
Полная версия
Пророческий этюд

Макс Львов
Пророческий этюд
Глава 1
Есть лишь четыре цвета у огня:
Жёлтый – для тебя и для меня,
Белый – рядом те, кто может помочь,
Чёрный – поскорей уноси ноги прочь!
А если очаг полыхнул серебром,
Значит, сам Падший явился в твой дом!
Популярная в Рине детская считалочка.
Эпоха Белого солнца.
Старый Хамси по привычке сидел на крыльце своего дома и, подставив лицо порывистому солёному ветру, лениво потягивал горячий ароматный лэньге.
Море сегодня было неспокойным.
Разбуженное южным порывистым ветром, оно решило выместить всё своё недовольство на узкой полоске суши, обрушивая на неё исполинские рокочущие волны. Тёмно-синие валы с присущей им безумной яростью набрасывались на усыпанный галькой берег, стараясь достать спешно вытягивающих свои юркие лодки людишек. И, возможно, будь среди них кто-то менее расторопный, им это вполне бы и удалось. Но среди крепких, коренастых рыбаков с потемневшей от солнца кожей и обветренными лицами таковых не было. Ибо в Эйрине жили люди моря. Те, кто с раннего детства знал, с какой стороны браться за руль шустрой лодки и где ставить сети в месяц Пеликана, чтобы добыть болеющих после нереста морских обезьян.
Так что люди хмурились, поминали Троих и осеняли себя священным знаком, но в глубине души улыбались. Месяц Пеликана не баловал жителей юга комфортной погодой, пытаясь испепелить всё живое под беспощадным знойным солнцем. И любая, пусть даже короткая, но передышка от дурманящей головы жары воспринималась не иначе как дар самого Оэриса.
Но море не желало успокаиваться, и вслед за свистящим между прибрежными валунами ветром на линии горизонта появилась тяжелая кавалерия этого шторма.
Тёмные грузные тучи сомкнули строй и неохотно направились в сторону мыса Орлиной головы. Подбадривая себя раскатистыми ударами грома и толкаясь своими вислыми боками, они неспешно двигались к побережью, грозясь обрушиться на его немногочисленных жителей поистине чудовищным по своей силе ливнем. Будто сами Трое вдруг разгневались на свою паству и решили утопить её в пучинах льющейся с небес воды.
Но жители городка лишь спешно собирали развешенное во дворах бельё, укрывали плотными пологами вялившуюся на солнце рыбу, закрывали тяжёлые резные ставни, желая защитить от непогоды столь недешёвое в этих краях стекло в своих окнах, и с облегчением ожидали приближающуюся непогоду.
Жизнь в городке замерла в ожидании шторма.
Вообще, Эйрин был скорее крупной деревней, где его не очень многочисленные жители промышляли рыбной ловлей и добычей жемчуга, но статус города ему даровал возвышающийся на окончании узкого мыса маяк. Каждый житель Рина знал: в месте, где горит неугасимое пламя маяка, всегда располагается гарнизон Магистрата. И, конечно же, в маяках всегда находились люди в белых одеждах.
Или всё же не совсем люди?
Ведь те, кто обладает наследием Оэриса, в своих изысканиях заходят далеко за ту грань, что отделяет обычного человека от того, кто может одним движением брови отправить прилегающий к маяку городок вместе со всеми его жителями в бездну, а то и прямиком в объятья к самому Падшему.
Так, по крайней мере, думали все серебрушки в Эйрине. И они не раздумывая падали на колени перед могущественными магами Магистрата, касаясь своими лбами земли, по которой те ступали. Но старый Хамси знал, что его родичи боялись гнева белых магов. Ведь отказ от «обряда приветствия уважаемого вира» грозил как минимум лишением руки.
На этой мысли старик невесело усмехнулся и потёр культю, которая осталась у него вместо левой руки.
Для начала «забывшего своё место червя» заключали на три дня в колодки, которые были обязательным атрибутом каждой площади поселения меченых Падшим, или же в простонародье – серебрушек, и всыпали ему плетей. А на рассвете четвёртого дня невыспавшийся и от этого находящийся в дурном расположении духа палач выволакивал бедолагу из его узилища, грубо швырял на плаху и отрубал конечность своим побуревшим от крови топором.
По крайней мере, именно так всё и произошло с самим Хамси.
