Рыцари Генома

Валентин Рябинин

Рыцари Генома

Ода Любви

Безумной страсти ураган

И нежности поток,

Бездонный счастья океан

И сладости глоток.

Прекрасна словно луч зари,

Желанна навсегда,

Как Солнце пламенем горишь,

Сияешь как звезда.

На созидание зовёшь

Шедевров, храмов, строк

И Жизни новой ты несёшь

Божественный исток.

То неприступна как стена,

Жестока как судьба,

То – догола обнажена,

Покорна как раба.

При всех – порочна и чиста,

Бесстыдна и скромна,

И чья-то робкая мечта…

Да сбудется она!

Глава 1. Страна Оз

Столкнув с себя пляжную подстилку и слегка поёрзав головой по подложенной под неё спортивной куртке, свёрнутой рулончиком, Дмитрий сладко потянулся всеми суставами. Робкое рассветное солнце ещё не грело, но уже ласкало, всё увереннее оттесняя ночную прохладу. Удивительная свежесть во всём теле, а особенно – в голове, – ощущение совершенно новое: ведь Дмитрию ещё никогда не доводилось проспать целую ночь на свежем воздухе под открытым небом. Так выспаться за какие-то шесть часов несмотря на все твёрдые неровности почвы, почти не смягчаемые туристским ковриком – это удивительно! Давным-давно уже он так не высыпался, даже на отдыхе. И комары совсем не докучали: видимо, этот китайский акустический отпугиватель всё-таки действует. Дмитрий нехотя, ещё находясь во власти сладостной дремотной истомы, открыл глаза. Вверху – раскидистая, хотя и не густая крона низкорослого дубка, вокруг – полусухая степная трава, источающая упоительные ароматы. Ласково прохладный рассветный воздух едва движется, почти не касаясь травинок и листиков. Насекомые, истошно верещащие весь день, ещё не проснулись. Полная тишина, только шорох ящерицы где-то совсем рядом. Крупный, в палец длиной, зелёный богомол на ветке сантиметрах в тридцати от лица спокойно поедает добычу. Как приятно лежать, не шевелясь, хотя спать уже совсем не хочется. Несколько глубоких вздохов, и бодрящий утренний воздух наполняет лёгкие и всё тело, разгоняя остатки дремоты. «Где же это я теперь? Двенадцать километров от кемпинга по шоссе – вчера, и ещё двенадцать надо пройти – там меня обещали ждать с половины дня. А вернее всего, мне придётся их ждать. В гору поднялся только для ночлега, чтобы подальше от дороги. Что там осталось на завтрак? Здесь поблизости – родничок, надо будет набрать свежей воды.

Какое прозрачное небо там, до самой-самой выси (что там у нас?… стратосфера?). А каким тёмным оно было ночью! А какие на нём были звёзды! И сколько их было! Эту красоту не передать и не вообразить, не увидев. Ею можно только любоваться и упиваться. По-настоящему тёмная ночь, по-настоящему чёрное на всю глубину бездонное небо и по-настоящему сияющие звёзды. И эта чернота и бездонная глубина не давят, не топят в себе и не пугают чем-то, в них таящимся. Они ласкают и убаюкивают до полной безмятежности, поднимают, лишая веса, и уносят в свои бесконечные выси и дали прямо в гущу бесчисленных созвездий. В такую ночь можно пригрезить о самом невероятном и несбыточном, и эти грёзы станут упоительной реальностью до самого рассвета. Крым – лучшее место в мире! Где ещё можно окунуться в такую волшебную и самую настоящую на свете ночь? И где ещё можно так чудесно и безмятежно выспаться прямо на голой земле? И где ещё можно позволить себе никуда не спешить, отстав от группы? Вот так с рюкзачком здесь за неделю столько почерпнёшь, будто весь свет обошёл. А с лупой и пинцетом на четвереньках между вот этими тремя камнями за весь день не соскучишься и на целую книгу всячины увидишь. А если подняться на эту гору, или лучше – вон на ту. Если там на вершине найдётся незаросшая площадка, какой вид с неё откроется! Горы и горы, скалы и ущелья. На склонах – рощицы вперемежку со степью, в долинах – виноградники и озёра. И среди всего этого великолепия можно идти и идти, думая только о том, что видишь вокруг, и ни о чём больше. Где ещё такие удивительные места в диком виде доступны простому человеку со средним достатком? Где ещё они не поделены на участки и не ограждены колючей проволокой с табличками «Частная собственность»? А море! Оно здесь родное, приветливое и ласковое, простое и знакомое, «на ты» и тоже дикое, нетронутое, как у Грина. В него можно погрузиться, просто сойдя с дороги где угодно без всякой пляжности, и оно примет тебя в свои объятия так же нежно и искренне, так же просто и бесхитростно, так же естественно и гармонично, так же дико и первозданно, как принимало тех, кто ещё только становился людьми. Войдя в него, ты можешь почувствовать себя единым с ним, единым с этой первобытной красотой, услышать её непреодолимый зов сквозь прошедшие века, и тебе уже не захочется ничего другого. Где ещё такое найдёшь? Разве что Бог знает где за огромные деньги… Как так могло получиться, что отстал от группы? Хотя, это и хорошо. Во-первых – всё же приключение. Во-вторых, два дня в одиночестве в таком месте – тоже своя прелесть. А в-третьих, не зря, чувствую – не зря так случилось, что-то должно произойти, что-то необычное, как в прошлом году… Место здесь такое: тут всегда и обязательно что-нибудь необыкновенное случается».

