Тропой осенних птиц

– Нет. Мы были там, где речка с тиной впадает в озеро. Пошли туда, куда и собирались. Чийт был с нами.

– Ага.

Матал думал о чём-то своём, рассеянно шевеля бородой.

– Хорошо. – Вдруг сказал он. – Ступай. – Он по-отечески похлопал Кайлу по спине, отворачиваясь к дымящимся корням.

«Странные вопросы» – подумал Кайлу. – «Опять спрашивают меня. Мог бы спросить Чийта». Кайлу развернувшись, быстрым бодрым шагом побежал к дому. Там уже стояла его маленькая мама. Это именно ей Кайлу был обязан своим невысоким ростом. Она, чуть вжав в голову плечи, искательно улыбнулась ему, и бросилась навстречу. Кайлу, не удержавшись, раскрыл объятия и прижал маму к своей груди. Он пока ещё был не охотник, значит, можно было и обнять. Отец вышел из хижины следом. Он тоже был невысокого роста, но крепкий и кряжистый, с уже поседевшей головой. Светлорусая борода была короче и темнее чем обычно. Отец её обжигал – тоже готовился к празненству.

Кайлу степенно шагнул к нему, и остановился, почтительно опустив глаза. Он был уже вровень с отцом, и видимо, ещё вырастет немного выше.

– Пусть духи пошлют тебе богатую добычу, охотник Агал. – Кайлу поздоровался так, как того требовали обычаи стойбища. Он, во-первых, был молодёжью, а Агал охотником, и только, во-вторых, они были отец и сын.

– Ну. – Хмурясь и пряча улыбку, спросил отец. – Как сходили? – Он положил руку ему на плечо.

Кайлу, радостно улыбнувшись, поднял глаза.

– Неплохо. Я бил большую рыбу с красным мясом, но сломал острогу.

– Сколько? – удивился Агал.

– Я убил две, но потом сломал острогу. Вторая была большая, с твою руку, охотник.

– Пойдём. – Отец первый зашёл в хижину. Мама быстро шмыгнула следом. Потом зашёл и сам Кайлу.

На камнях очага и вправду разогревался горшок с мясом алха. Мама его делала по особенному, как никто в стойбище. Сначала обжаривала на камнях, потом долго тушила в острых листьях дикого лука, понемногу помешивая и подливая воду. Листья лука к концу лета становились жёсткие и невкусные, но когда их так долго тушили в жирном бульоне, они, как будто вспомнив свою весеннюю молодость, вдруг становились мягкими и отдавали свой, особенный аромат мясу. Кайлу огляделся – высоко на перекладинах наката крыши висели натёртые солью и лесным чесноком, куски свежего алха. Значит, отцу вчера духи послали удачу. Он вопросительно посмотрел на мать. Та довольно улыбнулась круглым и добрым лицом, и кивнула. Она опустилась на колени перед очагом, тонкой палочкой помешивая куски алха в разваренных и душистых листьях лука. У Кайлу всё свело в животе от этого запаха. Он опустился перед очагом со своей стороны, сев на свой травяной подстил.

– Гордиться особо нечем. – Нехотя пробурчал отец. – В это лето алхов много и сайсылы встречаются нередко.

– Мясо алха очень вкусное. – Ответил Кайлу.

– Ты мать за это похвали.

Отец уселся и стал перебирать зимнюю одежду – она валялась тут же, на полу. Это означало, что ему надоело болтать, и дальше он будет только слушать.

– Хойхо и Мурхал тоже добыли по алху. – Он умолчал, что алх у Мурхала был совсем молодой. Молодой или нет, это тоже был алх, и его надо было суметь добыть.

– Тебе тоже надо в лесу начать охотиться. – Мама торопливо накладывала ему в чистую пригоршню. – Если ты язык рыб понимаешь, то значит, и язык зверей распознать сможешь. Старики говорят, что не бывает так, чтобы духи дали понимание в одном и закрыли в другом.

