
Полная версия
Рыцари Генома
Дмитрий выглянул в окно. За ним была обширная площадка, заросшая невысокой травой, наполовину высушенной солнцем. Вдалеке виднелась гора, а правее – ещё одна. Площадка находилась, на глаз, примерно на уровне половины их высоты. Дмитрий выглянул в противоположное окно – та же картина, и вокруг – ни деревца, одна трава. «Значит, – подумал он, – площадка находится среди гор: либо отрог, либо – плато. Интересно, далеко ли меня увезли? И что это, интересно, в меня влили: сначала вышибло сознание, а потом просто расслабило и усыпило. Видимо, что-то новоизобретённое, раз организм не справился. Это означает, что в генетической иммунной памяти его нет. Но теперь-то будет! И голова сейчас ясная, и руки-ноги слушаются. Значит, вся отрава нейтрализована и из организма выведена. Ну что же, как говорил Фридрих Ницше, «Те, кто нас не убивает, делают нас сильнее!»
Тут Дмитрий обратил внимание на то, что его движений ничто не стесняет. «Это что же: меня даже не связали?! Странные люди». Но, оглядевшись ещё раз, он понял, что ошибся. На земляном полу перед и за скамьёй, на которой он лежал, валялись десятка полтора обрывков узкого ремешка. Все они были примерно одинаковой длины сантиметров по десять. Дмитрий поднял три кусочка и осмотрел. Кончики их были словно пережёванными и сгнившими, да ещё и обсосанными. Дмитрий внимательно осмотрел свои запястья и лодыжки: ни малейших следов. «Да-а, подвела вас, ребята, приверженность древним традициям: ремнями связывать, – усмехнулся Дмитрий. – Кожу-то даже ваши желудки переварят, не говоря уж о моей тканевой жидкости. Вот с капроновым шнуром было бы труднее: его пришлось бы жечь».
Вдруг до него донеслись голоса: это был разговор между собой нескольких человек, находящихся непонятно где. Дмитрий выглянул в два окна (третье оказалось заколочено какими-то листами снаружи) и не увидел никого. Тогда он внимательно прислушался к своим ощущениям и понял, что слышат этот разговор не уши, а непосредственно голова, воспринимая усиленные лайнером телепатические сигналы. Дмитрий поначалу удивился и посетовал, что воспринял их только сейчас, возможно, пропустив что-нибудь важное. Но почти тут же, словно услышав чью-то подсказку, понял: его чувства каким-то образом отобрали из этих разговоров лишь то, что касалось конкретно его, и настроили его внимание именно в нужный момент. Дмитрий очень удивился, так как это было чем-то совершенно новым, очередным открытием, но обдумывать этот феномен сейчас не было времени. Поэтому он лишь напряг внимание, чтобы не пропустить ни слова.
– Да я десять минут назад к нему заглядывал: в полном бесчувствии.
– Боюсь, переборщили мы с дозой. Как бы не того… Головы нам тогда не сносить.
– А как было иначе? Сам же видел: ничего на него не действовало.
– Зато сейчас действует! Может, что-нибудь… Водой, например, полить или ещё как?
– Подождём ещё немного, если не очнётся, тогда попробуем. Хозяйка на связь не выходила?
– Нет, уже три часа молчит. Странно это.
– Ничего странного: она от нас вестей ждёт, причём – хороших.
– Не скажи. Только что Витяй сообщил Тощему, что в её дом менты приходили. Так что, видимо, просто не может пока.
– Может быть. Но нам всё равно нельзя сидеть, сложа руки, и ждать, пока кто-то подскажет, что делать. Что слышно от Кабана? Напали на след девчонки?
– Ничего не слышно. И куда она вдруг исчезла, никто понять не может. Как в воду канула.
– А может быть, с родичами её побеседовать?
– Ещё чего!!! Не вздумай!
– Почему?
– Хотя бы потому, что хозяйка категорически запретила: кто на такой шаг пойдёт, сразу всё дело завалит вместе с ней. Так что про это забудь. А вот друг наш, когда, наконец, очнётся, обязательно нам поможет.
