
Полная версия
Тайна рутьера
А я в это самое время отбивался от тех разбойников, которые пытались сбежать, и не видел, что происходило на той стороне поляны. Лишь поняв, что до победы далеко, я оставил крестьян сторожить проход, а сам отобрал пятерых вилланов со щитами и всех стрелков и повел их на помощь рыцарю. Когда мы миновали шалаш, в нас тоже полетели стрелы. Двое были сразу ранены, другие остановились, прячась за щиты. Я приказал лучникам стрелять по деревьям, укрываясь за щитами, а сам побежал туда, где бился с двумя разбойниками Юбер. Ему удалось спрыгнуть с раненной лошади, когда один из разбойников, подобравшись сзади, перерезал ей сухожилья. Он еще сражался, хотя из глубокого пореза на плече сочилась кровь. Парень сильно ослабел, его движения становились замедленным. Двое конных солдат отражали нападение нескольких разбойников. Одна из стрел ударила в мой щит, другая воткнулась в землю рядом с ногой. Я бежал изо всех сил, кидаясь то влево, то вправо, и счастливо избежал попаданий. Когда я оказался рядом с разбойниками, по мне перестали стрелять, боясь задеть своих. Забегая вперед, скажу, что наши лучники умудрились-таки сбить двух стрелков.
– Держись! – крикнул я Юберу. – Я уже здесь. Эй, псы, ко мне!
Тот из разбойников, что находился ближе, сразу же повернулся и направился в мою сторону. Он был вооружен топором на длинной рукояти и тут же пустил его в дело, нанеся удар по щиту. Сталь топорного острия пробила его почти насквозь, в нем же и застряв. Я рванул левую руку вверх, отводя щит вместе с топором в сторону и получив возможность нанести удар мечом по открывшемуся разбойнику. Мой клинок опустился на его плечо, прикрытое кольчугой. Он разрубил кольчужные звенья и глубоко вошел в тело, прорубив ключицу. Разбойник закричал, медленно опускаясь на землю. С трудом вырвав меч из раны, я встретил второго бандита, бросившего Юбера, чтобы разобраться со мной. Он оказался здоровенным увальнем. Отбросив бесполезный теперь щит, я с мечом в руке пошел ему навстречу. Разбойник напал первым, размахивая мечом, как дубиной. Удары его были сильные и такие же бестолковые. И мне легко удавалось уворачиваться от них. На нем была лишь одна шерстяная камиза, покрытая кровью в тех местах, где его достал меч Юбера. Он тяжело дышал, со свистом вдыхая и выдыхая воздух. Я был свежее, меньше устал и не собирался затягивать схватку дольше необходимого. Когда разбойник особенно сильно взмахнул мечом, я, уловив момент, круговым поперечным движением распорол ему живот, и он рухнул на траву, зажимая рану обеими руками. Пот заливал мне глаза. В шлеме было жарко, но приходилось терпеть. Усталость навалилась на меня с такой силой, что руки и ноги сотрясала дрожь. Превозмогая желание отдышаться, я помог Юберу вытащить Зяблика из-под лошади, и мы оттащили его под деревья. Я осмотрелся. Солдаты, к которым присоединился и Юбер, успешно теснили пеших разбойников и не нуждались в моей помощи. А вот рыцарь… Я посмотрел в сторону, откуда неслись крики и звон стали. Де Фруссар стоял, прислонившись к дереву и отбиваясь мечом от нападавших на него трех разбойников. Еще один, находясь сзади, натягивал арбалет. Мне надо было торопиться, пока он не выстрелил. Болт, пущенный с такого расстояния, пробил бы любые доспехи и просто пригвоздил бы рыцаря к дереву. Бегом преодолев отделяющее нас расстояние, я оказался подле арбалетчика, когда он уже наложил стрелу и собирался стрелять. Заслышав мое приближение, он успел лишь посмотреть на меня, а в следующее мгновение я опрокинул его на землю и с силой воткнул меч в грудь так, что острие прошло сквозь тело и застряло, видимо, в позвоночнике. И выдернуть его мне удалось не сразу. Никто из разбойников не повернулся, так они были поглощены схваткой. Де Фруссару пришлось нелегко. Его латы были во вмятинах от ударов, забрало на шлеме поднято, чтобы увеличить обзор. Вот он отбил чужой меч, и тут же на него обрушился топор, отведенный в сторону и вскользь зацепивший рыцаря, прорвав тунику и оставив след на стальном нагруднике.
– Господин! – крикнул я. – Не нужна ли вам помощь?