Кайлу взял пригоршни и вдохнул, ни с чем не сравнимый, аромат алха тушёного в листьях лука. Он об этом мечтал, пока шёл сюда. Он, подцепляя острой палочкой куски, жмурясь, отправлял их в рот. Затем промычав от удовольствия, он заметил, что и отец и мать, оба с улыбками смотрят на него. Отец, крякнул, и повернувшись к матери сказал. – Нутала, дай мне, что ли? Вон как ест. И сама поешь. Сейчас всё стойбище сюда на запах сбежится. – Он снова склонился над шкурой, проверяя шов.

Какое-то время они ели в молчании, только счастливо поглядывая друг на друга. Кайлу первый опустошил свою пригоршню, и ему очень хотелось ещё. Наесться, насытиться этим мясом, этим запахом очага и родными лицами. Он вздохнул и поёрзал. Просить ещё считалось невежливым. Охотники учили молодёжь так – «Сложи две ладони» – требовали они. И когда мальчишка складывал, они наставительно произносили – «вот, сколько надо человеку. Ровно пригоршня». Поэтому небольшие глиняные мисочки и звали пригоршнями. Но мама тихонько, не дожидаясь его просьбы и всё понимая, подложила ему из горшка ещё.

*****

– Когда ты станешь охотником? – Вздохнула мама, убирая пустые пригоршни.

– Точно не в этот раз. Может на следующий год. Мне ещё надо убить хотя бы алха. – Кайлу довольно откинулся на свой подстил.

– Можно подумать, ты рыбу мало бил.

– Рыба не сайсыл. – Вздохнул Кайлу.

– Можно подумать, что взрослые охотники рыбу не бьют. – Она начисто вытерла пучком сухой травы три пригоршни и бросила пучок на угли – в пищу духам хижины. – Бьют, да только не у всех так хорошо как у тебя получается. Точнее, ни у кого.

– Ну, да-а… – Задумчиво протянул Кайлу. Он вспомнил, что ему завтра надо идти за орешником. Может быть, ну её, эту Нойху. Срежет он себе подходящую пайлу, где-нибудь, рядом со стойбищем, и не потащится в эти серые скалы в сторону гурхулов.

– А может и в этот раз? – Задумчиво сказала мама, глядя на угли. – Хотя… мне женщины у озера вчера сказали, что шаман сердит на тебя. Говорят, что ты духов обманул. Поэтому ли тянут?

– Что? – Кайлу удивлённо выпрямился, садясь на подстиле.

Отец досадливо крякнул и упёр гневный взгляд на мать.

– Я просто хочу, чтобы он тоже охотником стал. Мало он рыбы добыл? – Она, схватив вытертые пригоршни, порывисто вышла наружу – ополоснуть.

– Охотник Агал, что это значит? – Спросил Кайлу дрогнувшим голосом.

– То бабы, как лягушки, пустое квакают. – Отрезал отец.

Он сидел и продолжал ковыряться в своих шкурах, а Кайлу всё так же, не отрываясь, смотрел на него. Мама не заходила. Наконец отец повернулся и нехотя произнёс.

– Те две старухи, что ты зимой кормил… по предсказанию шамана должны были умереть. Вроде так было сказано… Не вынести голода. Но они пережили эту зиму, видишь. Поэтому и говорят так. Не обращай внимания. Духи дали им выжить, вот они и выжила, а ты тут ни при чём.

Кровь бросилась Кайлу в лицо. Как это понять? Заботится о старых и слабых было почётным делом. За это хвалили. Щедрых охотников-воинов воспевали в песне посвящения. Что это значит – он обманул духов? Если бы духи хотели, они бы не послали ему столько рыбы. Или старухи бы всё равно умерли. Зачем такое болтают? Он вдруг, против воли, почувствовал, что какое-то липкое чувство вины оседает изнутри. Он наклонился, обхватив себя руками, глядя на мерцающие угольки.