Вчера Дмитрий долго лежал, глядя на звёздные россыпи, и вспоминал прошлогодний отпуск, вернее, тот самый эпизод. Вспоминал старательно, во всех подробностях, каждый раз припоминая новые, уже в который раз (наверное – трёхсотый), и всегда – с упоением. Но вчера это упоение было особенным, настоящим блаженством. Ведь он снова был в этих краях, а значит – совсем рядом, и грёзы о том, что воспоминания могут стать реальностью, текли нескончаемым потоком, заполняя всю бездонную глубину этой волшебной ночи.

Железнодорожный вокзал – это ещё не конец пути: ещё – сорок минут через степь на маршрутке. А до этой маршрутки ещё надо дойти, а затем – в неё втиснуться со всем своим рюкзаком. Однако дошёл, втиснулся и даже сел (повезло!) в уголочке возле самой задней двери. Это удобно: не надо будет потом продираться к выходу. Жара ужасная, несмотря на сумерки. Автобус стоит ещё минут двадцать, томя духотой и нетерпением, затем, наконец, очень лениво и натужно трогается и начинает занудно петлять по городским улочкам. Скорее бы уже выехать на трассу: там, может, хоть в окно подует. В салоне не протолкнуться, однако автобус пунктуально тормозит у каждой остановки. И как народ умудряется в него влезать?! На самом выезде из города под очередным навесом – совсем юная девушка, похоже, только со школьной скамьи, рядом с ней – мальчик-подросток. В руках – две большие картонные коробки, а в глазах – надежда. Ну вот вам-то с вашими коробками уж точно не втиснуться! Однако задняя дверь замирает прямо напротив них. Пассажиры сочувственно ужимаются, как могут, освобождая крошечный пятачок у самого входа. Мальчик вскакивает на него и принимает коробки у девушки, которая при этом ещё и говорит по телефону, прижав его плечом к уху. Коробки участливо берёт один из сидящих, взгромоздив себе на колени и, кажется, сразу же пожалев об этом. Девушка наконец поднимается на ступеньку и, полувися на ней, устало опирается спиной о закрывшуюся дверь. Автобус трогается и, похоже, дальше уже точно пойдёт без остановок. «Уступить бы место» – подумал Дмитрий. Но здесь просто не развернуться, тем более – с рюкзаком. Тогда он поднимает этот огромный (и чего это, интересно, в нём так много и тяжело?) рюкзак на колени и приветливым жестом приглашает девушку занять освободившийся клочок пространства: всё-таки, хоть чуть-чуть, но удобнее. Она, измученно улыбнувшись, благодарно кивает и проскальзывает в закуток, оказавшись совсем рядом, прямо вплотную – всего лишь через рюкзак. И только сейчас Дмитрий обращает на неё внимание и, сразу отметив, что она очень мила внешне, начинает осторожно, чтобы не обнаружить своё любопытство, её разглядывать. Небольшого роста: примерно ему по грудь. Почти, но не жгуче чёрные волосы собраны на темени объёмистым шариком. Жёлтая футболка и чёрные трико, завёрнутые до колен, хорошо очерчивают невызывающую, но очень аккуратную и пропорциональную фигуру (это он успел заметить, когда она поднималась со ступеньки). Лицо, а точнее – личико, почти идеально круглое, прямо – яблочко!!!, загорелое и упругое, несёт едва уловимые, даже непонятно – в чём именно, азиатские штрихи, придающие ему некоторую и очень мягкую диковатость. И при этом – большие и выразительные тёмно-карие глаза в густых ресницах под тоненькими плавно изогнутыми бровями. Губы весьма скромные, очень умеренной полноты и совсем чуть-чуть вывернуты наружу, одним словом, не сулящие жарких поцелуев и, уж тем более, не до ушей. Но удивительно гармоничные всему лицу и, судя по всему, очень нежные. Изящная и совсем тёмная при сумеречном свете рука, согнутая в локте, непринуждённо лежит на рюкзаке Дмитрия. Ладонь и пальцы с коротко подстриженными ногтями словно наполнены соком, скрывающим очертания косточек и сухожилий, и делающим их гладкими и ровными, но при этом ничуть не полня. Прямо так и хочется положить свою ладонь сверху!… Тут Дмитрий краем глаза замечает, что автобус уже въехал в посёлок, и совсем скоро – его остановка.