Вопрос был риторическим, и ответа на него я не ждал. Зато разбойники обернулись. И тот, кого про себя я назвал главарем, сказал:
– Займись им, Легран!
Мужчина с косматой черной шевелюрой, в измазанном и порванном сюрко, в дыры которого проглядывала кольчуга, развернулся и пошел на меня с мечом. По тому, как осторожно этот Легран подходил и не спешил нападать, можно было догадаться, что воин он опытный. С ним на быструю победу рассчитывать не приходилось. Я нанес удар первым, он отбил и сам ударил сверху. Я парировал и сразу же сделал несколько быстрых выпадов, один за другим, заставив его уйти в оборону, а затем отскочил назад, выжидая. Моей целью было вывести его из себя, и я ее добился. Он пошел в атаку. Мощные удары посыпались на меня, как из рога изобилия. Наши мечи с лязгом высекали искры. И скоро я пропустил удар по шлему, от которого зазвенело в голове. Воспользовавшись моей заминкой, разбойник ударил меня ногой в грудь, и я упал на землю. Он в мгновение ока оказался рядом и с утробным хеканьем опустил меч, вонзившийся в землю, так как я успел откатиться в сторону. Следующий удар я парировал мечом, который так и не выпустил из рук, причем настолько удачно, что Легран потерял равновесие и оперся о свой меч. Рывком переместившись, я лягнул его, угодив сапогом по запястью, и он свалился, выпустив рукоять. Из моего положения достать его клинком было делом сомнительным. Я лежал головой к нему. Мне пришлось сначала приподняться, чтобы развернуться к нему, а он тоже не лежал без движения, и в результате мы сцепились друг с другом и стали бороться. В такой схватке меч мне помочь не мог. Враг был намного тяжелее и вскоре подмял меня под себя. Удерживая мою руку с мечом, он второй рукой стал бить меня по забралу, но лишь отбил себе кулак о железо и зашипел от боли. Будь мы без кольчуг и другой амуниции, дело пошло бы быстрее, а так мы походили на перевернутых жуков. Разбойник быстрее меня выбился из сил, удары его стали ослабевать. Я напрягся и скинул его с себя, заодно высвободив руку с мечом. Мне пришлось дважды приложить его рукоятью по лбу, прежде чем он обмяк и дал мне возможность подняться на ноги. Я выпрямился и занес меч. Легран же смог только встать на четвереньки. Лезвие меча резко опустилось на его незащищенную шею. До этого мне не приходилось рубить головы, и я удивился, с какой легкостью она отделилась от своего владельца. Обезглавленное тело распласталось на земле. Из шейного обрубка толчками вытекала кровь, окрашивая зелень травы в красный цвет. Пальцы мертвеца еще несколько мгновений скребли землю, пока не успокоились навсегда.
Я так устал, что с минуту стоял без движения, представляя собой отличную мишень. И стрела, пущенная с дерева на той стороне поляны, едва не пробила мне лопатку, принеся ощутимую боль в ушибленном месте. Погрозив невидимому за листвой стрелку кулаком, я перевел внимание на де Фруссара.
Пока я сражался с Леграном, рыцарь продолжал биться с двумя врагами. Он сильно устал и пропустил удар топора, разрубивший ему латы на левом плече. Разбойник поплатился за свой успех. Рыцарь сделал выпад и пронзил его насквозь. Но на это ушли все силы. Он в изнеможении прислонился к стволу, опустив свой двуручный меч, ставший слишком тяжелым. Против него остался один главарь, торжествовавший победу и уже занесший меч над рыцарем. Однако его клинок встретился с моим мечом. Я успел закрыть своего господина, упредив роковой удар. Разбойник, кого я окрестил главарем, был в рассвете сил, лет тридцати пяти-сорока. Его кожаная одежда выглядела опрятной, кольчуга под ней дорогой работы. Меч в его руках раньше принадлежал не меньше, как рыцарю. За годы войны я много раз встречал подобных типов. Происходя из самых низов, они, благодаря силе и природной сметливости, смогли стать солдатами вовсе не для того, чтобы проливать свою кровь за кого бы то ни было. Нет, война явилась для них средством к быстрому обогащению и легкой наживе. Такие не брезговали ничем. Попадется под руку купец, останется ощипанным точно цыпленок в супе. Бедный крестьянин и тот расстанется и с последним грошом, и с одеждой. Девушка или женщина будут лишены чести, а если заартачатся, то и жизни. И только того, кто сильнее, они не тронут, рыча от бессилия и в душе желая ему скорой смерти. Сначала наемники, потом дезертиры. Они все их окружающее считали своей добычей, не гнушаясь грабить даже церкви и монастыри. Некоторым из них везло настолько, что они становились капитанами и командовали отрядами наемников, как, например, Ла Бун, возивший за собой двадцать возов с награбленным добром. Он не сошелся в цене своих услуг с герцогом Блуазским, и тот приказал накормить его золотом до отвала. При всей своей жадности этот обед бедняга не переварил. Другие же сбивались в шайки, наводившие ужас на земли несчастной страны, грабя, насилуя и лишая жизни ее население. Все они достаточно хитры, чтобы не стать быстрой жертвой правосудия, но веревочка их рано или поздно свивается в петлю.
