже ручки, за которую эту дверку можно было бы потянуть.

Тут же находились и оба гверо. В полумраке было сложно разглядеть детали, но один из них держал в руке странную вещицу, напоминающую стальной куб на широком кольце. Из двух граней этого куска стали торчали две кривых загогулины. А ещё от этой штуки так и несло магией Нимрода.

– Никто не знает, когда именно, а главное для чего, появились эти проклятые Троими башни! – немного нервно и торопливо произнёс Нил.

Рональд покосился на смотрителя маяка, но, конечно же, никак не прокомментировал своевременность подобных лекций. Молодой вир лишь покрепче стиснул янтарь в своей ладони и продолжил мысленно перебирать известные ему связки слогов. Сам Туман был невесть каким сложным для него плетением, но это было первым его практическим применением, да ещё и в таких масштабах. В одном только городке навскидку проживало не менее полутысячи порков.

Да и, откровенно говоря, Рона пугала эта неизвестность, ровно как и вид растерянного вира Третьего круга.

В общем, маяки существовали в Ратосе ещё задолго до появления Троих. Никаких сведений об их изначальных функциях до нас, конечно же, не дошло, – продолжил Нил, внимательно следя за действиями порков.

Один из гверо тем временем зачем-то проколол себе подушечку указательного пальца и старательно выводил им в воздухе замысловатые вензеля, будто что-то рисуя.

– Первое упоминание о неугасимых маяках датируется концом Эпохи Согласия. В тех текстах говорится о том, что Оэрсис и Кортэс разделили земли Ратоса между своей паствой и условились: когда выйдет их срок, они покинут Троемирье, разделив свою силу между последователями, чтоб не была она сконцентрирована в одних руках. Та же участь ждала и Ваэлда, но без права на земли. Так они и поступили. Оэрсис возвёл Белую башню, которая закладывает семя дара в юных истых. Кортэс создал символ Нимрода – Нерукотворный молот. Но Ваэлд обманул остальных участников договора. Он отдал лишь часть силы пятерым своим последователям и отправился путём поисков истинной силы, которые в итоге привели его к древнейшим существам этого мира – веринеям, или, как их ещё называют, пряхам грядущего. Так! А теперь зачерпни самую малость эфира и произнеси один слог. Любой.

Рональд не сразу понял, что смотритель маяка уже переключился от рассказа к прямым указаниям, но всё же быстро сориентировался. Эфир из камня не дарил той бури эмоций, какую он испытал при работе с гверо, но и он растёкся приятным теплом где-то в груди.

– Ри`оё, – мелодично пропел ученик.

Из его рта вырвалось и поплыло в воздухе крохотное белёсое облачко. Это был первый слог плетения, поднимающего немёртвого. Базовый по своей сути конструкт, изучаемый студентами на первых годах обучения. Без второго слога он не имел никакого смысла и спустя некоторое время попросту бы рассеялся, но на его пути встретилось то место, где что-то старательно рисовал пальцем один из гверо. Облако засияло, раздалось в размерах, и в его чреве начали проступать символы цвета благородного серебра.

– Готово! – произнёс очевидное Шуст-младший, с интересом наблюдая за происходящим. Новых, сотрясающих маяк стонов не раздавалось, и он немного успокоился. – Мастер, то, что Вы сейчас рассказали, напомнило мне сказку про Падшего и ведьму. Ну, ту, где Ваэлд пришёл к болотной ведьме и выпытывал у неё секрет той силы, что поставит его на одну ступень с Синеоким и Красногривым. А она его обманула, забрав частицу его души.

Гверо тем временем дождались, пока рисунок проявится полностью, пододвинули нимродский механизм прямо под облако и принялись спешно вращать обе рукояти. Куб глухо щёлкнул, верхняя его грань поплыла вверх, и вскоре на свет явилась стеклянная призма, внутри которой трепетал чёрный, как души Пятерых, огонёк.

– Каждая сказка когда-то родилась из были, – назидательно произнёс Нил. – Зажмурься!

Перед тем как выполнить приказ, Рон успел заметить, как облако с рисунком втянулось в нимродский светильник, и яркая вспышка тут же резанула по глазам, даже сквозь закрытые веки. Когда способность видеть к нему вернулась, Ниро уже заходил в открытую дверцу. За ним в проёме скрылся смотритель маяка, следом поспешил за учителем Рон, и замыкал процессию Коро.