– Почему ты так уверен?
– Потому что у меня – особый талант убеждения.
– Ты свой талант придержи: он нужен хозяйке невредимый.
– Так я же деликатно. Ну так что – я не понял – от Кабана слышно?
– Ничего от него не слышно: все замолчали, как рыбы, никто не отвечает, будто вымерли.
– Давно молчат?
– Да с утра: как мы из посёлка выехали, так – тишина, будто оглохли.
– Плохи дела! Чувствую: неспроста это. Пошли к Кабану кого-нибудь.
– Да я уже два часа как Святошу послал.
– И что?
– Не знаю, уже вот-вот вернуться должен, если…
– Вот именно: если! Если ничего не случилось.
– Чего ты переживаешь? Что с ним может случиться?
– Чувствую я: что-то не так.
– Тебе вечно что-то не так! Нервы пора лечить.
– Ладно! Закончим это дело, на гонорар поеду на курорт, на грязь и воду. А ты, всё-таки, вот что: свяжись с Толиком, пусть все грузятся в свой «Урал» и катят сюда. Неспроста мне тревожно: интуиция!
– Хорошо, сейчас пойду свяжусь.
Тут до ушей Дмитрия донёсся обыкновенный звук мотоциклетного мотора. Из-за края плато вынырнул квадроцикл и промчался мимо сарая.
– А вот и Святоша вернулся! – снова раздалось в голове Дмитрия. – А ты волновался! Видишь: всё в порядке, жив-здоров.
«Ошибаешься: не всё в порядке» – мысленно отметил Дмитрий, успев заметить перекошенное безумной гримасой лицо водителя квадроцикла. – «Что-то у Кабана случилось, не зря молчит!».
Двигатель смолк. На некоторое время в эфире воцарилась полная тишина, затем в голове Дмитрия снова зазвучали голоса.
– Ну, докладывай! Что там у Кабана, почему все молчат? Перепились там, что ли? Рано ещё, не заработали!
– Иди ты…!!! – паническим тоном огрызнулся Святоша. – Говорил ведь я, предупреждал вас всех! Вот погодите, Он и до вас доберётся. И вся его братия вашу чёрную кровь из черепов хлестать будет. Но прежде Он вас повесит на ваших собственных кишках над серными кострами, чтобы глаза ваши повылазили и мозги через уши выдавило…
Дальше Святоша совсем уж идиотично забормотал что-то невнятное, но явно на ту же тему. Он был определённо не в себе, будто только что стал свидетелем какого-то невообразимого кошмара.
– Ты что такое несёшь?! Дури, что ли, нанюхался? Вот сейчас как в… промеж ставень, сразу очнёшься. Докладывай: что там у Кабана.
– На! Бей! – с готовностью ответил Святоша. – Убей лучше ты, чем Он сделает со мной то, что сделал с ними!
– Ладно, ладно, успокойся, – до собеседников Святоши начало доходить, что он паникует не зря. – Рассказывай толком, что там стряслось. Куда они запропали?
– Никуда они не запропали, – срывающимся до плача голосом заговорил Святоша. – Они все там, как один. И, подумать только, ведь все – бывшие десантники или спецназ…
– А почему же тогда молчат?
– Почему молчат?! Да потому что замолчали навсегда!
– Как это?!
– Когда я приехал туда, я увидел… сплошные лужи крови. Всё… всё сплошь залито кровью! И трупы… трупы… трупы… – Святоша застонал. – Да какие там трупы! Если бы трупы! Скотобойня! Все тела растерзаны, раскромсаны, сплошное рваное мясо, кишки по земле, голые кости торчат, кожа с черепов содрана… которые целые, а другие так вообще раздавлены… или разгрызены, как орехи, мозги – кашей. Глаза повылазили и висят на… не знаю, на чём, – тут Святошу, судя по звуку, вырвало. – Так изуродованы, что никого не узнать, Кабана опознал только по перстню с «мёртвой головой», теперь у него своя такая же.
– Ты что такое городишь? В своём уме?! Это же чушь собачья!
– Я что, должен был тебе в доказательство пару голов привезти?! – возмущённо выкрикнул Святоша.
