Пророческий этюд

Внезапно раздался громкий сосущий звук, и кровь буквально впиталась в саркофаг. Символ на рисунке стал разгораться ярче и ярче, древо встряхнуло ветвями, а следы босяка окрасились в багровый цвет.

– Ар’ре! – грянул под сводом гулкий голос, и эхо вторило ему: – Ваэлд! Кортэс! Оэрсис!

Но троица уже не слышала этого эха. Голося на все лады, они один за другим выскакивали из древнего склепа под ласковый взор летнего солнца и побежали со всех ног прочь, желая оказаться как можно дальше от этого старого кладбища.

Глава 3

Глава 3

«Мы ещё стоим. Слышите?! Стоим!.. Мы сдерживаем натиск труповодов уже вторую седмицу! В строю остался лишь каждый третий, но настрой у солдат боевой!.. Капитан отправил гонца в ставку. Надеюсь, помощь уже на марше… Мы перебили уже по меньшей мере полк! Но силы на исходе. Их слишком много! Они планомерно стачивают нас… Ходят слухи, что войска Светлоликих где-то поблизости. Неужели я увижу прекрасную Роску своими глазами?.. Сегодня к белым прибыли новые маги. Захваченные в плен твердят о том, что это кто-то из высших кругов… Они принесли в жертву крестьян и пленных… Это было ужасно! Я такого прежде не видел. Гниющая плоть отваливалась кусками с ещё живых людей. Как они кричали! Некоторые лопались, как перезрелые друлы, раня разлетающимися осколками костей своих товарищей… Кажется, в крепости погибла даже трава. Мы отступаем к маяку… Полковые маги погибли. Из офицеров остался только я и лейтенант Дорт… Где Роска и Талер, когда они так нужны?! Мы не удержим маяк! Белых слишком много! Слишком… Кажется, Светлоликие нас бросили на произвол судьбы… Сержанта Крола как-то достали. Он переродился в мерзкую тварь и перебил целый взвод, пока его не разрубили на куски. Это было ужасно… Твари лезут без передышки. Они горят в огне, как пересушенная солома! Мы собрали всё масло, что было в башне… Нас осталось шестеро. Меня зацепили какой-то дрянью, и я потерял ногу. Клык отрубил мне её, чтоб не дать распространиться заразе… У нас закончилась вода… Кто бы ни читал эти строки, знай: четвёртый полк второго южного легиона выполнил свою задачу до самого конца… Я уже несколько раз за это утро терял сознание… Звал бойцов, но мне ответила тишина… Все мертвы… Кажется, это всё».

Записи из дневника неизвестного офицера Светозарного королевства, найденного в терракотовом маяке.

Эпоха Войн.

Рональд стоял в своём уютном кабинете, смотрел в распахнутое настежь круглое, как мяч для квишлинга, окно и помешивал серебряной ложечкой в небольшой фарфоровой чашке. Сделав крошечный глоток, он поморщился, пробубнил себе под нос что-то неразборчивое и подставил лицо под поток прохладного воздуха.

Для него, жителя северных предгорий Накрии, это был, пожалуй, самый тяжёлый месяц Пеликана во всей его жизни. Он буквально сходил с ума от этой проклятой южной жары. Рональд вообще не понимал, кто находясь в своём уме может поселиться в таком ужасном месте.

– Порки! – Рон словно выплюнул это слово. – Только такие дикие существа, как они, могли тут построить свои жалкие халупы!

Море бушевало.

С высоты маяка открывался прекрасный вид на то, как оно, ревя и клокоча от бешенства, пытается достать порков-рыбаков. Но ловкие двуногие были хорошо знакомы с буйным нравом своего кормильца и всегда оказывались на шаг впереди. Море не сдавалось. Завывая, оно снова и снова колотило по суше своими пенистыми волнами-руками, стараясь схватить, утащить, растереть в порошок. И всё же смелые рыбаки оказались ему не по зубам.

Жаль.

Рональд с удовольствием бы посмотрел на то, как стихия размолотила бы какого-нибудь бедолагу об острые прибрежные камни, окрасив пену своих вод в багровый оттенок.

И вопрос тут был не в излишней кровожадности молодого человека. Нет. До жизней этих червей ему не было никакого дела. Просто Рон желал прикоснуться к той силе, что разольётся в воздухе после смерти порка. Такой притягательной, сладкой. Ведь он был пусть ещё и молодым, но уже виром.