За дверью оказалась крохотная площадка, оканчивающаяся всё той же винтовой лестницей, которая вела куда-то во мрак подземелья. Света, на удивление, хватало для того, чтоб ориентироваться в пространстве и не сломать себе шею при спуске по крутым ступеням. Но смотреть было не на что, кроме как на спину идущего впереди и серый камень стен.

– Поздравляю тебя, Рональд! Ты один из немногих смертных, кому довелось воочию лицезреть творение столь древнее, что оно ещё помнит рождение Троих! – слишком уж пафосно произнёс Нил. Лестница оказалась невероятно длинной, и долгий спуск в тишине, видимо, тяготил старого вира. – Будь осторожен и держись подле меня. Нередко случается, что пространство и время тут живут по своим законам.

Рональд не удержался и тихо помянул Пятерых. За время их затяжного нисхождения ступени постоянно меняли свой размер: то становились такими широкими, что серая стена терялась во мраке, то, напротив, настолько узкими, что приходилось передвигаться едва ли не боком. Та же история происходила и с высотой ступеней: где-то они были не выше ладони, а местами доходили юному виру до пояса. И если бы не тусклый, сумеречный свет, истекающий из… Пятеро! Шуст-младший так и не понял природу этого света. Он просто тут был, и всё! Так вот, если бы не он, то молодой вир давно бы свернул себе шею. Более того, Рон пару раз ловил себя на мысли, что они поднимаются, хотя ступени всё так же вели их вниз. Но все его чувства говорили об обратном!

– Где мы? – спросил ученик, когда пляски с пространством немного устаканились и группа отмеряла шаги по вполне обычному участку лестницы. – По моим подсчётам, мы настолько глубоко забрались, что скоро заявимся к Падшему на ужин.

– В маяке, – фыркнул Нил. – Приближаемся к самому его сердцу. И будь добр, не поминай Падшего так часто. Он ведь действительно тут когда-то бывал!

Рон неверяще посмотрел на широкую спину смотрителя, сбился с шага и даже остановился и тут же получил мягкий, но настойчивый толчок ладонью между лопаток от идущего позади Коро. Молодой вир скрипнул зубами, но всё же пошёл дальше. В Рине гверо и подумать не могли о том, чтобы коснуться истого… Но позже. Всё позже!

– Ну, может, и не именно здесь, – за время этого марафона тучный маг даже не сбил своего дыхания. – По преданиям, Ваэлд скрепил свой договор с веринеями в шалфейном маяке. Но я больше склоняюсь к тому, что он побывал во всех башнях.

– Шалфейном? Он ведь так похож на болотный. Подождите, мастер! Вы хотите сказать, что сказки для наивных порков – не вымысел? Падший действительно отдал часть своей души ведьмам? И мы сейчас спускаемся в логово одной из них?!

Не успел он закончить осыпать учителя вопросами, как очередной стон сотряс лестницу, и Рону стоило больших трудов не сверзиться во мрак колодца. Установкой перил древние строители, естественно, не озаботились.

– Не ведьма, а веринея. Или, как они сами себя называют, пряха грядущего, – поправил ученика Нил. – Но в целом ты прав. Мы в её логове. И да. Предвосхищая твой вопрос: мы должны её уничтожить.

Повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихими звуками шагов двух пар ног виров. Оба гверо двигались же абсолютно бесшумно.

– Она настолько опасна, что для этого требуется два вира при поддержке целых двух гверо? – Шуст-младший наконец озвучил вертевшийся на его языке вопрос.

– У каждого из нас своё предназначение. И твоё своевременное появление здесь нужно воспринимать не иначе как провидение самого Синеокого. Осторожно! Дрянная ступенька! – неопределённо ответил смотритель. – Что до твоего вопроса, так мне нечем тебе на него ответить. Ратосу известен лишь один случай ликвидации пряхи, но подробности этого действа, увы, никому не известны. Могу сказать лишь то, что известно абсолютно всем: веринею можно убить лишь тогда, когда она бодрствует. Всё остальное время она находится в своих грёзах и дух её витает в междумирье. Телесная оболочка же практически неуничтожима, да и особого смысла в этом нет: пряха возродится в любом куске камня.