И такой исход ещё можно было назвать необычайным везением. Гораздо чаще уважаемый вир попросту останавливал бедолаге сердце, а то и вовсе обращал его в утлыгу и забирал с собой.
Утлыгу, конечно же, никто из проживающих в Эйрине собственными глазами не видел. Но вечерами в душном, пропахшем кислым пивом и человеческим потом зале местной таверны всегда можно было услышать чей-нибудь душещипательный рассказ. Повествование, как правило, велось яростным шёпотом под осуждающий, но тихий гул собравшихся слушателей. И рассказывалось обычно о том, что племянник соседа сказителя лично видел, как господин вир следовал из гарнизона к маяку, а за ним на четвереньках перемещалась жуткая тварь, похожая на помесь волка и пролежавшего пару седмиц на солнце человеческого трупа. Заострённые уши, выдвинутые вперёд челюсти с длинными кинжалообразными зубами, вывернутые конечности и ярко-алые глаза. И, конечно же, трупные пятна по всему телу да яркий аромат железа и корицы, от которого желудок предательски подкатывал к горлу случайного свидетеля.
Одни говорили, что двигалась тварь странно, будто пропадая на миг и тут же появляясь в совершенно ином месте.
Другие же утверждали, что утлыга с виду казалась неуклюжим туповатым псом, наделённым необычайной силой.
Третьи и вовсе клялись, что слуга вира перемещался на задних лапах, подобно обычному человеку.
Но все сходились в одном – тварь была жуткой и безумно опасной.
На этом моменте обычно все завсегдатаи таверны затихали, стараясь уловить каждое слово рассказчика. Угощали его пивом, чтоб он мог промочить пересохшее горло, и водили сложенными в щепоть пальцами перед своей грудью, рисуя в воздухе перевёрнутый вершиной вниз треугольник.
И никому и в голову не приходило обвинить сказителя во лжи, ибо все и так понимали, что утлыга не оставляет свидетелей. И тем более достопочтенный вир не позволит свободно глазеть на себя отмеченному Падшим.
Хотя… Случались и исключения.
Именно такое исключение сейчас и наблюдал старый Хамси. Пригубив пиалу с терпким лэньге, он провожал взглядом закутанную в белую мантию фигуру. Знакомую фигуру, которая не совсем твёрдой походкой шла из закрытой части города, где квартировался магистратский гарнизон. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтоб понять, что человек в белом одеянии шёл по направлению к высоченной кобальтовой башне, на вершине которой плясали языки ярко-рыжего пламени.
Вир шёл к маяку. И Хамси не понаслышке знал его, так как именно из-за этого человека он когда-то лишился своей руки. Хоть с той поры и минуло много зим, и за это время Хамси не только приспособился к жизни с одной конечностью, но и вырастил трёх крепких сыновей и пятерых внуков, однако злость на человека в белом никуда не делась.
Старый рыбак, провожая взглядом вира Нила, презрительно сплюнул на песок и пожелал белому магу провалиться к Падшему. Впрочем, пожелал он того же и дружку Нила, начальнику гарнизона Магистрата, с которым они дважды в седмицу играли в кости и надирались крепким пойлом до состояния совершенно неприличного.
Жилище Хамси находилось немного на отшибе, и оттого он прекрасно видел весь путь Нила от гарнизона до маяка. Когда человек в белом скрылся в башне, однорукий рыбак покатал на языке очередное ругательство и наполнил из медного чайника с длинным носиком уже остывающий напиток. Лэньге он любил и, несмотря на постоянное ворчание своей старухи, пил его по три раза на дню. Она отчего-то втемяшила в свою седую голову мысль о том, что чёрный, как смоль, ароматный напиток из обжаренных зёрен лэния вреден для его здоровья.
– Ха! Женщина!
Впрочем, старик произнёс это без всякой злости. Более того, он уже давно не представлял своей жизни без этой пусть временами и несносной, но мудрой и любимой женщины рядом.
Первые тяжёлые капли дождя ударили по песку, и старый Хамси допил одним большим глотком остатки лэньге и засобирался домой. Прохлада – это, конечно, хорошо, но мокнуть под ливнем в его планы точно не входило. Ещё не хватало простыть, и тогда уж его верная жена наверняка проест ему всю плешь.