– Я сейчас выхожу, – обращается он к девушке. – Вы сядете на моё место.

– Я тоже выхожу на следующей, совсем рядом, – отвечает она нежным и, в то же время, звучным голосом. – Спасибо.

– Вы – местная? – неожиданно для самого себя спросил Дмитрий.

Девушка вдохнула, чтобы ответить, подняв при этом глаза чуть выше, до уровня его глаз. И тут вдруг произошло нечто, чего Дмитрий до сих пор не смог ни понять, ни осмыслить, ни хотя бы толком охарактеризовать. Это нечто до сих пор при воспоминании бросало его в дрожь, причём непонятно – тревожную или сладостную, скорее всего – ту и другую одновременно. Их глаза встретились зрачки в зрачки. Дмитрий хотел было из деликатности опустить глаза, но не успел. В её глазах на мгновение блеснуло несказанное удивление, будто она увидела чудо из чудес. Затем его сменило выражение страсти и алчности, а зрачки вдруг сильно расширились, став необъятно глубокими. Эта необъятная глубина, властно схватив зрачки Дмитрия так цепко, что он оказался не в силах отвести глаза, проникла сквозь них куда-то в глубь мозга, заполнив его собой. Мерцающие и переливающиеся, почти осязаемые волны и импульсы хлынули в его голову и побежали по каким-то, внезапно открывшимся в ней бесконечным галереям и лабиринтам, словно повинуясь командам этих хорошеньких пальчиков, бегающих по клавиатуре. Проникший в его голову взгляд словно что-то упорно высматривал, выискивал и читал в её глубинах. Затем он, словно какой-то невероятный зонд, проник дальше, в тело и, разветвившись, внедрился во все органы, ткани и клетки. Он перебирал и ощупывал их, посылая в них какие-то сигналы, читая их строение и структуры вплоть до биохимических. Продолжалось всё это, казалось, целую вечность, вызывая в теле самые разнообразные ощущения, среди которых, однако, превалировали необъяснимо приятные. На самом же деле это удивительное исследование длилось всего лишь две или три секунды, после чего весь этот букет неописуемых ощущений в несколько мгновений угас, зонд мягко покинул его тело, и Дмитрий почувствовал себя свободным от оцепенения.

– Да, я – местная, – сбивчиво ответила она, опустив глаза.

На загорелом лице не было видно появившейся краски, но Дмитрий ясно почувствовал, как вспыхнули её округлые щёчки.

– Увидимся… – полувопросительно, полуутвердительно сказал Дмитрий, обхватил руками свой рюкзак и, поднявшись и приветливо кивнув, шагнул к двери.