– Подождите, Мастер! Мне это не было известно, но… – Рон прервался, поскольку пространство снова взбрыкнуло, и для того чтобы спуститься ниже, ему пришлось прыгать с высоты собственного роста. – Уф! Но я знаю, что где-то на северо-западе империи находится алый маяк. И пламя больше не пляшет на его вершине. Эту вашу пряху убили там?

– Да. Это произошло на самом закате Эпохи войн.

– А что произошло с теми героями? Почему они не раскрыли верный способ её уничтожения?

В ответ старый маг лишь раздражённо дёрнул плечом, пробурчал что-то невнятное и, кажется, растерял весь интерес к беседе. Оставшуюся часть пути они шли в полной тишине.

Лестница оказалась неимоверно длинной, но, к счастью, небесконечной. И когда идущий впереди Ниро вскинул руку в предупредительном жесте, Рональд едва удержал в себе вздох облегчения. Несмотря на тренированное тело, ему уже дважды приходилось заимствовать крохи эфира у янтаря и смывать тяжесть с натруженных ног при помощи дара.

– Сосредоточились, – по-армейски строго произнёс Нил. – Рон. На тебе «Жемчужный туман». Начинай с городка. Если эфир станет иссякать, а мы ещё не закончим, сворачивайся и переключайся на гарнизон. Весь эфир отдаёшь мне. Двух кусков янтаря тебе должно хватить. Мы прикончим пряху вместе с её поганым пророчеством, чего бы нам это ни стоило.

– Пророчеством? – удивился Шуст-младший, озираясь по сторонам.

А посмотреть тут было на что. Лестница привела их в пещеру с высоким сводом, колоновидными минеральными наростами и гладким полом, который излучал мягкий кобальтовый свет. Стены из тёмного, с всё теми же синими прожилками камня выглядели так, будто когда-то давно здесь бушевал сильнейший пожар, от которого камень оплыл и застыл в причудливых формах.

А ещё тут были тени. Они клубились в совершенно неожиданных местах, подрагивали в такт пульсации кобальтового света и вообще жили своей жизнью, совершенно наплевав на все постулаты естественных наук.

– О-о-ох! – в пещере голос лишился своей сотрясающей многовековую башню мощи и приобрёл более человеческое звучание. Рону казалось, что он принадлежал скорее юной деве, чем разменявшей не одну тысячу лет ведьме.

Группа осторожно продвигалась между колоннами, тени безмолвно следовали за ней по пятам, образуя позади стену непроглядного мрака, и спустя несколько сотен шагов идущий впереди гверо вновь вскинул руку, предупреждая об опасности.

– Вовремя! Кажется, мы успели. Пряха ещё на тропах междумирья, – с некоторым облегчением выдохнул Нил.

Сталагмитовая роща расступилась, и взорам смотрителей открылась небольшая круглая площадка, в центре которой пульсировал комок первозданной тьмы. Но, в отличие от тех теней, что встречались им на пути сюда, она не была чернильной. Внутри облака мрака то и дело рождались и тут же гасли всполохи всех возможных цветов.

Рональд тихо, одними лишь губами, помянул Пятерых. С таким явлением ему определённо не доводилось встречаться прежде, но он слышал о чём-то подобном ещё в той, такой недавней и одновременно далёкой жизни, когда он был беззаботным студентом. Называлась эта аномалия брешью междумирья, и во всех справочниках настоятельно рекомендовалось держаться от неё подальше. А ещё категорически запрещалось вблизи с этой самой брешью прибегать к Искусству.

– Так! Рон! Начинай плетение тумана и… Сколько ты сможешь удержать два слога в состоянии синергии?

– Сколько угодно, пока у меня будет доступ к эфиру, – несколько пафосно ответил Шуст-младший. Он всегда вёл так себя, когда нервничал, и совершенно ничего не мог с собой поделать.

Ответом ему послужил укоризненный взгляд учителя. Мол, ври, да не завирайся.

– Однажды я на спор удерживал три слога, пока у меня полностью не иссякла унция янтаря. С тем запасом, что Вы дали мне, да при поддержке гверо, я продержусь, пока меня не сморит сон, – пожал плечами ученик.

