Дороже жизни. Сага Иного мира. Книга первая. Часть I

«Что-то вроде кувшинчика для полива цветов», – подумал Грой.

– Рабыни из новеньких визжат, как недорезанные, когда их впервые окатит горячей водой из этих дырок, – добавил кормчий. – Так и норовят сигануть из лохани с перепугу. Однако шиш! Ошейниками они пристёгнуты вот к этим кольцам. Потеха! Зато потом рабынь не оторвать от серебряной цепи: тянут и тянут с хохотом, мои ребята не поспевают воду греть. Бывало, все дрова изведём за одну прогулку по Глиаере. А если потянуть вот эту цепь, медную, то мутная вода вытечет из купального чана через дырку в трубу, а по трубе за борт. Цепь открывает затычку в дырке, они там, сбоку. Глядите: вот эта дырка и эта затычка.

И кормчий светил факелом, склоняясь над лоханью. Повествуя об устройстве сооружения для купаний, он обращался исключительно к дочери купца, памятуя наказ лорда, видимо.

– Отхожие места на «Гиганте» устроены точно так, как и лохань для купаний, – в голосе у кормчего зазвучала гордость. – Они вроде маленьких лоханей, и тоже с дыркой. Хитроумнейшее устройство, господин! Навоз людской смывается за борт водою! Все эти чудеса привезли из Сахтаръёлы, за большие деньги. Такие точно нужники имеются в носу корабля, но они для гребцов и воинов. В отдельной каюте с плотной дверью. Потому на корабле двести гребцов и сотня воинов, а ничуть не воняет. Но в ваших каютах, господин, свои отхожие места, личные. Из чистого серебра. Господам неприлично справлять нужду при простолюдинах. Они за дверцей…

И кормчий распахнул неприметную дверцу, демонстрируя серебряное устройство личного пользования.

– Этот корабль строили лучшие корабелы Линглы, – и кормчий вдруг помрачнел. – Он удобен. Он для свободных людей и для дальних походов в те края, где вечное лето. На вёслах «Гиганта» всегда сидели весёлые воины в длинных кольчугах поверх чистых рубах, они пели песни, держа дружный ход вёсел. Но скоро сюда пригонят плотников с кузнецами, вбивать в дубовые скамьи крепкие кольца для кандалов. И настанет в галереях вонища. Вы не беспокойтесь, господин, двери туда закрываются плотно. Это моим ребятам придётся выносить вёдра за немытыми рабами, нюхать их запахи и стегать их плетью. И выбрасывать за борт трупы тех, кто надорвался у вёсел.

– Какой огромный корабль… – смущалась Гроя, старательно отводя взгляд от витража. – Отец, о каком грузе говорил этот человек?

Она немного робела перед кормчим, волосатым и страшным.

– Завтра на корабль начнут привозить товары Гильдии, – уклончиво ответил дочери Грой. – Такова милость короля к пострадавшим торговцам. Я же получил вспомоществование от одной влиятельной и благородной личности. Прикуплю товар для выгодной торговли и вернусь дней через пять, дочь.

– Я тут одна останусь? – испугалась Гроя.

– «Фец Гигант» сейчас самое безопасное место в стране, госпожа, – тихо напомнил о себе кормчий. – Между нею и палубой только сходни, а их легко убрать. Борт высок, не забраться. Палуба под надёжным присмотром моих сыновей. Они храбрые, владеют оружием и выполнят любой твой приказ.

Гроя неуверенно глянула на отца, тот слегка опустил и поднял веки: да, кормчий говорит правду, дочь. Эти бандиты будут охранять тебя.

И добавил громко:

– На корабле Его Всевластия торжествует беспощадный закон. Потому на берег не сходи, Гроя. Там тебе делать нечего. Здесь тебя охраняют ценою своей жизни.