Она не села на его место. Она осталась стоять вплотную позади. Дмитрий вдруг почувствовал плечами и затылком её взволнованное дыхание и исходящее от неё живое и ласковое тепло. И ещё – запах: упоительный нежный аромат тёплого молока с липовым цветом, розой и ещё с чем-то пьянящим и зовущим то ли в головокружительные заоблачные дали, то ли просто в тихий укромный уголок. Ну как тут не вспомнить «Парфюм» Патрика Зюськинда?… Дверь открылась, и Дмитрий шагнул вниз.

– Мы увидимся! – эта фраза ему в спину прозвучала настолько твёрдо, что он даже усомнился в том, что её произнесла Она.

Они не увиделись, случай больше не свёл их пути. Дмитрий же и не попытался предпринять в этом направлении каких-то активных действий, так как не стремился к этому. Он понимал, что всё равно должен будет вернуться домой и едва ли сможет оказаться для неё единственным и неповторимым. Так что лучше не углублять и не усугублять. Он оставил этот эпизод как сладкое воспоминание, как почву для бесчисленных радужных фантазий и несбыточных мечтаний. После шести лет несчастливого брака и четырёх лет одиночества в безуспешных попытках обрести счастье, на грани отчаяния он очень нуждался в них. Уносясь в мир грёз о желанном, легче было противостоять жестокой реальности. А мимолётные курортные романы были не для него: не тот он был человек. Но именно эти шесть и четыре безвозвратно потерянных года требовали хоть какой-то компенсации, хотя бы виртуальной. Поэтому фантазии, рождаемые его воображением, были самыми фантастически изощрёнными, феерически сияющими, упоительно сладостными и бесстыдно откровенными. А уж как только в них не представала его героиня! В королевском наряде и изумрудной диадеме несущаяся в роскошном кабриолете. В титановых доспехах с двумя ятаганами в руках верхом на саблезубом тигре… В пышном розовом платье с венком на голове и огромным букетом разноцветных роз… В скафандре с разбитым забралом выносящая из пылающего звездолёта двоих младенцев… В пикантном восточном наряде среди ковров и россыпей золотых монет обнимающая большого павлина с развёрнутым хвостом… В голубом халате, округлой шапочке и марлевой повязке на лице с лазерным скальпелем склонившаяся над операционным столом… И, разумеется, совершенно обнажённая в объятиях невероятно запутанной абстракции со смутно угадывающимися его, Дмитрия, чертами. Это – лишь небольшое число наиболее визуально понятных из несметного множества, не говоря уже о более простых и близких простому человеку, житейских и бытовых. Ему было приятно воспринимать её как недосягаемый идеал, осознавать, что она где-то существует, может быть, иногда вспоминая этот крошечный эпизод. И весь последующий год он с нетерпением ждал очередного отпуска вовсе не в надежде на новую случайную встречу с ней, а просто чтобы снова оказаться в том месте и может быть… да чего там скрывать от самого себя: разумеется, мечтал! Но при этом он так ни разу и не задумался о том, что же так взволновало её тогда, и что означал этот таинственный, обездвиживающий и явственно осязаемый взгляд в его глубины. Время и житейская обыденность постепенно успокоили и сгладили впечатления, сделав их просто приятными воспоминаниями.

И вот он снова здесь, готовый к новым неожиданностям (разумеется, приятным, а неприятных не надо!), с душой, распахнутой навстречу чудесам этого чудесного края. Упаковав вещи, Дмитрий отправился к роднику, где, умывшись, наполнил две бутылки про запас. Затем, съев два оставшихся бутерброда с холодным кофе, двинулся в гору, рассчитывая спуститься на дорогу по противоположному склону. Противоположный склон оказался неожиданно скалистым и гораздо более крутым с множеством глыб и осыпей. В душе Дмитрия сразу вспыхнул юношеский азарт скалолаза и охотника за горным хрусталём, которым он, будучи подростком, неизменно пылал, оказавшись среди подобных скал. Они влекли его неудержимо, и он отдавался в их гранитные объятия и заключал их в свои, ничего не боясь и ни о чём не думая, а лишь упивался единением с их необъятностью и незыблемостью. И теперь он, нисколько не задумываясь и не колеблясь, сбросил рюкзак и, повинуясь вынырнувшему из памяти юношескому порыву, двинулся к ближайшему уступу. Взобравшись на него, Дмитрий, как когда-то, прижался всем телом и щекой к прохладному шершавому камню и почувствовал себя на вершине блаженства. Он словно вернулся в те свои годы, когда ему для счастья не нужно было больше ничего, кроме этой прохлады и шершавости, пропасти внизу и безграничного простора вокруг.