И не абы каким, а виром Пятого круга! Это был прекрасный результат для мага, который едва разменял два десятка зим и стоял в самом начале познания себя и Искусства. Большинство его сверстников могли похвастаться лишь серьгами с топазом и гранатом, что говорило об их принадлежности к Шестому и Седьмому кругам.

О-о-о! С каким бы удовольствием он втянул в себя эту пьянящую силу! Но жалкие аборигены никак не желали умирать, и Рону оставалось довольствоваться лишь тем, что море подарило передышку от этого сводящего с ума зноя.

Молодой вир интуитивно коснулся серьги с опалом и вновь отхлебнул из чашки.

– Мерзкое пойло!

Рональд терпеть не мог местный горький, маслянистый и чёрный, как душа Падшего, напиток. Кажется, порки называли его лэньге. Но вир каждое утро исправно вливал в себя по чашке этого проклятого Троими отвара. Это было его наказанием, которое он сам для себя избрал. Хотя пару раз его голову посещали мысли о том, что он уже просто привык к терпкому пойлу, но молодой вир сразу же гнал их от себя подальше.

И всё из-за поганого Лукриса!

Рону прочили великое будущее, хотя он и родился во вполне обычной, далеко не самой зажиточной семье давно угасшего и растерявшего своё положение рода. Клан Шустов, в котором Рональду довелось появиться на свет, брал своё начало от легендарного Орина Шуста, вира Первого круга и героя Эпохи войн. Но войны давно отгремели, славный предок, пережив своих праправнуков, ушёл в чертоги Оэрсиса, а новых виров в семье не появлялось. Могущественный род начал стремительно чахнуть и терять свой политический вес. Естественно, не прошло и полувека со смерти Орина, как в результате интриг их отлучили от императорского двора, отняли прекрасное имение и плодородные земли и, по сути, сослали подальше, в предгорье северного кряжа, бросив кость в виде куска мёрзлой земли и пары бедных рудников.

И вот впервые за почти тысячу лет в семейном очаге Шустов заплясал робкий огонёк надежды: родился мальчик с даром. Да ещё каким! Никак не меньшим, чем у старого Орина.

Рональду было всего четыре года, и сам он не помнил того дня, когда почувствовал приторный вкус чужой смерти на своих губах, что уже само по себе было событием, выходящим из ряда вон. Обычно у юных виров дар просыпался лишь к семи-восьми годам. Так вот, в силу возраста, тот день не отложился в памяти Рона, но этого и не требовалось. Молва о произошедшем гуляла по маленькому провинциальному городку на неуютном, колючем севере империи и по сей день.

В тот вечер умер целый квартал. Порки, истые, пуэрто и даже вездесущие шукши исходили липким потом, кричали и корчились в пароксизмах боли, расставаясь с собственными жизнями. А юный вир сидел в своей кроватке, хлопал в свои пухлые ладошки и заливисто смеялся, формируя белое ядро. Из нескольких сотен человек в живых остались лишь его немногочисленные родственники. Дар не трогал свою кровь.

С того самого дня жизнь Рона изменилась кардинально: интернат, школа для одарённых, Ринийский университет. Он всё схватывал на лету, полностью отдавал себя Искусству, и результат не заставил себя ждать: он стал одним из сильнейших виров своего выпуска. Молодой, красивый, успешный. Преподаватели одаривали его многозначительными взглядами, сверстники стремились оказаться в кругу его друзей, а главы уважаемых семейств просили своих дочерей получше присмотреться к подающему надежды виру. Даже его родителей стали приглашать в столицу на некоторые из светских мероприятий.

Успех ожидаемо вскружил голову молодому Шусту. В своих мечтах он уже видел, как получает жемчужную серьгу. Войска под его чутким руководством прочесывают Сады вдоль и поперёк, он лично убивает Пятерых и, вернувшись в Рину, небрежно бросает к ногам императора целые горы янтаря и тело самого Падшего.

Но реальность оказалась куда прозаичнее. На торжестве в честь выпускного он позволил себе малую слабость и, пожалуй, впервые в своей жизни переборщил с вином. Это его и погубило.

Рон не любил вспоминать подробности того вечера, да, по правде говоря, он и не особо-то их и помнил. В голове тогда царила мутная хмарь, и только благодаря скупым обрывкам рассказов бывших друзей да калейдоскопу из расплывчатых образов ему удалось сложить более-менее внятную картину того рокового дня.