Одиннадцатая рабыня

Гроя была недоверчива. И не то, чтобы сходить на берег, она не казала носу даже на палубу. Едва ранним утром ушёл её отец, на пристани поднялись ужасные гвалт и ругань. Там заревели быки, заскрипели арбы и зазвенел металл: это нагрянули купцы, и каждый норовил погрузить свой товар первым, перекричав собрата по несчастью. Невозмутимый кормчий, обойдя все арбы и прикинув на руках вес слитка меди с каждой, молча указал на одну арбу. И растопырил перед возбуждёнными купцами пальцы обеих рук, шесть раз подряд. Это значило, что корабль примет на борт груз шестидесяти телег; таких, как эта. После чего кормчий принялся пересчитывать слитки в арбе, ставя кинжалом зарубки на весле, коих валялось повсюду множество, теперь уже совершенно ничейных.

Поскольку все арбы были нагружены по-разному, купцы сцепились в споре, полагая, что интересы последнего могут быть – и наверняка будут! – ущемлены. Они носились между арбами и пересчитывали слитки, что-то вычисляли, тыча друг другу под нос кусочки пергамента. Сыновья кормчего меж тем старательно рисовали мелом на палубе «Фец Гиганта» шестьдесят растопыренных ладоней, высунув языки в творческих усилиях, а воины портовой стражи посмеивались и перебрасывались шутками, наблюдая за купеческой суетой и драками в большой толпе оборванцев-носильщиков: там тоже не собирались отдавать чахоточному конкуренту свою медную монету за погрузку товара на корабль. Наконец, всё улеглось. Самые сильные носильщики принялись грузить медь в трюм, а один из сыновей кормчего отмечал мелом на палубе каждый слиток, проводя черту точь-в-точь супротив зарубок на лежащем весле. Когда зарубки заканчивались, он тряпкою «отрубал» один меловой палец на изображении ладони.

К полудню подъехали ещё арбы с медью и среди купцов вновь затеялась потасовка.

Улеглась сумятица на пирсе только к вечеру, когда все меловые пальцы были отрублены, изображения искалеченных рук стёрты и смыты, корабль грузно осел в воду, а сыновья кормчего втащили на палубу «Фец Гиганта» сходни. С причала, переругиваясь и похохатывая, разошлись довольные носильщики.

Гроя затосковала в своей каюте ещё к полудню, пощипывая съестное, которое отец разложил на столе, освободив сумку из бычьей кожи для своей подозрительной поездки. Девушка терялась в догадках: откуда взялись дорогие яства и сама сумка? На какие деньги отец намерен закупить таинственный товар? Что за влиятельная личность ссудила ему деньги и в какой рост? – ростовщики жадны, а уж после каждого мятежа они кровь пьют из разорённых купцов. Где отец сыскал благородного ростовщика?

Ей захотелось пить, но в большом ведре плескалась солоноватая вода для мытья пола, а в глиняном кувшине из отцовской сумки оказалось очень вкусное вино, от которого Гроя сразу уснула. Очнулась она уже на вечерней заре и только-только решила поделить оставшуюся провизию на четыре равные части, как в дверь каюты неумело постучал кулачок подростка: то был младший сын кормчего, рыжеватый и веснушчатый плут лет пятнадцати. На деревянном подносе дымилось горячее варево в оловянной чашке и стоял большой кубок.

– Госпожа, на корабле заведено есть вечером. Но если ты хочешь питаться утром или днём, мы будем варить тебе отдельно в любое время, так велел отец. Хоть три раза на дню!

– Нет-нет, я как все…

От вынужденного безделья Гроя изучила обустройство всех кают: своей, отца, обоих пустых и самой большой, с купальным чаном. Следующие четыре дня показались ей ужасными. На палубе закричали сиплые голоса, в галереях для гребцов застучали молотки о стамески и зазвенело железо. Потом затопали сотни ног, засвистели плети и понеслась грубая ругань:

– Этих в трюм, в клетки, остальной скот приковать к вёслам!

Снова зазвенело железо, уже на палубе, это кормчий давал сыновьям уроки владения мечом и боевым топором.

Когда за дверью из морёного дуба хриплый голос произнёс почтительным тоном: «Госпожа, ты велела предупредить, когда вернётся твой отец», то Гроя выпорхнула из роскошной каюты и застучала деревянными каблучками по лестнице:

– Иду, иду! Лечу!