– А что? Было бы неплохо, – произнёс голос, который до сих пор молчал. – По крайней мере, тогда бы не было сомнений.
– Так ты во мне сомневаешься?! – оскорблённо рявкнул Святоша. – Садись на моего коня и езжай сам – собирай хоть все! Мешок дать? Или будешь за пазуху складывать?!
– Ну всё, всё. Успокойся, никто тебя во лжи не обвиняет. Но сам подумай…
– А чего думать? Езжай сам и посмотри. А потом плюнь отрыжкой мне в глаза, если я хоть что-то выдумал, или привиделось мне!
– Хорошо, и что там ещё?
– А тебе мало?! Что тебе ещё надо? Чтобы они поджарены были и по тарелочкам разложены с горчичкой?!
– Ну дурья же ты башка! Как не поймёшь? Какие-то ещё следы, которые указывали бы, кто на них напал. Сколько, например, трупов там было?
– «Сколько»! Все пятнадцать, как по списку! И все – в ихней форме, ни одного постороннего! Никого они не убили. Понимаете? Оружие тут же валяется, гильзы – россыпями… И ничего! Да и что они могли против Него сделать?
– Кто же на них напал? Я к чему тебя спрашиваю: может ты подсказку какую заметил – кто это мог быть?
– Вот сам же – дурья башка! Не понимаешь, о чём я толкую. Да к ним сам Дьявол явился! Кто ещё мог так изуродовать, кому ещё такое надо? И кто ещё мог с ними со всеми справиться? И кого ещё пули не берут? Ведь говорил я, ведь чувствовал. Я сразу догадался: Ему она служит! Да разве ж меня послушает кто, если деньгой кровавой запахло? Вот, пожалуйста – как в воду глядел.
– Ну хорошо. А если, всё-таки, предположить, что это – не Дьявол, а что-нибудь реальное? Кто тогда?
– Нечего тут предполагать! И не может быть ничего реального! Реальному это не под силу!
– Ладно. Ну а если это – Дьявол, то что, по-твоему, будет дальше?
– Дальше Он придёт за нами, – убеждённо и обречённо произнёс Святоша. – Может, правда, сначала – к Толику. Ну а потом-то уж точно за нами придёт!
– И что же, по-твоему, надо нам предпринять?
– Молиться! – назидательно и с укором ответил Святоша. – Хотя, по-моему, поздно. Раньше надо было думать, причём – башкой, а не задницей!
– Ладно. Помолиться мы, думаю, ещё успеем, даже если уже поздно. А сейчас – вот что. Леший, свяжись с Толиком и поторопи его. Встретим Дьявола вместе: подыхать, так скопом. Сколько их там?
– Мало, – ответил Леший. – Двенадцать человек. Это Дьяволу – на один размах.
– И всё же: а вдруг вместе одолеем? Вместе-то нас больше пятнадцати. А мы за это время побеседуем с нашим другом. Хоть дело закончим: девчонку надо найти!
– Так он тебе и скажет!
– Ну он же не Дьявол.
– Откуда ты знаешь? Может, как раз он самый и есть?
– Ну ты скажешь! Послушать тебя, так все вокруг нас – Дьяволы. Ну а не захочет говорить, применишь свой талант убеждения… вполсилы.
– Хорошо, пойдём побеседуем.
Дмитрий каким-то неведомым доселе сенсором почувствовал, как они стронулись с места и направились к его сараю. «Теперь – мой выход, – подумал он. – Хотите узнать, где Лена? Как бы не так! Да я вам за неё глотки перегрызу не хуже Дьявола». Он сел на скамью, опёрся о стену и заложил руки за спину. Снаружи звякнули замочные петли, и дверь со скрипом распахнулась. В проёме появился широкоплечий мужчина с загорелым лицом и чёрной окладистой бородой, опоясывающей лицо до висков, сливающимися с ней усами и крючковатым носом. На нём была зелёно-коричневая камуфляжная форма, такая же каскетка и высокие армейские ботинки. На широком кожаном ремне висели подсумок и большой нож в ножнах. Позади него топтались ещё двое, одетые так же. Один из них, такой же плотный с круглым гладко выбритым лицом и острым носиком, был в нелепо раскрашенной бандане. Лицо второго было вытянутым, осунувшимся и покрытым неопрятной щетиной. В сочетании с землистым цветом оно производило впечатление хронически алкогольного. Да и сам его обладатель был худощавым и заметно перекошенным.