В общем, изрядно перебравший спиртного, Рональд умудрился из-за смазливой студентки повздорить с одним из гостей торжества и довести ситуацию до абсурда: Рон вызвал неизвестного ему вира на дуэль. Первую в его жизни дуэль.

Несмотря на то что настоящего боевого опыта у него не было и он в тот момент был мертвецки пьян, молодой вир ударил по всем канонам искусства: стремительно, точно и изящно. Первый удар рассеял внимание оппонента, второй развеял ответную атаку, и третий, проломив его защиту, опрокинул незнакомца на мраморный пол.

Искусство – это всегда импровизация. Третьим ударом была излюбленная Рональдом связка из одного мощного плетения и целого роя крохотных жалящих искр. Поодиночке они представляли мало опасности, но когда их были сотни, они окружали свою цель, терзали её плоть и при должном вложении сил умерщвляли её, превращая оппонента в кусок заживо гниющего мяса. А сил Рон вложил более чем достаточно. Двухунцовый кусок янтаря исчерпал себя полностью и осыпался в руке молодого вира бесцветной пылью. А при должном подходе этого камня хватило бы на уничтожение как минимум дюжины Иных.

Гость нелегко, но достаточно скоропостижно отправился к Оэрсису. Кто же знал, что он окажется сыном досточтимого вира Первого круга и человека, приближённого к императору?!

Те, кто ещё вчера поздравлял Рона с блестящей победой, отвернулись от него, для преподавателей он будто перестал существовать, а поклонницы и вовсе чурались его, будто вир Шуст стал самим воплощением Падшего.

Рональд не понимал ровным счётом ничего. Чисто технически он ведь ничего не нарушил: право дуэли священно. Но отчего-то молодой вир одномоментно будто бы стал лишним в этом мире.

А следом за этим в кампус университета прибыл лист распределения выпускников, и Рону захотелось надраться самым крепким пойлом, которое только можно было найти в столице. Вместо ожидаемого назначения на младшую командную должность в один из гарнизонов подле Садов его отправляли на далёкий Юг стажироваться у смотрителя маяка.

О маяках мало говорили в процессе обучения. Точнее, вообще ничего не сообщали, лишь обозначив их существование. Но всем студентам было известно, что маяк – это билет в один конец. Билет в забвение.

– Проклятая Оэрсисом кровь лозы! А! Да что же за день-то такой, а?! – поддавшись тяжёлым воспоминаниям, Рон машинально сжал ладонь, и тонкий фарфор чашки лопнул в его крепкой ладони, окатив молодого вира тёмным напитком. – Коро!

Не прошло и минуты, как дверь в кабинет беззвучно распахнулась, и внутри оказался звероватого вида человек. Судя по внешности, он был родом из Саура. Серебристая прядь в иссиня-чёрной гриве волос выдавала в вошедшем порка. А сияющий в его мускулистой груди крупный кусок янтаря говорил, что порк этот непростой. Таких, как он, называли гверо.

Коро вопросительно посмотрел на Рональда, но даже и не подумал склониться перед ним. Напротив. В его карих глазах блестели искорки какого-то безумного веселья. Он демонстративно скрестил крепкие руки на груди и, поигрывая мышцами, смотрел Рону прямо в глаза. Это жутко раздражало и без того злого на весь мир молодого вира. В университете гверо такого своеволия себе не позволяли. Но Рон находился в башне лишь вторую седмицу и старался не лезть в её дела со своими порядками. По крайней мере до той поры, пока не разберётся, что здесь к чему.

Смолчал Рональд и на этот раз. Он, не проронив ни слова, стянул с себя перепачканные разлившимся лэньге камзол и сорочку, явив не менее развитый, чем у южанина, торс. Гверо внимательно изучил странный узор из шрамов на теле вира, и в его глазах промелькнуло уважение.

Рон хмыкнул. Искусство и боль тождественны.

– Принеси мне смену одежды!

Слишком наглый порк ловко поймал брошенный ему комок грязной одежды, улыбнулся уголками губ и молча покинул кабинет.

Вир раздражённо дёрнул щекой и посмотрел на висевший на стене хронограф. Рональд не переставал удивляться этому месту: в маяке запросто можно было встретить диковинные вещи, которые в той же Рине могли себе позволить лишь избранные, как, например, тот хронограф явно редкой работы мастеров Нимрода. Или взять тех же гверо. На весь университет их было лишь семеро, и очередь на практику с ними исчислялась седмицами ожидания.