Она обрадовалась простору бухты под иссиня-ярким небом, бликам на чистой воде, крикам чаек, вдохнула смолистый воздух и… остолбенела: по деревянным сходням вереницей поднимались на корабль нагие девушки, с десяток. Все молодые и красивые, все нездешней наружности – большеглазые, с точёными узкими личиками и с тёмной кожей. Шею и кисти каждой охватывали деревянные колодки, соединённые одной грязной верёвкой. Конец этой верёвки держал в руке… купец Грой. А на пристани с лихим гиканьем разворачивался здоровенный, крытый кожей и обтянутый железной сеткой тарантас, в каких перевозят рабов с Невольничьего рынка.

– Отец… – упавшим голосом произнесла Гроя – …это то, что я думаю?! Ты подался в работорговцы?!

Купец вздохнул.

– В презренный промысел?! – ахнула девушка. – Позорнее только дом страсти содержать! Для моряков и портовых грузчиков! Я теперь дочь работорговца?!

– Увы, увы… – понурился купец и передал верёвку кормчему, что-то ему сказав. – Ты не представляешь, Гроя, как глубоко я опечален твоими словами. Они жгут мне сердце раскалёнными углями.

– Прекрати словесные выкрутасы! – топнула ногой Гроя. – На меня они не действуют. А ну, верни рабынь туда, откуда взял!

– Чтобы их продали похотливым сластолюбцам и мучителям?! – ужаснулся купец.

Взор его стал невероятно честным.

– Отец, прошу тебя, оставь свои торговые штучки, – сквозь зубы попросила Гроя. – Я разозлюсь.

Купец вернул лицу прежнее выражение и вздохнул:

– Хорошо, Гроя, ты вынуждаешь меня открыть тебе очень опасную правду. Отойдём в сторонку.

У борта купец сунулся к уху девушки и прошептал:

– Я намерен дать им свободу.

– Это как? – растерялась Гроя.

– Я намерен дать им свободу, – твёрдо повторил купец. – Сама понимаешь, у нас такой поступок расценят как тайный призыв к бунту. Надо соблюдать осторожность. Поэтому мы плывём в Сахтаръёлу, там не знают рабства и не торгуют людьми. Всё будет шито-крыто.

– И как же ты вернёшь долг ростовщику? – недоверчиво поинтересовалась Гроя, опомнясь от растерянности. – Ты ведь деньги на рабынь занял у ростовщика? Только не лги. Ты не на торгах.

– Видишь ли, родная, – задумчиво начал купец и оглянулся на палубу, где кормчий выстраивал девушек в тесную шеренгу. – То, чем занимается у нас королевский суд, в Сахтаръёле отдано «сходу». То есть всем.

– Не поняла… – вымолвила Гроя подозрительно. – И что с того?

– «Сходом» называют крикливое народное сборище, – пояснил купец. – Обычно они бьют в колокол и бегут на большую площадь, решать любой вопрос и драться. Они все страшные противники рабства и потому выкупают рабов на свободу, мне известны такие случаи. Конечно, отдать тысячу медных монет за рабыню, чтобы отпустить её на волю – такое не под силу никакому правдолюбцу. Слишком большие расходы. Но отдать одну медную монетку?

– Запросто, – неуверенно предположила Гроя. – Я бы отдала.

– Вот! – торжествующе воскликнул купец. – Но если тысяча таких, как ты, соберутся на площади, и у каждого – одна монетка? Я верну все траты с большой прибылью. А медные монеты обменяю на золотые. Не возить же медь туда-сюда?

Гроя покусывала губы. Она размышляла над словами отца и была недоверчива.

– Погляди на этих несчастных, дочь! – взмолился купец. – Они грязны, худы, измучены голодом в трюме разбойничьего корабля. Я же знаю случаи, когда юные беглянки или красивые рабыни становились в Сахтаръёле служанками при богатых домах, а то и выгодно выходили замуж. Но кто возьмёт таких худышек-замарашек в служанки или в жёны? Просто отпустить их на свободу нет смысла: куда они пойдут с площади, став свободными? Побираться? Они даже милостыню не смогут выпросить. Языка не знают. Значит, им некуда идти.