Тихонько вошла мама. Ничего не говоря, она положила плошки под накат из перекладин, и, опустившись рядом с Кайлу, стала задумчиво перебирать охапку жёсткой сукоры, вытягивая длинные стебли из кучи и связывая их в длинные пучки. Потом эти пучки переплетались между собой и стелились на пол. Если связать их в несколько слоёв, то можно было делать подстил для сна. От сукоры в хижине стоял едва заметный горьковатый запах, и не было блох.

«Я не сделал ничего плохого» – думал Кайлу. Но противное чувство не спешило уходить. Как будто мелкие паутинки, налипшие на лицо – вроде и мелочь невесомая, а всё равно чувствуешь, и убрать сразу не можешь. Он какое-то время рассеянно смотрел сквозь маму, потом лег, отвернувшись к стене хижины. «Я не сделал ничего плохого» – ещё раз повторил он себе, закрывая глаза. В этот момент кто-то постучал ладонью по пологу у входа.

– Кайлу. – какой-то мальчишка его звал снаружи.

– Кайлу спит уже. – Ответила мама, поворачиваясь на голос. – И тебе пора.

– Его шаман зовёт. – Донеслось в ответ.

Глава 5. Шаман стойбища.

Хижина Нойхон-Чона стояла сразу у большой поляны, на которой проходили общие собрания племени. Хижина была большая, крепкая, состыкованная сразу из трёх хижин. В первую шаман иногда, по очень большому расположению, приглашал кого-нибудь из охотников. Во второй спал сам с жёнами, а в третью мог заходить только он. Кайлу это слышал от других мальчишек, а откуда знали те, он понять не мог. Если шаман о чём-то совещался с охотником, то это оставалось втайне. «Сказанное на совете – остаётся на совете» – такое было правило… но, всё-таки, откуда-то знали. Сам же Кайлу видел хижину только снаружи. Видел и удивлялся – неужели такую громадину смогли построить за одно лето?

Чтобы построить хижину, где-то надо было выкопать яму. Обычно недалеко. Её потом использовали как отхожее место. Площадку для будущего обиталища человека выкладывали камнями в несколько рядов, а затем сверху наносили много глины, разравнивая и уплотняя её. Так появлялся пол.

Затем брали длинные жерди и выставляли их вокруг пола, и другими поперечными длинными жердями скрепляли их концы друг с другом, перевязывая узкими лентами сырой коры. В начале строительства всё было очень хлипко, но старшие приговаривали – «глина всё удержит». Потом шаткий каркас переплетали тонкими и длинными побегами и ветвями деревьев. Чем больше – тем лучше. Вход делали не прямой, а с закрутом вдоль стены, как у улитки, чтобы зимой можно было вешать два полога. Когда некрасивые стены, с торчащими во все стороны ветками, обретали относительную устойчивость, их начинали обкладывать глиной, щедро перемешанной с песком, сухой травой и мелкими ветками. Это была долгая и кропотливая работа. Глиняный раствор надо было хорошо перемешать, а затем втирать как можно глубже в переплетение ветвей. Слой, второй, третий…

Когда глина подсыхала, наступала очередь крыши. Наверх, со смехом, забирались молодые парни – теперь можно было не бояться, что стены рухнут – наваливали сверху кучи заготовленной сушёной травы, и только потом занимались установкой наката крыши. Кто-то, у кого родни было поменьше, делал крышу в один накат, другие же, кто мог, делал крышу в два наката. Жерди для крыши так же переплетались прутьями и замазывались глиной. Главное было правильно смешать глину с песком, чтобы потом на жарком солнце, она не растрескалась и не прохудилась во время затяжных осенних дождей. Охотники, принятые племенем, отходив зиму и пережив весну, в начале лета могли выбрать себе жену и начать строить хижину.

Большая поляна находилась в самом дальнем конце стойбища. Старшие говорили, что когда-то давно здесь был просто маленький лужок, заросший сукорой и редколесьем. Но мелкие деревца повыдёргивали, сукору растащили по хижинам, а лес по краям поляны, уж который год выжигали, роняя сразу по нескольку больших деревьев.