И скала, словно почувствовав его любовь, тут же вознаградила его. Стоило Дмитрию сделать несколько шагов по узенькому карнизу, как он буквально уткнулся лицом в широкую щель, в которой прямо на уровне его глаз сидела превосходная кварцевая друза, ощетинившись десятком чистейших кристаллов безупречной формы толщиной от мизинца до большого пальца. Дмитрий был ошеломлён: найти что-нибудь подобное он мечтал всю жизнь! Он долго любовался этим совершенством, затем вынул нож и, вставив клинок в узенькую трещину, словно специально сделанную как раз там, где нужно, с силой ковырнул камень. Хрустнув, каменная пластинка вместе с кристаллами отделилась от породы и скользнула прямо на подставленную ладонь. Сжав в руке драгоценный трофей, Дмитрий решил, что не стоит больше испытывать судьбу, и несколькими осторожными шагами вернулся обратно. Присев на рюкзак, он раскрыл ладонь и подставил кристаллы солнечным лучам. Словно поймав в себя свет, грани заиграли искрящейся радугой, переливаясь и бликуя так, что даже зарябило в глазах.

И вдруг что-то заставило Дмитрия поднять глаза вверх по склону. Там, почти у самой вершины, на фоне прозрачного неба он увидел ясно различимые колыхания воздуха, как при конвекции от раскалённого песка или асфальта, только не вертикальные, а какие-то беспорядочные, без всякого направления. Участок склона перед ним, совсем небольшой, буквально – пятно, волнообразно искажался, словно кто-то дул на его отражение в воде. Дмитрий даже испугался: не теряет ли он сознание, и не происходит ли это лишь в его глазах. Однако через мгновение волнующееся пятно вдруг разорвалось (именно разорвалось!), и из этого разрыва, который тотчас сомкнулся, будто его и не было, вылетел какой-то странный предмет, с огромной скоростью устремившийся вниз по склону. Пятно искажения тут же исчезло, а загадочное тело продолжало нестись вниз с горы, вихрем пролетев мимо Дмитрия, который даже машинально отбежал в сторону, хотя оно всё равно не задело бы его. Но быстрота, с которой оно двигалось, пугала даже на расстоянии. Оно летело, кувыркаясь и катясь по земле, подскакивало на ухабах и пролетало по несколько метров по воздуху, переворачивалось и тяжело ударялось о большие валуны, даже сдвинув несколько из них с места, меняя при этом направление полёта. Наконец оно, достигнув обрыва, под которым Дмитрий нашёл свой кварц, сорвалось с него в пропасть.

Что это было?!! При таком бешеном кувыркании очень трудно было понять его очертания. Дмитрий успел лишь разглядеть, что это было какое-то крупное животное: у него было туловище, возможно – голова, четыре конечности и длинный гибкий хвост, которым оно старательно, но безуспешно пыталось затормозить своё падение. Дмитрий в ужасе бросился к краю обрыва. Пропасть, правда, была совсем неглубокой, всего около полутора десятков метров, к тому же дно её сплошь заросло низкорослыми, но раскидистыми деревьями с густыми пышными кронами. Перелетев через край, животное, словно белка-летяга, растопырило конечности, распластавшись в воздухе в последней попытке замедлить падение, и выписало хвостом замысловатую фигуру, что позволило ему слегка изменить траекторию полёта. Наконец оно со всего лёту рухнуло прямо на кроны покрывавших подножие горы деревьев, которые, ломаясь под неистовой силой удара, всё же немного отпружинили его вверх и вперёд. Взлетев в последний раз, тело ещё дважды перевернулось в воздухе, затем тяжело и звучно шмякнулось спиной на каменную россыпь. Голова, со всего разгона ударившись затылком о большой камень, безжизненно мотнулась по нему туда-сюда и замерла.