– Некуда, – грустно согласилась Гроя. – Их выкрали и продали. Тебе, заядлому лжецу. Никогда не слышала, чтобы где-то были в ходу невесты-рабыни. Даже красивые.

– Но я говорю истинную правду! – торжественно провозгласил купец. – Там, в Сахтаръёле, молодые и красивые рабыни выходят замуж очень выгодно.

– Сказка какая-то, – заметила Гроя. – Сам говоришь, они худышки-замарашки. Их всех в свинарник определят. Значит, вот для кого натащили одеял и посуды в каюту… Ты заранее готовился рабынями торгануть.

– Не «торгануть», а совершить честный поступок, – поправил купец дочь. – И ты мне поможешь.

– Чем?

– Дочь, ты ознакомлена с устройством чана для купаний, – строго произнёс Грой. – В мельчайших подробностях. Снизойди к этим девушкам и отмой их от рабской грязи. На самом деле они не грязнули, они привыкли плескаться в тёплом океане. Верни им их истинный вид, причеши, научи пользоваться столовыми приборами и ознакомь с нашими привычками. Очень хорошо корми. Они должны пополнеть, округлиться телами и производить впечатление. Чтобы каждую прямо с площади сходов увели в знатные жёны. Помоги мне в моём замысле, дочь. Мы же с тобою в одной торговой лодке. В смысле, «на корабле». Сама ничего не таскай; тяжести, еду и прочее. Это строго-настрого вменено в обязанность сыновьям нашего кормчего. Командуй ими, как душа пожелает! Всё исполнят. О любой их нерасторопности сообщай мне.

Грой хотел ещё добавить пару назиданий, но его потащил в сторону кормчий, бесцеремонно, за локоть.

– Господин, это она… – упавшим голосом выдавил кормчий, в зрачках у него застыл испуг. – Одиннадцатая. Та, посветлее кожей. Самая красивая. С лиловыми глазами.

– Ты о чём? – не понял удивлённый Грой.

– О рабыне! – зашептал кормчий. – Это она зарезала ярла.

Купец озадаченно оглядел шеренгу рабынь, с которых сыновья кормчего уже снимали колодки, шумно сопя и норовя подольше касаться руками тёмных и гладких плеч невольниц. И рассердился:

– Глупости! Сам же сказал: «пятьдесят лет назад». Эти ещё и не родились в то время.

– Это она, – упрямствовал кормчий. – Господин, я не рассказал при твоей дочери самого главного и самого страшного. У неё змеи выросли из ладони!

– Чего-чего? – остолбенел Грой.

– Змеи! – зашипел кормчий. – Огромные! Четыре штуки! Она спиной к борту пятилась, руку с прозрачным кинжалом вытянула, чтобы сдержать воинов. Тут-то из её ладони змеи и полезли! Оскалились так, что все шарахнулись, кто куда: ведьма! А лезвие кинжала возникло ниоткуда и горело кровавым колдовским огнём! Не, были среди нас и отважные, кто не спрятался за бочки. Эти застыли истуканами и окаменели от страха. Потому она и ушла. Давай избавимся от ведьмы, пока она в колодках. В ней живут змеи, господин. Внутри. В кишках или в крови. Может, ползают под кожей. И повинуются ей. Так решили воины, когда мы плыли обратно. Давай накинем на неё внезапно мешок, завяжем покрепче, примотаем медных слитков побольше – я слетаю в трюм – и за борт её. Медь тяжёлая, сразу на дно утянет колдунью. Я ничего не скажу лорду Юлгу. Рабыней больше, слитком меньше. Кто их считает?