Вот и сейчас Кайлу заметил в темноте два крупных лежащих ствола. Мелкие ветви уже оболомали, а крупные, ещё нет. Зато сами деревья оттащили к старым стволам так, чтобы на них могли сесть старики и пожилые женщины. По всей видимости, это было сделано ещё вчера. Лёгкий запах гари от корней чувствовался даже сейчас.

Кайлу, подойдя к хижине, осторожно взял деревянную колотушку, висящую на ремешке, и постучал по толстой жерди входа.

– Кто там? – Раздался голос шамана.

– Говорящий с Духами, к тебе пришёл сын охотника Агала. – Стараясь, чтобы голос не выдал невольной дрожи, ответил Кайлу.

Внутри послышалось шевеление, кожаный полог откинулся, и отсвет костра очага проник наружу. Почти сразу же его заслонила массивная фигура Нойхон-Чона.

Шаман не спеша вышел из хижины, встал, глядя на Кайлу сверху вниз, смотрел какое-то время, затем довольно хмыкнув, сказал. – Устал, наверное? Ну… Пойдём внутрь. – И он первый, откинув полог, зашёл в дом.

Кайлу ошарашенно выпучил глаза в темноте. Чтобы Нойхон-Чон сам позвал его внутрь, как какого-нибудь заслуженного охотника? Уж не ослышался ли он? Это было либо очень хорошо, либо очень плохо. Он стоял и не решался зайти.

– Ну что стоишь, проходи! – По голосу Кайлу услышал, что тот улыбается, и он, на подгибающихся ногах, зашёл внутрь.

Сам шаман был на ладонь выше Кайлу. Коса светлых волос была заплетена назад как у охотника. Коренастый и широкоплечий, он и был охотником. Как и вождь, одним из самых уважаемых. И ему и вождю принадлежали решающие голоса на совете племени. И если вождя называли Глава Охотников, то к шаману при встрече надо было обращаться – Говорящий с Духами. У него, конечно, было имя, как и у всех людей. Звали его Нойхон. Добавление «Чон» – означало «шаман». Кайлу знал, что ему было уже почти пять-на-десять лет.

От огня в хижине было светло. Кайлу успел заметить, что помещение этой первой большой хижины было разделено глиняной перегородкой и проёмом завешанным ещё одним пологом.

– Ну, садись. – Шаман указал ему на кусок обожжённого бревна у стены, а сам бросил пучёк мелкого хвороста в огонь и стало ещё светлее. Он повернулся к Кайлу, улыбаясь.

– Устал, спрашиваю. – Он оглядел его при свете своим внимательным взглядом. Глаза у Нойхона были водянисто-голубые и очень цепкие. От них у мальчишек замирало сердце, и хотелось убежать, хотя все знали, что шаман добрый человек и всегда ходатайствует перед духами о богатой добыче и благополучии племени.

– Не очень. – Осторожно ответил Кайлу, садясь на бревно. Оно было выжжено небольшим углублением сверху и вытерто до блеска. Наверное, ушло много времени и сил, чтобы так обделать его. Зато сидеть было очень удобно. Это Кайлу, поневоле, сразу оценил, едва сев.

– Конечно, устал, – рассудительно ответил он за Кайлу. – Поел хоть? – спросил он, продолжая улыбаться. – А то, скажешь, позвал меня Нойхон, даже поесть не дал. А? Кайлу, сын Агала…

– Я поел и даже успел немного отдохнуть, Говорящий с Духами.

Кайлу сидел и ничего не понимал. Нойхон-Чон обратился к нему по имени. Это, опять-таки, было либо очень хорошо…

– Ну вот. Не сердись на меня. – Шаман сел чуть сбоку от него на такое же удобное бревно, и благожелательно смотрел на Кайлу. – Молодёжь говорит, что ты подбил большую рыбу с красным мясом. Верно?

– Да, Говорящий с Духами, но мы её съели.

Нойхон-Чон задумчиво покачал головой.

– Большая рыба с красным мясом приходит в дальние реки, когда листья становятся красными. Ты, говоришь, что подбил её в озере?