Я с силой отбил удар, так что главарь пошатнулся и отступил назад.
– Сдавайся, – сказал я, глядя прямо в его маленькие злые глазки. – И я похлопочу перед господином, чтобы дуб, на котором тебя повесят, стоял вблизи от дороги, и все желающие смогут любоваться и плевать на твой труп.
– Умри! – прохрипел он и так рубанул мечом, что на моем клинке осталась зарубка.
– Хорошая сталь, – одобрил я, не успокаиваясь. – Не подаришь на память о нашей встрече?
Грязная брань – это все на что разбойник оказался способен. Я увернулся от следующего его удара и опробовал прочность кольчуги, ударив сбоку. Пусть ее и не пробил. Гримаса от боли на физиономии главаря говорила сама за себя.
– Если сможешь, возьми его живым, – раздался позади голос рыцаря.
– Постараюсь, господин, – ответил я, усмехаясь.
Главарь тоже растянул губы в улыбку. Нет. В какой-то волчий оскал, показав желтые зубы. Он угрожающе водил мечом, медленно подступая ко мне. Я видел, что он не готов умирать, обнаружив во мне опасного противника, и склонялся к бегству. Главное – сохранить собственную жизнь, а там будет видно. Сейчас главарь, нанося удары и отражая их, перемещался так, чтобы подставить меня под прицел стрелка. Стрела, пущенная в грудь, даже не пробив кольчугу, остановит меня и даст ему возможность скрыться. Он забыл о де Фруссаре. Слишком слабый, чтобы вступить в бой, рыцарь добрался до арбалета, поднял его и прицелился в стрелка, в азарте слишком высунувшегося из ветвей. Арбалетный болт сбросил того с дерева, как спелый плод. Лишь на миг главарь отвел глаза, и меч опустился. Я ударил по нему сверху, выбив его из рук. Разбойник нагнулся и выхватил из голенища сапога нож. Одним прыжком он оказался передо мной и ударил ножом в шею. Я подставил левую руку. И клинок зазвенел о кольчугу. Мой меч опустился плашмя на голову главаря, зашатавшегося от удара. Кулаком левой руки я сбил его с ног и затем придавил грудь коленом. Шорох крестьянских башмаков по траве заставил меня поднять голову. В нескольких шагах от меня стояли вилланы.
– Вяжите его, – приказал сидевший на земле де Фруссар окрепшим голосом.
Последний оставшийся в живых лучник попытался убежать, перелезая с дерева на дерево. И ему почти что удалось скрыться, если бы не сук, обломившийся под его тяжестью. Вилланы поймали его и притащили на поляну, попутно избивая. Я увидел его лежащим на земле и скулившим без умолка от боли в сломанных ребрах. Лицо его с выбитым правым глазом, окровавленное и опухшее от побоев, походило на страшную маску. Это был совсем молодой паренек. Он прижимал к груди левую руку с раздробленным запястьем. Вилланов можно понять. Пережив страх и унижения, лишившись с таким трудом заработанного добра, они вымещали свой гнев на том, кто оказался в досягаемости.
По распоряжению рыцаря трупы разбойников снесли в одно место, покидав друг на друга и предварительно избавив от всего, что имело бы хоть какую-то ценность. Всего их было восемнадцать. Кольчуги, гамбезоны и другие предметы военного снаряжения были сложены отдельно, рядом с оружием. Мертвых лошадей расседлали и сняли с них уздечки. Убитых солдат положили отдельно, раненных перевязали. Немного в стороне сидели, словно нахохлившиеся воробьи, три девушки. Они прильнули друг к другу, пряча расцарапанные, в синяках лица и кутаясь в разорванные, превращенные в лохмотья платья. Вилланы поглядывали на них с жалостью. Кому захочется брать замуж обесчещенных? Мельник, не до конца пришедший в себя от удара разбойника, стоял подле дочери, миловидной и большеглазой брюнетки, и гладил своей большой ладонью по ее растрепанной голове.