– Ну надо же! Кажется, наш дорогой гость проснулся, – издевательским тоном произнёс бородач, вваливаясь в сарай. – Не помешаем?
– Заходите, друзья, не стесняйтесь! – с не менее издевательским радушием ответил Дмитрий. – А то я уже соскучился.
– Как спалось? – осведомился бородач.
Этот вопрос он, очевидно, приготовил заранее и произнёс просто по инерции: в его интонации ясно послышалось недоумение: он явно ожидал от Дмитрия совсем другой реакции.
– Спасибо, превосходно, гораздо лучше, чем вам, – улыбнулся Дмитрий. – Чем порадуете?
– Да вот побеседовать пришли. Не откажете? – бородач изо всех сил старался взять себя в руки и спасти свой сценарий.
– А чего же, беседуйте на здоровье, а я послушаю. Давно не слушал умных людей, – согласился Дмитрий.
– Ну уж нет, – покачал головой бородач. – Говорить как раз придётся Вам, а слушать будем мы… и спрашивать – тоже.
– И о чём же вы хотите спрашивать и слушать? – с интересом спросил Дмитрий.
– Например, об одной очень милой девушке: где она и чем занята, скоро ли домой вернётся? – слащаво пропел бородач. Было заметно, что он начинает нервничать.
– Что это тебя, урода, вдруг милые девушки заинтересовали? – удивился Дмитрий.– Да ты себе в глаза посмотри – до конца своего дня заикой останешься.
– Ай-яй-яй! Да ты у нас – грубиян, – укоризненно заметил бородач. – На такие слова ведь и обидеться можно.
– Плевал я на твои обиды, – презрительно ответил Дмитрий. – Хоть лопни тут от обиды, только отойди подальше, а то дерьмом забрызгаешь.
Бородач был совершенно сбит с толку: таких напора и наглости он уж никак не ожидал. А последние слова Дмитрия его, разумеется, просто взбесили. Лицо его задёргалось, глаза налились кровью, и было видно, что он едва сдерживается, чтобы не броситься на Дмитрия с кулаками.
– Скажи спасибо за то, что ты нам нужен целеньким и дышащим, – прошипел он сквозь сомкнутые зубы. – А то бы ты очень пожалел о том, что сказал.
– Да, – с иронией сказал Дмитрий. – Я действительно вам нужен, и с этим вы уж ничего не поделаете. Но вот спасибо за это вы от меня не дождётесь. Да ведь и нужен-то я не вам, а вашей хозяйке, которая с вас, если что, головы снимет, хотя вы от этого много и не потеряете.
– По-моему, ваш обмен любезностями слишком затянулся, – вступил в разговор худощавый. – Пора бы перейти к серьёзному разговору.
– Вполне разделяю Ваше мнение, – согласился Дмитрий. – Давайте перейдём к серьёзному.
– Ну раз ты согласен, – сказал Бородач, а на лице его отразилось облегчение. – То у нас к тебе – серьёзный вопрос, от которого зависит, уйдёшь ли ты отсюда вообще.
– Вот в этом ты ошибаешься, – возразил Дмитрий. – Уж это-то вообще ни от чего не зависит.
Бородача словно подбросило. Он никак не мог понять причин того, что Дмитрий ведёт себя так дерзко. Он прекрасно понимал, что Дмитрий провоцирует его, но не понимал, как ни пытался, на что он рассчитывает. В то, что Дмитрий не дорожит своей жизнью, он, разумеется, не верил. Но, вместе с тем, он совершенно ничего не боялся, будто был уверен, что ему никто ничего не сможет сделать. И непонимание того, на чём эта уверенность основана, начисто выбивало бородача из равновесия. Более того, оно вселяло в него всё больший и больший страх, страх перед притаившейся за углом неведомой опасностью.