Дмитрий, стоя на краю обрыва и глядя на распростёртое внизу неподвижное тело с торчащими вверх и в стороны конечностями и запрокинутой головой, был потрясён и подавлен. У несчастного неизвестно кого, без сомнения, не осталось ни одной целой косточки и ни одного неразмозжённого органа. Да что там органа! Совершенно очевидно, что внутри у него сейчас – сплошное кровавое месиво: все эти ужасные удары, что ему пришлось претерпеть, наверняка превратили в кашу не только органы, но и ткани, да и клетки – тоже. Ведь удар о препятствие на такой скорости да такой массой неизбежно рождает большие перегрузки и сдавливание тканей друг другом, словно прессом – да тут все клетки полопаются! Дмитрий озадаченно почесал затылок: «А как оно могло развить такую скорость? Простым падением на таком расстоянии так разогнаться никак невозможно. Его словно сбросили с большой высоты или выстрелили им из катапульты. И откуда оно вообще взялось?!! Ведь оно появилось не из-за вершины горы. Оно появилось на уровне во-он того камня, появилось… из ниоткуда! Оно появилось… из того странного конвекционного пятна! Нет, здесь что-то не так! Чертовщина какая-то, галлюцинации! Дмитрий помотал головой. Никакого пятна нет и в помине, но ведь существо – вон оно – лежит там же и никуда не исчезает! И какое оно, однако, странное: не похоже ни на одно известное животное таких размеров. Но кого-то очень сильно напоминает. Нужно сейчас же спуститься – посмотреть. Правда, выглядит оно жутковато, но бояться его уже явно не стоит. Где у меня, кстати, фотоаппарат? Хоть последнюю память о несчастном увековечу. А может быть, и науке послужу: вдруг какой-нибудь новый вид – уж очень странно выглядит! Я хоть и не биолог, но кое-что в этом, всё-таки, понимаю».