Наши потери оказались значительны: трое солдат и пятеро крестьян. Де Фруссар, Юбер, Зяблик и еще двое солдат, а также восемь вилланов получили раны. Были убиты две лошади и две ранены. В довершении ко всему рыцарь лишился своего боевого коня.
Де Фруссар едва сдерживал свой гнев, и только желание повесить пойманных разбойников принародно помешало рыцарю покончить с ними в лесу. Впрочем, при тщательном обыске поляны был найден тайник. Где еще можно разбойнику спрятать добычу? Или в дупле, или в земле. Де Фруссар послал вилланов проверить деревья. Из дупла вынули внушительный кожаный мешок, набитый серебряными и золотыми монетами разного достоинства. Даже навскидку там лежало не меньше, чем сто ливров18– цена отличного рыцарского коня. Таких, какой был у де Фруссара, можно будет купить целых два. Если же добавить сюда добытое военное снаряжение, то приход был точно выше расходов. Так что при всех издержках рыцарь оставался не в накладе. А уничтожив крупную шайку, он показал всем свою силу. И теперь мало кто отважится впредь обосновываться самовольно в его владениях. Одежду разбойников, утварь и оставшиеся припасы де Фруссар раздал крестьянам в знак возмещения ущерба.
Я подошел к рыцарю, сидящему на седле подле кострища.
– Господин, вы звали меня?
– Да, Малон. Пленный парень твердит, что их было двадцать один. Значит, один ушел.
– Может быть, – я пожал плечами. – Прикажете обыскать лес?
Рыцарь пристально посмотрел на меня. Решая, смеюсь ли я или говорю серьезно.
– Нет, если он скрылся во время боя, нам его не найти. Черт с ним. Думаю, назад он не вернется. Но все-таки будь настороже. По словам разбойника, это лучник, и очень хороший.
– Как прикажете, господин.
Только к вечеру мы выбрались из леса. Много времени ушло на копание могилы разбойникам и перенос убитых и раненных туда, где их подобрали крестьянские повозки. Обоих разбойников привязали к лошадям. Де Фруссар, уже без доспехов, сложенных на телегу, поглаживая поврежденное плечо, ехал рядом со мной, как с равным, признав тем самым мой военный опыт. Как бы то ни было, а мое участие в бою оказалось решающим.
И на моем счету было шесть разбойников. Юбер и Зяблик смотрели на меня с восхищением и благодарностью. Им я сохранил жизнь. Рыцарь же выразил свои чувства в следующих словах:
– Я рад, Малон, что не ошибся в тебе. Само собой разумеется, что испытание ты прошел. Я рад случаю, предоставившего мне такого отличного бойца. В гарнизоне ты точно будешь не лишним.
– Благодарю вас, господин! А если вы и заплатите мне за троих, то буду счастлив, – позволил я себе шутку, прижимая руку к сердцу и склоняя голову.
Рыцарь ее оценил и скорчил притворно грустную мину:
– Платить тебе в три раза больше я не в состоянии. Увы! Я поступлю по-другому. Ты ведь знаешь, что господин граф, мой сюзерен, ведет войну? Я собираюсь набрать побольше солдат и увеличить гарнизон. Хочу сделать тебя капитаном. Эта должность пустовала.
И увеличу тебе жалованье. Будешь получать четыре денье в день. И меч разбойника дарю тебе. Заметь, раньше принадлежал безусловно богатому рыцарю. У меня и самого оружия такого качества не слишком много. Но ты заслужил меч по праву. Владей!
– Благодарю еще раз, Господин! Вы очень добры. Я постараюсь быть достойным вашего доверия.
– Не сомневаюсь! – де Фруссар одобрительно хлопнул меня по плечу. Для этого ему пришлось сблизиться и ехать со мной стремя в стремя. Что ж, доверие моего господина дорого стоило. Я ехал и думал о том, что уже второй раз проделываю все с самого начала и строю карьеру с нуля.