– Неужели ты думаешь, что я так уж боюсь хозяйки? – с выдавленной усмешкой сказал он. – Неужели ты думаешь, что она сильно рассердится, если я для пользы дела, скажем, отрежу тебе что-нибудь лишнее или просто надавлю на больное место?
– Руки у тебя коротки, – ответил Дмитрий.
– В самый раз! – ухмыльнулся бородач и с иронией добавил: – К тому же, они у меня ничем не связаны.
– А у кого связаны? – с интересом спросил Дмитрий и, вынув свои руки из-за спины, картинно осмотрел их.
Лица всех троих ошарашенно вытянулись, а у бородача при этом ещё и отвисла челюсть.
– Вы что, не связали его?! – гневно обратился он к своим подчинённым.
– Как это? – с большим удивлением в голосе промолвил худощавый. – Он был связан по рукам и ногам кожаной плетёнкой – её и перерезать, и перегрызть труднее…
– Ну а это – что?!! – рявкнул бородач. – Где ваша плетёнка?!
– Не умеете вы связывать, – пояснил Дмитрий. – И похоже на то, что и вообще ничего не умеете. Так что не сносить вам головы, или что у вас там?
– Ну хватит! – зарычал бородач. А ну-ка, ребята, возьмите его!
Бритый и худощавый бросились к Дмитрию и, схватив его за руки и завернув их за спину, подняли его. Бородач ожидал, что Дмитрий при этом попытается оказать какое-нибудь сопротивление и даст ему возможность оценить себя как противника. Но и это его ожидание не оправдалось, вселив в него ещё больший страх: Дмитрий выпрямился, нарочито выпятив обнажённую грудь, сохраняя на лице полное спокойствие. При виде всего этого лицо бородача заметно затряслось, он напряжённо задышал и заскрипел зубами: нервы его окончательно сдали. Он чувствовал, что его сейчас может спасти только быстрый и полный успех.
– Так вот, – приблизив лицо почти вплотную к лицу Дмитрия, угрожающе процедил он. – Ты довёл меня до грани и сделал это зря. Да, ты нужен хозяйке, и только поэтому я всё ещё говорю с тобой. И только поэтому я постараюсь забыть твои оскорбления, если ты сейчас скажешь мне, где твоя подружка. Но если ты не скажешь, берегись: хозяйка получит тебя едва подающим признаки жизни, ей этого вполне хватит. А подружку твою мы ведь всё равно найдём. Подумай.
– Не найдёте, – уверенно сказал Дмитрий. – И ничего я тебе не скажу. А вот тебе придётся кое-что мне рассказать, если ты не хочешь быть съеденным заживо. Ну а насчёт едва заметных признаков жизни, так ещё посмотрим, кто из нас раньше до них дойдёт.
Бородач с побагровевшим лицом устремился на Дмитрия.
– Ну, ты сам выбрал свою участь! – яростно проскрежетал он, словно заржавевший механизм. – Посмотрим, как ты сейчас запоёшь!
Он сложил пальцы правой руки наконечником копья и с силой втиснул их Дмитрию между рёбер. Дмитрий глубоко вдохнул и подался корпусом вперёд. Рука бородача, не встретив никакого сопротивления, провалилась в его тело и мгновенно погрузилась в него по самое запястье. И, едва бородач ослабил натиск, кожа плотно охватила её, сжав, словно удавкой. Бородач не сразу понял, что произошло. Почувствовав, что его рука ушла слишком далеко, он дёрнул её назад, затем снова толкнул вперёд. И лишь проделав это несколько раз, он вдруг начал догадываться, что произошло что-то невероятное и страшное. После нескольких безуспешных попыток высвободить свою руку, он, наконец, перевёл на неё взгляд. В то, что он увидел, невозможно было поверить, так как оно было выше человеческого понимания, не говоря о полной его неожиданности. Его кисть и лучезапястный сустав были полностью погружены в тело Дмитрия и настолько плотно охвачены его кожей, что невозможно было различить границу. Создавалось впечатление, что они срослись в одно целое. Бородач закрыл глаза и помотал головой в надежде на то, что эта страшная картина – всего лишь кошмарное наваждение. Однако это не помогло: часть его руки по-прежнему находилась внутри тела Дмитрия, и он никак не мог извлечь её обратно. С трудом и нехотя поняв, что весь этот кошмар происходит наяву и именно с ним, он поднял на Дмитрия ошалелые глаза и, всё ещё не веря в случившееся, возмущённо выкрикнул:
– Ты чего!… Ты чего это… делаешь? А ну-ка отпусти немедленно!