– Вы помешались на ведьмах в своей Виданоре, – помолчав и подумав, заявил Грой. – Ишь, «слитком меньше»… Из этой меди чеканят монеты! Ценную рабыню и дорогую медь готов утопить с перепугу. А всё потому, что в разбойных набегах вы пьёте настой из бешеных грибов, для храбрости. Ты и сыновей угостишь этой мерзостью, балбес. «Змеи»… От настоя и не такое почудится. Может, в тех краях и «скатов» никаких нет? Плоских рыб, что размером с быка? Может, вам и скаты мерещились с перепоя? Та храбрая девушка просто пырнула вашего главаря острым куском прозрачной раковины и уплыла к берегу среди морских черепах. Вот и всё. Она сейчас дряхлая старуха, если вообще жива. Дикари долго не живут. Едят что попало, травятся и быстро стареют.

Задумался:

– Может, это её внучка?

– Она прячет лицо! – с отчаянием выдохнул кормчий, оглянувшись на рабынь. – Она следит за нами и подслушивает! Она меня узнала!

– Прекрати! – прикрикнул, но не повышая сильно голоса, Грой. – И успокойся! Сколько лет тебе было на том корабле? Шесть? Семь? Никакая ведьма не распознает в тебе нынешнем семилетнего мальчишку. У тебя морщины, борода, ты храбрый морской разбойник, у тебя кинжал и сыновья. Будь же суровым мужчиной! Кстати, не вздумай сыновей пугать колдуньей. Не хватало мне паники на корабле.

– Видел бы ты тех змей, господин… – пробормотал кормчий.

– Избавлюсь от неё сразу, как приплывём, – пообещал Грой твёрдо. – Продам в тот же день. Прямо на пристани сбагрю за бесценок.

– Правильно, – с облегчением закивал кормчий. – Давай не снимать с неё колодки? И в трюм запрём. В трюме есть железные клетки, много. Туда её, под замок. Потерпит. Ведьмы живучие.

– Ещё одно слово о змеиной рабыне, и я пожалуюсь на тебя лорду, – пригрозил Грой. – Пусть подыщет мне другого кормчего.

– Молчу, господин… – испуганный кормчий склонился в поклоне. – Молчу.

Грой побывал в разных странах и много слышал о четвероногих людях с лошадиным телом, о женщинах с головою кошки, о могучих мужчинах с головою быка, о баранах с головою человека. Но ни разу в жизни купцу не удалось даже мельком увидеть плод отвратительного союза женщины-распутницы и похотливого животного. На всех базарах мира любопытным зевакам показывали только лысых обезьян, карликов и бородатых старух. Не ахти какое диво. Девушка-змея могла стоить целое состояние, и потому купец лично снял с подозреваемой в колдовстве невольничьи колодки, отбросил грязные деревяшки в кучу к другим, на топливо. И внимательно осмотрел ладони рабыни. К его разочарованию, никаких признаков змеиных нор на них не оказалось. Ладони как ладони, нежные и гладкие, словно у знатной госпожи. И не скажешь, что эти руки добывали своей хозяйке пропитание в диком лесу. Никаких намёков на шрам или разрез, скрывающий лаз под кожу. И вообще, вся кожа рабыни была безупречна, неоткуда и волоску вылезти, не то что змее. Да и сама девушка казалась робкой и послушной, с тихой печалью в огромных лиловых глазах.

Лишь на какую-то долю мгновения купцу почудилось, будто они глянули насмешливо из-под густых ресниц.

Грой надел на каждую из рабынь серебряный ошейник с резным замочком и, несмотря на протесты дочери, пристегнул к тем замкам длинную серебряную цепочку.

– Это затем, чтобы не было толчеи и сутолоки, – пояснял он возмущённой Грое. – Они же ничего не понимают! Пусть ходят привычной им вереницей. Я купил на Невольничьем рынке пергамент, вот он, гляди: тут все известные слова из их языка. По каракулям вижу, писано виданором.

– Пошлость какая-то! – вспыхнула Гроя, глянув в пергамент.

Купец развёл руками:

– Это всё, что у нас есть. Постарайся выудить из этой глупой писанины хоть сколько-нибудь полезных слов. Держи цепочку и веди рабынь к лохани. За работу, дочь! Ни мига промедления! Вода для омовений уже бурлит!

Гроя дёрнула плечиком, но повела вереницу рабынь в каюту. На цепочке.

– Разжигай свой котёл, – велел купец кормчему. – Горячей воды потребуется много. Видишь, скольких девок будут отмывать до блеска! Отчаливаем немедля.