Глава десятая. Исчезновение кастеляна
Двадцатый день пребывания в замке Мо начался для меня с проверки часовых на барбакане. Часть наших солдат находились на излечении. Де Фруссар набрал новичков для восполнения потерь, понесенных в стычке с разбойниками. Теперь гарнизон насчитывал восемнадцать человек. Когда в строй вернутся раненые, будет двадцать. Только новоиспеченных солдат приходилось всему учить. Даже тому, как стоять на часах. Новички были обычными крестьянскими парнями, и бой с разбойниками был их боевым крещением. Чтобы в короткий срок превратить бывших крестьян в воинов, Гийом и я муштровали их по очереди с утра до вечера. Все эти дни на замковом дворе слышны были звуки ударов мечей о щиты и свист спускаемой тетивы. Форсированность обучения определялась желанием рыцаря иметь хоть какие-то боеспособные силы для защиты замка. Новости, дошедшие до нашей глуши, были не утешительны. Граф собирался в скором времени выступить в поход на Кабана. А это означало войну, которая обязательно затронет и нас. Хромой Гийом принял мое повышение не слишком любезно. Я узнал, что он даже спорил с рыцарем из-за него. Но де Фруссар уперся и не пошел на попятный. Отца Жерома он заставил написать новый договор. Для многих в замке перемена моего положения оказалась неожиданной, а для некоторых и нежелательной. К числу последних относились Жиль Пуле и капеллан.
Это майское утро выдалось солнечным и свежим. Дышалось легко, свежий ветерок ласкал лицо и ерошил волосы. Я как раз собирался спуститься с барбакана, когда увидел поднимающегося по лестнице поваренка Жака. Мальчуган, слегка запыхавшись и шмыгая по привычке носом, сказал мне тоном взрослого человека:
– Господин, вас вызывает к себе его милость.
Ничего не подозревая, я спустился во двор и направился к своему сеньору. Рыцарь де Фруссар находился в конюшне, осматривал свое недавнее приобретение – вороного испанского жеребца. Тот был крупным, с мощными ногами, широкой грудью и с изящной небольшой головой. Испанские лошади отличались смелостью, покладистым нравом и стоили дорого. Рыцарь купил коня у проезжего барышника позавчера, после длительного торга и теперь проводил в конюшне больше времени, чем в собственной спальне. Однако, гладя коня по шелковистой коже, де Фруссар выглядел озабоченным и даже хмурым.
– Малон, – обратился он ко мне, – куда-то запропастился старина Гийом. Ты не встречал его?
– Нет, господин. Сегодня я его не видел.
– А вчера? Мне сказали, что вы вместе были в трактире.
– Не совсем так. Я пришел в трактир позже. Кастелян уже был там.
– Расскажи-ка поподробней, как все было. Я знаю Гийома, сколько себя помню. Он никогда не пропадал надолго, не предупредив заранее. А сегодня я послал за ним, и оказалось, что его нигде нет. Может вчера что-то случилось?
– Прошу прощения, господин, я не заметил ничего странного. Когда я пришел в трактир, кастелян уже сидел там и, увидев меня, позвал за свой стол. Он пил вино и угостил меня. А потом я его в свою очередь. Мы посидели часа два, может больше. Потом я собрался уходить, а господин Гийом оставался еще в трактире. Я же пришел в замок и сразу завалился спать.
– То есть ты не знаешь, возвратился кастелян в замок или нет?
– Да, господин. Я этого не видел. Надо спросить у Юбера. Он стоял в карауле у ворот ночью.
– Юбер клянется, что ворота были закрыты. И он, кроме тебя, никого больше не впускал.
– Кастелян в деревню приехал на своем коне.
– В конюшне, как видишь сам, его коня нет.
Действительно, гнедой жеребец кастеляна отсутствовал.
– Запутанное дело, господин! – только и смог сказать я.
– Да уж запутанней некуда. Я послал за кастеляном утром. Постель его была пуста и даже не расстелена. Тогда я отправил слуг на поиски. Они обошли все помещения. Выясняется, что Гийома не было и ночью. Вы вчера о чем-то говорили с ним? Он никуда не собирался?
– Господин, – взмолился я. – Вы же знаете, что наш кастелян всегда держался особняком.
О чем мы говорили? О прошлогоднем урожае винограда, о вашем новом жеребце, о том, как продвигается обучение солдат и о всякой чепухе, не стоящей внимания. Ах да! Вспомнил! Он сказал, что последние дни его все чаще тревожит старая рана, сильно болит по ночам. Он хотел наведаться к нашему лекарю. Это все, что я могу сказать.
Де Фруссар нахмурился:
– Надо начать поиски кастеляна. Мы поступим так. Бери с собой троих солдат. Садитесь на коней и прочешите всю округу. Возможно, что мои опасения не имеют под собой почвы, и старый греховодник задержался у какой-нибудь своей зазнобы. Дай-то Бог! Опросите людей в деревне, обшарьте каждый закоулок. Я хочу знать, что случилось.