– Да, Говорящий с Духами. Мы были у того залива, где мелкая речка впадает в озеро…

– …оно ещё всё заросло тиной и ряской, и там любят выводить своих детёнышей крякающие орты… – перебил его шаман, договаривая за него.

– Да. – Кайлу немного смутился. – Только… их мы нечаянно распугали в первый же день, как пришли туда.

Это было правдой. Когда младшие из них, радостной гурьбой, вывалили на место их стоянки, жирные орты с подросшими птенцами, большой стаей, принялись дружно улепётывать оттуда на большую воду. Такчи и Мурхал, которые взяли луки, только ругались на девушек и Айли, что они зазря распугали жирных орт. А те задорно отвечали им, что надо было им охотиться отдельно, а не идти вместе со всеми.

– Эх, молодёжь. Пока всему научитесь… – Шаман снисходительно покивал головой. – Ты теперь понимаешь, почему охотиться надо в полной тишине? Или если сообща, то очень хорошо продумать, как гнать зверя, чтобы вывести его на удар копья или выстрел из лука… А что? Давай возьмём красивых девушек, с ними так приятно рядом находиться. Возьмём детей, им ведь тоже интересно и все вместе пойдём за сайсылом. Много ли мы добудем? А? Или гурхулов встретить на дальних подступах? – Нойхон засмеялся. – Ладно, это я так. Вы ещё молодёжь, вот и прогулялись как молодёжь. Охотники уже себе такого позволить не могут.

Кайлу молчал.

– … значит ты добыл большую серебристую рыбу с красным мясом. – Он вернулся к рыбе. – Где на озере ты её добыл?

– Я заплыл очень далеко, где высокая гряда камней с деревьями нависающими над водой… Там бьёт холодный ключ из-под скал, и стоят эти рыбы. – Немного скомканно пояснил Кайлу.

Шаман удивлённо смотрел на него.

– Ты заплыл так далеко? – Он казалось, не верил.

– Да, Говорящий с Духами.

– Ну… – Нойхон перевёл взгляд на огонь в очаге. – Это очень далеко. Ты ведь болел этой весной… Значит, окончательно поправился.

Кайлу кивнул. Про его болезнь все знали, шаман ведь сам приносил ему кости сайсыла для бульона.

– Удивил ты меня, Кайлу. – Шаман усмехнулся. – Это не каждому удаётся.

Кайлу невольно приосанился. Шаман опять назвал его по имени.

– Мда… – Он задумчиво поднял взгляд. – Я вот, что тебя позвал-то. Через два дня будет празненство, посвящение в охотники… – Он чуть наклонился к Кайлу и понизил голос. – Хочу спросить тебя, но ты понимаешь, что всё, что было сказано здесь, здесь и остаётся.

Кайлу кивнул, внутренне напрягшись и молча ожидая продолжения.

– Я хотел спросить тебя про Мурхала. Мнение охотников я знаю, а вот мнение близкого друга, это немного другое. Как ты думаешь, его можно уже принять?

Кайлу ошарашено смотрел на шамана. Что это значит? Шаман спрашивает его мнения, кого принять в охотники?

– Что ты так смотришь? Ты Мурхала лучше всех знаешь. У тебя и спрашиваю. – Спокойно пояснил Нойхон.

– Ну… – Начал Кайлу. В горле пересохло от неожиданности. – Я думаю, он будет хороший охотник. Один сайсыл у него уже есть. К тому же сегодня утром он добыл алха. Он сильный и выносливый. – Кайлу сбился, словно бы ему не хватало воздуха, и остановился, глядя на шамана.

Нойхон-Чон рассудительно покачал головой слушая.

– Я так и думал. Хорошо. Вы хорошие друзья, и я, пожалуй, скажу тебе ещё кое-что, что должно остаться в этих стенах. – Он доверительно подсел к Кайлу на его бревно. – Я не так давно говорил с Мурхалом про тебя. Он мне сказал, что из тебя получиться замечательный охотник и тебе давно пора переходить на дичь крупнее рыбы…

Кайлу показалось, что хижина переворачивается очагом вверх, а стены забегали вокруг, словно стая ныкт вокруг добычи.