Укоризна в глазах Нила сменилась уважением.

– Прекрасно! Я не знаю, когда именно явится веринея. Внешне по радужной тропе этого определить невозможно. Я не знаю, возможно ли её убить до того, как её слова грянут. Я не знаю её возможностей, но предполагаю худшее. Поэтому мне понадобится весь доступный нам эфир. Сейчас я повешу якорь, он будет твоим ориентиром. Переливать энергию в него тебе будет гораздо проще, чем пытаться сконцентрироваться на мне.

– А гверо? – уточнил Рон.

– У них своя задача, – как-то тяжело вздохнул смотритель. – Приступаем.

И молодой вир начал.

Он сжал в ладони янтарь и глубоко вдохнул. Сладкий эфир взбудоражил его мозг, разбудив глубинные инстинкты мага смерти.

– Маур`то! – прозвучал слог концентрации.

Эфир покинул ядро Рональда на выдохе плетения, и он тут же почувствовал каждого жителя городка. Они казались ему манящими, притягательными звёздочками. Только произнеси нужные слоги, и они закрутятся в своём последнем хороводе и хлынут к тебе полноводной рекой, наделяя безграничным могуществом. Немного скуднее ощущался имперский гарнизон. Совсем рядом полыхали двумя небесными светилами гверо, и их близость могла свести с ума неподготовленного одарённого. Но Рональд был уже полноценным виром, и лёгким усилием воли он заглушил зов кровожадного инстинкта и принялся за работу.

Для начала следовало сформировать в городке малый зиккурат. Именно он был крохотным подобием Белой башни и являлся краеугольным камнем для создания жемчужного тумана.

Молодой вир быстро подсчитал в уме необходимое количество эфира, вновь зачерпнул его из камня, наполнил энергией своё ядро и выдохнул.

– Р`идэ`орто!

Со стороны это выглядело так, будто изо рта Шуста-младшего вылетел трепещущий сгусток белого пламени. Раскалённый шар метнулся прочь, но тут же подскочил, будто кто-то одёрнул его за незримый поводок, и он послушно замер подле своего создателя. Рон, удерживая своевольный слог своей властью, сосредоточился на самом центре огоньков-порков.

– Гуэр`о!

Второй слог визуально напоминал перекормленного трупного червя. Направляемый волей вира, он влетел в шар огня и проглотил его. Мучнистое тело тут же пошло волнами и забилось в судорогах трансформации.

– Них’та’аш!

Шипастая звезда устремилась к прежним двум слогам, раздался тихий хлопок, и плетение оформилось в крошечный, не крупнее фаланги пальца, белоснежный шарик. Спустя миг шарик метнулся прочь, оставив после себя лишь туманный след.

На всё плетение ушло не больше пары десятков ударов сердца. В желудке Рона тут же появилась сосущая пустота.

– Малый зиккурат, если я не ошибаюсь? – Нил бросил уважительный взгляд на ученика, прикрыл глаза и удовлетворённо крякнул. – Похвально, молодой человек! Редко сейчас встретишь столь основательный подход к решению поставленной задачи. Большинство твоих коллег принялись бы перекачивать эфир через себя напрямую и в ответственный момент застыли бы тут соляным столбом, не в силах и двинуть пальцем. Ты же этим элегантным решением избежал подобного недостатка. Сколько янтаря ушло на плетение?

– Четверть унции, – Рональд тем временем разглядывал витающий в воздухе молочный кристалл. Видимо, пока он касался Искусства, смотритель уже успел создать якорь своего ядра.

А ведь он состоял из четырёх слогов! Рон считал себя самым быстрым во всём университете, и, впрочем, небезосновательно, но разница с виром Третьего круга оказалась колоссальной.

Нил что-то быстро подсчитал в голове и показал большой палец ученику. Гверо тем временем разделились: Ниро оказался подле смотрителя, а Коро безмятежно покачивался с пятки на носок в паре шагов от Рона. При этом он тихо насвистывал какую-то незнакомую молодому магу мелодию и ловко подкидывал в руке «саурское жало».

Рональда эта близость опасного оружия немного напрягла, но он, не сказав ни слова, принялся за плетение тумана.