– Слушаюсь, господин.
Интересно, куда же исчез Хромой Гийом,– рассуждал я позднее, покачиваясь в седле во главе маленького поискового отряда. Первым делом я направился к трактиру. Каурого у коновязи не было. Я велел солдатам ждать и вошел в трактир. Хозяин сказал мне, что Гийом уехал сразу после меня. Он слышал, как тот уезжал. Трактирщик предложил мне вина, но я отказался, было не до того. Выйдя, я приказал своим солдатам спросить вилланов, видели ли они Гийома. Те с большим усердием взялись исполнять приказание, превратив расспросы в допрос с пристрастием. Особенно усердствовал Триктрак, солдат, получивший свое прозвище за пристрастие к этой азартной игре. В одном доме он каждого члена семьи допрашивал отдельно, чтобы они якобы не смогли сговориться. Кончилось тем, что отец пошел посмотреть, почему допрос его дочери в сарае длится так долго. Он застал дознавателя за далеким от следствия занятием и деревянной лопатой навернул его по голому заду так, что Триктрак вынесся со двора, словно ошпаренный. После этого я увел свое воинство за околицу, от греха подальше. Мы объехали все окрестности вокруг замка, но так ничего и не нашли.
Исчезновение кастеляна меня взволновало не меньше, чем рыцаря. А даже больше.
Я ведь тоже далеко не все рассказал господину. На самом деле разговор с кастеляном в трактире был не столь уж пустопорожним. Начнем с того, что меня чрезвычайно удивило его приглашение. За все мое пребывание в замке такое случилось впервые. Гийом был много выше нас по положению и от солдат держался на расстоянии. Со мной до этого он не перекинулся и парой слов вне службы. Даже мои заслуги в победе над разбойниками и превращение в капитана ничего не изменили в наших отношениях. Да я и не стремился что-то менять. Поэтому насторожился. С чего бы кастеляну сближаться со мной? Может быть, он хочет что-то выведать у меня? Посмотрим.
Итак, тогда я вежливо принял его приглашение и уселся напротив. Гийом налил мне вина в кружку, и мы выпили. Хромой Гийом слыл неразговорчивым человеком. Солдаты рассказывали мне, что в трактире он мог пить часами, не говоря ни слова и используя лишь жесты. Сначала мы с ним и правда не говорили. Вернее сказать, молчали, попивая неплохое для сельского трактира вино. Когда у кувшина показалось дно, Гийом наконец раскрыл рот:
– Около трех недель назад кто-то уничтожил банду Речной Крысы, окопавшуюся в башне на реке. Ты что-нибудь слышал об этом, Малон?
– Вроде бы что-то такое мне рассказывали, но подробностей я не помню.
Гийом испытующе посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд.
– Странное дело. Это случилось именно в тот день, когда ты явился в замок.
– Совпадение.
Я спокойно допил вино, поставил кружку на стол и жестом попросил хозяина принести еще кувшин. Гийом продолжал сверлить меня глазами.
– Не хитри со мной, сынок. Ты сказал, что к нам пришел прямиком из Понталье. Как же ты переправился на наш берег?
– На лодке.
– На лодке? И река была свободной?
– Я отвечу, если вы скажете мне, почему вас это интересует? Как кастелян замка, вы должны быть рады, что кто-то сделал за вас работу.
– Земля, где стоит башня, принадлежит монастырю, – хмуро сказал Гийом. – Ее подарил тому еще отец Реджиса де Фруссара. А на счет тебя… Почему-то мне кажется, что ты не просто так притащился в наше захолустье. С твоим воинским умением можно было найти работенку и получше, да и почище. И ты не прост, Клод-Франсуа Малон. Далеко не прост. Есть в тебе двойное дно. Не знаешь, что от тебя ждать. Это плохо. Меня напрягает, когда я чего-то не понимаю. Усек?
Конечно, я усек, но говорить правду этому хитрецу не собирался. В моем положении проще было все отрицать и врать напропалую. Но только не в том, что можно проверить.
– Хорошо, господин, я отвечу. Когда я оказался на том берегу, то встретил в харчевне трех рутьеров. Думаю, им заплатили за то, чтобы они уничтожили банду на реке. Мы разговорились, и я решил отправиться с ними. Мне ведь все равно нужно было на вашу сторону. Получается, что я тоже приложил к этому руку. Скрывать не стану.