С этими мыслями Дмитрий вскинул на спину рюкзак и стал торопливо спускаться, огибая обрыв. Он почти бежал, то и дело оступаясь и подкатываясь на осыпях, с трудом держа равновесие. Минут через десять он, сильно запыхавшись и вспотев, достиг подножия горы и стал продираться сквозь жёсткие и колючие заросли к месту падения непонятного существа, буквально прорубая себе дорогу двумя ножами. Пройдя с ожесточённым боем полсотни метров, исколотый и исцарапанный, он выбрался, наконец, на обширный свободный участок, покрытый каменным крошевом и низкой травой с разбросанными тут и там валунами. Существо лежало на небольшом возвышении, буквально впечатавшись в него, что красноречиво говорило о силе последнего, казалось бы, уже значительно ослабленного деревьями удара о землю. Дмитрий с замиранием приблизился до расстояния в несколько метров. То, что он увидел, показалось ему фантастическим сном, ибо этого просто не могло быть на самом деле. Перед ним, неестественно изогнувшись, раскинув задние ноги и бессильно опустив передние, лежала гигантская крыса. Это не был представитель ни куньих, ни виверр, ни лемуров, и уж тем более – не кошачьих. Это была именно крыса, о чём ясно говорили все формы и пропорции тела, форма морды и ушей, два пучка длинных вибрисс позади носа, строение ног и главное – упругий змееподобный хвост. Однако размеры её были далеко не крысиными: они были настолько огромными, что, встав на задние лапы, она ростом не уступила бы Дмитрию! Но самым поразительным было не это. Всё тело животного, включая хвост и изрядно потрёпанные уши, вместо шерсти покрывала чешуя! Продолговатые, заострённые на конце чешуи с ребром по центру имели странный серо-фиолетовый цвет. Размером с фалангу большого пальца (на морде и ушах – соответственно меньше) они выглядели очень мелкими в масштабах всего тела, отчего тело было словно одетым в кольчугу. На хвосте чешуйки были ещё мельче, и он выглядел вполне по-крысиному, если не считать гигантских размеров. Сильно изогнутые и невероятно острые, весьма зловещего вида когти также имели фиолетовый оттенок и блестели на солнце, словно металлические. Дмитрий вспомнил панголинов, также покрытых чешуёй и имевших длинные мощные когти. Но это животное нисколько на них не походило хотя бы тем, что они были гораздо меньших размеров. Кроме того,, их чешуя была крупной относительно размеров тела, которое было весьма неуклюжим. Тело же этого существа было очень красиво сложенным, строго пропорциональным, мускулистым и грациозным. По всем этим качествам оно вполне могло сравниться с кошачьим. Дмитрий даже залюбовался им, отметив, что оно выглядит гораздо более гармоничным, чем тело обычной крысы. Рассматривая диковинное животное, он, незаметно для себя, подвигался всё ближе и ближе, в конце концов подойдя почти вплотную. Его особенно заинтересовали сухие жилистые лапы и, в частности, когти, которые производили впечатление металлических колпачков, надетых на пальцы. Имея порядочную длину, острые внутренние края и, в особенности, необычайно тонкие иглоподобные кончики, они, без сомнения, представляли собой грозное оружие… Тут Дмитрий увидел такое, что вновь был глубоко поражён: большие пальцы на передних лапах животного противостояли ладони и четырём остальным прямо по-человечески, то есть эти лапы могли по-настоящему схватить. Он даже отступил на два шага назад, так как ему вдруг показалось, что лапа, на которую он смотрел и уже хотел потрогать коготь, сделала хватательное движение! Это было ещё одним глубоким отличием разбившегося существа почти от всех животных. «Какой-то уникальный реликт, – подумал Дмитрий. – Возможно, последний представитель неизвестного вида, и вот, на́ тебе – погиб!» И только сейчас, после этой мысли, ему вдруг бросилось в глаза то, что распростёртое на земле тело совсем не выглядело разбитым, изломанным и искалеченным. Оно даже не выглядело мёртвым, в его внешнем виде не было того непонятно чего, что безошибочно указывает на смерть. Напротив, оно выглядело подтянутым и наполненным упругостью напряжённых мышц, готовых в следующее мгновение подбросить его и поставить вертикально. Дмитрием тут же овладело чувство готовности к тому, что существо вот-вот вздохнёт и начнёт двигаться, пробуждаясь от шока. «А может быть оно и вправду не умерло?» – мелькнула мысль, порождённая скорее – надеждой, чем какими-то визуальными признаками. И вдруг, словно бы подтверждая её, веки существа дрогнули, и оно приоткрыло глаза! Несмотря на чувство готовности, это было столь неожиданным, что мысли в голове у Дмитрия совсем перепутались, и он буквально заметался на месте, не понимая, что делать. С одной стороны, он очень хотел, чтобы животное подало признаки жизни, так как проникся у нему состраданием и необъяснимой симпатией. С другой стороны – перед ним было неизвестное и очень странное существо, и было совершенно непонятно, чего можно ждать от него, ожившего. К тому же вслед за глазами у него приоткрылась пасть, и Дмитрию предстало совсем уж пугающее зрелище: на каждой челюсти кроме похожих на бритвы резцов, которые, правда, были значительно меньше, чем у обычных грызунов, торчали по две пары клыков! Первые были почти прямыми и довольно длинными, вторые же заметно загибались назад, значительно расширялись к основанию и имели очень острый внутренний край. Дмитрий невольно попятился. «Что-то среднее между зверем и пресмыкающимся, зверозубый ящер какой-то!» – подумал он. Было совершенно ясно, что животное, вооружённое такими когтями и зубами в сочетании с гибким мускулистым телом, могло быть только хищником. А то, что оно после такого падения осталось живым, говорило о невероятной живучести и стойкости тканей и органов. Всё это логически наводило на мысль о том, что от него лучше держаться подальше и, раз оно начало приходить в себя, постараться, пока не поздно, унести ноги. Однако у Дмитрия, как ни странно, не было ощущения грозящей ему опасности, и он совсем не задумывался о том, что произойдёт дальше. Единственной мыслью, вертевшейся сейчас в его голове, был вопрос: что это за существо и откуда оно взялось? Он совершенно непроизвольно пытался связать его внешний вид, внезапное появление на пустом месте, стремительное и жестокое падение с горы и необъяснимое возвращение к жизни. Разумеется, все эти составляющие, а тем более – их совокупность, не имели и не могли иметь никакого здравого и логического объяснения.