– Говорящий с Духами, я ведь ловил только рыбу…

– Ну и что, охотники тоже бьют рыбу. Только ни у кого, так как у тебя не получается. Хоть рыба и не сайсыл, как сам знаешь. Но сайсыла не всегда поймаешь, а ты рыбу добываешь всегда. Даже зимой. Я такого никогда не видел, а повидал я немало, уж поверь мне. Так что, готовься. Через два дня выходи после Мурхала, будем и тебе косу заплетать. Понял? – Шаман, по-дружески, приобнял Кайлу за плечи.

От услышанного шумело в голове и Кайлу, казалось, забывал дышать.

– Я не ожидал в этом году. – Честно признался он, чувствуя, что на глаза наворачиваются слёзы.

– А чего ждать, Кайлу? Охотником ведь сначала становятся, а потом наш народ принимает. Это на другого кого, смотришь и не знаешь, принимать или нет. Пусть ему уже много лет. Ничего не может, только квакает впустую, да дичь распугивает. Ты – другое дело. Ты по своим делам уже охотник. Если тебя не принять сейчас, ты что, меньше рыбы добудешь? Или плавать хуже станешь? От тебя вон, сколько пользы зимой было. Только заболел ты потом, а то бы и весну полегче прошли.

Волна тёплой благодарности затопила сердце Кайлу.

– А мне сказали, что ты на меня сердишься, Говорящий с Духами. – В порыве откровенности вырвалось у Кайлу.

– Да с чего сердиться-то? Все бы так делились и поддерживали слабых. Я был бы только рад. – Шаман вздохнул, и по-отечески прижал его к себе. – Мне это и Мурхал говорил, когда я его спрашивал о тебе… Ты завтра чего делать-то собирался?

– Я хотел поискать древко для остроги. Моя сломалась.

– Ага. Ну, поищи-поищи. Воину и охотнику нужно копьё… и острога. Дело ответственное, поищи. Я вот тебе ещё что дам… – Нойхон встал и заглянул за полог, что-то взяв оттуда. – Смотри, – продолжил он. Это нож из кости шайтала. Самый лютый зверь. Я сам когда-то убил его. Из костей сделал наконечники и ножи. И это нож тоже. Он очень крепкий. Возьми, спрячь под накидку. Им можно резать даже дерево. Знаешь как?

Кайлу кивнул. Он знал. На коре сначала делался надрез и ветка сгибалась, потом раз за разом крепким ножом умелый охотник проводил с нажимом, слой за слоем, разрезая твёрдые волокна. Выламывать древко считалось плохим делом. Дерево могло продольно треснуть, и тогда ветка уже ни на что не годилась.

– Вот. – Шаман похлопал его по плечу. Давай. Выбери хорошее древко. Даже если два дня уйдёт. Нож никому не показывай, потом наденешь под накидку на посвящение.

– А меня выберут? – Спросил Кайлу дрожащим голосом.

– Ну, если я, да Глава Охотников, слово скажем, то… – Нойхон улыбаясь, глядел на него. – Но об этом вслух не говорят, верно? А теперь ступай. Я и так сказал тебе больше чем можно.

– Благодарю тебя, Говорящий с Духами. – Кайлу встал, пряча нож под накидку. – Пусть духи всегда посылают тебе богатую добычу. – Голос Кайлу срывался от благодарности.

– Иди. – Нойхон чуть подтолкнул его к выходу. – И помни, что всё сказанное здесь, остаётся здесь.