– Зачем спешить, господин, если надо мыть «до блеска»? – остановил Гроя кормчий. – В море дров не нарубишь, там нет лесистого берега с ручьями. И будет качать, пена из лохани зальёт каюту. Пресная вода станет дороже вина, а дрова дороже хлеба. На реке Акди придётся покупать дрова у вехтов, они большие скряги и вымогатели. Медную монету за каждое полено запросят! Будут плыть рядом в лодках, мерзавцы, и считать, сколько вёдер пресной воды мы зачерпнули из их реки. И предъявят к оплате каждое ведро! Здесь же такого добра навалом, оно почти ничего не стоит, – и кормчий указал на пыльный пирс, уставленный бочками и штабелями дров, многие торговцы жаждали всучить на «Фец Гигант» дрова, воду и провиант. – Подождём тут, пока твоя дочь занимается товаром, тем временем загрузим воду, дрова и провиант. В море мы выйдем через пару-тройку дней, ночью.

Добавил тихо:

– И ночью меньше глаз. А пока я вобью гребцам побольше сноровки. Похоже, они и вёсел-то не держали никогда. Хотя ребята крепкие.

«Он рассуждает здраво, – подумал Грой. – А я суечусь. Надо вести себя величаво перед этим бандитом».

И кивнул солидно:

– Согласен. Действуй.

…Уже в каюте «Фец Гиганта» он долго размышлял, припоминая весь свой разговор с лордом. Но так и не пришёл к окончательному выводу. Слишком необычным показалось то, что сообщил старый морской разбойник.

– Предлагать к продаже буду эту рабыню, – вслух решил Грой. – Но повезу всех. На всякий случай.

Чудесное путешествие

Огромная крепость на каменистом острове казалась продолжением его хмурых утёсов, творением могучих сил природы, но никак не деянием рук человеческих. Четыре высоких и острых скалы, словно гигантские клыки неведомого страшилища, исполинского обитателя глубоких недр, вонзались в небо. Тёмные бойницы, вырубленные в их граните, смотрели на окружающий мир с мрачным подозрением. Даже стены, выложенные из массивных валунов между скалами-башнями, не походили на рукотворные. Все эти камни были подобраны с неимоверной скрупулёзностью, один-в-один, без единой щели между ними. Под стать крепости выглядел и мост, переброшенный на остров с крутого берега реки: широченный исполин, он опирался своими арками-пролётами на дюжину «быков» и тоже был создан из громадных валунов, с невероятным искусством. Похоже, все его камни укладывали так, чтобы они давили друг на друга, но ни один не пересиливал другого, придавая тем самым прочность всему сооружению. «Фец Гигант», проплывая под колоссальной аркой моста, казался маленькой прогулочной шлюпкой у грандиозного замка лордов, столь велика была разница в размерах корабля и каменных гигантов, стерегущих вход во владения Вечной Вехты.

Купец Грой стоял на палубе и с наслаждением вдыхал запахи первой опадающей листвы. Он не любил непонятного чувствам морского воздуха. Вечно водорослями какими-то воняет, солью и… вообще неизвестно чем. Все те дни, пока «Фец Гигант» пересекал Вехтское море, Грой провёл в каюте, разглядывал доски потолка и строил планы. Он не помогал Грое в уходе за рабынями: дикарки понятия не имели об одежде, все были молоды и хороши собой, потому своё присутствие в толпе голых девушек Грой находил неуместным и даже неприличным для пожилого человека, тем более при дочери. Но велел ей выводить рабынь на палубу, и надолго, ибо свежий воздух оздоровит лица, измученные в трюме разбойничьего корабля и в грязных загонах невольничьего рынка. К хорошему даже солидные люди привыкают быстро, а юные туземки освоились моментально. Вот и сейчас они расположились в кружок на расстеленных одеялах и пересмеивались, уплетая свежие яблоки и подёргивая друг дружку за общую серебряную цепь, пристёгнутую звеньями к замочкам ошейников. Похоже, они совсем не понимали своего низкого статуса рабынь. Лишь одна глядела грустно и даже вздрогнула, когда тень крепостной башни упала на корабль.