Ещё раз помянув Падшего и пожелав всем носящим белые одежды поскорее оказаться в его садах, Хамси мазнул взглядом по кобальтовой башне, тяжело вздохнул, поднялся и потянул за ручку двери своего дома. Дверь со скрипом отворилась, старик сделал шаг за порог и замер.
Что-то было неправильно! Не так, как должно быть! По измученной возрастными болями спине Хамси покатилась крупная капля холодного пота. Он резко крутанулся и пристально изучил всё вокруг.
Чуть в отдалении, внизу, замер в ожидании гнева природы родной Эйрин. Его немногочисленные улочки практически обезлюдели, и даже вездесущие бродячие собаки не попадались на глаза. Картина хоть и не совсем привычная, но и ничего, что могло бы вызвать тревогу, старик не увидел.
Над казармами гарнизона также ничего необычного не происходило. Курился дымок в районе хозяйственных построек, где сейчас готовили ужин для сотни солдат магистрата, да лениво расхаживали по периметру часовые, которым выпало «счастье» нести часы службы во время приближающегося ненастья.
Хамси перевёл взгляд своих выцветших глаз на маяк и помянул Падшего и всех Отвергнутых. Пламя на вершине кобальтовой башни горело ровным ярко-белым цветом! Такое на памяти старика происходило лишь однажды, в те времена, когда он был ещё совсем юным и только учился ставить парус и держать румпель.
В тот год погибла едва ли не половина всех жителей Эйрина. Люди буквально чахли на глазах. Крепкие мужчины за считаные часы обращались в ветхих стариков и в ужасных муках уходили в чертоги Оэриса. Ну, или в сады к Падшему. Тут уж кто что заслужил.
Поговаривали, что таким образом виры восполняли энергию кобальтовой башни, забирая жизненную энергию у людей с серебряными прядями в волосах, которые жили в Эйрине. Или же попросту серебрушек.
– Хола! – Хамси обладал густым баритоном, который никак не вязался с его сухопарой фигурой.
– Чего ты там торчишь, старый дурень?! – донеслось до него из глубины жилища. – Закрой дверь с этой стороны и ори сколько влезет!
– Собирай внуков и уходите из города! Отправляйтесь к Асмину! Быстро, забери тебя морское пугало! – рявкнул вглубь дома старик.
– А ты? – испуганно проронила супруга. После стольких лет совместной жизни она прекрасно знала, когда можно проявить характер, а когда стоило промолчать и сделать всё без лишних проволочек. И, судя по голосу Хамси, нужно было торопиться.
– Я заберу сыновей и нагоню вас! – старик заскочил внутрь дома, сорвал с вешалки плотный плащ из вощёного хлопка и выскочил под набирающее силу буйство стихии.
Дождь уже лил как из ведра. Сквозь стену воды едва угадывались узкие улочки и силуэты домов. И только белое пламя заменяло сокрытое тяжёлыми тучами солнце и висело в воздухе леденящим душу вестником приближающейся беды. Но Хамси знал каждую ямку на дорогах своего городка и мог ориентироваться в нём и в кромешной тьме.
Старый рыбак воспитал хороших сыновей. Те, не задавая лишних вопросов, отнеслись к словам отца со всей серьёзностью, и уже вскоре всё семейство было в сборе и было готово выдвинуться на выход из городка.
Асмин, третий сын рыбака, после женитьбы перебрался к родственникам жены в деревушку, которая расположилась на побережье в четверти дня пешего перехода от Эйрина. Путь, в обычную погоду кажущийся лёгкой прогулкой, в ненастье, да с детьми, обещал оказаться настоящим испытанием. К тому же дорога из города петляла и проходила в опасной близости от маяка и гарнизона, но выхода не было. Хамси надеялся, что они успеют ускользнуть до того, как кобальтовая башня выпьет их до дна. В этот момент она казалась гигантской голодной пиявкой, которая сияющим белым глазом жадно осматривала свой пиршественный стол.
Но, к счастью, всё прошло гладко, и белые маги не казали носа из своего логова.
– Отправляйтесь к Асмину! – пробухтел из-под плотного капюшона старик, когда все наконец оказались на пустынном тракте. – Думаю, вскоре вы нагоните мать. Они не должны были далеко уйти. Позаботьтесь о ней.
– А как же ты, отец? – возмутился старший сын. – Куда ты собрался?
– В Эйрине осталось много хороших людей, Касим. Нужно их предупредить.