Мастер как обычно опаздывал.

– Где опять носит этого старика? – произнёс Рон, наслаждаясь потоком прохладного воздуха из окна. Кажется, буря приближалась к своему апогею и вот-вот должен хлынуть ливень.

– Где надо! – раздался густой весёлый бас позади.

– Мастер Нил, – Рональд склонил голову перед вошедшим виром.

– Всё-то вы вечно куда-то торопитесь! Запомни: любой обладающий даром истый в первую очередь должен уметь ждать! Не зря же Оэрсисом нам отмерен столь долгий срок. Нужно уметь им распоряжаться с умом.

Вир Нил внимательно посмотрел на Рона, гулко рассмеялся и устроился в роскошном резном кресле. Нос Рональда уловил резкий запах алкоголя, и уголок его рта предательски дёрнулся, выдавая крайнюю степень раздражения.

Вообще, если разобраться, то ему не за что было злиться на этого тучного, внешне неуклюжего и добродушного любителя приложиться к бутылке. И злился-то он скорее на себя самого, но вот признаться себе в этом в силу возраста ещё не умел.

– Сегодня позанимаешься с Ниро. Посмотрим, насколько тебе даётся контроль, – Нил налил себе воды из стоявшего на столе кувшина и шумно отхлебнул. – Ох! Ну и жарища в этом году!

Рон невольно облизнул враз пересохшие губы. За всё время учёбы он работал с гверо меньше десятка раз, и это были непередаваемые ощущения. Эфир, который исходил от специально подготовленного порка, был на порядок чище и податливей, чем тот, что хранится в кусках янтаря. И составить ему конкуренцию могла лишь жизненная энергия убитых поблизости существ. Разница была лишь в том, что один не самый сильный гверо мог заменить собой несколько десятков принесённых в жертву порков.

Хоть виров и учат удерживать свой дар в узде с самых первых дней пребывания в интернате и школе, но… Пятеро! Как же сладок эфир! Каждый одарённый по силе своей зависимости даст сто очков форы самому отъявленному завсегдатаю ханьских курительных притонов.

– Спасибо, мастер! Можно вопрос?

– Валяй! – широкое одутловатое лицо Нила расплылось в благодушной улыбке, отчего он стал похож на довольную жабу.

– Я нахожусь тут уже вторую седмицу, но только и делаю, что ем, сплю и изредка выхожу с Вами в расположение гарнизона. Зачем мы тут? Нам говорили, что башни являются данью традициям и символом нашей победы. Зачем вообще нужна эта архаичность в виде маяков? Почему тут находится целая пара гверо? Ведь столько ресурсов просто уходит шукше под хвост!

На мгновение маска добродушного старика треснула, и Рон наконец-то увидел настоящего вира Третьей ступени: злого, властного, целеустремлённого, с цепким и колючим взглядом. В общем, именно таким, каким и должен быть маг смерти, носящий изумрудную серьгу. Но секундная слабость миновала, и перед молодым виром вновь сидел благообразный толстяк.

– Надеюсь эта буря хоть на какое-то время умерит пыл проклятой Троими жары. Знаешь, с возрастом переносить подобное становится всё тяжелее, – наигранно вздохнул толстяк.

Тем временем как две капли воды похожий на Коро порк принёс чистую смену одежды, и Рон облачился в белоснежные сорочку и камзол с глубоким капюшоном. Он подозревал, что они родные братья, и различал этих двух гверо лишь по багровому рубцу шрама на щеке у Ниро.

– Знаешь, что такое «Саурское жало»? – неожиданно спросил Нил после того, как молчаливый гверо устроился в углу кабинета, облокотившись плечом о шкаф.

– Нет, – честно признался Рон. – Какое-то редкое плетение из верхних кругов? Или поделка мастеров Нимрода?

Нил гулко рассмеялся и даже хлопнул ладонью по столешнице, будто Рональд рассказал ему знатную шутку.

– В целом, ты был близок, юный вир, – отсмеявшись продолжил Нил. – Ниро! Покажи!

Гверо со шрамом безмолвной тенью приблизился к двум магам и ловким движением извлёк из-за голенища мягкого сапога нож с длинным узким клинком и короткой рукоятью, на навершии которой тускло поблёскивал кусок янтаря.