– Наша Видьянагги какая-то печальная, – заметил Грой дочери. – Почему? Разузнай. Она должна источать радость.

Он уже знал имя рабыни, заподозренной кормчим в колдовстве.

– «Наша»… – Гроя дёрнула плечиком. – Ты говоришь, как завзятый рабовладелец о рабыне.

– Будем придерживаться общепринятых правил и слов, – строго предупредил купец. – Не забывай, мы вступаем во владения Вечной Вехты, законы тут исполняются с жестокой безупречностью. Не обмолвись ненароком про наш план освободить рабынь. Вмиг окажемся в подвалах какого-нибудь замка, без рабынь и без корабля, в окружении изощрённых инструментов для пыток. Затем последуют допрос, пытки огнём, водой и воздухом, наше признание, обвинение в покушении на основы мироустройства и виселица. Господа Вечной Вехты обожают вешать преступников, в особенности юных преступниц, таких они непременно раздевают донага, прежде чем умертвить с удовольствием. У этих железных всадников чесотка весь день, если с утра не вздёрнут кого-нибудь на площади. Перед каждым замком у них есть площадь, на ней красуется прочная виселица в виде арки из камня и с тремя верёвками: длинной, она для гуманной казни; короткой, для казни поучительной; и с крюком, это для повешения за ноги или ребро. Последний вид казни – назидательный, для утверждения в зрителях покорности мыслей и взвешенности поступков. Зрителей сгоняют на площадь ударами в колокол. Отвратительный дребезжащий звук, но слышно очень далеко. Явка обязательна всем, включая иностранцев и младенцев. И почему-то сбегаются свиньи. Наверное, им нравится видеть, как люди убивают людей.

Купец помрачнел:

– Обсудим что-нибудь более приятное. Здешнюю природу, например.

– Огромная река, – Гроя, вздохнув, поглядела на дымящуюся утренним туманом воду. – Совсем не вижу того берега. Наверное, туман виноват.

– Ты и в ясный полдень его не увидишь, – успокоил купец свою дочь. – Недаром тут чтут великую реку Акди неким божеством.

– Вода какая-то рыжая и мутная в этом божестве, – поморщилась Гроя.

– Такую воду приносит Одо, приток из Рудных гор, – принялся объяснять купец. – Завтра ты увидишь его, вода в нём перемешана со ржавчиной. С горных границ Вечной Вехты текут двадцать могучих рек, десять северных и десять южных. Каждая несёт в себе то, чем богаты её истоки: крупинки золота, железа и угля. Здешние горы щедры, а вехты ужасно упрямы и трудолюбивы. Видишь, чего соорудили.

Гроя покосилась на громаду крепости:

– Очень страшное строение. Чувствуешь себя букашкой. Тут и впрямь умеют внушать почтение.

– Пред тобою, дочь, «Несокрушимый замок», гордость господ Вечной Вехты. Шестьсот лет камни таскали. Подбирали каждый валун в нужный размер и форму, сплавляли на плотах с гор. Людям такой валун не поднять, их укладывали один к одному хитрыми рычагами. Боги очень милостивы к вехтам. Подарили им изощрённые умы и богатые горы, в которых есть всё, только копни. Отличное железо тут лежит повсюду, все предгорья застроены поселениями рудокопов и гудят водяными колёсами, дымят плавильнями. Леса и реки в тех ущельях полны дичи и рыбы. Остальная страна – это широкая и плодородная равнина, покрытая тёмными Ничейными дубравами, засаженная фруктовыми садами, пшеницей и капустой. Сквозь её изобилие течёт Великий Акди, вбирая в себя притоки Снежных гор. Дорога вдоль него пронзает всю страну насквозь. Отсюда и до самых Вехтских Ворот она вымощена тёсаным булыжником и потому всегда чиста, хотя после грандиозного паводка повсюду грязь непролазная. Зато какое раздолье свиньям! В здешних дубравах полно желудей, и Вехта просто кишит откормленными свиньями. Во всех смыслах.