– Я с тобой, отец!
– Нет! – в голосе Хамси лязгнула сталь. – Я быстро. Расскажу о маяке Хуралу и Шике, а там уж они разнесут весть по городу.
– Но…
– Никаких «но»! Лучше подумай о детях и матери! Что с ними будет, если с вами что-то произойдёт? К тому же я не собираюсь надолго задерживаться в Эйрине. Я всё сказал, забери вас морское пугало!
Развернувшись, старый рыбак поплёлся обратно. Он не оборачивался, так как прекрасно знал, что ни один из сыновей не посмеет перечить его воле.
Старый плащ давно промок, и Хамси, монотонно отмеряя широкие шаги, бубнил себе под нос про проклятый Оэрисом ливень, мокрых, как трусливая шиша, старых дурней и, конечно же, про белых магов. Последних он поминал особенно часто и призывал на их головы все небесные кары, от банального поноса до охоты в садах Падшего. И перестал он сквернословить лишь тогда, когда из-за стены дождя появилась громада кобальтового маяка.
Над головой Хамси внезапно хлопнуло, затрещало и зашипело. Старик испуганно отпрыгнул в сторону, втянул голову в плечи, ожидая небесных кар, но… ничего не происходило. Хлопков больше не было, но вот потрескивание периодически повторялось.
Старик перестал дышать, когда увидел, что шипит пламя на вершине башни, разбрасывая вокруг себя серебристые искры.
Серебристые!
Раньше о таком он слышал только в древних сказках, которые ему рассказывала его мать. И тут старому Хамси пришла в голову запоздалая мысль о том, что, наверное, зря он сегодня столько раз поминал Падшего и его прихвостней.
Когда он вновь посмотрел наверх, пламя маяка уже напоминало пляску расплавленного металла. Тогда старик замычал что-то и помчался со всех ног в Эйрин, прочь от маяка, но через пару десятков шагов поскользнулся и рухнул, обидно растянувшись в грязи.
Падение немного отрезвило его голову, и сейчас, лёжа в луже под струями холодной воды, в нём разгоралась внутренняя борьба. Одна его часть рвалась обратно в город, но вторая настойчиво нашёптывала о том, чтобы он бросил эту затею и скорее уносил ноги прочь. Подальше от Эйрина и огня из старых сказок.
Хамси уже почти принял решение, когда увидел в редеющей пелене дождя человеческие силуэты. Их было пятеро. Встав в круг, они водили руками так, будто рисовали картину прямо в воздухе, используя собственные пальцы вместо кистей. Это, наверное, могло даже показаться забавным, если бы не было так страшно.
Мазок за мазком неизвестные плели замысловатый узор из серебристых нитей, и Хамси точно не собирался дожидаться, чем всё это закончится. Стараясь не издавать лишних звуков, он вжался в землю и медленно попятился обратно к маяку.
Очередной хлопок заставил старика уткнуться лицом в грязь и замереть.
Прошла минута, другая, но никто пока не торопился хватать старика под руки и волочь на приём к Падшему. И он позволил себе бросить взгляд на странных людей.
Тем временем в центре образованного ими круга, в паре локтей над землёй, вращался шар из серебристого жидкого металла. С каждым ударом сердца он ускорял своё вращение и стремительно увеличивался в размерах. Буря тем временем окончательно выдохлась, и буйство стихии стремительно увядало. Хамси, боясь быть обнаруженным, замер и старался даже дышать через раз.
Предательски заныла давно утерянная рука.
Громыхнуло так, что старик на некоторое время оглох, а серебряный шар разлетелся веером из тысячи мелких брызг, и на его месте появился новый гость. И если бы седина не тронула голову Хамси прежде, сейчас он наверняка поседел бы вновь.
Он узнал того, кто явился из загадочного шара. Невозможно не узнать того, чьим именем до мурашек на коже пугают непослушных детей. Громадный, выше любого обычного человека на добрый локоть, а то и на все два, он расправил свои могучие плечи и достал из-за спины поистине исполинских размеров лук.
Но узнал Хамси его не по стати и не по приметному луку, а по массивной бычьей голове на плечах. Два толстых рога и глаза цвета жидкой ртути были только у одного существа.
Талер. Но в сказках он был больше известен как Кишкодёр. Один из Отвергнутых. Тот, о ком ничего не было известно добрую тысячу лет, со времён Эпохи войн.