Кайлу стоял и смотрел на спящее стойбище, сжимая в руке нож под летней накидкой. Его сердце билось, отдавая уханьем ночной совы в ушах. Что это только что было? Его берут в охотники, и сам Говорящий с Духами дал ему свой нож из кости шайтала, чтобы он аккуратно срезал себе древко для остроги и копья. Шаман дал ему свой нож… Насколько Кайлу понимал, это могло означать только одно – Нойхон возьмёт его в ученики. Тот, кто говорит с рыбами, возможно, сам будет говорить с духами. От этих мыслей Кайлу чуть не сделалось дурно. Он думал, что был счастлив, когда просто пришёл домой и ел тушёное мясо алха. Теперь он стоял один посреди ночного стойбища и чуть не падал на землю от заполнявшей его радости. Он судорожно набрал воздух в лёгкие, стараясь не закричать от переполнявших его чувств, и неторопливо пошёл через спящее стойбище к своей хижине, пытаясь унять неистово стучащее сердце. Он остановился, заметив, как из под полога его хижины пробивается свет – отец с матерью не спали, ожидая его. Но ему, почему-то, остро захотелось увидеть Ллайну. Чтобы она посмотрела на него, просто посмотрела. Он не сказал бы ей ничего, но пусть бы она догадалась, пусть бы предположила сама, пусть бы подумала… Она узнает об этом через два дня… И Кайлу станет охотником и уже к началу следующего лета сможет позвать её в свою хижину. У них всегда будет много еды, особенно рыбы. Она узнает об этом через два дня. Она и всё стойбище, и родители …и Мурхал.

Что это за глупости он думал про Мурхала, хорошо, что хватило ума не сказать чего-то такого вслух. Его друг оказался настоящим другом, а ему уже почудилось невесть что… Это он – Кайлу, думал о Мурхале плохо, а тот ведёт себя… и есть… его настоящий друг.

Кайлу тихонько вытянул из-под одежды нож шамана. Тонкое и острое белое лезвие, рукоять обсаженная накладками из черного дерева. Красивые кожаные ножны, украшенные бахромой. Кайлу ещё никогда не держал в руках настолько красивую вещь. Он только помнил, как на общих собраниях племени, шаман, оглашая окончательное решение, поднимал руку с ножом – не этим, другим, гораздо больше, и громко нараспев говорил: «Народ пойонов! Слушай волю духов!»…

Кайлу осторожно спрятал нож опять под накидку и пошёл к себе в хижину. Родители не спали.

– Ну, что? – Взволнованно вскинулась мать. Отец только хмуро молчал, глядя на него со своего подстила.

– Всё хорошо, мама. Всё хорошо. – Пытаясь быть сдержанным, ответил Кайлу, но его рот, против воли разошёлся в торжествующей улыбке. Он тут же отвернулся, но мама всё уже поняла. Поняла, счастливо охнула и замолчала. Ведь говорить об этом было нельзя.

– Спать пора. – Так же хмуро проговорил отец. Он один смог совладать со своими чувствами и не показать вида своей радости. Он первый лёг на сухой подстил и накрылся шкурой, отворачиваясь к стене.

Следом за ним лёг и Кайлу. Лёг и закрыл глаза. Завтра он пойдёт за ходуком в ту сторону, что указала ему эта старая Нойха. Охотнику нужно хорошее древко. Много хороших ровных палок для копий и острог. Мама, ещё тихонько всхлипывая от радости, суетилась возле очага, что-то там приводя в порядок, а он лежал, сжимая под шкурой нож, данный шаманом, и твердил себе, что всё совершится уже совсем скоро. Скоро. Осталось два дня. И он заснул на своём обычном месте абсолютно счастливый.

Глава 6. Орешник-ходук

Умный и толковый охотник никогда не заблудится в лесу. Ведь что такое лес? Это много холмов поросших деревьями. Между холмов текут ручьи. Они выходят где-то из-под земли, из расщелин покрытых мхом скал, стекают вниз, и струятся далее, между холмов петляя и выгибаясь, смешиваясь с другими ручьями побольше и поменьше. Можно представить лес как большое стойбище. Вон та большая мохнатая гора пусть будет хижина шамана, холмы вокруг неё, это как бы хижины поменьше. Ручейки, текущие между холмов, это словно бы тропинки от одной хижины к другой. А ещё это вода, которая нужна всем: и зверю и птице и рыбе. И уж, конечно, человеку. Вот так охотники и учили молодёжь – «Иди вдоль ручья – это путь. На этом пути и рыба, и птица и зверь».