– Нравится? – поинтересовался Нил. – Эта штука знатно попила крови наших предков во времена Эпохи войн. Порки накачивали подобные клинки своей грязной магией, и вот такие вот ловкие ухари, как наш любезный Ниро, с их помощью отправили к Оэрсису немало почтенных виров. И ведь какое изящное решение придумали, грязные скоты! Нужно лишь сунуть эту спицу белому магу меж рёбер да лёгким движением кисти отломить рукоять. Плетение в янтаре делало свою работу исправно, и вира ждала быстрая, но непростая смерть.

– Это было… познавательно. Но какое отношение это всё имеет к моему вопросу?

– Всё-то вы, молодые, торопитесь, – покачал головой тучный маг. – Я тут навёл кое-какие справки через капитана… В общем, Рональд, дела твои не сказать что хорошие. Я, по правде говоря, до последнего думал, что тебя сюда припугнуть прислали, чтоб ты покладистее был. Но, как говорят на востоке, ты дёрнул шукшу за хвост, а она обернулась разъярённым гуртазом, парень. Соболезную. Как ты вообще умудрился перейти дорогу целому помощнику министра из Магистрата?!

– Убил его сына на дуэли, – буркнул Рон, сделав акцент на последнем слове.

– На дуэли! – передразнил его Нил. – А вот у меня другая информация! Подающий большие надежды выпускник Ринийского университета Рональд Шуст, достойный потомок своего героического основателя династии, надирается дешёвым вином и начинает творить всяческие непотребства. Задирает однокурсников, оскорбляет преподавателей, избивает одного гверо и совершает ещё целую кучу порочащих почётное имя вира поступков… Но апогеем того вечера становится момент, когда этот самый Рон Шуст прилюдно оскорбляет невесту молодого помощника посла Ратоса в Нимроде, который прибыл в Рину по случаю выпуска из университета своего двоюродного брата. Более того, господин Лин, не желая омрачать праздник, все эти выходки стерпел, предлагая разрешить конфликт принесением извинений, но юный выпускник сам вызвал его на дуэль, обозвав столичным подлым трусом. И знаешь, хоть этот Рональд и был весьма талантливым в Искусстве, но всё же у более опытного господина Лина шансы на победу были куда выше. И что же в итоге произошло?

– Я убил его, – помрачнел Рон.

– Я убил его, – вновь передразнил юношу старый маг. – Никто и не думал, что никому не известный выскочка знает насквозь запрещённую к применению в столице технику Пяти слогов. Где ты ей обучился, парень?! Такое используют только на границе Садов, да и то при крайней нужде из-за очень нестабильных конструктов. И что мы в итоге имеем? Выпускник убивает сына высокопоставленного вира Первого круга запрещённой техникой, и его даже не четвертуют на площади! Да его даже дара не лишают! И я, честно, даже не знаю, радоваться ли мне твоей свиртовой удачливости или соболезновать загубленной карьере. Ведь кроме маяка, этой деревни и гарнизона, ты теперь больше никогда ничего не увидишь!

– Мастер! Мне не знакома техника Пяти слогов! Я вообще сейчас впервые о ней услышал!

– А все ринийские газеты говорят об ином! Впрочем, скоро безопасники должны прислать отпечаток твоего личного кристалла, там мы всё и увидим. А теперь: добро пожаловать на службу, помощник смотрителя маяка Рональд Шуст! – неожиданно грозно отчеканил Нил.

В кабинете повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь раскатами грома.

– Дерьмо шукши! – Рон устало растёр ладонями лицо. – И я ведь ничего из этого не помню!

– К сожалению, так бывает, ученик, – образ благодушного толстяка вновь вернулся на своё место.

Коро неопределённо хмыкнул и требовательно протянул ладонь Нилу. Тот молча вложил в неё рукоять необычного клинка.

– Что-то эти гверо себе многое позволяют. В университете они вели себя гораздо правильнее, – буркнул Рон и, чтоб хоть как-то прогнать тяжёлые мысли, спросил: – Мастер, а к чему была эта история про Жало?

– Если я скажу тебе, что Коро и Ниро гораздо старше меня и были тут ещё при прежнем смотрителе, ты же мне не поверишь? – как-то хитро улыбнулся маг. – А что до истории… Мы с тобой и есть это самое «Саурское жало»! Империя нас выковала для одного единственного смертельного удара. Наше призвание – ударить и, возможно, сгинуть.

– И моё тоже?

– Теперь и твоё. Правда, ты пока ещё лишь простая стальная болванка. Заготовка под клинок. Но не переживай, я выкую из тебя первоклассное орудие убийства.