– Как же! – с сарказмом ответил Дмитрий. – И не подумаю. Ты, приятель, крепко влип – вот что я тебе скажу.
При этом он слегка двинулся корпусом вправо-влево.
– Ты это брось! – панически, почти сквозь слёзы, застонал обродач. – Брось! Слышишь? А то хуже будет!
– Хуже теперь может быть только тебе, – возразил Дмитрий. – И будет! Пока это так – цветочки: у тебя ещё боли не начались.
– Да я тебя!… – задыхаясь, выдавил бородач. – Да я с тобой знаешь что… Вот только руку освобо…
При этом он упёрся Дмитрию в грудь растопыренными пальцами другой руки и сильно потянул на себя схваченную. Но, к его ужасу, эффект получился обратный: пальцы до самого основания погрузились в тело Дмитрия и тоже были намертво схвачены им.
– Ты!… Ты прекрати это!… Ты… не смей!!!
– Ты, кажется, хотел послушать, как я сейчас запою? – издевательски напомнил Дмитрий. – И как же тебе спеть: басом, тенором, или, может быть, тебе больше нравится фальцет? И-и-и-и!
Тут бородач вдруг заметил, что кожа Дмитрия вокруг схваченных рук стала совершать едва уловимые волнообразные движения, медленно, миллиметр за миллиметром, наползая на них и втягивая внутрь.
– Ты… Ты что это делаешь? – панически пролепетал он.
– Ем тебя, – невозмутимо ответил Дмитрий. – Хотя ты, признаться, отвратителен на вкус: насквозь прогнивший и прокуренный. Вот друзья твои – эти повкуснее.
Бритый и худощавый, которые до сих пор ошарашенно и с интересом наблюдали за происходящим и ничего больше не замечали, при этих словах опомнились и в ужасе отпрянули в стороны. Однако их пальцы тоже оказались схвачены. Они стали неистово рваться, скорее – инстинктивно, чем сознательно, тщетно пытаясь вырваться. На какие-то мгновения в тесном сарае образовалась невероятная толчея. Но тут Дмитрий напряг руки, и они оба разом освободились, почувствовав при этом резкую и сильную боль в пальцах. Они с ужасом воззрились на свои руки. Пальцев не было. Вместо них из суставов торчали лишь огрызки косточек первой фаланги. Их почерневшие кончики были словно обглоданы и обсосаны, вокруг свисали белёсые лоскутки мёртвой кожи и грязно-белые обрывки сухожилий-сгибателей, лениво сочащиеся мутной бурой жидкостью.
– Боже, – в ужасе прошептал худощавый. – Что это?
Лицо бритого в мгновение жутко побагровело и перекосилось, а глаза выпучились настолько, что, казалось, вот-вот вылезут совсем и повиснут, как в рассказе Святоши.
– Дьявол-л! – надрывно простонал он, затем рванулся к двери и, выскочив наружу, панически завопил:
– Дьявол! Он – здесь! Он пришёл! Поздно молиться, спасайтесь! Убейте меня и себя, чтобы не стать его жертвой!
Его обезумевший голос долго звучал, удаляясь, пока не затих где-то вдали. Худощавый же отнёсся к происшедшему, на удивление, спокойно. Он задумчиво, лишь немного корчась лицом от боли, осмотрел свои искалеченные кисти, затем с тоской в голосе обратился к Дмитрию:
– Что же мне теперь делать? – спросил он.
– Умри достойно, – посоветовал Дмитрий. – Это – единственное, что ещё в твоих силах.