Кишкодёр тем временем совершил замысловатый пасс рукой и ловко выудил из образовавшегося серебристого тумана огромную, под стать своему луку, стрелу. Гулко щёлкнула тетива, и снаряд ярким росчерком устремился в сторону гарнизона. Пока первая стрела ещё находилась в воздухе, Талер успел выпустить ещё две. А спустя три удара сердца гарнизон Магистрата перестал существовать. Там, куда упали стрелы Кишкодёра, земля вспучилась и лопнула, будто перезревший гнойник, извергая из своих недр всепоглощающее серебряное пламя. Оно с одинаковой лёгкостью обращало в обугленные головешки людей, пожирало постройки из крепкого морёного дерева и плавило камень. И Хамси сильно сомневался, что хоть кому-то удалось уцелеть в этом аду.
Кишкодёр шумно вздохнул, будто пытаясь учуять что-то в воздухе, и обратил свой бычий лик к маяку.
– Поторопитесь! – голос у Талера оказался зычным, властным и, к удивлению старика, вполне… человеческим. Он скорее принадлежал привыкшему повелевать крепкому воину, чем быкоголовой твари из сказок. – Ведьма уже в междумирье! Собирайте малый круг и тките «Пиалу света»! Нужно отрезать предателей от деревни! Как закончите, сразу принимайтесь за «Лесную тропу»!
– Уже делаем, светлоликий! – склонился в коротком поклоне один из пятёрки. – Будет ли нам позволено сопровождать Вас во время акта возмездия?
– Нет! – мотнул рогатой головой Кишкодёр. – Справлюсь и сам. Занимайтесь своим делом! Мне нужно, чтобы белые черви не получили ни капли жертвенной силы!
Человек в балахоне ещё глубже склонился в поклоне и попятился к остальным. Талер же небрежным движением закинул монструозный лук за спину, едва уловимым движением нарисовал рукой в воздухе витиеватую фигуру и выхватил из вновь появившегося облака серебристого тумана огромную двухлезвийную секиру на длинном древке.
– Как же долго я ждал этого дня! – пророкотал ужас из сказок.
Топор с гулом рассёк воздух, и Кишкодёр направился к маяку.
Хамси не успел. Он с ужасом осознал, что находится как раз между Талером и кобальтовой башней. И проклятый Оэрисом дождь, как назло, практически иссяк! Встать и бежать? Старик здраво оценивал свои шансы, прекрасно понимая, что если он сейчас вскочит и попытается убежать, гигант настигнет его в два шага и развалит своим топором, как ленивую шишу. Поэтому он не нашёл ничего лучше, кроме как уткнуться лицом в грязь и уповать на то, что Кишкодёр не обратит внимания на перепачканный старый плащ посреди месива из воды и глины.
Гигант двигался с удивительной для его габаритов лёгкостью и бесшумностью. Сколько старик не вслушивался, но так и не услышал ни единого его шага, но подсознательно он ощущал приближение чего-то древнего и могущественного. Ужас буквально парализовал Хамси, и он изо всех сил старался не выдать себя случайным движением.
– Твоё сердце бьётся слишком громко, птенец! – раздался над ухом старика вкрадчивый насмешливый шёпот. – Ну-ка, кто тут у нас? Очередной прихвостень лживых предателей?!
Талер схватил старика за плащ, с лёгкостью поднял его в воздух и встряхнул, будто нашкодившего щенка. Мокрый капюшон соскользнул с головы Хамси, и он зажмурился в ожидании неминуемой гибели. Но… ужас из сказок почему-то не торопился его убивать. Вместо этого он вдумчиво осмотрел старика, почему-то уделив особое внимание его слипшимся от влаги волосам. Мазнул взглядом по искалеченной руке, совершенно по-человечески хмыкнул и разжал свою стальную хватку, от чего Хамси снова плюхнулся в грязь.
Кишкодёр уже приблизился к маяку и, развалив одним могучим ударом дверь, скрылся в его недрах. А старый Хамси всё сидел в грязи, смотря в одну точку. Он до сих пор видел наполненные жидкой ртутью глаза гиганта, и снова и снова повторял сказанную им фразу, которую слышал ещё от своей бабки.
– Серебрушки всегда вместе! – едва слышно произнёс старик уже, пожалуй, в десятый раз за прошедшую минуту.