Вновь эфир разлился по телу, награждая вира сладкой истомой. Первый слог, второй, связать всё это контролем и закрепить своей волей. Убедившись, что плетение стабильно и не рассыпается, Рональд облегчённо выдохнул, впитал в своё ядро остатки эфира из янтаря и взял в руку следующий камень. Прежний осыпался на пол бесполезным песком.

Пряха не торопилась появляться.

Нил тем временем закончил подготовку своего конструкта и тоже переводил дух.

– Мне показалось, или Вы сейчас сделали заготовку под пять слогов, Мастер? А кто мне не так давно говорил про то, что это очень опасно? Что это вообще такое? – эфир гулял в крови, развязывая язык похлеще алкоголя. Хоть Рон и держал себя в руках, но подобные мелочи всё равно регулярно проскальзывали.

– Всё верно, ученик. Сейчас ты наблюдаешь насквозь запрещённый в большей части империи «аркан сути». И я не без гордости заявляю, что овладел им в совершенстве. Ещё прапрадед нашего императора, да одарит его Синеокий долгими летами, выпустил эдикт… – Нил осёкся и замер, разглядывая россыпь особо ярких всполохов в облаке мрака. Он потянул носом воздух, и румянец схлынул с его мясистых щёк. Но страха в глазах смотрителя не было. – Началось! Рональд, весь эфир на якорь! Аркан свяжет веринею и отсечёт её от источников силы, но он чудовищно прожорлив!

Шуст-младший кивнул.

– Тоэ`рд`о!

Третий слог ворвался в подвешенный конструкт, зазвучал мелодичный перезвон, и с тихим переливом плетение растворилось в воздухе. Молодой вир несколькими фразами соединил туман, зиккурат и якорь Нила, после чего вновь использовал слог контроля и закрыл глаза.

Сердце скакало, как акробат на ринийском цирковом фестивале, желудок свела судорога острого приступа голода, но Рон старательно выжидал. Вот потухла одна звёздочка, вот вторая, и спустя несколько гнетущих мгновений в городке порков начался самый настоящий звездопад.

Первыми умирали старики. Крепкие взрослые порки тоже стремительно теряли здоровье и силы. И лишь огоньки детей продолжали пылать ярким костром, так как их маленькие тела буквально трещали по швам от переполняющей их жизненной энергии. Даже жемчужному туману требовалось немало времени, чтобы выпить их досуха.

Плетение тумана получилось идеальным и работало с точностью нимродского хронометра. И что самое главное, благодаря некоторым доработкам оно работало само, оставив создавшему его виру лишь роль стороннего наблюдателя.

– Смертные! Ха! Я вижу ваши души. Я слышу ваши мысли. Я ощущаю ваши страхи. Каждый раз одно и то же, – довольно промурлыкал приятный женский голос. Он был чувственным, с лёгкой хрипотцой, и казалось, что он звучал со всех сторон. – О! Как же давно я не бывала в этом захолустье! Кто тут у нас? Хм! Какая прелесть! Дайте-ка я рассмотрю вас поближе.

Нил вскинул руку в жесте «внимание». Эфир уже тёк полноводной рекой, и Рону стоило больших усилий удержать себя от того, чтоб не зачерпнуть оттуда хоть малость.

Тем временем тени подобрались к самому центру зала. Они кружились вокруг, не смея заходить за линию, где заканчивались колонны. Они ярились, метались, и в какой-то момент Шусту–младшему даже показалось, что сгустки мрака начали завывать.

И тут явилась она: веринея, пряха судеб, ведьма междумирья и просто одно из самых загадочных существ этого мира. Она попросту шагнула из клубящийся тьмы.

– Но-но-но, мальчики! Не торопитесь! – покачала пальцем веринея, и Рон почувствовал, как его язык буквально примёрз к нёбу. Более того, всё его тело парализовало, от чего он не мог пошевелить и пальцем. И, судя по всему, то же самое произошло и с остальными.

Ведьма же по-птичьи склонила голову набок и внимательно изучила каждого из находящихся в глубинах маяка – сердце маяка. Её босые ножки легко и беззвучно ступали по холодному камню, а тени послушно вертелись подле неё, словно верные псы.