– Прости, друг, что так получилось, – обречённо сказал худощавый. – И, если ты и вправду Дьявол, прошу: не бери мою душу – какой тебе от неё прок?
– Упокойся с миром, – снисходительно ответил Дмитрий.
Худощавый тяжко вздохнул и направился к двери.
– Эй, куда?! – возмутился бородач. – А я?! Ты что, хочешь бросить меня на съедение этому?…
– Сам ввязался, сам и выпутывайся, – обернувшись, назидательно промолвил худощавый и вышел наружу.
– Золотые слова! – заметил Дмитрий, проводив его взглядом.
– Ну так что же тебе спеть? – обратился он к бородачу. – Или, может, всё-таки рассказать, где моя подружка?
– Издеваешься! – в бессильной злобе прошипел бородач.
– А почему бы и нет? – с энтузиазмом спросил Дмитрий. – Почему бы мне не поиздеваться над тобой? Ведь ты тоже только что хотел надо мной поиздеваться. Но теперь-то ты, думаю, понял, кто из нас раньше перестанет подавать признаки жизни, как и то, что вы со мной ничего сделать не сможете? Так вот, моя пытка будет почище твоей несостоявшейся. Пока ты не чувствуешь боли, потому что я, прежде чем съесть очередной кусочек тебя, убиваю его нервные окончания. Но это – пока. Скоро же я начну есть тебя, как паук – муху: начну медленно, постепенно впускать в тебя едкую жидкость, которая будет так же не спеша переваривать твоё гнилое мясо… брр! Неужели же мне придётся эту гадость есть? А ведь придётся, – Дмитрий брезгливо поморщился. – Но вот такое у неё свойство: нервы-то она переваривает в последнюю очередь. Так что ты будешь очень сильно мучиться, и, что самое обидное – долго, очень долго. Представил?
При этих словах бородач было изо всех сил задёргался, пытаясь освободиться. Но тут лицо его исказила гримаса сильной боли, и он, стиснув зубы, застонал.
– Вот-вот, – кивнул Дмитрий. – Именно об этом я и говорю. Ну а если хочешь умереть без особых мучений… – он резко повысил голос. – Сколько вас?! Где вы находитесь?! Кто такая Анжела?! Откуда она?! Какова её цель?! Куда прибудет аппарат, чтобы принять нас, похищенных?! Отвечай, или проклянёшь свою мать за то, что она, родив, обрекла тебя на эти страдания!
Бородач снова посмотрел на свои руки и похолодел от ужаса: они продолжали погружаться в тело Дмитрия. Правая была проглочена уже почти на половину предплечья, а левая – до самого запястного сустава. Кожа Дмитрия, опоясывающая их, совершала хорошо заметные сосущие движения, медленно, но неотвратимо втягивая их внутрь. И вдруг бородач увидел, как кожа его рук у самой границы вздулась и начала синеть, словно под ней лопнули сосуды и пошла кровь. Одновременно он ощутил нестерпимое жжение и резкую боль, будто в трубки его локтевой и лучевой костей стали вкручивать бурав. Бородач гортанно зарычал, в его возгласе явно прозвучали интонации злобы и страдания. Но в следующее мгновение боль отпустила.
– Итак, я слушаю, – напомнил Дмитрий.
– Я не знаю, кто мы! – простонал бородач. – Никто из нас не помнит своего прошлого дальше трёх лет. Все мы помним только либо службу, либо – войну, и то не уверены, что это было наяву. И уж подавно не помним ничего хорошего, поэтому и ненавидим таких как ты: счастливых и ухоженных чистоплюев, радующихся жизни. А нам вот нечему радоваться, кроме мутного самогона. Ты правильно подметил, что милые девушки – не для меня, урода! А я тоже хочу жить, как другие, как ты! И я знаю, что мне это не светит. Поэтому я ненавижу тебя! Поэтому я и пошёл на всё это и я постараюсь сделать всё, чтобы ты не вернулся к своей счастливой жизни, даже если и не смогу сделать ничего. Но кроме меня здесь ещё есть люди…