Что-то в тоне вира Нила говорило, что всё именно так и будет. Рон не мог в это поверить. Ему казалось, что всё произошедшее с ним за последний месяц – это какой-то затянувшийся кошмар. Но собственные глаза говорили об обратном: он действительно находился внутри маяка, а перед ним сидел самый настоящий смотритель. И от этого зрелища хотелось выть кайерской сырьёй.

– Вижу, проняло? – усмехнулся вир. – Это не так уж и страшно, как об этом сплетничают в Рине. Я разменял уже две сотни лет, но, как видишь, даже не свихнулся. И ты свыкнешься. А вот с погаными мыслями лучше бороться тяжёлым трудом.

– Мастер, а как Вы оказались тут? Как стали смотрителем?

Но вир сделал вид, что не услышал своего ученика. Он очень проворно для своей комплекции поднялся, подошёл к одному из разных шкафов, порылся в нём и вернулся обратно с какой-то странной конструкцией из кристаллов и линз. Установив её на столешнице, Нил сфокусировал линзы на ученике и принялся касаться пальцем кристаллов. Провозился он немало. Хронограф успел отсчитать десяток минут, прежде чем кристаллы засветились мягким янтарным светом и начали издавать монотонный гудящий звук. Смотритель при этом победно улыбнулся.

– Смотри-ка! Ещё работает! Ниро! Готовься!

Гверо хмыкнул и мигом оказался за спиной Рона. Ученик при этом напрягся, вспомнив о длинном клинке в сапоге гверо. Отчего-то ему ярко представилось, как этот ловкий порк вгоняет кусок стали ему прямо в сердце.

– Рон! Тяни в себя эфир. Старайся вобрать его как можно больше! Мне нужно увидеть твой максимум! – скомандовал Нил и прикипел взглядом к линзам.

И тут Шуст-младший едва не захлебнулся в дармовом эфире! Трое! Таких объёмов настолько чистейшей энергии он не получал никогда. Те гверо, с которыми ему доводилось работать в процессе учёбы, и в подмётки не годились этому молчаливому порку. Ученику стоило больших трудов удержать себя в руках и не поддаться сладкому приступу эйфории.

– Хорошо! Хорошо! Уплотняй! Быстрее, сын шукши! В реальном бою тебе никто не даст столько времени! – комментировал происходящее учитель.

Рональд наполнил своё ядро до предела и волевым усилием сжал его в крохотный шарик. Приступ наслаждения усилился стократно и был тут же смыт накатившей волной боли. Она жалила, жгла, заставляла агонизировать каждую клетку его организма. И если бы не тренированный годами практик разум, ученик бы запросто свихнулся от такой смены ощущений. Но стоило ему вновь потянуть в себя янтарный эфир, как боль слегка приотпустила свои цепкие когти и новый приступ блаженства затопил разум ученика.

Блаженство и боль. Вечные спутники постигающего Искусство.

Рональд продолжал тянуть и уплотнять до тех пор, пока его внутреннее ядро не стало твёрже сикстонской стали.

– В-в-всё! – выдавил из себя ученик, краем глаза отметив расплывающееся на своей белоснежной сорочке кровавое пятно. Тело вновь не выдержало нагрузки, и к замысловатому узору из шрамов на его груди добавились новые штрихи.

– Удерживай эфир!

Нил коснулся нескольких кристаллов, и те в ответ засияли разными цветами. Немного выждав, смотритель маяка восхищённо цокнул языком и кинул ученику крупный кусок янтаря. Рону стоило больших усилий поймать накопитель скованными от напряжения руками, но всё же он справился и с большим облегчением, да толикой разочарования перелил удерживаемый эфир в янтарь.

– Вы оценивали объём моего ядра, Мастер? – отдышавшись, спросил ученик. – Могли бы просто спросить. Я проходил замеры как раз перед тем, как получить свою серьгу. Трое! И зачем я только переодевался?!

Отзвуки боли ещё гуляли по телу Шуста-младшего, а на языке плескалась горечь сожаления от потери такого количества сладкого, чистейшего эфира.

– Привык доверять своим глазам, – пробубнил Нил, продолжая поочерёдно касаться кристаллов на конструкции. – А ведь действительно недурно! Для двадцатилетнего сопляка, конечно… Но у тебя очень хорошая база! Вечером посмотрим на то, как ты умеешь пользоваться базовыми слогами. Отработаем…